и нормальной работе внутренних органов, то есть
при отсутствии  очевидных органических  причин летального исхода. Ослабление
функций  организма,  начиная с  защитных, он логично объяснял общей тяжестью
травмы, перенесенным организмом потрясением и угнетенным состоянием психики.
     У  тех  же  немногих,  кто  выживал,  наблюдалось  сосредоточение  силы
характера -- они  были очень упорны в своих требованиях и неадекватно сильно
реагировали на  мелочи, что  и понятно в их  положении,  сродни  впаданию  в
беспомощное детство  или заключению в оковы  и  одиночную камеру,  когда все
чувства    и    мыслительные   способности    человека    сосредотачиваются,
концентрируются  на  немногих  объектах,  подчас  ничтожных,  но  являющихся
точками приложения душевных сил и потребностей раненого.
     Вестхуз рекомендует заводить в палатах кошек и попугаев для развлечения
и любви раненых, в обслуживающий персонал  брать  женщин из  простонародья с
циничным  и  веселым  характером, чтоб не подчеркивать поведением  жалость к
убожеству  инвалидов --  а также  проводить светские беседы, которые позднее
назвали бы политинформацией:  повышению  тонуса и улучшению хабитуса раненых
способствуют  разговоры  о  политике  страны,  возможных  исходах  сражений,
исправлении  ошибок  в минувших боях -- они  начинают спорить и  рассуждать,
подчас  высказывая мысли, здравые  и  точные  несоразмерно  своему низкому в
массе  умственному  уровню.  Вестхуз  констатирует  это  обстоятельство,  не
задерживаясь на нем и  кратко поясняя  тем,  что, очевидно, силы  организма,
расходовавшиеся  ранее   на   работу   и  физические   действия,   полностью
сосредотачиваются на деятельности мозга.
     В  подтверждение он приводит лишь  незаурядный  случай,  когда раненый,
фельдфебель, прослуживший четырнадцать лет и участвовавший во всех кампаниях
австрийской армии  с  1792 года, предсказал  заговор против  Наполеона,  его
подробности  и  причину  неудачного исхода.  Когда в газеты дошли сведения о
расстреле  Пишегрю, двадцать  часов  бывшим  хозяином  Парижа,  то  те,  кто
услышали  почти точно  это  за  неделю  раньше  от фельдфебеля, были  немало
поражены.
     Прошедшая  незамеченной  и  канувшая  в  вихре  наполеоновских  войн  и
переделов  Европы,  статья  была  вытащена  с  запыленных  полок  Библиотеки
Австрийской Медицинской Академии почти  полтора века спустя. В феврале  1940
года  основательная СД  Австрийского  протектората  заинтересовалась утечкой
информации из  Генштаба III  Рейха, просочившейся  наружу  в  госпитале  для
инвалидов Мировой войны с  ампутацией  четырех конечностей, расположенном за
окраиной живописного  городишка Брегенц, на самой швейцарской границе,  близ
Баденского озера. Лежавший там с 1916 года лейтенант рейхсвера Альберт Раппе
вскоре  после  раздела  Польши   нарисовал   с   большой  точностью  картину
французской  кампании мая  1940  года.  Он  утверждал фланговый обход  линии
Мажино  и движение дивизии  Гудериана рокадным  маршрутом к Дюнкерку, угадав
даже, что  это  будет  сопровождаться  нарушением  останавливающих  приказов
Генштаба  и пренебрежением  к  действующему  Уставу наземных войск, а именно
чрезмерным отрывом не только от тылов, но и своей мотопехоты.
