Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
огучей силе, что каждую ночь неудержимо несется на восток, чтобы уничтожать
города? Наверное, ее муж, intelligence-offi-cer, что-то ей рассказывал, и
потому она отнеслась к штурману с таким сочувствием. Но конечно,
intelligen-ce-officer все видел как-то со стороны, подобно началь-нику
контрольного поста, наблюдающему за полетами сквозь стекла своей вышки:
самолеты для него только машины определенного веса, стартующие одна за
дру-гой по зеленому сигналу или внезапно возникающие из мрака в
ослепительных лучах световых прожекторов и проносящиеся, сбавляя скорость,
по освещенной до-рожке. Потом летчики входят в комнату разведслужбы. Они
рассаживаются вокруг некрашеного деревянного стола и отвечают на вопросы.
"Заметили ли вы раз-рывы над объектом? Был ли огонь ПВО, плотным и точ-ным?
Атаковали ли вас истребители?" Но intelligence-officer никогда не узнает,
что такое точный огонь зени-ток; он никогда не услышит, как по крыльям
хлещет шквал снарядов; он никогда не почувствует, как кровь стынет в жилах,
когда навстречу эскадре вспыхивают орудийные залпы.
Утром штурман позвонил женщине и предупредил ее, что в ближайшие
два-три дня прийти не сможет, потому что должен участвовать в очередной
операции. Голос в трубке, слабый и неуверенный, казался совсем юным; в нем
звучали протяжные хрустальные ноты, которые может надломить малейшее
волнение. "Как я рада!" -- сказала она, узнав, что штурман вернулся в строй.
Штурман поспешил оборвать разговор и быстро повесил трубку. Что ее
обрадовало? Наверное, она ре-шила, что история с Ромером улажена; но, кроме
того, она, может быть, обрадовалась тому, что штурман боль-ше не числится в
нарушителях дисциплины и заведен-ного порядка и снова занял свое место среди
нацио-нальных и всемирных героев. "Нет, она гораздо лучше. Она рада, потому
что знает, как я страдал, оставаясь в стороне. Она рада так же, как и я".
Из коридорчика вышел бортмеханик и, тронув штур-мана за плечо, показал
ему пальцем на кабину пилота. Осторожно ступая, штурман добрался до пилота,
и тот попросил его стать поближе. Штурман натянул шлем и включил микрофон,
но пилот продолжал делать ему знаки. Он не хотел пользоваться микрофоном.
Тогда весь экипаж услышит, о чем они говорят. Штурман стянул шлем и
подставил руку наподобие трубочки к уху, чтобы лучше слышать сквозь гул
моторов.
-- Ты видишь их? -- спросил пилот.
Самолет был уже около взлетной полосы, и каза-лось, пилот ожидает,
когда оторвется самолет, двигав-шийся перед ними, чтобы занять его место.
-- Что? -- закричал штурман.
-- Огни, черт побери!
Они были неяркие, это правда, но видны хорошо. Слева, куда выруливал
самолет, за которым они долж-ны были следовать, протянулись вдаль два
сливающих-ся ряда золотых огней, точно фонари в каком-то вы-мершем городе,
бесцельно горящие вдоль бульвара.
Штурман вздрогнул. Вот оно. Самолет еще не про-бежал взлетной полосы, а
пилот уже перестал разли-чать огни. "Ну что ж,-- подумал штурман,-- с
пило-том, который не видит взлетных огней, в воздух все равно не
поднимешься. Делать нечего, придется отка-заться". И он почувствовал досаду.
Но второй пилот наклонился к нему и вопросительно на него посмотрел. "Если я
его оставлю, он пропал,-- подумал о пилоте штурман.-- После такого
оправиться невозможно".
-- Все в порядке,-- сказал он второму пилоту, что-бы успокоить его.
Он стал за спиной пилота и положил руки ему на плечи. Потом,
наклонившись к самому его уху, так что ощутил теплоту кожи, спросил
требовательным голосом, которого раньше за собой не знал:
-- Ты видишь приборы?
-- Да.
-- Тогда я буду тебя вести. Я буду сжимать тебе плечо, и ты будешь
знать, в какую сторону поворачи-вать. Так просто нас не возьмешь.
-- Ты думаешь? -- спросил пилот.
