а.- Главное, что
плохо.  вроде вы борец.  человек с репутацией. незапятнанной. а вот из
бумажек этих следует, что вы как все, хуже всех, даже каяться не жела-
ете. Смотрели "Покаяние"? Класс! - Подполковник цокнул языком.- Но ис-
кусство искусством, а жизнь берет свое. Бумажки против вас. что делать
будем?

- Это подделка.- Спокойствие с трудом давалось Реброву.

Подполковник улыбнулся:

- Это милый вы мой,  даже не смешно. органы подделали?.. мы не ангелы.
люди везде люди, но. подделки? - И неожиданно изгнав благодушие, отры-
висто резанул,- подпись ваша?

- Моя,- подтвердил Ребров.

- А вы - трус!  - Неожиданно зло заключил Грубинский.- Подпись  -  это
серьезно.  Это даже ваш адвокат признает. Кстати об адвокате. не слиш-
ком надейтесь.  они хороши в борьбе с наговорами.  при явном, так ска-
зать,  обвинительном уклоне.  у нас с вами дело другое. я едва было не
отпустил вас, и вдруг. эти бумаги.

- Фальшивые,- не утерпел Ребров.

- Вот и нет!  - Подполковник повеселел,  потряс бланком,  отпечатанным
типографски.- Заключение экспертов. не подкопаешься. ваша подпись.

- Разрешите взглянуть? - Ребров отодвинул подстаканник.

- Извольте!  -  С  готовностью разложил подписанные Ребровым документы
Грубинский.

Ребров внимательно перечитал отпечатанные на банковских бланках письма
с его подписью:

- Впервые вижу!

- Естественно,-  со смешком поддержал дознаватель,- и не ожидал друго-
го, кто ж на себя покажет?..

Помолчали. Подполковник вновь предался чайной церемонии,  подобрев  на
глазах:

- Вот что я вам скажу.  Ребров,.. милый вы мой человек. Откуда эти бу-
маги? Начали копать. а почему? Вы дали повод - не отдаете важные доку-
менты, где-то припрятали, как ребенок, в самом деле. и мы вроде школя-
ров,  играем с вами в кошки-мышки. Верните документы, и дело с концом.
Не  отдадите.  дальше копать станем - это ж машина!  - и накопаем,  не
сомневайтесь.- Вздохнул и совсем по-родственному,  по-отечески  заклю-
чил.- Вам это нужно? Мне - нет!

Нажал кнопку. Вошел охранник. Ребров встал, готовясь покинуть кабинет.
Следователь посмотрел на охранника, вдруг припомнил важное:

- Свободен.- и Реброву,- еще поговорим, садитесь.

Грубинский полистал толстый журнал,  пересыпал чай из двух пачек в ко-
робочку "Липтона", пояснил:

- Подмешиваю, чтоб продлить удовольствие.

- Разрешите.- начал Ребров,  подполковник кивнул.- Скажите, у вас, на-
верное, целый отдел есть. печатает поддельные письма, фальшивые заклю-
чения, ставит любые подписи?

Подполковник с любопытством,  как на заговорившее насекомое, глянул на
Реброва.  Тот ожидал гневного окрика,  хамского окорота,  но.  ошибся,
спокойно и даже проникновенно подполковник поведал:

- Конечно,  есть.  А вы как хотели?  - И засмеялся, заваривая любезную
чайную смесь.

Отодвинул стакан,  посмотрел на Реброва долгим,  недобрым взглядом,  и
последственный вмиг понял, что начинается второе действие, самое насы-
щенное и драматическое.

Грубинский даже внешне изменился: подобрался, затвердели желваки, зас-
веркали глаза - помолодел, одним словом.- Ребров, имя вашего настояще-
го отца вам неинтересно.  Предположим. Бумаги, что у меня на столе, вы
не подписывали.  Предположим.  но есть обстоятельство, вернее человек,
который вас непременно заинтересует. Кто?

Ребров вжался в спинку стула, ожидая ответа, он давно боялся этого ми-
га и. худшее пришло, буднично, обыкновенно. сейчас уста подполковника,
моловшие успокаивающую, обволакивающую чепуху произнесут нечто. и Реб-
ров прекратит сопротивление.

- Кто? - Выкрикнул Ребров.

- Мы переведем от вас безобидного Сеньку и подселим двухметрового гро-
милу с лапищами, ломающими бревна как спички.

- Я побоев не боюсь.- Усталость накатила на Реброва,  худшее  миновало
и. подследственный себя выдал.