     В палате Раппе изложил группе сотрудников гестапо, прибывших  под видом
психологов, план Барбаросса  и удачную кампанию 1941 года, попутно предрекая
тяжелую  зиму,  бомбардировку  англичанами  Киля  и  африканскую  экспедицию
Роммеля.  Однако доставленный на самолете  в  Берлин,  он  начал  путаться и
сбиваться в своих взглядах на будущее. Настаивал на вступлении в войну США и
образовании второго  фронта, при  этом  не  опровергая  грядущую  победу над
Англией, оккупацию Турции объяснил  как этап выхода к Индийскому океану, а в
союзники  Японии  дал Бирму.  Он  категорически  утверждал,  что  источников
информации не было, и  вообще никакой информации не  было, а просто  он  над
этим  много  размышлял  и ясно увидел умом, и это будущее так же достоверно,
как  настоящее.  Консультации с  астрологами, пользующимися  личным доверием
фюрера, равно как и применение допроса третьей степени, ничего не дало.
     С  частью  архива РСХА  дело  Раппе  было  вывезено  весной  45  года в
Шварцвальд, под Фрейбург, где и попало в руки американцев. После фильтра УСС
{УСС  --   Управление  Стратегических   Служб,  политическая  стратегическая
разведка;  в  1948г. преобразована в  ЦРУ.} оно перекочевало в  Институт  II
Мировой войны, откуда копия и поступила в ГРУ в 1951 году.
     К тому времени в  аппарате ГРУ ничто уже не проходило мимо людей Берия.
К  тому времени Лаврентий Павлович уже  отчаянно боролся с Хозяином за  свою
жизнь, и умел  мгновенно оценивать и использовать любые возможности.  Весной
52-го многочисленные инвалиды со  своими тележками  на роликах и крючками из
плеч как-то  сразу  исчезли  с базаров, закоулков  и  заплеванных скверов  у
пивных ларьков. Старики  еще  помнят,  как  между  делом пообсуждали  это  и
бросили за текучкой жизни.
     Один  из тысяч безымянных  "почтовых  ящиков" Министерства  Обороны  --
закрытый институт, курируемый Берия -- провел первые опыты  на Соловках, где
в огромном монастыре бывший лагерь для заключенных сменился изолированным от
мира госпиталем для самоваров, по  всем документам давно уже нечислившихся в
живых.  И  довольно  быстро  выяснилось, что: 1) способность к  прорицанию у
разных раненых разная -- от низкой, практически не отличающейся от таковой у
обычного  человека  --  до  чрезвычайно  высокой,  не  поддающейся  никакому
научному истолкованию; 2) эта способность уменьшается при одиночной изоляции
и  может  многократно  увеличиваться в  коллективе себе  подобных, прошедших
психологическую  притирку  в  замкнутом  пространстве,  каковым, собственно,
всегда  является госпитальная палата;  3) это  впрямую никак  не зависит  от
профессии, образования, возраста  и  жизненного  опыта; 4) наибольший эффект
достигается при совмещении  лиц  разного возраста, темперамента,  интеллекта
(как это  ни странно); 5) оптимальная численность группы от шести  до девяти
человек.
     И  был уже достигнут практический результат: Берия пережил Хозяина. Но,
как везде  в  Союзе, специфика рабочих отношений  не позволяла  учесть одно:
тот,  кто  ставил  задачу исполнителям,  слышал  от  них  то, что  он  хотел
услышать, и не слышал  того,  чего услышать не  хотел. Дурачков нема,  знает
мышка  про  кошкины когти,  и  отольются  кошке мышкины слезы. А кто ж Берию
любил. Вот его и шлепнули без всяких предуведомлений.
     Можно подумать, что  Лаврентий Павлович не понимал толк в этих играх. 5
марта  умер Сталин,  7 марта группа  была ликвидирована;  разумеется.  Такие
свидетели не живут, в чем бы ни выражалась их причастность  и  как бы  ее ни
объясняли эти ученые. Но процесс был уже запущен, поздно.
