Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
260 -
261 -
262 -
263 -
264 -
ывал виду, что заметил неладное, однако к
вечеру я застал его сидящим неподвижно, руки он сложил на коленях и глядел
прямо перед собой. Увидев меня, он тяжело поднялся и неслышно вышел.
Вечером, когда я собрался уже идти на пост береговой охраны, чтобы просить
обыскать утес, Пейшнс появилась: она шла, с трудом переставляя ноги. Щеки ее
пылали; она кусала губы, чтобы не заплакать от смертельной усталости. В
дверях она прошла мимо меня, не сказав ни слова. Волнение, которое пережил
старик, казалось, лишило его дара речи. Он лишь шагнул вперед, взял ее лицо
в свои руки, запечатлел на нем долгий поцелуй и вышел. Пейшнс опустилась в
темной прихожей на ступеньки и уронила голову на руки.
- Оставьте меня! - Вот единственное, что она сказала.
Через некоторое время она поднялась к себе. Позже ко мне пришла миссис
Хопгуд.
- Ни словечка от нее... и не съела ни кусочка, а я-то приготовила
паштет - пальчики оближешь. Что с ней - одному богу известно... она коньяку
просит. Есть у вас коньяк, сэр? Мой Хопгуд не пьет его, а мистер Форд не
признает ничего, кроме цветочной настойки.
У меня было виски.
Добрая старушка схватила бутылку и вышла, крепко прижав ее к себе.
Вернула она ее мне наполовину пустой.
- Сосала, как котенок молоко. Ведь оно, небось, крепкое... бедная
овечка... зато потом разговорилась. "Я это сделала, - сказала она мне. -
Тс-с, я сделала это", - и засмеялась, ровно безумная; а потом, сэр, она
заплакала, поцеловала меня и вытолкала за дверь. О господи! Ну что же такое
она сделала?..
На другой день, не переставая, лил дождь, и на третий тоже. Вчера около
пяти дождь прекратился; я отправился на лошадке Хопгуда в Кингсуэр повидать
Дэна Треффри. С деревьев, с кустов ежевики, с папоротника у дороги капала
вода; птицы заливались вовсю. Я все думал о Пейшнс. Причина ее исчезновения
в тот день все еще оставалась тайной; каждый ломал себе голову, что же такое
она все-таки сделала. Бывают люди, которые никогда не взрослеют - такие не
имеют права совершать поступки. Всякий поступок ведет к каким-то
последствиям, но детям нет дела до последствий.
Дэна не было. Я поужинал в гостинице и, не торопясь, поехал домой. Все
время, пока тянулась в сумерках дорога - до скал, встававших по обе ее
стороны, я мог достать кнутом, - я ни о чем не мог думать, кроме Пейшнс и ее
деда; было в полутьме нечто такое, что усиливало игру воображения и ощущение
неопределенности. Когда я въехал на скотный двор, уже совсем стемнело. Два
молодых бычка, сопя, обнюхали меня, сонная курица вскочила и бросилась прочь
с громким кудахтаньем. Я поставил в стойло лошадь и обогнул дом со стороны
сада. Под яблонями было темно, хоть глаз выколи, окна чернели без света. Я
постоял с минуту в саду, после дождя все благоухало; вдруг у меня родилось
неприятное чувство, что кто-то следит за мной. Случалось ли вам испытывать
такое чувство в темную ночь? Наконец я спросил:
- Есть там кто?
Ни звука! Я дошел до калитки - никого! Лишь с деревьев еще падали капли
- тихо, мягко, с журчаниеми все. Я бесшумно вернулся к крыльцу, вошел в дом,
заложил дверь на засов и ощупью забрался в постель. Однако уснуть мне не
удалось. Я долго лежал без сна; наконец задремал и проснулся, словно от
толчка. Где-то совсем рядом чуть слышался сдавленный шепот. Потом все
замерло. Прошла минута; вдруг раздался глухой удар, словно что-то упало; я
вскочил с постели и бросился к окну. Ничего, только где-то вдали раздался
словно бы топот ног. Ухнула сова; затем я услышал кристально чистый, но
очень тихий голос Пейшнс, напевавшей в своей комнате:
Яблоки зреют - вот упадут,
О! Хэй-хоу! вот упадут.
Я подбежал к ее двери и постучал. Комнаты наши расположены так:
- Что такое? - крикнула она. - Случилось что-нибудь?
