Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
громные фламинго, плыли облака, нежно оберегая мелькавший между
ними молодой месяц. На ветках куста орешника было какое-то предощущение
утренней зари. Орешник был трогательно наг, но полон надежд на близящее-
ся набухание почек. Из кухни доносился аромат жареной печенки. И еще -
запах тушеного лука. Наши сердца забились сильнее.
Ленц не выдержал и ворвался в дом. Вскоре он вернулся с просветленным
лицом.
- Посмотрели бы вы на этот жареный картофель! Давайте поторопимся, а
то, чего доброго, прозеваем самый смак!
В эту минуту с легким гудением подъехала еще одна машина. Мы застыли,
словно пригвожденные. Это был тот самый "бьюик". Он резко затормозил
около "Карла".
- Оп-ля! - воскликнул Ленц.
Из-за подобных приключений у нас уже не раз случались драки.
Мужчина вышел из автомобиля. Это был рослый и грузный человек в прос-
торном реглане из верблюжьей шерсти. Он с досадой покосился на "Карла",
затем снял плотные, желтые перчатки и подошел к нам. Лицо его напоминало
маринованный огурец.
- Что это у вас за модель? - спросил он Кестера, который стоял к нему
ближе.
С минуту мы молча смотрели на него. Видимо, он принял нас за каких-то
автомехаников, которые, нарядившись в воскресные костюмы, решили прока-
титься на чужой машине.
- Вы что-то сказали? - спросил Отто, как бы не решаясь намекнуть ему,
что можно быть и повежливее.
Мужчина покраснел.
- Я просто спросил про эту машину, - буркнул он в том же тоне.
Ленц выпрямился. Его крупный нос вздрогнул. Он очень ценил вежливость
в других. Но прежде чем он успел раскрыть рот, вдруг, словно по манове-
нию какого-то духа, отворилась вторая дверца "бьюика". Из нее высунулась
стройная ножка с узким коленом, а затем вышла девушка и медленно напра-
вилась к нам. Мы удивленно переглянулись. До этого мы и не замечали, что
в "бьюике" был еще кто-то. Ленц мгновенно перестроился. Его веснушчатое
лицо расплылось в широкой улыбке. Да и все мы - бог знает почему - зау-
лыбались.
Толстяк озадаченно глядел на нас. Он потерял самообладание и явно не
знал, как себя вести.
- Биндинг, - наконец, полупоклонившись, представился он, словно уце-
пившись за свою фамилию, как за якорь спасения.
Теперь девушка стояла вплотную к нам, и мы стали еще приветливее.
- Да покажи ты ему машину, Отто, - сказал Ленц, бросив торопливый
взгляд на Кестера.
- А почему бы и нет, - ответил Отто и весело улыбнулся.
- Я и в самом деле с удовольствием посмотрю на нее, - уже примири-
тельно проговорил Биндинг. - Чертовски скоростная машина. Как это вы
запросто обштопали меня!
Оба ушли к стоянке, где Кестер поднял капот "Карла".
Девушка не последовала за ними. Стройная и безмолвная, она стояла в
сумерках рядом с Ленцем и со мной. Я ожидал, что Ленц воспользуется слу-
чаем и с ходу взорвется, как бомба. Он был создан как раз для таких си-
туаций. Но словно лишившись дара речи, вместо того чтобы затоковать, как
тетерев, он стоял как отпущенный из обители монах ордена кармелитов и не
мог пошевельнуться.
- Простите нас, пожалуйста, - сказал я наконец. - Мы не заметили вас
в машине. Иначе наверняка не стали бы так глупить.
Девушка посмотрела на меня.
- А почему бы и не поглупить? - спокойным, неожиданно глуховатым го-
лосом ответила она. - Не так уж это было страшно.
- Не страшно, конечно, но и не так уж прилично. Ведь наша машина дает
около двухсот в час.
Она слегка подалась вперед и засунула руки в карманы пальто.
- Двести километров?
- Ровно сто девяносто восемь и две десятых, официально установлено, -
с гордостью, точно выпалил из пистолета, объявил Ленц.
Она рассмеялась.
- А мы-то думали, что ваш потолок - шестьдесят, семьдесят.
- Видите ли, - сказал я, - этого вы просто не могли знать.
- Нет, конечно, - сказала она, - этого мы действительно не могли
знать. Мы думали, что "бьюик" вдвое резвее вашей машины.