Грубинский легко вскочил, крутился рядом с Ребровым, заглядывая в гла-
за:

- А вы вроде рады?  Определенно рады! Облегчение в глазах.- дотронулся
до  предплечья - мышцы расслабились.  действительно,  кто боится побо-
ев?.. не до смерти же. мы не допустим. Я в курсе, как вас валтузили, я
даже горжусь вами.  знай,  мол,  наших.- Грубинский крутанул свой стул
вокруг ножки,  оседлал, свесив по краям бедренные окорока, сложил руки
на спинке стула и глухо, раздельно произнес:

- Вы ждали,  что я назову другого человека.  и я его назову.  это ваша
мать!

Ребров почувствовал легкое головокружение и рвотный  позыв,  схватился
за горло, стараясь удержать зловонное месиво рвущееся снизу.

Грубинский, не скрывая торжества,  ринулся к графину, налил воды, про-
тянул стакан.  Ребров пил долго, одна мысль свербила: если б растянуть
этот стакан на всю жизнь,  пить до смертного часа, лишь бы мать больше
не вспоминали в том кабинете.

Подполковник нажал вызывную кнопку. Вошел охранник.

- Уведите,- скомандовал следователь.  Из носика электрического чайника
со свистом вырывался пар.



Марь Пална  сидела в больничной палате на одного.  На кровати возлежал
Мастодонт, на тумбочке в вазе рдели гвоздики, принесенные секретаршей.

- Все,  Маш!  - Мастодонт гладил руку секретарши.- Отпели-отлюбили. я,
конечно, хамло, Маш, но. ты. ты для меня не подоконник, не доносы, ни-
когда б не вышло соединиться,  врать не стану,  другие времена и,  что
поразительно, нет красного цвета! Могли б по другому прожить, не здесь
родится, не сейчас. Все другое. человеческое.

Мастодонт отвернулся к тумбочке, чтобы скрыть слезы, махнул рукой.

- Чего стесняться!  Ишь приучили!..  Слезы - плохо. жалость - унижает.
погибать, но не сдаваться. зато кради, насилуй, убивай. убийство здесь
наука. не только физическое, поджидают у колыбели - и сразу понеслась,
тянуть жилы до конца дней.- Тяжело задышал.

- Устал? - всполошилась Маша, придвинулась.

- Что там у нас?  - Глаза Мастодонта погасли, слезы высохли, порыв ис-
таял.

- Ребров под следствием. На завтра вызвали меня.

- Я его предупреждал.  Вот что, Маш.- Мастодонт с трудом сел, зашептал
в ухо секретарю: глаза Марь Палны расширились.

Вскоре женщина поднялась,  поцеловала Мастодонта. Больной посмотрел на
уходящую, будто желал запомнить навсегда:

- Найти себе человека. где хочешь. хоть из-под земли.

- Где ж найдешь? - Женщина склонилась, потерлась лбом о руку Мастодон-
та.

- Иди, Маш,- тихо отпустил больной.- У тебя впереди жизнь. какая-ника-
кая, а у меня.- и резко отвернулся к стене.

Дверь в палату тихо притворилась.



В камеру за Ребровым пришли, выдали его одежду. Усадили в машину и по-
везли в центр.  По обе стороны от Реброва сидели два хмурых комсомоль-
ских упыря, гладких и накачанных.

Подъехал к дому в Плотниковом переулке, сопровождающие ввели Реброва в
обыкновенный  подъезд обыкновенного дома,  испещренный матом на облуп-
ленных стенах,  окропленный мочой десятков кошачьих поколений, гниющий
и сопротивляющийся умиранию.

Поднялись на шестой этаж,  позвонили,  дверь открыли. В прихожей, при-
ветливо встречая,  стоял подполковник Грубинский. Ребров вошел, сопро-
вождающие обменялись с начальником парой слов и.  исчезли по немудрен-
ным гэбэшным делам:  выпить,  забежать к знакомым девкам  в  подсобки,
разжиться редким товаром почти за так - все ж власть заявилась.

В конце  коридора  Ребров заметил незнакомую женщину с седым пучком на
затылке,  промелькнувшую бесшумно и похоже, опечаленную тем, что в на-
рушение просьбы-приказа попалась на глаза. Ребров знал, что у комитета
в центре сотни квартир,  хозяева коих когда-то попали в тенета  бойцам
вооруженного отряда партии, да так и не выскочили из силков.

Грубинский поддержал Реброва за локоть, провел в большую, давно не ре-
монтированную комнату. За столом сидела мать.

Мать и сын обнялись,  подполковник тактично отошел к окну,  то ли выс-
матривая машину своих орлов, то ли пытаясь понять, как не зачахли цве-
ты на окне, неизменно обращенном в темный каменный колодец.

