сторожно  двигались  за спинами  гостей,
словно в больничной палате, явно получив указание (в  этом Тернер ни секунды
не  сомневался)  уделять  герру Людвигу  Зибкрону  больше внимания, чем всем
остальным  пациентам,  вместе  взятым.  В  его бледных, увеличенных  очками,
лишенных всякого выражения  глазах, казалось, едва теплилась жизнь;  бледные
руки,  точно  две  салфетки,  лежали  по  обе  стороны  прибора;  мертвенная
неподвижность его позы словно бы говорила: он ждет  -  сейчас его положат на
носилки, поднимут и понесут.
     Четыре серебряных  подсвечника  с восьмиугольным  основанием,  и,  если
верить папаше Брэдфилда,  весьма недурной марки - Поль де Ламери, год 1729,-
ниточкой  бриллиантовых  огней  соединяли  Хейзел Брэдфилд  с  ее  супругом,
сидевшим по другую сторону длинного стола.
     Тернера  посадили  где-то  посередине  между  ними;  смокинг  де  Лилла
стягивал его, словно железный корсет. Даже рубашка и та была мала. Ее достал
ему  старший посыльный  отеля  в  Бад-Годесберге, и  Тернер заплатил за  нее
столько, сколько ему еще не приходилось платить ни за одну рубашку на свете,
а теперь она душила его, и кончики крахмального воротничка впивались в шею.
     -  Они  уже  стекаются со всех сел и  деревень.  Их  на  этой  чертовой
рыночной  площади  должно собраться  около  двенадцати  тысяч,  И они строят
Schaffet.- Английский язык и на этот раз подвел его.- Как,  черт побери, это
перевести? - вопросил он, обращаясь ко всем присутствующим сразу.
     Зибкрон пошевелился, словно его оживили глотком воды.
     -  Помост,- пробормотал он, и  его угасающий  взор метнулся  в  сторону
Тернера, вспыхнул на мгновение и снова потух.
     -  Это фантастика  - как  Зибкрон  знает английский  язык! - возликовал
Зааб.- Днем Зибкрон - Пальмерстон,  ночью он - Бисмарк. Сейчас вечер, и  он,
как  видите,  совмещает  в  себе и того и  другого...  Помост. Даст бог, они
установят на нем  виселицу  для этого  сволочного типа. Вы  слишком  к  нему
снисходительны, Зибкрон.- Он поднял бокал и  предложил  пространный  тост за
Брэдфилда, отягощенный мало подходящими к случаю комплиментами.
     -  И  Карл-Гейнц  тоже  фантастически  знает  английский,-  пролепетала
фарфоровая куколка.- Ты слишком  скромен, Карл-Гейнц. У него  язык такой  же
хороший, как и у герра Зибкрона.
     Фрау Зааб было  совершенно наплевать на Зибкрона. Да, в сущности, и  на
любого мужчину, чьи  достоинства ставились выше, чем достоинства ее супруга.
Ее реплика оборвала нить разговора, и он упал, как воздушный змей, и  даже у
Зааба уже не хватило сил запустить его  снова. - Вы сказали: запретите ему.-
Зибкрон  взял  серебряные  щипцы  для  орехов;   его  пухлая  рука  медленно
поворачивала  их перед  пламенем свечи, отыскивая какое-нибудь предательское
несовершенство.  Стоявшая  перед  ним  тарелка  была  безупречно очищена  от
остатков  пищи  -словно вылизанное языком  блюдечко кошки.  Он  был бледный,
холеный, угрюмый,  примерно одного  возраста с Тернером  и чем-то  напоминал
метрдотеля  или директора  гостиницы -  человека, привыкшего ходить по чужим
коврам. Лицо у него было округлое, но жесткое, и рот жил на этом лице своей,
обособленной жизнью - губы размыкались, чтобы выполнить ту или иную функцию,
и смыкались снова, чтобы  выполнить другую. Слова  не служили  ему средством
выражения,  а лишь средством вызвать  на  разговор  других,  за  ними таился
безмолвный допрос,  начать который мешала  усталость или  холодное  глубокое
равнодушие омертвелого сердца.