- Понятно. - Я отбросил ногой валявшуюся ветку. - Но, как видите, у
нас было очень большое преимущество. Господин Биндинг, надо думать, здо-
рово разозлился на нас.
Она рассмеялась.
- На какое-то мгновение, вероятно, да. Но ведь надо уметь и проигры-
вать. Иначе как же жить?
- Разумеется.
Возникла пауза. Я посмотрел в сторону Ленца. Но последний романтик
только ухмыльнулся, повел носом и не стал выручать меня. Шумели березы.
Где-то за домом закудахтала курица.
- Прекрасная погода, - проговорил я наконец, чтобы как-то нарушить
молчание.
- Да, чудесная, - ответила девушка.
- И такая мягкая, - добавил Ленц.
- Просто необыкновенно мягкая, - дополнил я его мысль.
Возникла новая пауза. Девушка, видимо, считала нас законченными кре-
тинами. Но при всем желании ничего более умного я придумать не мог.
Вдруг Ленц стал принюхиваться.
- Печеные яблоки, - сказал он с чувством. - Похоже, к печенке нам по-
дадут еще и печеные яблоки. Какой деликатес!
- Несомненно! - согласился я, мысленно проклиная и себя и его.
Кестер и Биндинг вернулись. За эти несколько минут Биндинг стал сов-
сем другим человеком. Видимо, он принадлежал к категории автоидиотов,
испытывающих ни с чем не сравнимое блаженство, если где-нибудь встречают
специалиста, с которым могут всласть наговориться на любимую тему.
- Не поужинать ли нам всем вместе? - спросил он.
- Само собой разумеется, - ответил Ленц.
Мы пошли в зал. В дверях Готтфрид, подмигнув мне, кивком головы ука-
зал на девушку.
- Считай, что ты стократ вознагражден за утреннюю пляшущую старуху.
Я пожал плечами.
- Может, оно и так. Но почему ты не выручил меня, когда я стоял перед
ней, как заика?
Он рассмеялся.
- Надо чему-то научиться и тебе, дитя мое!
- Нет у меня охоты учиться еще чему-нибудь, - сказал я.
Мы последовали за остальными. Они уже сидели за столом. Хозяйка как
раз внесла дымящуюся печенку с жареным картофелем. Кроме того, в качест-
ве прелюдии она поставила перед нами большую бутылку пшеничной водки.
Биндинг извергал потоки слов - прямо какой-то неумолчный водопад.
Впрочем, он удивил нас своей осведомленностью по части автомобилей. Ког-
да же он узнал, что Кестер вдобавок ко всему еще и автогонщик, его вос-
торг перед ним возрос до бесконечности.
Я повнимательнее пригляделся к нему. Это был тяжелый, крупный мужчина
с густыми бровями и красным лицом: чуть хвастливый, чуть шумливый и, ве-
роятно, добродушный, как и все, кому сопутствует успех. Я вполне мог се-
бе представить, как вечером, перед отходом ко сну, он серьезно, с досто-
инством и уважением разглядывает себя в зеркале.
Девушка сидела между Ленцем и мною. Она сняла с себя пальто и оста-
лась в сером костюме английского покроя. На шее у нее была белая косын-
ка, похожая на шарф амазонки. При свете люстры ее каштановые шелковистые
волосы мерцали янтарными отблесками. Очень прямые плечи слегка выдава-
лись вперед, узкие руки казались непомерно длинными и, пожалуй, скорее
костистыми, а не мягкими. Большие глаза придавали узкому и бледному лицу
выражение какой-то страстной силы. На мой вкус, она выглядела просто
очень хорошо, но я нисколько над этим не задумывался.
Зато Ленц превратился в огонь и пламя. Его нельзя было узнать - нас-
только он преобразился. Золотистая копна волос блестела, как хохолок
удода. Из него так и вырывался искрометный фейерверк острот. За столом
царили двое - он и Биндинг. А я только при сем присутствовал и мало чем
мог обратить на себя внимание - разве что передать какое-нибудь блюдо,
или предложить сигарету, или чокнуться с Биндингом. Это я делал довольно
часто. Вдруг Ленц хлопнул себя по лбу:
- Ну-ка, Робби, притащи наш ром! Ведь он заветный - припасен для дня
рождения!
- Для дня рождения? А у кого это день рождения? - спросила девушка.
- У меня, - сказал я. - Меня и так уж весь день преследуют из-за это-
го.