- Случилось?
- Что-нибудь случилось?
- Ха-ха-ха! Доброй ночи!
И вслед за этим я услышал, как она тайком пытается сдержать тяжелое,
прерывистое дыхание. И больше ни слова в ответ, ни звука.
Я снова лег и пролежал несколько часов без сна...
Вечером пришел Дэн; за ужином он вручил Пейшнс свернутые ноты; он
достал их в Торки. По словам продавца, сказал он, это нечто замечательное.
Оказалось, что это "Чаконна" Баха. Вы бы видели, как у нее загорелись
глаза, и даже руки дрожали, когда она переворачивала ноты. Кажется таким
странным, что она преклоняется перед музыкой Баха - таким же странным, как
если бы дикий жеребец добровольно дал себя взнуздать; однако это так - от
нее никогда не знаешь, чего ждать.
- Божественно! - все время повторяла она. Джон Форд положил нож и
вилку.
- Нечестивый вздор! - пробормотал он и вдруг гаркнул: - Пейшнс!
Она, вздрогнув, подняла глаза, швырнула ноты и вернулась на свое место.
Во время вечерней молитвы, которую всегда читают сразу же после ужина,
на лице ее был написан вызов. Она рано ушла спать. Мы разошлись довольно
поздно - впервые старик Форд разговорился о скватерских временах. Выходя из
дома, Дэн указал на что-то рукой. Лаяла собака.
- Это Лэс, - сказал он. - Она разбудит Пейшнс.
Спаньель захлебывался лаем. Дэн бросился унимать его. Вскоре он
вернулся.
- Кто-то был в саду и ушел в сторону бухты.
Он побежал вниз по тропе. Я, в сильной тревоге, - за ним. Впереди
сквозь тьму слышался лай спаньеля; чуть виднелись огни поста береговой
охраны. Я первым очутился на берегу; тут же ко мне подбежала собака,
виновато поджав хвост. Послышался стук весел; кроме пенистых волн, не видно
было ни зги. За спиной раздался голос Дэна: "Бесполезно! Ушел!" - хрипло,
так, словно волнение сдавило ему горло.
- Джордж, - сказал он, запинаясь, - это тот негодяй. С удовольствием
всадил бы в него пулю.
Вдруг в темноте на море вспыхнул огонек, помаячил недолго и исчез. Не
проронив ни слова, мы поднялись обратно на холм. Джон Форд стоял в воротах
неподвижный, безучастный - до него еще не дошло, что случилось.
- Бросьте! - шепнул я Дэну,
- Нет, - возразил он. - Я хочу вам показать. - Он зажег спичку и
медленно проследил на мокрой траве сада отпечатки ног.
- Смотрите, вот!
Он остановился под окном Пейшнс и посветил спичкой. Чьи-то следы, то ли
от прыжка, то ли от падения, были явственно видны. Дэн поднял спичку над
головой.
- А теперь смотрите сюда! - сказал он.
Ветка яблони пониже окна была сломана. Он задул спичку.
Мне были видны белки его злобных, словно у зверя, глаз.
- Хватит, Дэн! - сказал я.
Внезапно он круто повернулся и с трудом выговорил:
- Вы правы.
Но, повернувшись, он попал прямо в руки к Джону Форду.
Старик стоял подобно могучему колоссу, темнее тем! ной ночи, словно
потрясенный чем-то, уставившись на окно. Нам нечего было ему сказать.
Казалось, он и не заметил нашего присутствия. Он повернулся и пошей прочь,
оставив нас стоять на месте.
- За ним! - сказал Дэн. - Ради бога, за ним! Долго ли до беды.
Мы пошли следом. Сгорбившись и тяжело ступая он поднимался по лестнице.
Потом ударил кулаком дверь Пейшнс.
- Отвори! - потребовал он.
Я втащил Дэна к себе в спальню. Медленно повернулся ключ, дверь ее
комнаты распахнулась, и вот появилась она - в ночной рубашке, со свечой в
руке, лицо ее - увы! - такое юное из-за коротких кудряшек пухлых щек -
пылало. Старик - рядом с ней он гигант - опустил руки ей на плечи.
- Что это такое? Ты... у тебя в комнате был мужчина?
Она не опустила глаз.
- Да, - ответила она.
Дэн застонал.
- Кто?
