Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
о, и
успокаиваешься куда больше.
- Это верно, - согласился я. Разговаривать по душам здесь и правда было
приятнее.
Мы начали с пива, а чуть погодя вцепились зубами в свежайшую, дымящуюся
пиццу. Впервые за много дней я ощущал в желудке космическую пустоту. И
хотя я никогда не сходил по пицце с ума, сейчас, откусив лишь раз,
почувствовал: на всем белом свете нет ничего вкуснее. Вот, оказывается,
как страшно можно изголодаться за четверо суток. Готанда, похоже, тоже был
голоден. Без единой мысли в мозгу мы молча жевали пиццу и запивали пивом.
Прикончив пиццу, взяли еще по пиву.
- Объеденье! - изрек наконец Готанда. - Веришь, нет - третьи сутки думаю о
пицце. Даже сон о пицце приснился. Как она поджаривается в печи и
похрустывает слегка, а я на нее смотрю. Просто смотрю и больше ничего не
делаю. И так - весь сон. Без начала и без конца. Интересно, как бы его
трактовал старина Юнг"Юнг, Карл Густав (1875-1961) - швейцарский психиатр,
ученик и последователь З.Фрейда, создатель школы "аналитической
психологии""? По крайней мере, я для себя трактую так: "Очевидно, мне
хочется пиццы". Как думаешь? И, кстати, что у тебя за разговор?
"Ну вот, - подумал я. - Сейчас или никогда". Но сказать ничего не
получалось. Дружище Готанда сидел передо мной тихий, расслабленный и
наслаждался приятным вечером. Я смотрел на его безмятежную улыбку - и
слова застревали в горле. Бесполезно. Сейчас - не могу. Как-нибудь позже...
- Как у тебя дела? - только и спросил я. Эй, так нельзя, - пронеслось в
голове. - Сколько ты собираешься буксовать и вертеться по кругу? Но я не
мог себя пересилить. Полная безнадега. - Что с работой? С женой?
- С работой - по-старому, - ответил он, криво усмехнувшись. - Без
вариантов. Работы, которую я хочу, мне не дают. А которой не хочу -
наваливают по самую макушку. Вот и вязну, как в снегу. Продираюсь через
сугробы, что-то кричу сквозь пургу - а никто все равно не слышит. Только
голос срываю. А с женой... Странно, да? Давно ведь развелся, а все женой
называю... С ней мы с тех пор только один раз встретились. Ты когда-нибудь
спал с женщинами в мотелях или лав-отелях"Love hotel ("гостиница любви",
англ.) - популярная в Японии система комфортабельных спецгостиниц для
интимных встреч с конфиденциальной процедурой заселения и почасовой
оплатой"?
- Да нет... Можно сказать, что нет.
Готанда покачал головой.
- Странная это штука... Если долго там находишься - уставать начинаешь. В
комнате темно. Окна задраены. Номер-то для секса и больше ни для чего,
кому там окна нужны. Была бы ванна да кровать побольше. Ну, еще радио,
телевизор и холодильник. Только то, что для дела нужно. Чтобы кого-нибудь
трахать, долго и с кайфом. Ну, я и трахаю. Собственную жену. Конечно,
получается у нас высший класс. Оба стресс снимаем, обоим весело. Нежность
взаимная просыпается. Кончим - и долго лежим, обнявшись, пока снова не
захотим. Только, знаешь... Света не хватает. Слишком вс„ взаперти.
Искусственно как-то, придуманно вс„. Не по душе, ей-богу. Но, кроме таких
заведений, нам с женой больше и переспать-то негде. Прямо не знаю, что
делать...
Готанда отхлебнул еще пива и вытер салфеткой губы.
- К себе на Адзабу я ее привести не могу. Газетчики моментально застукают.
Уж не знаю, как они это делают, - но разнюхают, это факт. Уехать вдвоем в
путешествие тоже не можем. Столько выходных сразу мне никто не даст. Но
главное - куда бы ни поехали, нас сразу узнают. Для всех вокруг наши
отношения - товар на продажу. Вот и получается: кроме дешевых мотелей,
встречаться нам больше негде. В общем, не жизнь, а... - Прервавшись на
полуслове, Готанда посмотрел на меня. И улыбнулся. - Ну вот, снова жалуюсь
тебе на жизнь...
- Да ладно тебе. Выговаривайся. А я послушаю. Мне сегодня больше охота
слушать, чем говорить.
- Ну, не только сегодня. Ты мои жалобы всегда слушал. А я твои - ни разу.
На свете вообще мало людей, которые слушают. Все хотят говорить. Даже если
особо не о чем. Вот и я такой же...