     А  с  расстрелом  Берия и  сменой  аппарата эксперимент прекратился  --
структурные передвижки МВД-МГБ разрушили тонкую и надежно засекреченную нить
управления им. Проводимая  в  спешке,  как  всегда бывает  при  катаклизмах,
чистка архивов привела к  тому, что институт еще год  проработал  вхолостую,
понятия не имея, как и прежде, как ему и полагалось, кому  и зачем нужны его
результаты.  За видимой бессмысленностью  его занятий он  и  был  через  год
закрыт. А госпиталь продолжал жить в рамках  спецотдела МО и на его  бюджете
без всяких там дополнительных значений.
     И  лишь  при Хрущеве  референтура  роющего  землю Шелепина  выудила  из
бумажных гор обрывки странноватых упоминаний, и Железный Шурик пустил КГБ по
следу, как таксу в заваленную нору.

3.

     А   вместо   политинформации  происходит  организованный   коллективный
просмотр фильма на историко-патриотическую тему.
     В  серебряном экранном  луче льет плавный металлический  блеск вращение
монумента "Рабочий и  колхозница". Мосфильм, Первое творческое  объединение,
1991. В трагической громовой россыпи аккордов "Апассионаты", на фоне вспышки
бакового орудия "Авроры", лезущих  на узорчатые  ворота  Зимнего  матросов с
винтовками,  бронепоезда  под  красным  флагом  в  выжженной донской  степи,
суровой колонны  людей  с  красными  бантами  на  черных кожанках  и  узкими
ремешками маузеров через плечо, рдеет и разгорается багрянец:



     РОЖДЕННЫЕ РЕВОЛЮЦИЕЙ

     Ленин -- Ролан Быков
     Сталин -- Владимир Этуш
     Троцкий -- Савелий Крамаров
     Дзержинский -- Сергей Филиппов
     Каменев -- Владислав Брондуков
     и--и
     Зиновьев -- Семен Фарада
     Крупская -- Инна Чурикова
     Инесса Арманд -- Лия Ахеджакова
     Натурные планы переходят с до боли  знакомых булыжников Красной площади
и башен  Кремля  на пустые,  холодные заводские  цеха,  прокуренные казармы,
аскетические кабинеты с  бессонными лампами, перемежаясь -- крупно -- лицами
вождей.
     Ленин: Блядь, ну же  мы и навоготили.  Хули теперь  делать-то? По этому
вопгосу необходимо посоветоваться с товарищем Сталиным,
     Сталин (раскуривает трубку): В бранэвики -- и  на почтамт, а там вокзал
рядом.
     Зиновьев: Владимир Ильич, между прочим в Разливе вы были не с чайником,
а  со  мной.  А  потом   историки  фальсифицировали,  что  с  чайником.  Как
материалисты мы с  вами понимаем,  что материя первична,  и как ни изображай
художники вас у шалаша, а меня над костром чайником на палке, я не чайник. А
если я кипел, так это я вас еще тогда предупреждал!
     Арманд:  Ах,  и вы  были  у него  на палке,  товарищ?  Володя,  это  не
по-партийному. Устав партии отрицает  подобные формы внутрипартийной борьбы.
Почему ты скрывал от меня?
     Ленин: От тебя скгывал?! Наобогот, я пгизывал  социал-демокгатов Евгопы
не  закгывать  глаза на  гево-люционную геальность.  Большевики не  стыдятся
своих взглядов, я готов показать тебе в любой момент. (Показывает.)
     Сталин  (.раскуривает  трубку):  Напэчатайте  это  во  всэх  завтрашних
газэтах, пусть ужаснутся враги нашей рэволюции, что их всэх ждет.
     Троцкий   (патетично):  Победное  шествие  революции   по  всему   миру
неостановимо, товарищи! Революция не может кончить!
     Дзержинский (почесываясь); Кого не может кончить? Пся крев, может.
     Ленин: А вы, товагищ Тгоцкий, политическая пгоститутка, и чья бы когова
мычала.  Вы  не пгавы. Лейба, холоднокговнее, вы  не  на габоте, пегестаньте
возбуждаться. Не тгогайте г'гязными лапами завоевание геволюции!