- Зэхери Пирс, - ответила она голосом, прозвеневшим, как колокольчик.
Он изо всей силы встряхнул ее, опустил руки, потом опять поднял их,
словно собираясь ее ударить. Она глядела ему прямо в глаза; он опустил руки
и тоже застонал. Насколько я мог видеть, лицо ее не дрогнуло.
- Я его жена, - сказала она. - Слышите? Я его жена. Уходите из моей
комнаты!
Она бросила свечу к его ногам и захлопнула перед ним дверь. Мгновение
старик стоял, как оглушенный, затем побрел вслепую вниз по лестнице.
- Дэн, - сказал я. - Неужели это правда?
- Э-э! - ответил он. - Конечно, правда; разве вы не слышали, что она
сказала?
Я был рад, что не мог видеть его лица.
- С этим покончено, - проговорил он наконец. - Теперь надо думать о
старике.
- Что он станет делать?
- Отправится прямо ночью к этому малому. Казалось, он в этом нисколько
не сомневался. И верно: один человек действия всегда понимает другого.
Я пробормотал что-то вроде того, что я здесь посторонний, и выразил
сомнение, могу ли я вообще быть чем-нибудь здесь полезен.
- Да-а, - протянул он в ответ, - себя я тоже считаю сейчас только
посторонним; но я поеду с ним, если он захочет меня взять.
Он спустился вниз. Через несколько минут они выехали со двора. Я видел,
как они миновали выстроенные в ряд стога сена и въехали под темную сень
сосен, затем стук копыт постепенно начал затихать во мраке и в конце концов
замер вдали.
С тех пор я и сижу здесь у себя в спальне и все пишу вам, а свеча уже
догорает. Я, не переставая, думаю, чем же все это кончится, и упрекаю себя в
бездействии. И в то же время, что могу я сделать? Мне жаль ее - больше, чем
я могу это выразить словами. Ночь такая тихая - за все время до меня не
донеслось ни звука; спит она или бодрствует, плачет или торжествует?
Сейчас четыре; я проспал.
Они вернулись. Дэн лежит в моей постели. Я попытаюсь, по возможности
точно, передать вам все, что он рассказал, его же словами.
"Мы ехали, - начал он, - по верхней дороге, избегая узких тропинок, и
добрались до Кингсуэра в половине двенадцатого. Паром уже не ходил, и нам
пришлось искать кого-нибудь, кто бы нас переправил. Мы заплатили
перевозчику, чтобы он дожидался нас, и наняли в "Замке" коляску. Когда мы
приехали на Черную мельницу, было уже около часу, и тьма кромешная. Я
прикинул, что при южном бризе тот парень должен был добраться до места за
час, ну за час с небольшим. Старик ни разу со мной не заговорил; и, пока мы
еще не прибыли на место, я начал надеяться, что в конце концов мы того
малого не застанем. Велев возчику остаться на дороге, мы несколько раз
обошли вокруг дома, никак не могли найти дверь. Потом "то-то окликнул нас:
- Кто там?
- Джон Форд.
- Что вам нужно?
То был старый Пирс.
- Видеть Зэхери Пирса.
Высокая дверь, выходящая на веранду, где мы недавно сидели, была
открыта, и мы вошли. В конце комнаты была еще дверь, через нее пробивался
свет. Джон Форд подошел к ней; я остался снаружи, в темноте.
- Кто это с вами?
- Мистер Треффри.
- Пусть войдет!
Я вошел. Старик был в постели, он неподвижно лежал на подушках; рядом
горела свеча. Поглядеть на него - мертвец мертвецом, только глаза живые.
Странно мне было там вместе с этими двумя стариками!"
Дэн умолк, как будто прислушиваясь к чему-то, потом решительно
продолжал:
"Присядьте, господа, - сказал старый Пирс, - зачем вам понадобилось
видеть моего сына?
Джон Форд извинился и сказал, что ему надо поговорить с ним и что дело
не терпит.
Они были очень вежливы друг с другом", - тихо заметил Дэн.
"Может, вы хотите ему что-нибудь передать через меня? - спросил Пирс.
- Нет, я должен говорить с ним лично.
- Я его отец.
- А я дед своей внучки и единственный ее защитник.
- А-а! - пробормотал старый Пирс. - Это дочка Рика Войси?
- Я хотел бы видеть вашего сына.