- Преследуют? Вы что же - не хотите, чтобы вас поздравляли?
- Нет, хочу, - сказал я. - Поздравлять - это совсем другое.
- Ну, тогда всего вам самого хорошего! Секунду я держал ее руку в
своей и почувствовал теплое, сухое пожатие. Потом пошел за ромом. Не-
большой загородный ресторан затерялся в огромной безмолвной ночи. Кожа-
ные сиденья нашей машины были влажны. Я стоял и смотрел на горизонт, где
небо окрасилось красноватым заревом города. Я охотно стоял бы так еще и
еще, но Ленц уже звал меня.
Биндингу ром пришелся не по нутру. Это стало заметно уже после второй
рюмки. Пошатываясь, он пошел в сад. Я встал и вместе с Ленцем направился
к стойке. Он потребовал бутылку джина.
- Изумительная девушка, тебе не кажется? - спросил он.
- Не знаю, Готтфрид, - ответил я. - Я не присматривался к ней.
Он пристально посмотрел на меня своими лучистыми голубыми глазами,
затем покачал разгоряченной от хмеля головой.
- Зачем же ты, собственно, живешь, детка?
- Сам уже давно хочу это понять, - ответил я.
Он рассмеялся.
- Мало ли чего ты хочешь! Так просто этого никому не понять... А я
пойду и попробую разведать, что там между ними - между этой девушкой и
этим толстым автомобильным каталогом.
Он пошел в сад за Биндингом. Вскоре они оба вернулись к стойке. Види-
мо, полученная информация оказалась благоприятной, и, полагая, что путь
перед ним открыт, Ленц с возрастающим восторгом стал обхаживать Биндин-
га. Они распили еще одну бутылку джина и через час перешли на "ты". Уж
коли на Ленца находило хорошее настроение, он делался таким неотразимым,
что сопротивляться ему было нельзя. Тут он и сам не мог бы устоять про-
тив себя. Теперь же, окончательно покорив Биндинга, он уволок его в бе-
седку, где оба принялись распевать солдатские песни. Увлеченный пением,
последний романтик начисто забыл про девушку.
В зале трактира остались только мы трое. Почему-то вдруг наступила
полная тишина. Лишь раздавалось тиканье шварцвальдовских ходиков с ку-
кушкой. Хозяйка наводила порядок и по-матерински поглядывала на нас. На
полу около печки растянулась рыжая охотничья собака. Иногда она взвизги-
вала во сне - тихо, высоко и жалобно. За окном проносились легкие порывы
ветра. Их заглушали обрывки солдатских песен, и мне почудилось, будто
этот небольшой зал вместе с нами поднимается куда-то вверх и парит
сквозь ночь и годы, мимо нескончаемых воспоминаний.
Я впал в какое-то удивительное состояние. Время словно исчезло. Оно
перестало быть потоком, вытекающим из мрака и вливающимся в него. Оно
превратилось в озеро, в котором беззвучно отражалась жизнь. Я взял свою
рюмку с искрящимся ромом. Подумал о листке, который утром с грустью ис-
писал в мастерской. Теперь грусть прошла, и, казалось, - все безразлич-
но, лишь бы быть живым. Я посмотрел на Кестера. Он говорил с девушкой,
но я не обращал внимания на "его слова. Я ощущал нежный блеск первого
хмеля. Он горячил кровь и нравился мне потому, что любую неопределен-
ность облекал в иллюзию какого-то приключения. Где-то в беседке Ленц и
Биндинг пели песню про Аргоннский лес. А рядом со мной слышались слова
незнакомой девушки. Она говорила тихо и медленно своим низким, будоража-
щим и чуть хрипловатым голосом. Я допил свою рюмку.
Ленц и Биндинг снова присоединились к нам. На свежем воздухе они
слегка протрезвели. Настало время собираться в обратный путь. Я подал
девушке пальто. Она стояла передо мною, расправив плечи и откинув назад
голову, с полураскрытыми губами и никому не адресованной улыбкой, обра-
щенной куда-то вверх. И вдруг я на мгновенье невольно опустил ее пальто.
Где же все время были мои глаза? Спал я, что ли? Теперь я понимал восхи-
щение Ленца.
Полуповернувшись, она вопросительно посмотрела на меня. Я быстро при-
поднял ее пальто и тут заметил Биндинга, который все еще стоял у стола,
красный как рак, и в каком-то оцепенении.