Джаз-бэнд заиграл "Hello, Dolly". Пару минут мы с Готандой молчали, слушая
музыку.
- Еще пиццы не хочешь? - предложил он. - По половинке мы бы запросто
проглотили. Прямо не знаю, что сегодня со мной. Весь день есть хочу - сил
нет.
- Давай. Я тоже никак не наемся.
Он сходил к стойке и заказал пиццу с анчоусами. Вскоре заказ принесли, и с
минуту мы снова молчали, пока не умяли каждый по половинке. Студенты
вокруг продолжали натужно орать. Оркестр доиграл последнюю композицию.
Зачехлив банджо, трубу и тромбон, музыканты ушли, и на сцене осталось одно
пианино.
Мы прикончили пиццу и помолчали еще немного, глядя на опустевшую сцену.
После музыки человеческие голоса звучали неожиданно жестко. Очень неясной,
переменчивой жесткостью. Будто что-то мягкое вынуждено ожесточиться - не
по своей воле, в силу каких-то внешних причин. Приближаясь к тебе, оно
кажется очень холодным и твердым. Но, коснувшись, вдруг обнимает очень
мягкой теплой волной. И теперь эти мягкие волны раскачивали мо„ сознание.
Мягко накатывались, обнимали мой мозг - и отползали обратно. Раз за разом,
волна за волной. Я сидел и прислушивался, как эти волны шумят. Мой мозг
уплывал куда-то. Далеко-далеко от меня. Далекие-далекие волны бились в
далекий-далекий мозг...
- Зачем ты убил Кики? - спросил я Готанду. Я не хотел его спрашивать.
Вырвалось как-то непроизвольно.
Он уставился на меня таким взглядом, каким обычно пытаются различить
что-нибудь на горизонте. Его губы чуть приоткрылись, обнажив узкую полоску
белоснежных зубов. Так он сидел, не двигаясь, очень долго. Шум в моей
голове то усиливался, то стихал. Чувство реальности то покидало меня, то
возвращалось обратно. Я помню его безупречные пальцы, так красиво
сцепленные на столе. Когда чувство реальности уходило, эти пальцы казались
мне изящной лепкой.
Потом он улыбнулся. Очень спокойной улыбкой.
- Я - убил - Кики? - переспросил он медленно, слово за словом.
- Шутка, - сказал я, улыбнувшись в ответ. - Я просто так спросил...
Почему-то спросить захотелось.
Готанда перевел взгляд на стол и начал разглядывать собственные пальцы.
- Да нет, - возразил он. - Какие шутки? Вопрос очень важный. Нужно
обдумать его как следует. Убил ли я Кики? Это стоит очень серьезно
обмозговать...
Я посмотрел на него. Его губы улыбались, но глаза оставались серь„зными.
Он не шутил.
- Зачем тебе убивать Кики? - спросил я у него.
- Зачем мне убивать Кики? Я не знаю, зачем. Зачем бы я стал убивать Кики,
а?
- Эй, перестань, - рассмеялся я. - Ничего не понятно. Так ты убил Кики -
или не убивал?
- Ну я же говорю, тут подумать надо. Убил я Кики или не убивал? - Готанда
отхлебнул пива, поставил кружку и оперся щекой на руку. - Я не уверен.
Понимаю, как это по-дурацки звучит. Но это правда. Нет у меня на этот счет
никакой уверенности. Иногда мне кажется, что я ее задушил. Там, у себя
дома - взял и задушил. Кажется мне. Иногда. Почему? С чего бы я в
собственном доме оставался с нею наедине? Я ведь никогда этого не хотел!
Ерунда какая-то. Ничего не помню, хоть режь. В общем, мы сидели с ней
вдвоем у меня дома... А ее труп я увез на машине и похоронил. Где-то в
горах. Но видишь ли, в чем дело. Я не уверен, что это было в реальности.
Нет ощущения, что вс„ случилось на самом деле. Кажется, что было. А
доказать не могу. Все время об этом думал. Бесполезно. Никак понять не
могу. Самое важное проваливается в пустоту. Хоть бы улики какие-то
оставались! Скажем, лопата. Если я труп закопал - значит, была лопата,
верно? Найду лопату - пойму, что вс„ это правда. Только и здесь ерунда
получается. В голове ошм„тки какие-то, вроде воспоминаний... Будто я
лопату купил в какой-то лавке для садоводов. Яму выкопал, труп схоронил. А
лопату... Лопату, кажется, выкинул. Кажется, понимаешь? А в деталях ничего
не помню, хоть убей. Ни где эта лавка была, ни куда лопату выкидывал.