-- Ну конечно. А теперь давай. Выруливай на старт. Уже несколько секунд
на них был направлен зеле-ный свет; теперь он начал яростно мигать. Это
зна-чило: "Поторапливайтесь".
-- Ладно, ладно,-- проворчал штурман.-- Не нерв-ничайте, господа.
Он надавил на плечи пилота, тот в свою очередь двинул вперед все четыре
рычага газа, и самолет тро-нулся. Затем штурман ослабил левую руку и
похлопал пилота по плечу, добиваясь того, чтобы машина стала точно у края
полосы.
-- Отлично,-- сказал штурман.-- А теперь следи только за приборами.
Остальное я беру на себя. Пошли.
Словно органист, управляющий регистрами, пилот правой рукой медленно
передвинул рычаги газа вперед до упора. Машина дрогнула--ее оживило дыхание
огромной силы. Она двинулась сначала тяжело, потом сила скорости приподняла
ее над землей, и, точно чу-десный дождь падающих звезд, понеслись назад
осве-тительные огни. Штурман давил на плечи пилота, и, повинуясь ему, тот
быстрыми движениями пальцев пе-ремещал рычаги. "Налево... Еще немного...
Хорошо". И, как лошадь на экране, при замедленной съемке, одо-левающая
препятствие, самолет величественно под-нялся в воздух.
-- Ну вот,--процедил штурман сквозь зубы.--Так и ломают себе шею. Не
обращай внимания на огни,-- закричал он пилоту, отпуская его плечи.-- Теперь
на них наплевать. Они тебе больше не нужны. Ложись на курс.
Пилот кивнул. Он сбавил газ и, не отводя глаз от указателя скорости и
крохотного силуэта самолета на искусственном горизонте, по которому
определял вы-соту, сжал обеими руками штурвал. "Сто тридцать миль, сто
сорок, сто пятьдесят..." -- считал штурман. Потом он отодвинулся, чтобы не
заслонять бортмеха-нику заднюю доску с приборами, и, в то время как Везер,
прижав планшет к груди, пробирался к себе в кабину, стал рядом со вторым
пилотом.
Самолеты поднимались со всех соседних аэродромов.| Их огни проносились
над самой землей, потом медленно взмывали в небо, туда, где
сосредоточивались эскад-ры. В нужную минуту Везер давал новый курс, по
ко-торому самолет должен был вернуться к базе, чтобы занять свое место в
боевом порядке.
-- Стрелки, внимание,--сказал пилот в микро-фон.-- Беру вправо.
Предупреждайте о машинах.
"Он взял себя в руки,-- подумал штурман.-- Но если б стрелки вдруг
узнали, что он почти слеп..." Он снова стал за спиной пилота и положил руки
ему на плечи. Он ни в чем не упрекал его. Рисковали они вме-сте, а одним
безумием больше или меньше -- все равно. Пока есть опасность столкнуться с
каким-нибудь само-летом, идущим наперерез, нужно быть рядом с пило-том. "Во
всяком случае,--думал штурман,--по возвра-щении я молчать не буду и заставлю
его еще раз прой-ти медицинское освидетельствование. Отвечать за ги-бель
всего экипажа я не хочу". В этот момент пилот снял руку со штурвала и,
полуобернувшись к штур-ману, пожал ему пальцы. Сейчас только таким образом
он мог выразить ему свою признательность и свою дружбу.
Штурман наклонился к нему.
-- Это было не так уж трудно. Теперь я уверен, что ты будешь видеть
огни.
Пилот притянул штурмана к себе.
-- Начинаю видеть,-- сказал он.
-- Ладно, не забывай о соседях,-- пробормотал штурман.-- Смотри, как бы
не врезаться.
Грохот стоял такой, что пилот мог слышать только то, что говорили в
микрофон: у каждого к шлему было прикреплено резиновое рыльце, и микрофон
сидел в его углублении. Если только не нажимать на кнопку связи, можно вовсю
сыпать проклятиями и тебя па услышат. Иногда это доставляло удовольствие, и
каж-дый старался воспользоваться такой возможностью. Действительно, к пилоту
мало-помалу возвращалось самообладание, и время от времени он отрывался от
своих приборов и бросал быстрый взгляд в темноту, туда, где застыли хрупкие
звезды и, точно дельфины, колыхались в черных водах ночи огни ближайших
машин.