     - Ja. Запретите ему,- повторил Зааб, навалившись -грудью на стол, чтобы
все могли  лучше  слышать.-  Запретите  всякие  там  митинги,  демонстрации.
Запретите это все. Как коммунистам, которые  только тогда,  черт  побери,  и
понимают...  "Зибкрон?  Sie waren  ja  auch  in Hanover!"  (Вы  тоже были  в
Ганновере! ( н  е м  . )) Да, и Зибкрон был там?  Почему он не  запретил все
это? Ведь это  же какие-то дикие звери - все они там. И они  набирают  силу,
nicht wahr (Разве  не так (  н е м . )), Зибкрон? Великий  боже, у меня тоже
есть кое-какой опыт.- Зааб был человек немолодой и как журналист сотрудничал
в свое время во многих газетах, но большинство из них исчезло  с лица земли,
когда окончилась война. Какого сорта опыт довелось  приобрести герру Заабу в
те времена, ни  у кого  не вызывало  сомнения.-  Но у меня  никогда  не было
ненависти к англичанам. Вы можете подтвердить это, Зибкрон.  Das  kцnnen Sie
ja  bestдtigen. Двадцать  лет  я  писал об  этой  сумасшедшей стране.  Я был
критичен - чертовски критичен порой,-  но я никогда не  был против англичан.
Нет,  никогда  не  был,-  заключил он  свою речь,  так невнятно  пробормотав
последние слова, что это сразу поставило под сомнение все им сказанное.
     -   Карл-Гейнц    фантастически    за   англичан,-    произнесла    его
куколка-супруга.- Он ест  по-английски, пьет по-английски.-  Она  вздохнула,
словно давая понять, что и остальная его деятельность также  носит несколько
английский  характер.  Эта куколка  довольно  много ела; она  еще продолжала
что-то  пережевывать, а  крошечная ручка ее брала очередной  кусок, готовясь
отправить его в рот.
     - Мы перед  вами в долгу, Карл-Гейнц,- с тяжеловесной веселостью сказал
Брэдфилд.-  Да  продлится ваша  деятельность многие лета.- Он  лишь  полчаса
назад возвратился из Брюсселя и за столом почти  все время не спускал глаз с
Зибкрона.
     Миссис Ванделунг, жена голландского советника, уютно закутала в меховую
накидку свои внушительные плечи и самодовольно сообщила:
     - Мы ездим в Англию каждый год.  Наша дочка учится  в школе в Англии, и
наш сын  учится в школе  в  Англии...- Она продолжала лепетать. Все, что она
любит, чем  дорожит, чем восхищается,- все так или иначе имеет  отношение  к
Англии.  Ее  скелетообразный  муж  коснулся  пре  лестного  запястья  Хейзел
Брэдфилд и кивнул, засветившись отраженным восторгом:
     - Всегда!  - прошептал  он, словно заклятие. Хейзел  Брэдфилд, выйдя из
задумчивости, улыбнулась
     ему довольно мрачно, не сводя все еще отрешенного взгляда с серой руки,
касавшейся ее запястья.
     - Как вы милы сегодня, Бернард,- сказала она любезно-- Берегитесь, дамы
могут приревновать вас ко мне.- Однако шутка прозвучала не слишком одобряюще
- в голосе сохранилась неприятная, резковатая нотка.
     "Эта не из тех,-  подумал  Тернер, перехватив злой взгляд, который  она
метнула  на  Зааба,  снова  пустившегося  в  рассуждения,-  кто  умеет  быть
милосердным  к  своим  менее  ослепительным  сестрам.  Между  прочим,  очень
возможно, что я сижу  на  том самом  стуле,  на котором некогда сидел  Лео,-
продолжал он размышлять.- И  ем то, что предназначалось для  него?  Впрочем,
нет, по вторникам Лео сидел дома... к тому же его не приглашали сюда ужинать
- только выпить",-  напомнил он себе, поднимая бокал в ответ на предложенный
герром Заабом тост.
