Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
брался с женой к
ним...
- И продал?..
- Господь бог уберег да моя покойница. Встала со смертного одра,
утащила меня от них и так заклинала, что лучше я помру, а продавать не
стану. Ну, теперь они меня заедят... - уныло прибавил Слимак, понурив
голову.
- Ничего они тебе не сделают.
- Ну, не они, так старый Гжиб. В случае Хаммеры отсюда уйдут, Гжиб у
них купит ферму. А он еще похуже немца.
"Нечего сказать, хорош пастырь! - подумал про себя ксендз. - Мои овцы
грызутся между собой, как волки, немцы их донимают, евреи дают им советы, а
я разъезжаю по гостям!.."
- Побудь здесь, брат мой, а я заеду в деревню.
Он поднялся с порога. Слимак еще раз поклонился ему в ноги и проводил
до саней.
- Поезжай за мост, - приказал ксендз вознице.
- За мост?.. А туда не поедем? - удивился кучер, повернув к нему
пухлое, точно искусанное пчелами, лицо.
- Поезжай, куда велят! - нетерпеливо ответил ксендз и порывисто
опустился на сиденье.
Сани тронулись. Слимак остался один; опершись на плетень, как когда-то,
в лучшие времена, он прислушивался к замиравшему вдали звону бубенчиков и
думал: "Откуда же это благодетель про нас узнал? Видать, от ксендза, как от
господа бога, ничто не укроется... Чудеса! Из здешних никто не мог ему
сказать: ни немцы, ни Собесская... Может, Иойна? Добрый он еврей,
жалостливый, коров моих напоил, но какая ему охота бежать среди ночи в
этакую даль! Да и шел-то он в деревню. Неслыханное дело: сам благодетель
приехал к мужику, накормил его, напоил да еще обласкал. Господи боже мой,
мне, право, совестно, как это я его облапил... А я и к органисту не смел бы
подступиться..."
Он стоял, задумавшись, и шептал:
- Видать, круто все переменилось на свете, ежели такой важный духовный
чин не постыдился сидеть с мужиком запанибрата, да еще на пороге конюшни.
Или землю опять стали раздавать?.. Или, может, совсем упразднили шляхту?.. А
добрый у нас ксендз, душевный. Аккурат, как тот святой епископ, что своими
руками поднял Лазаря и перевязал ему раны. Верно, и наш тоже будет святой;
да, пожалуй, он и сейчас уже святой, раз он ясновидящий и знает, что за
полмили делается. Теперь сунься ко мне кто-нибудь с советами, не
поздоровится ему... Эх, если б еще благодетель отпустил мне грех за беднягу
Овчажа и за сиротку, уж тогда бы я ничего не боялся.
Слимак вздохнул и долго смотрел на небо, усыпанное звездами.
- Любопытно мне знать, - пробормотал он, - как там на небе: жгут ли всю
ночь лампады, или само оно так светится?
Вдалеке, на мосту, снова зазвенели бубенчики, зафыркали лошади, и
вскоре у хутора остановились сани ксендза. Мужик выбежал на дорогу.
- Это ты, Слимак?
- Я, благодетель.
- Завтра у тебя будет старый Гжиб: он хочет тебе помочь. Помиритесь и
больше не ссорьтесь. А к вечеру надо похоронить покойницу. Я уже послал за
гробом в местечко.
- Спаситель вы мой!.. - простонал мужик.
- Ну, Павел, гони что есть мочи, - сказал ксендз кучеру.
Он достал часы с репетиром и, когда они пробили три четверти десятого,
пробормотал:
- Да, поздновато, но еще успею!..
Он снова видел перед собой зеленоватые глаза - то на снегу, то среди
звезд, то на спине разжиревшего кучера.
- Господи, смилуйся надо мной... Господи, смилуйся... - шептал ксендз,
борясь с дьявольским искушением.
Слимак стоял посреди дороги до тех пор, пока сани не растаяли во тьме.
А когда все кругом затихло, он вдруг почувствовал крайнюю усталость и
непреодолимое желание уснуть. Он медленно поплелся к конюшне, но туда не
вошел. Теперь он боялся спать подле умершей жены и лег в закуте.