     Крупская:  Володенька,   зачем   тебе   еще   проститутки?  От   твоего
революционного напора  у  меня уже и так аж глаза выпучиваются, а это пугает
пролетарских детей, когда я о них забочусь и  угощаю конфетами фабрики имени
себя. Забочусь, а сама  думаю: вот сейчас вопрет! конечно  тут выпучишься. А
ты бегаешь к этой селедке Арманд.
     Сталин (протягивая ей трубку): На, пасаси, и болше нэ просы.
     Ленин:  Товарищ Сталин подошел бы на должность  генегального  секгетагя
нашей пагтии, если бы не его чгезмегная г'губость.
     Дзержинский (почесывая подмышку)'. Быдло, пся крев.
     Зиновьев: Я не чайник, лысый хуй!
     Дзержинский:  А  вот у  меня чистые руки,  Владимир  Ильич,  давайте  я
потрогаю.
     Ленин: Вы пегепутали, Феликс Эдмундович, это не вам, а мне всех хочется
по головке гладить.
     Сталин (хмуро):. Вы по два утюга в день ломаете, товарыщ Ленин.
     Арманд (любовно): Ах, а ведь мог бы бритвой по глазам.
     Крупская  (ревниво  наступая каблуком ей  на  ногу):  Самый  человечный
человек.
     Троцкий (высокомерно, Сталину): А ты дай ему ледоруб.
     Сталин: Мы учтем ваше пажелание, товарыщ Троцкий.
     Каменев:   Совершенно   верно.   (Получает   от   Троцкого   затрещину,
соглашается.)
     Ленин:  А  вы  что подскакиваете, товагищ  Каменев? Нетвегдо  стоите на
нашей  платфогме?  Агхитгудно  габотать  с  вами,  товагищи.  Вот  и  Феликс
Эдмундович  шатается!  Утегяли  геволюционную  огиентацию,  батенька? Вы  на
ксендза учились или на гаввина? Ну-ка скажите честно товагищам:  вы  сколько
дней не ели?
     Дзержинский (почесываясь): Кого? А вообще -- четыре дня.
     Ленин (заботливо): Немедленно спать!
     Дзержинский: А в какой руке джентльмен должен держать  котлету,  если в
правой руке он держит маузер, а в левой -- горло мировой контрреволюции?..
     Ленин (потирая руки): А вот сейчас чайку гогяченького сваг'ганим!
     Зиновьев: Не смейте меня трогать!
     Сталин (хмуро) :  Временные  трудности с чайком,  товарыщ  Ленин. Врагы
народа все выпили  с бэзродными  космополитами.  Как учит нас всэпобеждающее
учэние, если в кране нэт воды -- значит, выпили жиды, панымаешь.
     Каменев: Не исключен  и  такой  вариант.  (Получает от  Сталина  тычок,
соглашается.)
     Ленин (растерянно); То-то у меня струя такая светлая...
     Троцкий  (высокомерно):  Нам  нужна Новая экономическая  политика.  Или
краска для потемнения струи.
     Ленин: А вот тезисы мои  воговать не надо, это  моя гениальная мысль, а
не ваша, а вы как были политической пгоституткой, так ею и останетесь!
     Крупская (взвизгивая): Володенька,  прекрати  щипать меня за жопу,  мне
уже сидеть не на чем!
     Ленин: Надежда Константиновна,  вы агхинепгавы. По  этому вопгосу нужно
посоветоваться с това-гищем Сталиным.
     Сталин (хмуро): Будэт сидеть -- я сказал! А партия прыкажет -- и лежать
будэт.
     Дзержинский  (недослышав,  стреляет  из  маузера  в  потолок):  Ложись,
контра! пся крев...
     Каменев (ложась, соглашается): Возможен и такой подход.