     - Брэдфилд, вы лучший из лучших.  Ваши предки сражались при Ватерлоо, а
ваша  жена  прекрасна,  как  королева.  Вы  лучший  из лучших  в  британском
посольстве,   и  вы  не  привечаете  проклятых  американцев  или   проклятых
французов.  Вы  славный  малый. Французы  все  подонки,- заключил  Зааб,  ко
всеобщему смятению, и в столовой на миг воцарилась испуганная тишина.
     -  Боюсь, что это не  слишком лояльно, Карл-Гейнц,-  сказала  Хейзел, и
откуда-то с того конца стола, где она сидела, долетел негромкий смешок - его
издала пожилая, ничем  не  примечательная Grдfin  (Графиня (  н  е м  .  )),
приглашенная   в   последнюю   минуту   в  пару  к  Тернеру.  Резкая   струя
электрического    света    неожиданно     прорезала    приятный    полумрак:
официанты-венгры, словно ночная смена, промаршировали  из кухни к столу и  с
небрежной лихостью очистили его от приборов и бутылок.
     Зааб  еще  грузнее налег на стол, уставив  толстый и не  слишком чистый
палец в почетного гостя.
     - Понимаете, наш приятель  Людвиг Зибкрон  - чертовски странный  малый.
Все мы - в прессе - восхищаемся им, потому что он, черт побери, остается для
нас неуловимым, а журналисты преклоняются только перед тем, что не дается им
в руки. А вы знаете, почему он для нас неуловим?
     Собственный вопрос сильно  позабавил Зааба. Он торжествующе поглядел на
всех. Лицо его сияло.
     - Потому  что он,  черт побери, слишком занят своим дорогим другом и...
Kumpan.-  Он  щелкнул пальцами,  беспомощно  подыскивая  слово.-  Kumpan?  -
повторил он.- Kumpan?
     - Собутыльником,- подсказал Зибкрон.
     Зааб растерянно воззрился на  него,  огорошенный помощью,  пришедшей  с
такой неожиданной стороны.
     - Собутыльником,- пробормотал он.- Клаусом Карфельдом. И умолк.
     - Карл-Гейнц, тебе надо запомнить,  как будет по-английски,- неожиданно
проворковала его супруга, и он галантно улыбнулся ей в ответ.
     -  Вы  приехали погостить  у нас,  мистер  Тернер? -  спросил  Зибкрон,
обращаясь к щипцам для  орехов. Внезапно Тернер оказался в луче прожекторов,
и  ему  померещилось,  что Зибкрон  встал  со  своего больничного ложа и при
готовился  произвести  редкую  хирургическую  операцию   в  порядке  частной
практики.
     - Всего на несколько  дней,- сказал  Тернер. Их диалог не сразу привлек
внимание присутствующих,
     так что некоторое время они разговаривали как бы с глазу на глаз,  в то
время   как  остальные   продолжали  прежнюю   беседу.   Брэдфилд  рассеянно
перебрасывался отрывочными фразами с Ванделунгом.  До слуха Тернера долетело
упоминание  о  Вьетнаме. Зааб,  неожиданно  возвратившись на поле  сражения,
подхватил эту тему и тут же присвоил ее себе.
     - Янки будут драться в Сайгоне,- объявил он,-  но они не станут драться
в  Берлине.- Голос его звучал все громче и агрессивнее, но Тернер слушал его
лишь краем уха - его  внимание  было  сосредоточено  на  немигающем  взгляде
Зибкрона, устремленном на него как бы из полу  мрака.-  Ни с того ни с  сего
янки вдруг помешались на самоопределении. Почему бы им не заняться этим хоть
немножко в Восточной Германии? Все  борются  за  права этих чертовых негров.
