Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
еси.
Ей еще не было тридцати, однако из-под шапки выбивался тонкий седой локон
возле левого виска, белеющий на фоне черного меха. Она мгновение с острым
прищуром смотрела на Глеба, потом вдруг вздохнула и, распахнув полы шубы,
принялась сдирать о траву комья налипшей на сапоги тяжелой глины.
- О Господи! - протянул Головеров. - Тебе бы по проспекту гулять, с
театральной сумочкой. Или с собачкой на шелковом поводке. А ты пудовые
сумки по грязи волочешь. Посмотри, во что шубу превратила? Что теперь муж
скажет?
- Кошмар, - неожиданно согласилась она. - Такая неудачная поездка! Едва
ноги унесли...
- Допустим, не только ноги, - усмехнулся Глеб, кивая на сумки.
- Хорошо, Башир нас перед постом высадил, а то бы всех загребли.
- Федералы? Бандиты?
- ОМОН! Почище бандитов!.. Башира забрали вместе с "уазиком".
- Башир - это муж?
- Да нет, сосед, челночили вместе. Она подняла сумки, сделала два шага и
плюхнула их в грязь.
- Сил больше нет! А идти до Умарово - пять километров...
- Что же ты в Умарово пошла этой дорогой? Можно же по асфальту?
- Здесь безопаснее, не ездят... Помоги донести? Заплачу.
В голосе не было никакой надежды: в Чечне мужчины не носили груза на себе,
оставив это занятие женщинам, как дополнение к богатым одеждам.
- А увидят? Несолидно...
- Да кто тебя тут увидит? - женщина огляделась. - Никого нет, и темнеет.
Он почувствовал азарт "съема" - знакомое состояние самого прекрасного в
мире поединка с женщиной, победа в котором всегда делится пополам. Значит,
не совсем одичал, если еще хочется не удовлетворения плотской страсти, а
игры, освежающей кровь и увлекательной прелюдии, стремления заинтересовать,
очаровать, хотя вряд ли такое возможно для грязного, завшивевшего мужика.
- А сколько заплатишь? - улыбнулся Глеб, пробуя сумки на вес. - С
тонно-километров? Или как?
- Тридцать тысяч дам, - буквально поняла она.
- Приличная сумма, - серьезно определил Головеров и вынул из кармана пачку
долларов. - Особенно когда денег почти нет, остался пустяк совсем, мелочь
какая-то.
Женщина отвела глаза в сторону, сломив гордость, попросила жалобно:
- Ну помоги! Прошу тебя, пожалуйста... Ты же русский.
- Ладно, - он взял сумки и пошел вперед. - Рассчитаешься поцелуем. Если
твой муж не пристрелит.
- Он не пристрелит, - обрадовалась она. - Он чеченец, но вполне
интеллигентный человек, учитель по образованию.
Это ее заверение сильно отдавало легендой, но Глеб не стал ничего уточнять
и молчал всю дорогу, представив реально картину, как он, давно не мытый,
воняющий потом, с тяжелым запахом изо рта полезет целовать эту ухоженную,
хотя и измученную дорогой женщину. Самого-то передергивало от омерзения...
А он любил, когда во всем, даже в безобидной, ни на что не претендующей
игре есть своя эстетика, непременно обусловленная взаимным приятным
чувством.
У околицы деревни Глеб остановился, опустил ношу на траву, но женщина
указала на белую железную крышу.
- Вон мой дом! До ворот.
Неужели заставляла отрабатывать на полную катушку? Страдать, так знать за
что...
В деревне не было уже ни огонька, впрочем, как и в ее доме из белого
силикатного кирпича. Подозрение, что муж - легенда еще больше усилилось,
пробив надеждам крошечную брешь.
У ворот она огляделась, подставила лицо.
- Ну, получай зарплату, что стоишь?
Возле своего дома она заметно осмелела, в голосе послышалась властность -
качество привычное и каждодневное.
- Извини, я пошутил, - отступил Глеб. - Мне ничего не нужно.
- Врешь, я вижу! Глаз у тебя блудливый. Ты же бабник?
- Не скрою! - ухмыльнулся он. - Расцеловал бы тебя!.. Так бы расцеловал!
Да... как говорил Паниковский, я год в бане не был. Запах о г меня... Даже
собаки нос воротят.
- Я и не почуяла. Нос заложило, - она распахнула калитку. - А ну, входи!
- Как же муж? - заметил он. - Учитель по образованию?