Подполковник прилип к стеклу, будто и не слышал ничего, и происходящее
его вовсе не трогало.

- Как ты? - Ребров гладил волосы матери, лицо, руки.

- А ты?.. мальчик!..- Ястржембская разрыдалась.

Подполковник поморщился и еще заинтересованнее уперся в колодец двора,
затем не выдержал,  шагнул к столу,  уселся, положив пухлые, ухоженные
ладони  на  чистую,  но  ветхую - со штопками и застиранными пятнами -
скатерть.

- Ну-тес, господа хорошие, к делу.

Ястржембская распрямилась,  обрела   внутренний   стержень,   вскипела
яростью сопротивления,  глаза свидетельствовали: старое зэковское - не
верь, не бойся, не проси! - до сих пор обороняет от бед репрессирован-
ную польку.

- Итак,  ваш сын совершил преступление. выкрал важные документы, но мы
не жаждем крови.  вовсе нет.  мы хотим,  чтобы нам вернули украденное,
если, конечно.

- Если что?..- Ребров не выпускал руку матери.

- Будем говорить как мужчины. если, конечно, вам дорога мать.

Ястржембская помолодела, будто перенеслась на десятилетия назад, когда
ненависть к этим людям выжигала все  изнутри,  но  молодость  помогала
выстоять, не сгореть.

Ребров сжал руку матери:

- Подполковник у нас дока по завариванию чая.  и. по дружелюбному шан-
тажу.

- Вы не изменились,- глядя прямо в глаза Грубинскому  произнесла  мать
Реброва.

- Помилуйте,- попытался отшутиться подполковник,- я вас вижу впервые.

- И я вас.- Ястржембская закрыла глаза:  господи! Как давно это было и
как явственно проступило сквозь толщу времени.  Глаза женщины  раскры-
лись, сухие, в красных ободках от недосыпа и долгих месяцев застарелой
хвори.- И все же. Вы не изменились.

Грубинский оглядел этих двоих,  ему стало не по себе.  или так показа-
лось Реброву?  Если люди идут на сотрудничество, а тем более на службу
органам, тонкие движения души отмирают, становятся не нужными или сох-
раняются  для маскировки,  для усыпления не слишком искушенных врагов:
смотри какой я!  понимающий, тонкий, сострадающий, вовсе не такой, ка-
ким ты ожидал меня увидеть.

- Потеряно непозволительно много времени,- отрубил Грубинский,- или вы
возвращаете документы проводок партийной валюты или. в общем, я сказал
все. думайте!

Убогий отрывной  календарь  на  стене  показывал 18 августа 1991 года.
Ребров не предполагал раньше, что органы, полюбившие в последние деся-
тилетия удобства и покой, трудятся и по воскресным дням.

- Что вы можете сделать больше,  чем уже сделали когда-то? - Ястржемб-
ская поправила выбившуюся прядь.

Подполковник молчал.

- Вы не посмеете!  - Едва слышно,  и от того значительно,  предостерег
Ребров.

Подполковник молчал.

В дверях  появилась  хозяйка  квартиры - встретились глазами с матерью
Реброва и обе поняли, что оттуда! из далекого лагерного далека: только
одну сломали,  другую не смогли. Подполковник кивнул. Хозяйка исчезла,
через минуту принесла чай.  Грубинский оттаял при виде любимого пойла,
потянулся к стакану с густо коричневым содержимым.

В дверь позвонили,  подполковник поднялся,  открыл, вошли сопровождаю-
щие,  один из них обвел Ребровых отсутствующим взглядом и,  никого  не
опасаясь, доложил:

- Завтра! Все готово!

Подполковник кивнул,  как показалось Ястржембской с сожалением посмот-
рел на ее сына:

- Жаль,  Ребров, даже не представляете, как жаль, что мы не смогли до-
говориться. видит Бог, я хотел.- подполковник не договорил, машинально
вырвал лист календаря с 18 августа, пробежал текст на обороте, спрятал
листок в карман,  сказал сопровождающим,- на память! - одним махом до-
пил чай, кивнул на Реброва.- Уведите!..

Ястржембская поднялась.

- А вы,  мадам,  останьтесь. поговорим, как отпрыски двух шляхтических
родов.

Ребров попытался вырваться,  броситься к матери.  Упыри споро заломили
руки сына за спину и выволокли. Из глубины коридора смотрели слезящие-
ся глаза на веки вечные перепуганного человеческого существа - хозяйки
явочной квартиры в центре города.