Все сражаются за эти чертовы джунгли. Может, зря мы не втыкаем себе  перья в
волосы?  -  Он, казалось, старался  раздразнить  Ванделунга, но  безуспешно.
Серая  кожа старого голландца оставалась гладкой, как хорошо  отполированная
крышка гроба, и было ясно, что никакие эмоции уже не  могут пробиться сквозь
нее на поверхность.- Может, жаль, что в Берлине у нас не растут пальмы? - Он
сделал паузу и громко отхлебнул вина.- Вьетнамская война - дерьмо.
     - Война - это кошмар! - внезапно возопила Grдfin.- Мы лишились всего! -
Но ее  реплика пропала  впустую, ибо уже был  поднят  занавес:  герр  Людвиг
Зибкрон приготовился говорить, положив в  знак изъявления своей  воли  щипцы
для орехов на место.
     - А откуда вы, мистер Тернер?
     - Из Йоркшира.- Воцарилась тишина.- Войну я провел в Борнмуте.
     - Герр  Зибкрон имел  в виду  - из какого вы ведомства,-  сухо  пояснил
Брэдфилд.
     - Из министерства иностранных дел,- сказал  Тернер.- Как и все прочие,-
добавил он и равнодушно поглядел на своего собеседника.
     Белые  глаза Зибкрона  никогда не выражали  ни осуждения, ни одобрения,
они просто выжидали момент, когда будет удобнее вонзить скальпель.
     - А можно ли поинтересоваться, какой  именно  отдел министерства  имеет
счастье пользоваться услугами мистера Тернера?
     - Тот, что занимается исследованиями.
     - Мистер  Тернер, кроме того, известный альпинист,- донесся из  другого
угла комнаты голос  Брэдфилда,  и фарфоровая куколка изумленно воскликнула в
сексуальном экстазе:
     - Die Berge! (Горы  ( н е м .  )) - Покосившись в  ее  сторону,  Тернер
заметил,  как  фарфоровая  ручка  потянула  вниз  бретельку  платья,  словно
намереваясь в упоении совсем спустить ее с плеча.- Карл-Гейнц...
     - В будущем году, дорогая,- негромко прогудел умиротворяющий баритон ее
супруга,- в будущем году мы отправимся в горы.
     Зибкрон улыбнулся Тернеру так, словно приготовил шутку, которую они оба
могут оценить.
     -  Но в настоящее время мистер  Тернер спустился с  гор  в  долину.  Вы
остановились в Бонне, мистер Тернер?
     - В Годесберге.
     - В отеле, мистер Тернер?
     - В "Адлере". Десятый номер.
     - И  какого же рода исследования,  позвольте  вас спросить,  ведутся из
десятого номера отеля "Адлер"?
     - Людвиг,  друг мой,-  снова вмешался  Брэдфилд,  шутливость  его  тона
звучала не  слишком  убедительно, - думаю, вам  достаточно  одного  взгляда,
чтобы распознать тайного агента. Алан Тернер - наша Мата Хари, он развлекает
наше правительство в своей спальне.
     "Хорошо  смеется  тот, кто смеется последним",- было отчетливо написано
на лице Зибкрона. Он подождал, пока смех утихнет.
     - Алан,-  спокойно  повторил он.-  Алан Тернер  из Йоркшира,  сотрудник
управления по исследованию  международных проблем  министерства  иностранных
дел  Великобритании,  временно  проживающий   в  отеле  "Адлер",   известный
альпинист.  Вы  должны извинить  мое любопытство, мистер Тернер.  Мы сейчас,
знаете ли, все как на иголках здесь, в  Бонне, и, поскольку я, на  мою беду,
несу  ответственность   за   персональную   безопасность   всех  сотрудников
британского посольства, мой  особый интерес к людям, охрана которых поручена
мне,  вполне  понятен.  О  вашем  пребывании  здесь  консульство  было,  без
сомнения,  поставлено  в  известность? Должно  быть,  эта  их сводка  как-то
ускользнула от моего внимания.