     Троцкий  (патетично):  У   вас   тут  ни   мира,  ни   войны,  никакого
поступательного  движения   железных  когорт   несгибаемых   борцов  мировой
революции! Вместо того, чтоб вылезать из жопы,  вы ее щиплете, ревизионисты.
Массы нужно вдохновить на борьбу, вот посадить голой женой на кактус!
     Ленин (показывает язык): Пгоститутка! Пгоститутка! Пгоститутка!
     Сталин (пыхает трубкой): А ви поезжайте куда-нибудь в Мексику,  товарищ
Троцкий, а кактусы вам Политбюро обеспечит.
     Зиновьев: А чайника ему с собой не давать!
     Арманд: Ах. Меня радует отношение партии к проституции...
     Каменев: Хорошее дело.
     Арманд: Революция раскрепостила женщину, но пока не дала  ей  средств к
существованию...
     Дзержинский (почесываясь): Дать ей пизды, пся крев.
     Сталин (хмуро): Наша партия нэ бляд, чтобы каждому давать.
     Арманд:... кроме упомянутого товарищем  Дзержинским  партийного органа.
Это революционно-артистическая  профессия, ведь именно актеры и  проститутки
не имеют ничего, даже цепей, только собственное тело...
     Каменев (соглашаясь, ощупывает ее): Хорошее тело.
     Сталин: Что значит "собственное", товарыщ Арманд? Вы член партии?
     Арманд: Не надо пугать меня членом партии!
     Сталин: Я-- член партии!
     Арманд: Ах,..И к  этому телу пролетарская революция  должна протягивать
руку в первую очередь, опираясь на истинных пролетарок упомянутого товарищем
Дзержинским органа преобразования действительности.
     Каменев (соглашаясь): Хороший орган.
     Ленин: А из золота мы будем делать гондоны!
     Троцкий (высокомерно): Кремлевский мечтатель.
     Каменев  (соглашаясь): И  нужники. (Подпрыгивает  от  грохота.) Что это
загремело?
     Троцкий:  Им,  гагарам, недоступно  наслажденье  счастьем  битвы,  гром
ударов их пугает! (Ударяет Каменева.) Это Железный Феликс споткнулся.
     Ленин: Дочесался,  стукач пгоклятый. Что вы  все чешетесь? Забыли  мыло
геквизиговать?
     Дзержинский:  Вы  же  сами  говорили,  Владимир  Ильич,  что  у  рыцаря
революции  должны  быть чистые только руки. А  тут  вот  беспризорных  детей
собирали по подвалам, окружали заботой, ну и конечно...
     Л е  н  и н (с интересом): И  много подвалов освободили?  О! Немедленно
посадить туда всю контг'-геволюционную сволочь и гастгелять!
     Сталин (раскуривая  трубку):  Мнэ адну девочку оставьте, я  ее буду  на
руках держать.
     Ленин: И мне штучек десять... нет,  семь... ну, пять доставьте  в Горки
на Новый Год,  я с ними  буду хоговод  водить.  (Присаживается на  ступеньку
трибуны, быстро пишет.)
     Крупская: Володенька, что ты там все пишешь?
     Ленин: Мандаты, Наденька, мандаты.
     Крупская (выпучивая глаза, обиженно): Сам ты лысый хуй.
     Каменев: Да, укатали сивку крутые Горки... Звонит телефон.
     Сталин (берет трубку):  Ленин и Сталин у прямого провода. Нэт... Нэт...
Нэт... (Кладет трубку.) Ходоки пришли. Фэликс, разбэрись.
     Дзержинский  (выходя  с  обнаженным  маузером):  Ну,  кто   еще   хочет
комиссарского тела? ( Слышны выстрелы.)
     Зиновьев: Хуй им, а не чаю!
     Ленин (читает написанное): Социалистическая  геволюция, о необходимости
котогой так долго и упог-но говогили большевики -- свегшилась!
     Сталин: Вах!
     Ленин (продолжает  читать): Из всех искусств для нас важнейшим является
вот такое кино.