Девятнадцатого августа Марь Пална поднялась,  как  обычно  без  десяти
семь,  в семь включила "Эхо Москвы", перебросила рычажок на магнитоле,
вывезенной из Парижа.  Ей нравились ребята, вещающие с таким неприкры-
тым вызовом властям. В ее молодости такие или сидели, или смирно шушу-
кались по углам,  или уезжали,  оболганные,  оплеванные,  часто пройдя
высшую школу многолетней травли.

Никогда за  Марь  Палной  не ухаживали такие раскованные,  незлобливые
мальчики из по-настоящему хороших семей,  и поэтому секретарша  Масто-
донта любила слушать их голоса и представлять как они выглядят.  и как
раз по голосу, более других, ее привлекал Сергей Корзун, который и за-
говорил сейчас.

Вначале Марь  Пална даже предположила,  что обладатель любимого голоса
слегка пьян или шибко - в лучших традициях самой Марь Палны -  перегу-
лял. Голос ведущего явственно дрожал и сообщал страшные вещи.

Марь Пална отшвырнула тени,  отодвинула кофе и услышала,  что власть в
стране принял на себя комитет с непроизносимым названием и вошли в не-
го зловещие персоны.

- Господи,  Сережа!  - Хотела обратиться Марь Пална к любимому ведуще-
му.- Ребята,  вы известные ерники!  Это шутка?  Признайтесь!  Никто не
осудит. такая тягомотная жизнь. решили развлечь народ. ну признайтесь.

Однако ведущий зачитывал обращение комитета и лишь тембром, перепадами
модуляций давал оценку документу,  привезенному на  радиостанцию,  как
видно,  еще до семи утра.  Марь Пална лучше многих представляла, кто и
как развозит такие документы.

И сегодня же ей предстояло оказаться в Лефортово для  дачи  показаний,
как некстати вылупился из змеиного яйца этот комитет. Положение Ребро-
ва стократно усугублялось, и сейчас, на больничной койке Мастодонт то-
же выслушивал обращение комитета.

Мастодонт, насквозь пробитый инфарктом, всю жизнь играл в "эти игры" и
понимал:  Ребров в смертельной опасности. и если раньше шансов на спа-
сение было немного, то теперь их не стало вовсе.

В динамике  Сергей  Корзун  оборвал фразу на полуслове.  и Марь Пална,
будто на яву,  увидела, как в неприспособленную для вещания комнатенку
вошли люди,  в штатском и перекрыли тракт,  ведущий к передатчику. Как
ей хотелось ворваться на станцию,  затопать ногами,  заорать  хотя  бы
так:  "Эй! Вы знаете с кем я сплю? А, не знаете! Тем хуже! Вас в поро-
шок сотрут. я только позвоню. только." Однако Марь Пална не была столь
наивна, чтобы и в самом деле верить в свои возможности. к тому же, Са-
новник отъехал в Швейцарию и жаловаться - чего бы она никогда не  сде-
лала! - было попросту не кому.

Марь Пална  позвонила  по контактному телефону Седому - никто не отве-
тил.  и тут она вспомнила, что Седой еще раньше записал дату ее вызова
в Лефортово и обещал увидеться не позднее как сегодня!

Марь Пална приняла душ, быстро оделась, выскочила на улицу, на удивле-
ние быстро поймала такси.  Ехали по кольцу. У Зубовской и ближе к МИДу
стояли  танки  в  пятнах защитной окраски.Таких здоровенных махин Марь
Пална никогда не видела.  Люди и внимания не обращали на танки,  будто
видели их каждый день и не по одному разу.

Любопытствовали единственно старые и малые, как наиболее оторванные от
сиюминутной жизни.  Марь Пална попросила притормозить сразу же за дву-
хэтажным рестораном "Глазурь". Обошла пять желтокоричневых бронирован-
ных гробов, удивилась какие длинные стволы у башенных орудий. Командир
танковой группы, прижался спиной к гусеницам и, как мальчик шевеля гу-
бами,  вел пальцем по обычной - груды в каждом киоске -  туристической
карте Москвы.

Марь Пална  не поверила собственным глазам,  приблизилась к майору - у
красивых женщин особые привилегии - заглянула в  цветное  переплетение
улиц, увидела голубой извив Москва-реки и. рассмеялась.

- Что это? - Не унималась Марь Пална.

Майору вряд ли доводилось стоять рядом с женщиной такой красы: в воен-
ных городках "звезды" не водятся.

- Что это?  - Секретарским,  не допускающим молчания  тоном  повторила
Марь Пална.