Старый Пирс улыбнулся. Странная у него улыбка, какая-то вкрадчивая,
хитрая.
- Разве когда-нибудь знаешь, где Зэк пропадает, - сказал он. - Думаете,
я заступаюсь за него? Ошибаетесь. Зэк сам за себя постоит.
- Ваш сын здесь! - заявил Джон Форд. - Я знаю. Старый Пирс бросил на
нас подозрительный взгляд.
- Вы приходите в мой дом ночью, как воры, - сказал он, - и меня же
пытаетесь уличить во лжи, да?
- Это ваш сын, как вор, ночью прокрался в комнату к моей внучке; именно
поэтому я и желаю его видеть.
"Потом, - продолжал Дэн, - они долго молчали. Наконец Пирс сказал:
- Что-то не пойму: он, что же, поступил, как подлец?
Джон Форд ответил:
- Он на ней женится, или, клянусь богом, я убью его.
Казалось, старый Пирс, лежа неподвижно на подушках, обдумывал эти
слова.
- Вы не знаете Зэка, - сказал он. - Я вам сочувствую и сочувствую дочке
Рика Войси; но вы не знаете Зэка.
- Сочувствую! - простонал Джон Форд. - Он украл у меня внучку и будет
за это наказан.
- Наказан! - вскричал старый Пирс. - Нас наказать нельзя, никого из
нашего рода.
- Бог вас накажет, капитан Ян Пирс, вас и весь род ваш, это так же
верно, как то, что я стою здесь.
Старый Пирс улыбнулся.
- Возможно, мистер Джон Форд; но только не вы, это так же верно, как
то, что я лежу здесь. Вы не можете наказать его, не причинив зла себе, а
этого вы никогда не сделаете.
И это сущая правда!"
Дэн продолжал дальше.
"Так вы мне не скажете, где ваш сын?
Но старый Пирс даже бровью не повел.
- Нет, - ответил он. - А теперь уходите. Я старик, лежу здесь один ночи
напролет, ноги уже отказали мне, и дом не заперт; зайти может любой
мерзавец; и вы думаете, я боюсь вас?
Нам нечем было крыть, и мы ушли, не проронив больше ни слова. Но
старик-то! Он из головы у меня нейдет - девяносто два года и лежит вот так
один-одинешенек. Кем бы он ни был, а поговаривают о нем всякое, и какой бы
ни был у него сын, но он - мужчина. Дело не в его словах и не в страхе,
какой он мог пережить тогда, но подумать только, что этот старикан вот так
все время лежит там. Ну и мужество, ничего подобного никогда не видел..."
После этого мы сидели молча; сквозь густую листву уже пробивался
рассвет. Со всех сторон раздавались шорохи, словно весь мир поворачивался во
сне. Вдруг Дэн сказал:
- Он обманул меня. Я дал ему денег, чтобы он уехал я оставил ее в
покое. Как вы думаете, она спит?
Он не просил участия, всякое сочувствие он счел бы за оскорбление; но
он очень страдал.
- Устал, как собака, - сказал он под конец и лег на мою постель.
Сейчас уже день, я тоже устал, как собака...
V
Суббота, 6-е августа.
...Продолжаю свой рассказ с того, на чем оборвал его вчера... Мы с
Дэном отправились в путь, как только миссис Хопгуд напоила нас кофе. Старая
экономка на этот раз была любопытнее, подозрительнее и придирчивее, чем
обычно. Она явно тревожилась: "Хэ-эпгуд, которому часто не спится, - судя по
тому, что не слышно бывает его храпа, - этой ночью закричал: "Я слышу стук
копыт!" А мы слышали его? И куда это мы так спешим сейчас? Ведь еще очень
рано, и завтрак не готов. И Хээпгуд сказал, что будет ливень. Мисс Пэшьенс
еще не начинала играть на скрипке, а мистер Форд не выходил из своей
комнаты. И как? И что? И почему?.. Ну и ну, глядите-ка, клещ! Что-то
рановато для них!" Просто диву даешься, как она ловко хватает всякую такую
нечисть, когда я даже разглядеть их не могу. Она спокойно зажала его между
большим и указательным пальцами и принялась обрабатывать нас по другому
поводу. Не успела она добраться до сути дела, как мы уже проглотили кофе и
пустились в дорогу. Но когда мы выезжали, она бегом догнала нас, высоко
поддерживая одной рукой юбку, глянула на нас своими умными и встревоженными
глазами, окруженными густой сеткой мелких морщинок, и спросила:
- Признайтесь, вам жалко ее?