Никаких доказательств. И, самое главное: где же я труп закопал? Помню, что
в горах, - и больше ничего. Словно лоскутки какого-то сна, картинки
разорванные. Только начинаешь понимать что-нибудь, картинка тут же - раз!
- и на другую меняется. Полный хаос. По порядку ничего отследить не
удается. В памяти, казалось бы, что-то есть. Но настоящая ли это память?
Или это я уже позже, по ситуации присочинил - и в таком виде запомнил?
Что-то со мной не то происходит... Ерунда какая-то. С тех пор, как с женой
разошелся - все только хуже и хуже. Устал я. И в душе безнад„га. Абсолютно
безнадежная безнад„га...
Я молчал. Прошло какое-то время. Потом Готанда заговорил опять.
- До каких пор, черт возьми, вс„ это - реальность? А с каких пор - только
мой бред? Докуда вс„ правда, а откуда уже только игра? Я все время это
понять хотел. И пока с тобой встречался, так и чувствовал: вот-вот пойму.
С тех пор, как ты впервые о Кики спросил - все время надеялся: ты-то мне и
поможешь этот бедлам разгрести. Открыть окно и проветрить всю мою затхлую
жизнь... - Он опять сцепил пальцы перед собой и уставился на руки. -
Только если я на самом деле Кики убил - ради чего? Зачем это мне
понадобилось? Ведь она мне нравилась. Я любил с ней спать. Когда хреново
было так, что хоть в петлю лезь, - они с Мэй были для меня единственной
отдушиной. Зачем мне было ее убивать?
- А Мэй тоже ты убил?
Готанда очень долго молчал, продолжая разглядывать свои руки. А потом
покачал головой:
- Нет. Мэй я, по-моему, не убивал. Слава богу, на ту ночь у меня железное
алиби. С вечера до глубокой ночи я снимался в пробах на телестудии, а
потом поехал с менеджером на машине в Мито. Так что здесь все в порядке.
Если б не это - если бы никто не мог подтвердить, что я всю ночь провел в
студии, - боюсь, я бы действительно терзался вопросом, не я ли убил Мэй.
Но почему-то не покидает дикое чувство, будто в смерти Мэй тоже я виноват.
Почему? Казалось бы, алиби есть, все в порядке. А мне все чудится, будто я
чуть ли не сам ее задушил, вот этими руками. Будто она из-за меня умерла...
Между нами вновь повисло молчание. Очень долгое. Он по-прежнему
разглядывал свои пальцы.
- Ты просто устал, - сказал я. - Только и всего. Я думаю, никого ты не
убивал. А Кики просто пропала куда-то, и вс„. Она и раньше любила исчезать
неожиданно, еще когда со мной вместе жила. Это не в первый раз. А у тебя
просто комплекс вины. Когда плохо, начинаешь винить себя в чем попало. И
подстраивать вс„ на свете под свои обвинения.
- Нет. Если бы только это. Все не так просто... Кики я, кажется, и в самом
деле убил. Бедняжку Мэй не убивал. Но смерть Кики - моих рук дело. Это я
чувствую. Вот эти пальцы до сих пор помнят, как ее горло сжимали. И как
лопату держали, полную земли. Я ее убил, реально. Реальнее не придумаешь...
- Но зачем тебе ее убивать? Никакого же смысла!
- Не знаю, - сказал он. - Тяга к саморазрушению. Есть у меня такое. С
давних пор. Стресс накапливается - и я проваливаюсь туда, внутрь. В зазор
между мной настоящим - и тем, кого я играю. Этот чертов зазор я сам в себе
вижу отчетливо. Огромная трещина - словно земля под ногами распахивается.
Ноги разъезжаются - и я лечу туда, в эту пропасть. Глубокую, темную - хоть
глаз выколи... Когда это случается, я вечно что-нибудь разрушаю. Потом
спохватываюсь - а ничего уже не исправить. В детстве часто было такое.
Постоянно что-то крушил или разбивал. Карандаши ломал. Стаканы бил. Модели
из конструктора ногами топтал. Зачем - не знаю. Пока маленький был, на
людях такого себе не позволял. Только если один оставался. Но уже в школе,
классе в третьем, друга с обрыва столкнул. Зачем? Черт меня разберет.
Опомнился - приятель внизу валяется. Слава богу, обрыв невысокий был.