Сны у него были тяжелые, как всегда после сильных потрясений. То он
куда-то падал, то тонул в ледяной воде или блуждал по незнакомой местности,
где царил вечный полумрак и никогда не бывало дня, то ему почудилось, что
жена убежала из конюшни и хочет пробраться к нему в закут; вот она тихонько
отворяет дверь, вот отдирает доску в стене... Он проснулся усталый и
печальный; на минуту ему показалось, что ночное посещение ксендза было
только сном. В тревоге он заглянул в конюшню и успокоился, лишь когда увидел
хлеб, мясо и початую бутылку меду, которую ему вчера оставил ксендз. Свет
занимающейся зари упал на покойницу и зажег два тусклых луча в ее
полуоткрытых глазах.
"Нет, никуда она не уходила ночью", - подумал мужик и вздохнул, поминая
душу усопшей.
Вдруг какие-то сани, ехавшие по дороге, остановились у ворот. Через
минуту во двор вошли два мужика с большой корзиной. Слимак с изумлением
увидел, что это старик Гжиб и его батрак.
- Ну, Куба, теперь поезжай в город за гробом, да живо! - сказал Гжиб
батраку, когда они поставили корзину возле закута.
Батрак ушел, а Гжиб обернулся к Слимаку, но седая голова его тряслась,
а желтоватые глаза беспокойно бегали.
- Моя вина, - крикнул он, ударяя себя в грудь. - Моя вина!.. Ну, что...
сердитесь еще?..
- Пошли вам бог всякого благополучия за то, что вы не оставили меня в
моей беде, - проговорил Слимак и низко ему поклонился.
Старику понравилось его смирение. Он схватил Слимака за руку и сказал
уже мягче:
- Я вам говорю: моя вина, потому что так мне велел ксендз. Оттого я,
старик, к вам первый пришел и говорю: моя вина!.. Но и вы, кум (не в укор
вам будь сказано), здорово мне досаждали.
- Простите и вы, ежели я кому что сделал худого, - молвил Слимак,
склоняясь к плечу Гжиба, - но, по правде сказать, не припомню, чем же я
вас-то обидел?
- Да я не жалуюсь. А все ж таки с дорожниками вы торговали без меня...
- Вот и наторговал... - вздохнул Слимак, показывая на пожарище.
- Да, тяжелое испытание послал вам отец наш небесный, потому я и
говорю: моя вина! Но и вы тоже могли тогда у костела, когда покойница ваша
(вечная ей память!) накупила себе фуляров, могли вы хоть полчетверти на
радостях поставить, а то сразу возгордились и невесть чего наговорили мне,
старику...
- Ох, правда, зря я лаялся.
- Ну, и с немцами вы тоже зря братались, - подхватил Гжиб. - Ендрек -
тот даже пил с ними (помните, когда они место под дом выбирали?), а вы с
ними заодно молились...
- Я только шапку снял. Ведь бог-то один - что у них, что у нас.
Гжиб замахал руками.
- Это так только говорится, что один, - ответил он. - А я думаю, что у
них бог другой, раз с ним надо по-немецки лопотать... Ну, да что там! -
вдруг повернул он разговор. - Что было, то прошло и не воротится. А
благодетель вчера мне сказал, что вы много заслужили перед богом, потому что
землю не отдали немцам. И правильно сказал. Вчера уже приходил ко мне
Хаммер: хочет на святого Яна продать свою ферму.
- Может, и так!..
- Так оно и есть. Прохвосты-то эти, швабы, - погрозил старик кулаком, -
всего год назад говорили, что всех нас отсюда помаленьку выкурят, гусей моих
на лугу перестреляли, скотину раз захватили, а теперь - на-ка!.. Свернули
себе шею, стервецы, одного мужика на десяти моргах не одолели, а ведь как
нос задирали!.. За это одно, Слимак, стоите вы милости божьей и людской
дружбы. Ну, что покойница?
- Лежит в конюшне.
- Пусть покоится с богом, покуда мы в святом месте ее не схороним. А не
раз она против меня вас подзуживала; ну, да я ни на кого не обижаюсь... А
тут, - заговорил Гжиб о другом, - я привез вам из деревни, от всех нас,
малость харчей. Вот крупа, - показал он на один мешок, - а это горох, мука,
шматок сала...
С дороги, на этот раз сверху, донесся топот копыт и скрип саней,
которые тоже остановились возле хутора.
- Неужто благодетель?.. - спросил Гжиб, насторожившись.
- Нет, это мужик, - ответил Слимак. - Вон как грузно шагает, вроде
старосты Гроховского.