- По-вашему, он сможет повести машину? - спросил я.
- Думаю, сможет...
Я продолжал смотреть на нее.
- Если он недостаточно уверен, то с вами может поехать кто-нибудь из
нас.
Она достала пудреницу и открыла ее.
- Да уж как-нибудь доедем, - сказала она. - После выпивки он водит
намного лучше.
- Лучше, но, вероятно, менее осторожно, - ответил я.
Она посмотрела на меня поверх своего маленького зеркальца.
- Что ж, будем надеяться, - сказал я.
Мои опасения были преувеличены, Биндинг довольно прилично держался на
ногах. Но мне не хотелось так просто отпустить ее.
- Нельзя ли мне завтра позвонить вам и узнать, как все получилось? -
спросил я.
Она не сразу ответила.
- Ведь мы несем какую-то долю ответственности за эту пирушку, - про-
должал я. - Особенно я со своим днем рождения и ромом.
Она рассмеялась.
- Ну ладно, если хотите. Вестен 27 - 96.
Выйдя на воздух, я записал номер. Мы посмотрели, как отъехал Биндинг,
и выпили еще по рюмке. Затем взревел мотор нашего "Карла", и мы понес-
лись сквозь легкий мартовский туман. Сверкая огнями, город надвигался на
нас в зыбкой дымке, и наконец из клочьев тумана, словно освещенный,
пестрый корабль, выпростался бар "Фредди". "Карл" встал на якорь. В баре
золотисто отсвечивал коньяк, джин переливался, как аквамарин, а ром был
как сама жизнь. Словно налитые свинцом, мы недвижно восседали за стойкой
бара. Плескалась какая-то музыка, и бытие наше было светлым и сильным.
Оно мощно разлилось в нашей груди, мы позабыли про ожидавшие нас бесп-
росветно унылые меблированные комнаты, забыли про отчаяние всего нашего
существования, и стойка бара преобразилась в капитанский - мостик кораб-
ля жизни, на котором мы шумно врывались в будущее.
II
Назавтра было воскресенье. Я долго спал и проснулся, когда солнце ос-
ветило мою постель. Я быстро вскочил на ноги и распахнул окно. Стоял
прозрачный прохладный день. Я поставил спиртовку на табурет и стал ис-
кать банку с кофе. Фрау Залевски - моя хозяйка - разрешила мне готовить
кофе в комнате. Ее кофе был жидковат и не устраивал меня, особенно после
выпивки накануне.
В пансионе фрау Залевски я пребывал уже целых два года. Район пришел-
ся мне по вкусу. Здесь всегда что-то происходило, потому что дом профсо-
юзов, кафе "Интернациональ" и зал собраний Армии спасения стояли вплот-
ную друг к другу. Вдобавок перед моим домом расстилалось старое, давно
уже заброшенное кладбище. Оно заросло деревьями, словно парк, и в тихие
ночи могло показаться, что все это где-то далеко за городом. Но тишина
воцарялась поздно - рядом с кладбищем грохотал луна-парк с каруселями и
качелями.
Что касается фрау Залевски, то кладбище определенно давало ей допол-
нительный доход. Ссылаясь на чистый воздух и приятный вид, она взимала
со своих постояльцев повышенную плату. А стоило кому-то на что-то пожа-
ловаться, как она неизменно отвечала: "Но позвольте, господа! Подумайте,
какое тут местоположение!"
Одевался я не торопясь. Это помогало мне полнее ощущать воскресенье.
Я умылся, походил по комнате, полистал газету, вскипятил кофе, постоял у
окна и посмотрел, как поливают мостовую, послушал пение птиц на высоких
кронах кладбищенских деревьев, и казалось, будто какие-то крохотные ду-
дочки самого господа бога нежно заливаются под аккомпанемент негромкого
и сладостного урчания меланхолических шарманок, расставленных у аттрак-
ционов луна-парка.
Я долго выбирал рубашку и носки, делая это так, точно у меня их было
раз в двадцать больше, потом, насвистывая, опустошил карманы костюма:
мелочь, перочинный нож, ключи, сигареты - и вдруг вчерашний листок с
именем девушки и номером телефона. Патриция Хольман. Странное имя - Пат-
риция. Я положил бумажку на стол. Неужто это было только вчера, а не
давным-давно? Разве это не потонуло в серебристожемчужном угаре опьяне-
ния? Какая все-таки удивительная штука выпивка! Пока ты пьешь, у тебя
накапливаются разные мысли, ты сосредоточиваешься. А пройдет ночь, и
возникают какие-то провалы, и думается - да ведь с тех пор прошла целая
вечность!