- Мама у меня дома, очень старенькая... Заходи. Я сейчас затоплю титан и
согрею воду.
Глеб переступил порог и притулился к косяку. Женщина зажгла керосиновую
лампу, затем скинула шубу и ахнула.
- Ой! В прах изгадила! У меня ведь такой никогда не будет!
- Поберегла бы, не таскала в грязь, - рачительно заметил он.
- Что ты? Куда я без нее... Тут же и ограбят, и... А что ты стоишь, как
казанская сирота? Раздевайся!
- Понимаешь, я человек без комплексов, - заявил Глеб. - И скажу прямо -
завшивел. Потому раздеваться могу только на улице.
- Завшивел? - то ли изумилась, то ли не поверила она.
- А что, человеку и завшиветь нельзя?
- Господи, кого я в дом притащила? - засмеялась женщина. Тебя хоть как
зовут?
- Глеб, - сначала сказал, а потом поймал себя за язык: называть своего
настоящего имени он не имел права...
Пока он мылся в самодельной, из нержавейки, ванне, Наталья приготовила ему
чистую одежду, вплоть до верхней, неведомо с чьего плеча, но почти новой, а
старую связала в узел на дворе, предварительно вынув из карманов оружие,
боеприпасы и деньги.
- Одевайся, - приказала. - А свою хочешь прожаривай, а лучше сожги.
- За что же мне такая благодать? - возликовал Глеб.
- За сумки. Садись, стричь буду наголо. Бороду сбреешь сам.
Вымытый, остриженный, побритый и хоть наскоро, однако же накормленный, Глеб
завалился в чистую постель, даже забыв принести автомат, оставшийся на
вешалке в передней.
- А поцелуи? - в темноте произнес он.
- Мы в расчете, - бросила Наталья, удаляясь, - Спи, подниму рано, чтобы
ушел по темну.
И притворила дверь.
Ощущение чистоты, новизны, близость непознанной и только потому желанной
женщины разгоняли сон, пробуждая волнующие фантазии. Глеб около часа лежал
с открытыми глазами, ощущая, как просыпается в нем притупившаяся за
последнее время энергия, яростная и веселая одновременно и потому
единственная имеющая сходство с энергией воинского духа. Он дождался, когда
в доме исчезнет последнее движение, проследил его путь и встал. Двигаясь
ощупью, прошел коридор, нашел дверь, за которой слышался ему шорох шагов
Натальи, и тихо отворил. Кровать ее смутно белела в темноте, как лилия на
озерной воде. На прямых, напряженных от энергии ногах, Глеб подошел и
приподнял край ватного одеяла.
И увидел маленькую, сморщенную старушку в белой рубахе, мирно спящую с
ангельским, чистым лицом.
Он отшатнулся, инстинктивно вскинул руку, словно защищаясь от наваждения, и
в следующий миг вылетел вон. Потом он вспомнил, что в доме есть еще мать
Натальи, совсем почти глухая и потому крепко спящая. Глеб перевел дух,
чувствуя, как стремительно улетучивается энергия сексуальной страсти, и уже
из самолюбия пошел искать, где спит Наталья. Обследовал весь дом, каждый
закуток - ее не было! Должно быть, незаметно исчезла, заперев входную дверь
снаружи на внутренний замок... Но зачем?
Опасности он не чуял, или полное расслабление притупило способность
предчувствовать? На всякий случай он снял с вешалки автомат и лег в
постель, положив его под одеяло стволом к выходу.
И не уловил момента, когда уснул...
Наталья разбудила его, когда за окном сквозь занавески пробивалось солнце.
Стояла на почтительном расстоянии от кровати, чтобы не достал рукой...
- Вставай, двенадцатый час!
- Да?! - больше обрадовался, чем удивился Глеб. - Как же мне теперь уйти?
Соседи увидят! А мне бы не хотелось бросать тень на твою репутацию...
- Довольно болтать-то, - усмехнулась она и неожиданно присела на кровать у
ног. - Отмыла тебя, отчистила - теперь и отдавать жалко. Ты парень-то -
ничего, казак. Я ведь сейчас торгашка, челнок, на все смотрю взглядом
продавца...
- Так, любопытно! Кому ты собираешься меня отдавать?
- Не знаю... Отпусти тебя, так кто-то подберет. Сейчас война, одиноких
женщин хватает... Не отпускать тебя, что ли?
- А муж? - откровенно съязвил Глеб. - Учитель? Интеллигентный чеченец?