Действительно, показался Гроховский. Увидев Гжиба, он крикнул:
- А!.. И вы тут? А я к вам ехал... Что у тебя, Юзек? - обернулся он к
Слимаку.
- Баба моя померла - вот что.
- Говорил мне вчера Иойна, да я ему не поверил. Скажите-ка, а? Где же
она?.. Ага, тут...
Взглянув на покойницу, староста снял шапку и стал на колени прямо в
снег. Гжиб опустился рядом. Несколько минут слышались шепот молитв и тихие
всхлипывания Слимака. Потом мужики поднялись, поохали, похвалили покойницу,
помянув ее добродетели; наконец староста обратился к Гжибу.
- Птенца вашего везу, - сказал он, - маленько подстрелен, но не шибко.
- А? - спросил Гжиб.
- Да чего "а"? Ясека вашего привез. Нынче ночью он у меня лошадей
воровал, ну я и влепил ему несколько дробинок.
- Ах он, мерзавец!.. Да где он?..
- Сидит в санях на дороге.
Гжиб рысью побежал за ворота. Оттуда послышались удары, крики, а затем
старик показался снова, волоча за волосы Ясека, который, несмотря на свой
рост и красоту, ревел, как малое дитя.
Вышитая куртка его была изорвана, высокие сапоги испачканы в навозе,
левая рука обмотана окровавленной тряпкой, лицо залеплено пластырем.
- Воровал ты лошадей у старосты?.. - спрашивал разгневанный старик.
- А что мне не воровать? Воровал.
- Но тут ему не повезло, - вмешался Гроховский, - зато повезло у
Слимака: это ведь он украл у него лошадей.
- Ты украл?.. - заорал Гжиб, бросаясь на сына с кулаками.
- Я, я, только не сердитесь, тятенька, - хныкал Ясек.
- Господи боже мой, что же это делается! - кричал Гжиб.
- А что делается? - презрительно возразил Гроховский. - Парень
здоровый, нашел себе дружков под стать, вот они всех по очереди и
обворовывали, пока я его вчера не подстрелил.
- Что же теперь будет? - кричал старик, снова принимаясь тузить Ясека.
- Больше не буду, тятенька... Уж теперь-то я женюсь на Ожеховской и
возьмусь за хозяйство...
- Вот-вот, в самый раз! Теперь-то впору в тюрьму идти, а не свадьбу
играть, - заметил Гроховский.
Старый Гжиб призадумался.
- Вы, что же, будете на него жаловаться? - спросил он старосту.
- Лучше бы не жаловаться, а то из-за такого дела по всей округе
завороха пойдет. Но ежели вы мне отступного не дадите, придется жаловаться.
Гжиб снова задумался.
- Ну, а сколько это будет стоить?
- Со ста пятидесяти рублей гроша не скину, - ответил староста, разводя
руками.
- Господи боже мой! - возмутился Ясек. - Стреляли вы в меня из
одностволки, а денег требуете, словно за пушку.
- Коли так, - сказал Гжиб, - пускай посидит в тюрьме, я за этого
мерзавца сто пятьдесят рублей не стану платить.
- Мне сто пятьдесят за секрет, - продолжал Гроховский, - а Слимаку
восемьдесят за украденных лошадей.
Гжиб снова бросился колотить парня.
- Ах ты разбойник!.. Говори, кто тебя подучил?..
- Известно кто - Иосель... Да хватит вам драться, - вопил Ясек, -
право, совестно перед чужими людьми. Что вы все бьете меня да бьете?..
- А ты зачем Иоселя слушал?
- Да я ему задолжал сто рублей!
- Господи Иисусе! - простонал Гжиб и принялся рвать на себе волосы.
- Ну, не с чего вам голову терять, - заметил Гроховский. - Всего-то
триста тридцать рублей - мне, Слимаку да Иоселю. Для вас это пустое дело.
- Нет, не буду столько платить! - заявил Гжиб.
- Да я сам заплачу, как только женюсь на Ожеховской, - выкрикнул Ясек.
- Холеру ты заплатишь!.. Дождешься от тебя!.. - не унимался старик.
- Ну, коли так, - рассердился староста, - пускай идет под суд. Ты не в
шутку у нас воровал, и я с тобой не стану шутить. Собирайся!
И он потащил огромного парня за шиворот.
- Тятенька, смилуйтесь... ведь один я у вас!.. - взмолился Ясек.