Вместо ответа мы только пожали плечами. Мы пробирались тропинками -
мимо запущенных скотных дворов, где полно свиней и грязной соломы, мимо
фермеров с гладко выбритой верхней губой и бакенбардами; через засеянные
поля, над которыми пели жаворонки. Вверх, вниз, не выпуская поводьев из рук,
пока не добрались до гостиницы, где жил Дэн.
Перед нами в радужной дымке, принимавшей самые причудливые очертания,
сверкала река. Казалось, небо сливается с землей. Нигде, кроме Девона, не
видел я такого удивительно нежного единения. И всякое судно, почерневшее ли
от времени, или совсем новехонькое, казалось в этих светлых водах сказочным
кораблем. Высокие зеленые леса, красноватая земля, белые дома - все
сливалось в опаловом мареве. Шел дождь, но сквозь тучи пробивалось солнце.
Над нами проносились чайки - тени умерших мореходов, жадных до наживы.
Мы велели двум лодочникам отвезти нас к "Волшебнице". Они рьяно взялись
за весла, но потом бросили грести.
- К "Волшебнице", сэр? - спросил один вежливо. - Это которая же?
В этом весь крестьянин с нашего Запада! Никогда не скажет вам "нет",
никогда не упустит своей удачи, никогда не признается, что чего-то не знает
или не может, независим, добродушен и всегда на страже своих интересов. Мы
назвали Пирса.
- Капитан Зэхери Пирс! - Они обменялись полунасмешливым, полудовольным
взглядом. - Вы это, небось, о "Подсолнечной". Она и есть. Э-гей, к
"Подсолнечной"!
Когда мы перелезали через черный борт, я слышал, как один сказал
другому:
- "Волшебница"! Подходящее название, благородное, лучше не придумаешь!
И оба рассмеялись, налегая на весла.
Нас встретил помощник капитана "Подсолнечной", или, как там ее,
"Волшебницы", - высокий молодой парень в одной рубахе, дочерна загорелый, с
сильными мускулами и татуировкой на руках, с темными кругами вокруг серых
глаз от постоянных наблюдений за, погодой.
- Капитан как раз на борту, - сказал он. - Как видите, дел у нас по
горло. А ну, пошевеливайся, сукины вы дети! - прикрикнул он на двух
молодцов, которые бездельничали. По палубе тут и там волокли груз, увязывали
и складывали его.
- Сегодня пятница; в среду при любых обстоятельствах мы выходим.
Пройдите, пожалуйста, вот сюда. - Он проводил нас вниз по трапу в какую-то
дыру, называвшуюся кают-компанией.
- Как мне доложить о вас? Ах, да! - Это относилось к Дэну. - Так вы
мистер Треффри? Значит, мы компаньоны! - И на лице его заиграла мальчишеская
радость.
- Смотрите! - сказал он. - Вам я могу кое-что показать. - И он отпер
дверь каюты.
Казалось, там не было ничего, кроме большущего куска брезента, который,
оттопырившись, свисал с верхней койки. Он откинул брезент. Потом была
отодвинута нижняя койка и на ее месте обнаружился уродливый ствол снятого со
станка пулемета.
- У нас таких шесть, - сообщил он шепотом и с такой невероятной
таинственностью, что она только подчеркивала его природное простодушие.
- Наш капитан говорит, они сейчас там на вес золота. И винтовок у нас
тоже порядочно, а боеприпасов полным-полно. Он и меня взял в долю. Все
лучше, чем служить в пароходной компании да играть на палубе в крикет с
пассажирами. Я уже решил, как повстречался с капитаном: все это побоку и
куплю сахарную плантацию. Душа-человек, наш капитан! Пойду доложу ему. Всю
ночь его не было; вернулся на борт, когда уже четыре склянки пробили; теперь
прилег вздремнуть, но ради вас разбужу, не заругает.
Он вышел. Я гадал, что в Зэхери Пирсе могло привлечь такого вот юнца?
Какой-нибудь сынок, один из двенадцати детей сельского пастора, не иначе,
горит желанием застрелить нескольких негров, вечно ребячливый и
простодушный.
Вернулся он с целой грудой бутылок.