- Прекрати, - властно оборвала Наталья. - Был муж. Учитель, вместе работали
в школе. Я физкультуру вела, он - биологию. Потом ушел на железную дорогу.
Мы в Гудермесе жили... Стал хорошо зарабатывать. Промысел такой был -
добывать вещи из вагонов. Ты не местный, тебе этого не понять, а у нас это
привычное дело - ходить за добычей. Что у чеченцев, что у казаков. Рисковое
занятие, для настоящих мужчин... Погиб он, охрана состава застрелила.
Теперь чеченцы меня не жалуют, как раньше, но зато не трогают.
- Извини...
Она усмехнулась невесело, но тут же с легкостью смахнула печаль.
- Может, сам посоветуешь, что мне с тобой делать?
- Ну уж конечно не отдавать никому и не отпускать! Такой товар! А если еще
волосы отрастут? Да усы?
- Веселый ты парень! Люблю веселых!.. Да только не простой. Ты ведь
рискуешь все время, с автоматом вон спишь в обнимку... Но промышляешь не
грабежом и не разбоем. Я все вижу, Глеб. А что не вижу - чувствую.
- Как я денежки зарабатываю - не твоего ума дело, - грубовато оборвал он. -
По крайней мере, не челнок, чтоб сумки таскать.
Глеб мысленно перебирал легенды, более подходящие на этот случай - она же
сама подсказала.
- Наркотики, да? Такие деньги зарабатывают только на этом.
- Пожалуй, я от тебя сам уйду! - Он встал, не стесняясь наготы, а даже
демонстрируя ее, прошел к стулу и стал одеваться.
- Так я тебя и отпустила!
- Нет, ты мне нравишься. Но язык у тебя!.. И особенно, нос!
Он медленно надел трусы, майку и только потянулся за брюками, как Наталья
подошла сзади и обняла за плечи, прижалась к спине.
Глеб услышал короткое, отрывистое дыхание.
- Не уходи... Я терская казачка... Меня с детства учили... где язык должен
быть... и где нос...
Развернувшись к ней, он увидел перед собой только приоткрытые губы. И
больше ничего...
Наталья же уклонилась, спросила с надеждой:
- Только скажи? Ты - удачливый? Везучий?.. А то мой муж был... Никого даже
не царапнуло, а ему четыре пули досталось. Смелый, но невезучий!
- Еще раз услышу о муже!..
- Смотри! - перебила она, показывая седую прядь. - Хочешь, чтобы я
поседела? Этого хочешь?
- Я тебя хочу. - Глеб взял ее на руки. - А что касается удачливости...
Разве мне не повезло? Какую красавицу добыл! Без выстрела взял. И почти без
риска!
И ничего в тот миг не испытывал, кроме безотчетного, лихого счастья и
переполнявшей его энергии, сходной с энергией воинского духа...
Теперь надо было уходить от всего, что успел построить за этот год и как-то
незаметно обжить. Он потом много раз пропадал надолго и возвращался
грязным, завшивевшим, заведомо зная, что опять испытает обновление,
потрясающее чувство чистоты и неги. Только совсем не осознавал тогда, что
всякий раз вкладывает еще один кирпичик в здание, которое хоть и с
натяжкой, но можно было назвать семьей.
Глеб, еще не расставшись, испытывал чувство потери. И не только потому, что
Наталья, не ведая того, вслепую, помогала ему, собирая информацию на рынках
городов, часто весьма ценную, не зная истины, по-женски аккуратно отводила
от него подозрения, а то и прямые угрозы, когда поддерживала легенду о нем
как о человеке, промышляющем поставкой наркотиков в Россию.
Однако, даже в минуты ощущения чистоты после очередного похода Глеб
понимал: их отношения не соответствовали представлению о семье, ибо
замешаны были на грязи. Только и разговоров было в доме: как перетащить из
России вагон украденного где-то товара, сбыть фальшивые деньги, партию
которых предлагают, - одним словом, семейка-то получалась бандитская,
преступная, а он - глава ее - вообще из "наркомафии"!
Разумно было бы, сделав свои дела, уйти и не вернуться...
После казни Кастрата и двухнедельной отлежки в уютном временном пристанище
Глеб все-таки решился.
- Собери самые необходимые вещи в маленькую сумку, - распорядился он. -
Сегодня ночью уйдем... за границу.
- Надолго? - только спросила она, давно предчувствуя такую развязку.
- Навсегда.