Старый Гжиб поочередно взглядывал то на сына, то на Гроховского, то на
Слимака.
- Ух, и жадный же вы, тятя!.. Ни за грош губите меня на всю жизнь! -
причитал Ясек.
- Вишь, как он теперь запел, - подтрунивал староста. - А помнишь, как
ты возле правления курил сигару да посмеивался, что меня обворуют... Я
сказал, что не обворуют, и вышло по-моему, а ты теперь ревешь, как баба! Ты
вот сейчас посмейся... Ну, пойдем. Увидишь, отец твой не вытерпит, догонит
нас дорогой.
- Постой, постой!.. - засуетился Гжиб, видя, что староста и вправду
тащит парня к саням.
Гроховский остановился. Гжиб кивнул Слимаку, и они отошли за сарай.
- Вот что, кум, я вам посоветую, - начал Гжиб понизив голос. - Ежели
хотите, чтобы мы жили с вами по-добрососедски, вы знаете, что сделайте?..
- Почем я знаю? И откуда мне знать?
- Женитесь на моей сестре.
- На Гавендиной? - спросил Слимак.
- Ну да. Вы вдовец и она вдова, у вас десять моргов, у нее пятнадцать и
нет детей. Я возьму себе ее землю, раз уж она рядом с моей, а вам дам
пятнадцать моргов из Хаммеровой, - вот и будет у вас двадцать пять моргов в
одной полосе.
Слимак задумался.
- Сдается мне, - заметил он, - будто ее земля, стало быть вашей сестры,
получше Хаммеровой.
- Ну, так я вам дам побольше лугов. По рукам? - настаивал Гжиб.
- Кто его знает? - протянул Слимак, почесывая затылок.
- Ну, по рукам, - твердил свое Гжиб. - А вы за мою доброту заплатите
сто пятьдесят рублей Гроховскому да сто Иоселю.
Слимак заколебался.
- Я еще не схоронил свою бабу, как же тут жениться на другой? -
вздохнув, сказал он.
Старик вышел из себя.
- Не дури! - крикнул он. - Ты что? Разве без бабы обойдешься в
хозяйстве? Все равно женишься, не сейчас, так через полгода! Померла
покойница - и крышка! А кабы могла она теперь голос подать, сама бы сказала:
"Женись, Юзек, и не вороти нос от такого благодетеля, как Гжиб!"
- Чего это вы повздорили? - спросил, подходя, Гроховский.
- Я говорю, чтобы он женился на моей сестре, на Гавендиной, а он
артачится, - ответил Гжиб.
- Ну, а как же! Вы хотите, чтобы я из своего кармана заплатил
Гроховскому и Иоселю, - оправдывался Слимак.
- А пятнадцать моргов земли, а четыре коровы, а пара лошадей и всякая
утварь - это что? - петушился Гжиб.
- Дело стоящее, - вмешался Гроховский. - Да только как ему управиться
на двух полях?
- А я с ними поменяюсь, - объяснил Гжиб. - Сестрину землю возьму себе,
а им выделю пятнадцать моргов здесь, возле его хутора.
- Да ведь это Хаммерова земля! - возразил Гроховский.
- Какая там Хаммерова! - крикнул Гжиб. - Они нынче же мне ее продадут,
а денька через три, не позже, мы съездим к нотариусу, и я куплю у Хаммера
всю ферму. Вот для этого лоботряса! - прибавил он, кивнув головой в сторону
Ясека.
- Так они, что же, удирают отсюда? - спросил Гроховский.
- Э-э-э... Они бы тут до скончания века сидели, да Слимак не захотел
продать свою землю и спутал все их расчеты. Они и обанкротились...
Гроховский размышлял.
- Ну, ничего не поделаешь, Юзек, женись, - вдруг сказал он Слимаку. -
Будет у тебя двадцать пять моргов земли, да и женка хоть куда.
- Фью!.. - присвистнул Гжиб. - Дородная баба.
- И достатки у нее немалые, - прибавил Гроховский.
- И еще народит душ шесть ребятишек, - подхватил Гжиб.
- Барином заживешь, - заключил Гроховский.
Слимак вздохнул.
- Эх! - сказал он. - Одно жалко, что моя Ягна этого не увидит...
- А кабы она видела, не было бы у тебя двадцати пяти моргов, -
вразумлял его Гроховский.
- Ну, так по рукам? - спросил Гжиб.
- Воля божья! - снова вздохнул Слимак.