-- Пилот, влево! -- вдруг крикнул стрелок. Пилот налег на штурвал, и
самолет послушно по-вернул влево.
-- Все в порядке, стрелок, все в порядке.
Какой-то самолет, настоящая скотина, прошел пря-мо у них под носом;
все, кроме Везера, закрытого в своей кабине, видели, как его огромная масса
выныр-нула откуда-то справа из пустого пространства. Навер-ное, машина была
с соседней базы и за штурвалом сидел молодой парень, какой-нибудь погонщик
быков из Австралии или лесоруб из Канады, короче, один из тех, что в
тонкости вдаваться не любят и, когда меняют курс, слушают только команду и
не думают об опас-ности врезаться в товарища. Таких всегда следует
осте-регаться.
На несколько секунд у штурмана перехватило ды-хание. Вот так, наверное,
в ту памятную ночь все и произошло.
Сам не зная почему, он вспомнил Адмирала у само-лета в ту ночь, когда
штурман пришел его встретить после полета. Адмирал только что выбрался из
машины и еще нетвердо держался на ногах; он побежал к полю, окружавшему
бетонированную площадку, на которой под сенью деревьев стоял самолет, и,
упав на траву, стал хватать ее руками. "Послушай,-- сказал штурман, подходя
к нему,-- что с тобой? Ты болен?" Адмирал поднялся, шрам сверкал на его
непокрытой голове, и у него вдруг вырвался смешок, похожий на сдавленный
кашель. "А ты никогда этого не делал? -- спросил он.-- Понимаешь, звезды в
конце концов чертовски надое-дают, и, чтобы убедиться, что я на земле, я
должен пощупать ее. И тогда мне снова хорошо". А ведь тот полет был не
тяжелее других. Адмирал поводил фона-риком по фюзеляжу и крыльям и обнаружил
только два или три следа от снарядных осколков. "Сволочи!..-- закричал он.--
Вот сволочи!.."
"Неужели он каждый раз, возвращаясь из полета, будет щупать землю?" --
спросил себя штурман. И вне-запно он ощутил желание, вернувшись, тоже
припасть к земле. Теперь она для него наполнилась смыслом:
там ждала его молодая женщина под рубенсовским портретом розовощекого
голубоглазого ребенка, висев-шим над красной плюшевой кушеткой. Штурману так
хотелось бы отдать все теперешние тревоги за безмя-тежность той ночи, когда
он лежал -- сколько времени это длилось? -- вытянувшись рядом с женщиной,
поло-жив руку ей на грудь, оцепенев от счастья. А теперь нужно было снова
приниматься за прежнее. "Зачем?" -- опять спросил он себя. Он мог бы
растянуть историю с взысканием. Мог бы отказаться от вмешательства Адмирала.
Его посадили бы под арест, а тем временем, может быть подписали бы перемирие
и в конце концов все как-то уладилось бы. Но нет, он должен был про-должать,
чтобы получить возможность снова увидеться с женщиной, и еще из-за этой
дурацкой истории с Лебоном, которого хотели угробить, потому что он
пере-стал различать огни. "Ну и что?--с горечью сказал он себе.--Еще
немного, и сейчас мы бы навеки пере-стали их видеть. О таких вещах лучше
никогда не рассказывать и, главное, никогда не бахвалиться ими".
Пролетев над своими базами, эскадры выстроились, образовав огромный
сверкающий вал, который пока-тился к южному побережью Англии. Там выключат
все огни, пилоты наберут высоту, следя за светящи-мися стрелками приборов. В
своих турелях зашеве-лятся стрелки, словно желая убедиться, что бодрствуют.
Освещены только кабины штурманов. Не разделяя вол-нений других членов
экипажа, они безмятежно про-кладывают курсы, отделенные от всего окружающего
мира.
Штурман пробрался между пилотами, приподнял шторку штурманской кабинки
и сел рядом с Везером. Зажав карандаш в зубах, Везер работал с прибором;
сигналы, пляшущие на зеленых экранах, показывали пересечения радиоволн и
позволяли рассчитать место-положение самолета. Штурман легонько отодвинул
то-варища. Везер уступил ему прибор, и он взялся за ручки. Он записал
координаты, и Везер указал каран-дашом на навигационной карте точку в
открытом море. Скоро они пролетят над первыми линиями противо-воздушной
обороны континента, и орудийные залпы слегка вспенят катящийся вал
бомбардировщиков.