Парень легкими ушибами отделался, скандал замяли. Да и он сам думал, что я
нечаянно. Никому ведь и в голову не приходило, что я могу такое намеренно
вытворять. Знали бы они!.. Сам-то я понимал, что делаю. Своей рукой,
сознательно своего же друга с обрыва скинул. И таких подвигов у меня в
жизни - хоть отбавляй. В старших классах почтовые ящики поджигал. Тряпку
горящую засуну в щель - и бежать. Подлость, лишенная всякого смысла. Я это
понимаю - и все равно делаю. Не могу удержаться. Может, через такие
бессмысленные подлости я пытаюсь вернуться к самому себе? Не знаю. Что
делаю - не осознаю. Но ощущение того, что уже натворил, в памяти остается.
Раз за разом эти ощущения прилипают к пальцам, как пятна. Как ни старайся
- не отмыть никогда. До самой смерти... Не жизнь, а сплошное дерьмо. Не
могу больше...
Я вздохнул. Готанда покачал головой.
- Только как мне вс„ это проверить? - продолжал он. - Никаких
доказательств, что я убийца, у меня нет. Трупа нет. Лопаты нет. Брюки
землей не испачканы. На руках никаких мозолей. Да и вообще - рыть„м одной
могилки мозолей не заработаешь. Где закопал - тоже не помню... Ну, пойду я
в полицию, признаюсь во всем - кто мне поверит? Трупа нет - значит, нет и
убийства. Даже моральный ущерб возмещать будет некому. Она исчезла. И это
все, что я знаю... Сколько уж раз я собирался тебе обо всем рассказать!
Язык не поворачивался. Боялся, расскажу - и между нами что-то пропадет.
Понимаешь, пока мы с тобой встречались, я вдруг научился расслабляться как
никогда. Больше не чувствовал своего зазора, не разъезжались ноги... Для
меня это - страшно важная вещь. Я не хотел терять наши отношения. И все
откладывал разговор на потом. При каждой встрече думал: "не теперь,
как-нибудь в другой раз". И вот - нa тебе, дотянул. На самом-то деле,
давно уже надо было признаться...
- Признаться? - не понял я. - В чем? Сам же говоришь, никаких
доказательств нет...
- Дело не в доказательствах. Я должен был сам тебе обо всем рассказать, и
как можно раньше. А я скрывал. Вот в чем проблема.
- Ну, хорошо. Предположим, ты действительно убил Кики. Но ты ведь не хотел
ее убивать!
Он посмотрел на свою раскрытую ладонь.
- Не хотел. И никаких причин для этого не было. Господи, да зачем же мне
убивать Кики? Она мне нравилась. Мы дружили - пусть даже и в такой
ограниченной форме. О чем мы только не разговаривали! Я ей про жену
рассказывал. Она очень внимательно слушала, участливо так. Зачем мне ее
убивать? Но я все-таки ее убил. Вот этими руками. И при этом - совсем не
желал ее смерти. Я душил ее, как собственную тень. И думал: вот моя тень,
которую я должен убить. Если я убью эту тень, жизнь наконец-то пойдет как
надо... А это была не тень. Это была Кики. Только не в этом мире - а там,
в темноте. Там - совсем другой мир. Понимаешь? Не здесь! Кики сама меня
туда заманила. Шептать начала: "Ну, давай, задуши меня! Задуши, я не
обижусь...". Сама попросила - и даже сопротивляться не стала. Именно так,
я не вру... Вот чего я понять не могу. Как такое возможно на самом деле?
Разве вс„ это - не обычный ночной кошмар? Чем дольше об этом думаю - тем
больше реальность в бреду растворяется, как сахар в кофе. Зачем Кики это
шептала? За каким чертом сама попросила ее убить?..
Я допил согревшееся пиво. Сигаретный дым собирался под потолком, густея,
как привидение. Кто-то толкнул меня в спину и извинился. По ресторанной
трансляции объявляли готовые заказы: пицца такая-то, столик такой-то.
- Еще пива хочешь? - спросил я Готанду.
- Давай, - кивнул он.
Я прошел к стойке, купил два пива и вернулся. Не говоря ни слова, мы
принялись за пиво. В ресторане кишело, как на станции Акихабара"Акихабара
- крупный торговый район в Токио и, соответственно, одна из самых
многолюдных станций токийского метро" в час пик: посетители слонялись
туда-сюда мимо нашего столика, не обращая на нас никакого внимания. Никто
не слушал, что мы говорим. Никто не пялился на Готанду.
- Что я говорил? - произнес он с довольной улыбкой. - В такую дыру ни одну
знаменитость силком не затащишь!
Сказав так, он поболтал опустевшей на треть пивной кружкой, точно
пробиркой на уроке естествознания.
- Давай забудем, - тихо предложил я. - Я как-нибудь сумею забыть. И ты
забудь.