Я переложил бумажку на стопку книг. Позвонить ей? Может, да, а может,
и не стоит. Днем все выглядит иначе, чем вечером. Моя спокойная жизнь в
общем вполне устраивала меня. За последние годы было предостаточно вся-
кого шума и суеты. "Ты только никого не подпускай к себе близко, - гова-
ривал Кестер, - а подпустишь - захочешь удержать. А удержать-то ничего и
нельзя..."
В эту минуту в смежной комнате, как всегда, началась утренняя воск-
ресная перебранка. Я поискал глазами шляпу, которую вчера вечером, веро-
ятно, где-то оставил, и невольно прислушался. Жившие за стеной супруги
Хассе яростно укоряли друг друга. Уже пять лет они снимали здесь не-
большую комнату. В сущности, это были неплохие люди. Будь у них трехком-
натная квартира с кухней для жены да еще и ребенок в придачу, их брак,
надо думать, остался бы вполне благополучным. Но такая квартира стоила
немалых денег. А заводить ребенка в эти шаткие времена - кто себе мог
это позволить...
Так они и теснились вдвоем, жена превратилась в истеричку, а муж,
опасаясь лишиться своего скромного места, жил в постоянном страхе. И в
самом деле - увольнение было бы для него полной катастрофой. Остаться
без работы в сорок пять лет - значит уже нигде не устроиться. В этом и
заключался весь ужас его положения. Прежде, случалось, люди медленно шли
ко дну, но у них все же оставался какой-то шанс вынырнуть. Теперь же за
каждым увольнением зияла пропасть вечной безработицы.
Я уже было решил незаметно выбраться из пансиона, но раздался стук в
дверь, и Хассе, споткнувшись, ввалился ко мне. С тяжким вздохом он опус-
тился на стул.
- Больше не могу...
По сути это был добросердечный человек с покатыми плечами и усиками.
Скромный, исполнительный служака. Но именно таким, как он, теперь было
особенно трудно. Скромность и добросовестность вознаграждаются только в
романах. В жизни же подобные качества, пока они кому-то нужны, использу-
ются до конца, а потом на них просто плюют.
Хассе развел руками.
- Вы только представьте себе - у нас в конторе уволили еще двоих.
Следующим буду я, вот увидите!
В этом страхе он жил уже не первый месяц. Я налил ему рюмку водки. Он
исходил мелкой дрожью, и было видно - недалек день, когда его нервы сда-
дут окончательно. Он не знал, что еще добавить к сказанному.
- И потом эти нескончаемые упреки, - наконец пролепетал он.
Видимо, супруга не могла ему простить свое безрадостное существова-
ние. Ей было сорок два года. Уже несколько обрюзгшая и поблекшая, она
все же не выглядела настолько потрепанной, как ее супруг. Она панически
боялась надвигающейся старости.
Было бы бессмысленно вмешиваться в их дела.
- Послушайте, Хассе, - сказал я. - Мне нужно уйти, а вы посидите
здесь, сколько захотите. Вот ром. Если предпочитаете коньяк - найдете
его в шкафу. Вот газеты. А попозже возьмите жену и вытащите ее из вашей
конуры. Сводите ее, например, в кино. Это не дороже, чем посидеть
час-другой в кафе. А толку больше! Уметь забыться - вот девиз сегодняш-
него дня, а бесконечные раздумья право же ни к чему!
С не очень чистой совестью я похлопал его по плечу. Хотя, с другой
стороны, кино - это всегда выход из положения. Там каждый может о чем-то
помечтать.
Дверь в соседнюю комнату стояла настежь. Оттуда доносились всхлипыва-
ния жены Хассе. Я пошел по коридору. Следующая дверь была слегка приотк-
рыта. Там подслушивали. Сквозь просвет шел запах духов. Здесь жила Эрна
Бениг - чья-то личная секретарша. Одевалась она куда шикарнее, чем могло
бы ей позволить скромное жалованье. Но было известно, что раз в неделю
шеф диктовал ей до утра. Весь следующий день она проводила в очень дур-
ном расположении духа. Зато каждый вечер ходила на танцы. Если не танце-
вать, так и жить-то незачем, говорила