Дальше курс лежал на восток до самого Седана, спу-скался немного к югу,
чтобы заставить противника ожидать атаку на Штутгарт, и внезапно сворачивал
на Вюрцбург, где предстояло разбомбить подшипнико-вые заводы. Сам Вюрцбург
не упоминался. Географи-ческие координаты определяли только место:
09В№75/ восточной долготы и 48083/ северной
широты. После чего путь шел на северо-запад, потом снова на юг и, наконец,
зигзагами на запад, к берегам Англии.
-- Ветер снова переменился,-- сказал Везер. Каждые полчаса мощные
передатчики сообщали самолетам силу и направление ветра. В секретности
больше не было смысла. Враг уже обнаружил бомбар-дировщики, поднял
истребители, и вся Европа знала силу ветра и его направление. Все было
как-то странно. В экипаже на штурмане не лежало никакой ответствен-ности, и,
сознавая это, он испытывал облегчение. Он внимательно следил за работой
Везера, словно сидел в учебной кабине и словно грохот, оглушающий его,
несмотря на плотной шлем и наушники, был шумом турбины, имитирующей грохот
моторов. Экипаж был спокоен, и, когда они летели над побережьем, штурман
даже не встал с места, чтобы полюбоваться зрелищем скрещивающихся
прожекторов и орудийных разрывов. Самолет качнулся влево, потом занял
нормальное по-ложение. За шторкой в своей застекленной кабине бом-бардир
всматривался в небо перед собой. Он молчал. Штурман видел, как он сидит на
скамеечке, чуть пово-рачивая голову, точно часовой на крепостной стене,
окруженный ожерельем мерцающих звезд. Везер тоже, казалось, не тревожился. К
тому же сегодня ночью спутать объект было невозможно.
-- Я тебе не нужен? -- спросил Везера штурман.
-- Нет,-- ответил Везер.-- Займись чем хочешь.
-- Поискать звезду?
-- Если хочешь. Хотя, сам знаешь, звезды... Штурман вынул из чехла
секстант. На мгновение он заколебался. Какую звезду будет он визировать? Он
любил Юпитер, сверкающий высоко в небе, точно маяк, но Юпитер -- планета, и
его блуждающая орбита требовала более сложных вычислений. Лучше на этот раз
для удобства взять какую-нибудь звезду первой ве-личины, которую легко
поймать в голубой глазок сек-станта, например Арктур, подвешенный к
сверкающе-му ожерелью.
-- Пилот,-- сказалштурман,-- курс.Визирую звезду.
-- А,-- отозвался пилот,-- звезду... Сегодня нас балуют.
Обычно штурманы к звездам не прибегали. Они предпочитали обходиться без
них. Конечно, зная, сколь-ко световых лет вас разделяет, нетрудно
вообразить, что звезды неподвижны и ты сам не движешься, но когда в полете
проецируешь звездные углы на гринвич-ский меридиан, местоположение
определяешь очень приблизительно, а ведь по курсу вас подстерегают
ис-требители и зенитки. Так что визирование звезд было лишь вспомогательным
средством и лирической пере-дышкой, и штурман просто предоставлял в
распоряжение Везера еще одну прямую, с которой тот мог делать, что ему
угодно.
Штурман, точно звездочет, забрался под астрокупол, отыскал надежную
точку опоры, поймал в видоиска-тель Арктур, похожий на дрожащую каплю росы,
и включил секундомер. Не выпуская штурвала из рук и легонько касаясь носками
педалей, пилот держал самолет, стараясь избежать в течение этих двух минут
визирования малейшего крена.
-- Отлично,-- сказал штурман.-- Я кончил. Он открыл бортовой журнал и
бросил на стол Везеру записку: "Арктур, 43В№35/".
Везер взял компас и начертил угол у себя на карте. Линия Арктура
проходила недалеко от маршрута, и Везер, обернувшись, подмигнул штурману.
-- Неплохо ты сработал,-- сказал он.