     Арманд: Ах, только для тех, кто не знаком с высоким искусством любви...
     Крупская (выпучивая глаза): Когда же прекратится это блядство!
     Сталин  (хмуро):  Заткнитэсь,  бляди, когда  джигиты  говорят.  Товарищ
Ленин, партия  может  найти  вам другую вдову. Чтоб она  нэ пучила  глаза на
товарищей по партии.
     Дзержинский  (входя  с  мешком): Владимир  Ильич,  это  вам от  ходоков
(достает из мешка водку, хлеб и сало).
     Ленин  (вертит  в  руках  пустой мешок, отдает обратно): Все  лучшее --
детям!
     Дзержинский (примеривая  мешок): Вот наловим по подвалам  -- хоп!  -- а
мешок уже есть.
     Сталин (пьет водку, разглаживает усы): Жить стало лучше, товарищи, жить
стало веселей.
     Троцкий (высокомерно): А сало кошерное?
     Ленин: Пгоститутка. (Ломает  каравай): Я же  говогил, что  должен  быть
хлеб в стгане, товарищи.
     Троцкий (высокомерно): Гусь свинье не товарищ.
     Ленин: Да? Тогда я полетел. В Цюгих.
     Троцкий: Из вас товарищи, как из моего хуя оратор: встанет -- и молчит.
     Дзержинский (не расслышав, стреляет в потолок): Стоять!!! Молчать!!!
     Ленин (выпив, мечтательно: Помню, батенька, в апгеле семнадцатого выпил
я водочки из чайника, потом забгался на бгоневичок, и такоого наговогил...
     Зиновьев: Из какого чайника?! Мы же вместе писали апрельские тезисы!
     Сталин: Грамотный очэнь, да?
     Крупская  (пуча  глаза):  Так вот  почему  мне  пришел  тогда  счет  за
вытрезвитель!
     Ленин (хмелея): Выйду я на хуй из такого ЦК! Тут геволюция в опасности,
а они о каких-то счетах, каких-то чайниках!
     Сталин: Рэволуция нэ целка. Патэрпит.
     Ленин: Обгащусь к нагоду!
     Сталин: И  что ты ему скажэшь?  "Снымай штаны, вставай раком, еще эбать
буду"?
     Троцкий (патетично): Рак, этот символ мелкобуржуазной стихии мещанства,
пятящийся  в смертельном  страхе от рокового меча карающего гнева угнетенных
масс!.. Дайте чаю горло промочить, пересохло...
     Зиновьев: Пошел на хуй!
     Ленин: Проклятый чайник, ты завалил всю скобяную  промышленность! (Дает
пинка Каменеву.)
     Каменев: Мы выступаем против необдуманных шагов.
     Ленин: Коба, блядь, я жив не буду, стгеляй!!!
     Крупская: Вовка, прекрати истерику, не шлялся  бы в Париже по блядям --
не подцепил бы сифон. Ну пойдем в туалет, я тебе подрочу, успокоишься.
     Ленин:  Феликс  Эдмундович,  а  вы  никогда  не   пгобовали  заниматься
онанизмом?
     Дзержинский (почесывая пах): Ну что вы, Владимир Ильич...
     Ленин:  А  пгепгиятнейшая, доложу  я  вам,  батенька,  штука!  И  очень
успокаивает.
     Троцкий  (патетично):  И  вечный бой!  Покой  нам только снится!  Бегут
рабочие от нас через границу!
     Сталин: Кармить нэ надо, они и нэ набегут.
     Дзержинский (чешет ухо): Расстреляем хамов, пся крев, в чем вопрос.
     Троцкий (высокомерно): А в том, что мы еще не все взяли.
     Арманд: Так возьмите ж меня все!
     Дзержинский: Это ничего, что у маузера мушка острая?
     Арманд:  Ах... шпанская?  Революция раскрепощает  все виды  сексуальных
отношений, и если у вас, кроме маузера, ничего н