- Карта. Москвы.- Майор думал, что никто из офицерской братвы не пове-
рит, что он запросто общался. может иностранка, просто говорит хорошо?
-  с такой,  с такой.  танкист окончательно сомлел под огненным взором
женщины и доверительно сообщил:

- Раздали перед маршем,  чтоб, значит в городе ориентироваться.- и, на
всякий пожарный, уточнил,- вы, часом, не иностранка?

- Матерь Божия! - запричитала, как кладбищенская плакальщица Марь Пал-
на, враз отметая подозрение в инородстве,- и это вы. по этим картам?..
военная операция?..- И снова расхохоталась.

Понеслась к  такси.  Майор недоуменно смотрел вслед чуду,  растаявшему
так быстро.

В машине бросила таксисту:

- Представляешь, шеф? У них карта Москвы. ну как для пионеров. где зо-
опарк. где выставка. где культурный парк по-над речкою.

Таксист хмуро молчал. Домчали до Лефортово, повидав в дороге еще нема-
ло военной техники.

На стуле кулем перемолотых костей размещался Ребров:  то ли Грубинский
не соврал,  подселил громилу в камеру упрямца,  то ли давно чесавшиеся
руки комитетчиков распустились по случаю  воцарения  классово  близких
вождей?

Отметелили Реброва безжалостно:  оба глаза заплыли, левое ухо в запек-
шейся крови, рассечена нижняя губа.

Подполковник встретил Марь Палну по-родственному, как товарища по "це-
ху":

- Рад. душевно рад! Садитесь. Какие события у нас? А?.. Теперь все пе-
ременится.- Восторг рвался из груди Грубинского, хозяин кабинета возз-
рился на подследственного.- Я предупреждал.  по-хорошему.  не захотел,
сукин сын, охамели от свободы. задохнулись.

Марь Пална жалела Реброва и себя,  и всех,  и не совсем понимала зачем
ее вызвали.

- Вы вместе работали? - Начал подполковник. Марь Пална кивнула.- Отве-
чайте, пожалуйста, да или нет,- предупредительно попросил дознаватель.

- Да.- Выполнила просьбу свидетельница.

- Что вы можете сказать о Реброве?

- В смысле?..- Не поняла Марь Пална.

- В смысле контактов с иностранцами.  здесь. за рубежом. вы же знаете,
председатель комитета не раз обращал внимание, что западные спецслужбы
значительно активизировали свою  деятельность.  есть  группы  влияния.
есть агенты влияния - красноречивый взгляд на избитого,- есть подкуп -
скрытый и явный - . есть и вербовка.

- А.- Протянула Марь Пална.

- Вот именно!  - Подбодрил дознаватель.- Не думаю,  что в деле Реброва
все просто, даже уверен.

В комнату заглянул тщедушный, но сияющий гэбэшник и, не обращая внима-
ния на присутствующих гаркнул:

- В городе наши! Хочешь принять?

- Тащи.- Разрешил Грубинский и офицерик выскользнул за дверь.

- Кстати.- Подполковник кивнул на телефон,- Ребров,  не хотите перего-
ворить  с матерью?  - Ребров не шелохнулся,  и подполковник сообразил,
что избитому тяжело набирать номер, любезно соединил:

- Ястржембскую! - и протянул трубку сыну.

- Ты? - Мать не верила своим ушам.- Что случилось? Все в порядке?

- В порядке.- Саднящими от боли губами проговорил сын.- Ты как?

- Неважно.  вызвала врача с утра. Уже приходил другой, сказал, что мой
заболел, странный тип.

Грубинский бесцеремонно нажал на рычаг:

- Видите,  Ребров,  мы держим слово.  другой врач!  Смекаете?  - Шумно
вздохнул.- Церемонишься с вами.  возишься. все впустую. плетку подавай
- это вы понимаете.

Вошел тщедушный гэбэшник,  Грубинский, достал стаканы - причем четыре!
На всех. Марь Пална и Ребров отказались, подполковник налил два стака-
на до половины:

- Наконец-то! - И подмигнул офицерику. Тщедушный подмигнул в ответ:

- Ну я побегу. дел невпроворот!

- Беги,  беги! - Ласково напутствовал Грубинский. Офицер ушел. Бутылка
коньяка так и стояла на столе. в кабинет вошел Седой, кивнул Марь Пал-
не, пожал руку подполковнику:

- Отмечаете?

- Вроде того.- просветлел Грубинский.

Седой оглядел избитого на стуле:

- Это он на партийные деньги замахивается? - Будто видел Реброва впер-
вые, а не возил для него в Цюрих коробочку со шприцем. Седой глянул на
Марь Палну, на следователя:

- Можно уведу у тебя свиде