     - Он был зарегистрирован  у нас  в качестве  технического  сотрудника,-
сказал  Брэдфилд,  уже   не  скрывая  своего  раздражения  учиненным  ему  в
присутствии гостей допросом.
     - Как благоразумно,- произнес Зибкрон.- На сколько  проще, чем какие-то
исследования.  Он  ведет  себе  исследования, а  вы  регистрируете  его  как
технического  сотрудника. А  ваши  технические сотрудники  все по  мере  сил
занимаются  исследованиями.  Крайне  несложная  механика.  И  что  же,  ваши
исследования носят  практический характер, мистер  Тернер?  Статистика?  Или
что-то более близкое к науке, чисто академическое, так сказать?
     - Исследования вообще.
     -    Ага,    исследования   вообще.    Широкие    полномочия.   Большая
ответственность. Вы задержитесь здесь надолго?
     -  На  неделю.  Быть  может, дольше.  Зависит от того,  сколько времени
потребуется на выполнение задания.
     -  Задания по исследованиям? Так-так. У вас, значит, имеется задание. А
я  подумал  было,  что вы здесь  замещаете кого-то другого, Ивена Уолдебира,
например.  Он  занимался  исследованиями  в  области  торговли.  Или  Питера
Мак-Криди - тот занимался наукой? Или Гартинга. Вы случайно не замещаете Лео
Гартинга?  Такая жалость,  что его  больше  нет.  Ведь  это  один  из  ваших
старейших и особенно ценных сотрудников.
     - О! Гартинг! - воскликнула  миссис Ванделунг, услыхав это имя, и  было
ясно, что у нее на сей предмет  есть  что сказать.- Вы знаете, какие  сейчас
идут толки? Что Гартинг пьянствует в Кельне. У него бывают запои, понимаете?
- Она явно  была  на седьмом  небе  оттого,  что  приковала к себе  всеобщее
внимание.- Всю  неделю он сущий ангелочек,  играет на органе и поет  в хоре,
как  истый  христианин. А. с субботы на воскресенье  отправляется  в Кельн и
затевает там драки с  немцами. Это настоящий доктор Джекиль или мистер Хайд,
уверяю вас!  - Она рассмеялась, в ее  тоне  не чувствовалось осуждения.- Да,
да, он очень испорченный, этот Гартинг. Роули, вы помните, конечно, Андре де
Хоога? Ему  рассказал  все  это  кто-то из  здешней полиции: Гартинг устроил
страшную потасовку в  Кельне. В ночном баре. Из-за  какой-то женщины легкого
поведения. Да, да, он очень загадочная личность, уверяю вас. А теперь у  нас
некому играть на органе.
     Зибкрон повторил свой вопрос, развеяв сгустившуюся таинственность.
     - Я никого не замещаю,-  ответил Тернер и услышал откуда-то слева голос
Хейзел Брэдфилд, холодный, но вибрирующий от сдержанного гнева:
     - Миссис  Ванделунг, вы знаете наши глупые английские обычаи, мужчины -
так уж повелось - должны теперь поговорить без нас.
     Хотя и не слишком охотно, дамы удалились.


     Брэдфилд подошел к  буфету, где на серебряных подносах стояли графины с
вином; венгры подали кофе в великолепном кувшине, и, не оцененный никем,  он
в  гордом  одиночестве  возвышался в конце стола,  где прежде сидела Хейзел.
Старикашка  Ванделунг,  погрузившись в воспоминания,  стоял возле  балконной
двери и  глядел на  уплывающий  вниз во мрак травянистый  склон,  на котором
играли отраженные огни Бад-Годесберга.
     - Сейчас нам  подадут портвейн,-  заверил всех  Зааб.- У Брэдфилдов это
всегда фантастически роскошная штука! - Он решил  на этот раз избрать  своей
жертвой Тернера.- Вы женаты, мистер Тернер?