Штурман вернулся к пилотам, еще ослепленный яр-ким светом ламп в кабине
Везера. Он облокотился на боковой щиток. Самолет летел с притушенными огнями
в кромешной темноте. Только моторы выбрасывали сно-пы бледно-розовых и
голубоватых искр. Земля тоже казалась мертвой, а ведь она, наверное, дрожала
от чудовищного грохота самолетов. Сидя спиной к пилоту, бортмеханик
записывал на больших страницах своего журнала температуру и атмосферное
давление; потом он поднялся, тяжело ступая, прошел назад и занялся
переключением насосов центральных бензобаков.
-- Стрелки, вы видите машины? -- спросил пилот.
-- Да,-- ответил хвостовой стрелок.-- Все на виду. Штурман подошел к
пилоту. Слегка налегая на штурвал, тот выравнивал крены, его большие меховые
сапоги на педалях почти не шевелились. Кивком голо-вы он подозвал штурмана,
и тот наклонился к нему.
-- Знаешь,-- сказал пилот, на минутку приподняв маску,-- все в порядке.
Я все вижу.
"Ну вот,-- выпрямившись, подумал штурман,-- он тоже спасен. Это был
самый обычный страх, но он это-го не сознавал. А я,-- спросил он себя
немного спу-стя,-- страшно ли мне?"
Вопрос показался ему странным. При взлете он не испытывал страха. Этот
взлет был сознательным рис-ком. Но когда пилот чуть было не врезался в этого
скота, что вынырнул у них под носом, у штурмана все похолодело внутри и
втайне он пожалел, что ради удо-вольствия помочь ближнему пустился в такую
дурац-кую авантюру. Но сейчас жалеть уже не о чем: жребий брошен, и никто не
в силах ничего изменить.
Спокойствие, которое он теперь испытывал, было для него загадкой. Он
несся вперед, как когда-то над равнинами Англии во время ночных учений, и
машина так же подрагивала через ровные интервалы от работы моторов; но
теперь он летел навстречу врагу и должен был обратить в прах подшипниковый
завод. Вместе с его экипажем четыреста пятьдесят других самолетов
направлялись к Вюрцбургу, все глубже погружаясь во мрак, словно оберегавший
их, и еще шестьсот самоле-тов должны были повернуть у Седана к Кельну, чтобы
отвлечь часть контратакующих истребителей и перево-рошить старые развалины
города-мученика. Штурман не привык оставаться без дела, и он не ожидал, что
его будет осаждать множество мыслей, до этого лишь смут-но мелькавших в его
уме. Каждый раз по мере прибли-жения к объекту он чувствовал в словах,
которыми обменивались члены экипажа, особенно стрелки, какую-то нервозность,
и в конце концов она, точно холодная изморось, пробирала и его. В эту ночь
ему было не по себе. Он уже не испытывал никакого любопытства. Он видел
перед собою Адмирала, ощупывающего землю, и молодую женщину в свете лампы,
ее глаза, похожие на узкие листья безвременника. "Не соврал ли он? --
подумал штурман, возвращаясь мыслями к пилоту.-- Действительно ли он видит
огни или врежется в про-жекторы?"
Он стал рядом с пилотом и похлопал его по плечу.
-- Все в порядке? -- крикнул он, наклонившись к его маске и подняв
кверху палец.
В ответ пилот только закивал своим пятачком. У него не было времени на
разговоры. Ночь стояла та-кая темная, что с трудом можно было различить
концы крыльев самолета. Чтобы удерживать тридцатитонную машину в устойчивом
положении, пилоту нужно было то и дело нажимать на педали управления и не
упу-скать силуэтик самолета с линии искусственного гори-зонта. Но все шло
хорошо. Указатель скорости пока-зывал двести двадцать миль. На такой высоте
это должно было давать четыреста километров в час. Че-рез несколько минут
они будут над Вюрцбургом и нач-нется крупная игра.
-- Алло, пилот,-- сказал стрелок верхней турели.-- Пожар слева от нас.
Штурман уже заметил красное зарево, которое ши-рилось на горизонте,
точно нарождавшаяся заря в пре-красный летний день; расстояние определить
было трудно, но казалось, что это далеко.
-- Должно быть, Кельн,--