- Жалко, нечем вспрыснуть, - подосадовал Гроховский.
- Осталось у меня чуток меду, что привез благодетель, - сказал Слимак и
медленно, повесив голову, пошел в конюшню.
Через минуту он принес бутылку и зеленоватую рюмку, наполнил ее и
обратился к Гжибу.
- Ну, кум, - поклонился он, - ну, кум, пью за ваше здоровье и за то,
чтоб никогда больше у нас с вами не было ссор. А еще прошу вас, как брата
или как отца, замолвить за меня словечко перед вашей сестрицей, стало быть
Гавендиной, ибо имею я охоту на ней жениться - с вашего дозволения и
благословения господня.
Он выпил, поклонился Гжибу в ноги и подал ему полную рюмку.
- А я тебе говорю, брат Слимак, - отвечал Гжиб, - что дражайшая моя
сестрица уже вчера, когда был у нас ксендз, подумала о тебе. А нынче
прислала тебе самый большой кулек крупы, пшеничную булку и кусок масла, да
еще наказывала, чтобы ты перешел к ней жить, покуда сызнова не отстроишь
свою хату. И я, то же самое, от души тебе рад, как родному брату, потому что
ты один изо всей деревни не поддался этим вероотступникам и немало потерпел
в войне с ними, за что тебя наградит господь.
Гжиб выпил и подал рюмку Гроховскому.
- Очень я доволен, - сказал староста, когда ему налили меду, - очень я
доволен, что все так хорошо обернулось. А потому желаю тебе, брат Слимак,
радости от новой жены и от Ендрека, благо его нынче выпустят из каталажки. А
вам, брат Гжиб, желаю радости от нового зятюшки и от вашего непутевого Ясека
да еще - чтоб этот негодяй наконец остепенился. А тебе, Ясек, желаю на новом
месте хозяйничать лучше немцев и в чужие конюшни не заглядывать, а то против
тебя мужики уже сговариваются и раскроят тебе башку при первой оказии,
аминь.
- На той неделе куплю у Хаммера ферму, а после праздников сыграем сразу
две свадьбы! - крикнул повеселевший Гжиб.
После этих слов все четверо принялись обниматься и лобызать друг друга,
а Слимак, заметив, что мед уже выпили, послал батрака Гроховского в деревню
к Иоселю за бутылкой водки и бутылкой арака.
- Мало будет, брат! - вмешался Гроховский. - Накажи Иоселю прислать
штофа три водки да бочонок пива: увидишь, нынче на похороны покойницы
привалит тьма народу.
Слимак послушался разумного совета старосты и правильно сделал.
Под вечер, когда привезли гроб из местечка, проводить Слимакову пришло
столько народу, что и старожилы не помнили таких похорон.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Договор свой мужики выполнили в точности. Гжиб в течение недели
приобрел у Хаммеров ферму и еще до великого поста справил обе свадьбы -
Ясека с Ожеховской и Слимака с Гавендиной.
Как раз к началу весны в деревню приехал землемер и произвел обмен
земель между Гжибом и Слимаком. А в тот самый час, когда забили в землю
первый колышек, из колонии выехали фургоны, увозившие имущество Хаммеров.
Осенью Ясек Гжиб с женой перебрался на ферму, а у Слимака к тому
времени уже была хата и все основания надеяться на прибавление семейства.
Пользуясь этим обстоятельством, вторая жена Слимака частенько отравляла ему
жизнь, обзывала нищим и кричала, что ей он обязан всем своим богатством.
Расстроившись, Слимак удирал из хаты на холм и там, лежа под сосной,
размышлял о той удивительной борьбе, в которой немцы потеряли землю, а он
четырех близких ему людей.
В деревне давно позабыли Слимакову, Стасека, Овчажа и сиротку, но
Слимак помнил даже околевшего Бурека и корову, которую из-за нехватки кормов
отдали мясникам на убой!..
Из других лиц, причастных к борьбе Слимака с немцами, дурочка Зоська
умерла в тюрьме, а старуха Собесская - в корчме Иоселя. Остальные, в том
числе и Иойна Недопеж и поныне живы и здоровы.
"ПРИМЕЧАНИЯ"
"ФОРПОСТ"
Повесть впервые опубликована в 1885 году в журнале "Вендровец"
("Путешественник"), пропагандировавшем в то время обращение к народной
тематике. Во главе журнала стояли