Она давно уже не проявляла своей властности, с детства наученная жить под
волей мужа, и могла "расслабиться" только когда оставалась одинокой. Слово
Глеба имело силу закона, что особенно ему нравилось и отвечало мужскому
духу.
- Навсегда уйти не могу, - заявила Наталья. - Мать одну не оставлю и дом не
брошу.
С точки зрения Глеба, все они здесь жили не по совести, воровали, грабили,
продавали, мошенничали - короче, занимались привычным для этих мест и
имеющим давнюю традицию промыслом. Но у этого жулья и ворья было
обостренное чувство любви к родственникам, может, оттого, что жили в
постоянном риске, ступали по грани и избавлялись от опасности лишь в кругу
семьи.
Она подумала, попробовала поискать компромисс.
- Скажи, куда поедем. Если недалеко, матушку можно взять.
Старушка по дому-то едва передвигалась, изработавшись за долгую колхозную
жизнь, а ехать сейчас на машине, когда ушли войска и на дорогах полный
произвол - практически невозможно. Не прорываться же с боями до Моздока!
Если бы рядом с ним ехал чеченец - а погибший муж Натальи был из одного
тейпа с Масхадовым, - можно колесить повсюду, еще и помогут в дороге. Но
если вдова учителя-разбойника с железной дороги подцепила себе русского и
норовит улизнуть из Ичкерии - это команда "фас".
- Я же сказал, за границу, далеко. - Он не имел права и не хотел
раскрываться. - Мне здесь оставаться нельзя.
- Что случилось? Может, я смогу уладить?
- Уладить ничего нельзя. Для этого нужно... перекроить всю жизнь или вообще
перечеркнуть и начать сначала.
- Поздно начинать сначала, - с тоской проговорила она. - Все это сказки...
Он видел, как Наталья не хотела ломать устоявшейся жизни, привычек и
обычаев, но все-таки пыталась найти выход.
- Есть надежный человек, чеченец... Он вывез бы нас на своей машине. Куда
ты хочешь. Это большой человек, все может.
Попадаться на глаза большому человеку в Ичкерии не было никакой охоты. Тем
более, Глеб собирался вытащить отсюда своего человека - солдатика, беглого
из Моздокской комендатуры из-под следствия. Этот паренек с золотыми руками
и талантом снайпера ничуть не меньшим чем у Славки Шутова около года уже
работал в паре с Глебом и теперь сидел в условленном месте и ждал сигнала.
Одному, без покровителя и заступника, ему было не вернуться в Россию: снова
бы арестовали и накрутили еще несколько статей. Конечно, этот вояка был
пока еще необработанным алмазом, но - алмазом, и самая подходящая оправа
для него, - естественно после "огранки", - была "Молния". Дед Мазай
расцеловал бы за такую находку...
Как ей сказать, что уходить придется с довеском? К тому же, в целях
конспирации, паренек не был посвящен в личную жизнь Глеба и его легенду. А
подготовку и натаскивание проводить некогда, раскрываться - нельзя, пока
они на территории Чечни. Не подсадишь же его в машину, как случайного
попутчика...
План выхода со снайпером был согласован до мельчайших подробностей: уходить
следовало на север, только по проселкам, через казачьи станицы и в ночное
время суток. Напарник должен был двигаться впереди на расстоянии
возможностей радиостанции, а Глеб с Натальей - замыкающими, по
"проторенному" пути и без всякого непосредственного контакта. Любая стычка
- это провал, и уходить придется с боями, что вообще было
непрофессионально. Расстояние в триста верст надлежало проткнуть, как масло
горячим ножом, сохранив у главарей сепаратистского режима полную
уверенность, что он остался здесь и возмездие неминуемо. Пусть живут под
домокловым мечом...
Кроме того, Глеб, как всякий волк-одиночка, не любил стаи.
Какая тут машина, бабушка, всемогущий надежный чеченец...
Она перебирала варианты - он отвергал, и оба никак не хотели согласиться с
мыслью, что пришло время прощаться. Тем более, до выхода оставалось менее
двух суток...
И всего одна ночь.
Этой ночью, очень похожей на первую их ночь, наполненную сомнениями,
затаенным страданием и любовью, Глеб внезапно получил от напарника сигнал -
непредсказуемые обстоятельства, срочно требуется встреча.
В душе трепыхнулась призрачная надежда...
3
"Ковбой" привел его в места пустынные, удобные для скрытной жизни, но
отчего-то неприятные: горный ландшафт напоминал развалины гигантских
строений; здесь царил дух гибели, тлена, разложения...