     Брэдфилд занял  за столом место Хейзел  и передвигал сидящим от него по
левую  руку  два  подносика  с  вином,  изящно  скрепленные  друг  с  другом
серебряным жгутиком.
     - Нет,-  сказал  Тернер так,  словно  швырнул в собеседников  увесистым
булыжником:  принимай, кто  хочет.  Но Зааб был глух к интонациям голоса, он
слышал только самого себя.
     - Безумие!  Англичане  должны  размножаться!  Младенцев!  И  как  можно
больше! Продолжайте  культуру!  Англия,  Германия  и  Скандинавия!  К  черту
французов, к  черту  американцев,  к черту  африканцев. Klein  Europa (Малая
Европа ( н е м . )), вы меня понимаете, Тернер? - Он  поднял сжатую в  кулак
руку.- Нам нужны добротные и крепкие. Те, что умеют думать и говорить. Я еще
не совсем идиот. Вы  знаете, что это значит  - Kultur? Он  отхлебнул вина  и
завопил: - Фантастика! Лучше не бывает! Люкс!  Экстралюкс! Какая это  марка,
Брэдфилд? Наверняка "Кокберн", только Брэдфилд вечно любит со мной спорить.
     Брэдфилд был в нерешительности - вот ведь дилемма! Он поглядел на рюмку
Зааба, потом на графины, потом снова на рюмку Зааба.
     - Я очень  рад,  что вино понравилось вам, Карл-  Гейнц,- сказал он.- Я
склонен думать, между прочим, что вы пьете сейчас мадеру.
     Ванделунг, все еще стоявший у  балконной двери,  рассмеялся.  Смех  был
хриплый,  злорадный и  не смолкал  очень долго,  сотрясая сухонькое тельце с
каждым вдохом и выдохом дряхлых легких.
     - Ну что ж, Зааб,- промолвил он наконец, медленно возвращаясь к столу,-
быть может, вы заодно завезете немножко культуры и к нам, в Нидерланды?
     Он  расхохотался   снова,   словно  школьник,  прикрывая  подагрической
узловатой рукой дырки между зубами во рту, и в этот миг Тернер почувствовал,
что ему жаль Зааба и плевать он хотел на Ванделунга.


     Зибкрон пить не стал.
     -  Вы  были  сегодня  в Брюсселе.  Надеюсь, ваша  поездка была удачной,
Брэдфилд?  Я слышал, возникли новые трудности. Я очень огорчен.  Мои коллеги
утверждают, что Новая Зеландия представляет серьезную проблему.
     -  Овцы!  - вскрикнул Зааб.- Кто  станет есть овец?  Англичане устроили
себе там овечью ферму, а теперь никто не хочет есть этих овец.
     Брэдфилд проговорил еще более неторопливо, размеренно:
     - Никаких новых проблем не возникло перед  нами в Брюсселе. Оба вопроса
- о Новой Зеландии  и Сельскохозяйственном фонде -  не стоят на повестке дня
уже не  первый год. Это не те вопросы, которые нельзя было бы  уладить между
друзьями.
     - Между добрыми друзьями...  Будем надеяться,  что  вы окажетесь правы.
Будем  надеяться,  что  дружба достаточно  крепка и  затруднения  достаточно
ничтожны. Будем на  это надеяться.-  Взгляд Зибкрона снова упал на Тернера.-
Итак, Гартинг  пропал,- заметил  он и  сложил ладони,  словно  для молитвы.-
Какая потеря для нашего общества.  Прежде всего для нашего храма.-  И, глядя
Тернеру прямо  в глаза, он добавил:  -  Мои коллеги  сообщи  ли  мне, что вы
знакомы с мистером Сэмом Аллертоном, известным английским журналистом. Как я
понял, вы беседовали с ним сегодня.
     Ванделунг  налил себе