- Ты думаешь, я смогу? Это тебе легко говорить. Ты ее собственными руками
не душил...
- Послушай, старик. Никаких доказательств, что ты убил, нет. Перестань
попусту казниться. Я сильно подозреваю, что ты просто по инерции играешь
очередную роль, увязывая свои комплексы с исчезновением Кики. Ведь такое
тоже возможно, не правда ли?
- Возможно? - переспросил он и уперся локтями в стол. - Хорошо, поговорим
о возможностях. Любимая тема, можно сказать... Существует много разных
возможностей. В частности, существует возможность того, что я убью свою
жену. А что? Если она попросит, как Кики, и сопротивляться не станет -
возможно, я задушу ее точно так же. В последнее время я часто об этом
думаю. Чем чаще думаю - тем больше эта возможность растет, набирает силы у
меня внутри. Не остановишь никак. Я не могу это контролировать. Я ведь в
детстве не только почтовые ящики поджигал. Я и кошек убивал. Самыми
разными способами. Просто не мог удержаться. По ночам в соседских домах
окна бил. Камнем из рогатки - шарах! - и удираю на велосипеде. И перестать
не могу, хоть сдохни... До сих пор никому об этом не говорил. Тебе первому
рассказываю все как есть. И сразу - точно камень с души... Только это не
значит, что я внутри становлюсь другим. Меня уже не остановить. Слишком
огромная пропасть между тем, кого я играю, и тем, кто я есть по природе.
Если эту пропасть не закопать - так и буду гадости делать, пока не помру.
Я ведь и сам все прекрасно вижу. С тех пор, как я стал профессиональным
актером, эта пропасть только растет. Чем масштабнее мои роли, чем больше
людей смотрит на меня в кадре, тем сильнее отдача в обратную сторону - и
тем ужасней то, что я вытворяю. Полная безнад„га. Возможно, я скоро убью
жену. Не сдержусь - и пиши пропало. Потому что это - совсем в другом мире.
А я - слишком безнадежный неудачник. Так в моем генетическом коде
записано. Очень внятно и однозначно.
- Да ну тебя, не перегибай! - сказал я, натянуто улыбаясь. - Если мы в
каждой нашей проблеме станем генетику обвинять - тогда уж точно ни черта
не получится. Бери-ка ты отпуск. Отдохни от работы, с женой какое-то время
вообще не встречайся. Все равно другого выхода нет. Пошли вс„ к чертовой
матери. Давай, махнем с тобой на Гавайи. Будем валяться на пляже под
пальмами и потягивать "пинья-коладу". Гавайи - отличное место. Можно
вообще ни о чем не думать. Утром вино, днем с„рфинг, ночью - девчонки
какие-нибудь. Возьмем на прокат "мустанг" - и вперед по шоссе: сто
пятьдесят километров в час под "Дорз", "Бич Бойз" или "Слай энд зэ Фэмили
Стоун"... Все тяжелые мысли в голове растрясутся, я тебе обещаю. А
захочешь опять о чем-то подумать - вернешься и подумаешь заново.
- А что? Неплохая идея, - сказал Готанда. И засмеялся, обнаружив еле
заметные морщинки у глаз. - Снова снимем пару девчонок, погудим до утра. В
прошлый раз у нас здорово получилось!
"Ку-ку", - пронеслось у меня в голове. Разгребаем физиологические
сугробы...
- Я готов ехать хоть завтра, - сказал я. - Ты как? Сколько тебе времени
нужно, чтобы завалы на работе раскидать?
Странно улыбаясь, Готанда посмотрел на меня в упор.
- Я смотрю, ты действительно не понимаешь... На той работе, в которую я
влип, завалов не разгрести никогда. Единственный выход - это послать все к
черту. Раз и навсегда. Если я это сделаю - будь уверен: из этого мира меня
выкинут, как собаку. Раз и навсегда. А при таком раскладе, как я уже
говорил, я теряю жену. Навсегда...
Он залпом допил пиво.
- Впрочем, ладно! Все, что мог, я уже потерял. Какая разница? Сколько
можно биться лбом о стену? Ты прав, я слишком устал. Самое время
проветрить мозги. О'кей - посылаем вс„ к черту. Поехали на Гавайи.
Вытряхну мусор из головы - а потом и подумаю, что делать дальше. Поверишь,
нет - так хочется стать нормальным человеком. Возможно, я уже опоздал. Но
ты прав - еще хотя бы разок попробовать стоит. Что ж, положусь на тебя.
Тебе я всегда доверял. Это правда. Когда ты мне в первый раз позвонил, я
сразу это почувствовал. И как думаешь