Обещанного спецназовского снайпера в потаенном укрытии не оказалось, хотя
были следы его пребывания, тщательно замаскированные - консервные банки,
кости животных, старое солдатское тряпье. Ни продуктов, ни боеприпасов -
будто ушел, прихватив с собой все имущество, причем, буквально несколько
часов назад.
- Придет, - уверенно заявил "ковбой". - Он всегда уходит так, в случае чего
чтобы не возвращаться.
Прождали весь день, потом чуть ли не всю ночь и лишь к утру, когда Саня
разоспался, дежуривший напарник толкнул в плечо.
- Кажется, идет... Вроде, шаги слышно. Несколько минут Саня прислушивался -
ничего, кроме ветра в "развалинах" гор...
А потом вдруг тихий, простуженный голос из ниоткуда:
- Лежать. Не двигаться.
Вроде, рядом! Руку протяни - достанешь. Грязеву показалось, это Славка
Шутов, даже голос похож. Или потому, что рассчитывал встретить здесь
суперснайпера?..
- Слава, здорово, - сказал он. - Хочешь, барыню спляшу? С присядкой?
- Сейчас вкачу гранату - спляшешь, - спокойно пообещал невидимый хозяин
убежища.
- Это он! - шепнул "ковбой" и позвал. - Анатолий Иваныч? Это я, Андрей...
Минуту висела тишина, граната не катилась, значит, напарник угадал.
- Ты с кем? - спросил Анатолий Иванович.
- Свой мужик, тебя искал.
- Если свой, пусть положит оружие и тихохонько становится на четвереньки. Я
выйду.
- Да у него нет оружия...
- Как это - нет?
- Так вот, нет, пустой.
Вдруг от земли, в полутора метрах, отделился и нарисовался невысокий
человечек с длинной винтовкой за плечами и коротким автоматом в руках. Над
вид - едва ли шестнадцать дашь, хотя крепенький, мягкий в движениях и
обряжен в самодельный камуфляж - нашиты веревочки, тряпочки, лоскутки, лицо
размалевано полосами, как у индейца. Только перьев не хватает...
- Какой красавец! - неподдельно восхитился Грязев, заметив, что за плечами
у снайпера - "винторез", оружие, редкое по нынешним временам даже в
спецназах.
- Ну, и что ты меня искал? - невозмутимо спросил он и безбоязненно уселся
напротив, цепким взглядом обшаривая Саню.
- Не тебя искал, - вздохнул тот. - Твой товарищ обманул, сказал, снайпер из
спецназа. Оказалось...
- Ты, курвенок. - Анатолий Иванович толкнул прикладом "ковбоя". - Язык
отрежу, понял? Салага...
- Да ладно, Анатолий Иваныч, - виновато замялся сержант. - Он свой мужик, я
проверил - надега... Натасканный - высший класс. Потому и ходит пустой.
- У духов тоже натасканные есть...
- Не сердись, Анатолий Иванович, - примирительно сказал Грязев. - Пойдем
пошепчемся? Снайпер глянул на "ковбоя".
- Это можно.
Они отошли за камни, присели по-чеченски, на корточки.
- Скажи мне, брат, где "винторезик"-то добыл? - спросил Саня.
- В горах нашел, - отмахнулся хитрец. - Иду - валяется...
- Ладно, не ври. "Винторезы" в горах не валяются. Кто дал?
- У чеченца выменял, за мешок гороха, - дурачился Анатолий Иванович. - Что
у тебя за интерес? Странный ты мужик...
- Своих ищу, - признался Грязев. - Второй месяц брожу по Чечне.
- Ты что, отстал, потерялся?
- В другом месте работал. Попутно сюда заглянул. Следы нашел, а на людей
выйти не могу. Если вывели моих, придется в Москву выбираться.
- Тебя как зовут? - усмехнулся снайпер.
- Петя Иванов.
- А, понял! Так вот, Петя, если ты не знаешь, где твои, откуда же мне-то
знать?
- Да ты много чего знаешь. И я про тебя - кое-что. Это же ты бьешь волков в
ухо? Или по тазобедренным суставам, то есть в задницу, для памяти?
- Волков бьют по корпусу! - засмеялся Анатолий Иванович. - Медведей и
кабанов в ухо... А по заднице только ребятишек дерут. Знаешь, Петя, мне не
нравится, когда много знают, особенно про меня. Не люблю. Валика ты своей
дорогой, а?
- Да я свалю, конечно, - согласился Саня. - Только будь другом, выполни