Бжезинского.
   Что бы ни говорила об  этом  последнем  моя  тетушка  Мила,  очевидна
справедливость изречения: время никому не идет на пользу.
   -  Кажется,  я  начинаю  понимать,  почему  вы,  Леонард  Леонтьевич,
опасаетесь вашего тестя даже больше неких неизвестных, которые  угрожают
вашей жене и даже сожгли, -  я  подчеркнула  голосом  этот  относительно
невинный глагол, - джип вашей супруги.
   Мы ехали в лифте.
   - Да уж, - буркнул он, -  гордый,  как...  сволочь.  Вот  с  чего  он
пенится? Ну не нравлюсь я ему... Но я нравлюсь  уже  столь  многим,  что
могу выбирать, кому нравлюсь, а кому нет.
   - Вы, как всегда, чрезвычайно скромны и самокритичны,  многоуважаемый
Лео-Лео, - скептически сказала я. - Ладно. Сядете в машину, вас там ждет
Сергей. Господин Вышедкевич, в смысле.
   - А ты что, в самом деле намылилась в салон? Или просто декларировала
при Бжезинском?
   -  Нет.  На  самом  деле.  Надо  поддерживать  имидж.  Вас  и  Сергей
превосходно защитит, а за себя-то я всегда смогу постоять.
   Так что не волнуйтесь.
   - Постараюсь, - сказал он. - Ну, жду звонка. Я поехал на съемки.  Это
в окрестностях поселка Багаево, в  семнадцати  километрах  от  Тарасова.
Живописнейшие места, я вам скажу. Одно плохо: снега  нет.  Ну  ничего  -
синоптики не обещали обильного выпадения осадков, значит, все сбудется с
точностью до наоборот.  Кстати,  вот  тебе  ключи  от  машины.  Пока  ты
состоишь на должности моей супруги, будешь ездить на ней. Синяя  "Хендэй
Соната", стоит на платной стоянке возле городского парка.
   - Ясно, - кивнула я.
   Эллер наклонился к моему уху и прошептал:
   - А со своей ролью ты сегодня справилась великолепно. Знаешь, ты  так
изображала Алину, что была лучшей Алиной, чем она сама. Старик аж  глаза
выкатил, когда ты выдала ему свою тираду.  Так  что  самозванкой  ты  не
прослывешь. Зерна упали на подготовленную почву.
   "Опять красивые слова", - с тоской подумала я.
   На  сем  Леонард  Леонтьевич  изволил  отбыть.  Я  же  направилась  в
роскошный косметический салон  "Эрика",  чуть  ли  не  самый  дорогой  в
городе, находящийся прямо напротив дома Бориса Оттобальдовича.
   Тут меня приняли так, как, верно, принимали бы  английскую  королеву,
прибудь  она  вдруг  сюда.  Рослый  охранник  немедленно  поднял  трубку
внутренней связи, и через минуту ко мне вышла толстая  румяная  армянка,
которая, как оказалось,  и  являлась  владелицей  косметического  салона
"Эрика". Ее так и звали - Эрика Варданян. Госпожа  Варданян  чрезвычайно
любезно и  безо  всякого  акцента  осведомилась,  какие  бы  услуги  мне
хотелось получить сегодня.
   - Наверное, после Австрии у нас  тебе  покажется  не  очень,  дорогая
Алиночка, но не обессудь - чем богаты, тем и рады.
   Ну, решительно весь город в курсе, что Алина Борисовна Эллер ездила в
Австрию на горнолыжный  курорт  и,  что  самое  существенное,  вернулась
обратно.
   - Эрика, ты, значит, того.., меня по полной  программе  обработай,  -
небрежно, с изрядной долей фамильярности кивнула я. -  После  курорта  я
немного.., пооблезла, что ли. Все-таки высокогорье. В общем, сделай меня
такой, какая я была полгода назад.
   - Так это ж волосы красить надо!  -  отозвалась  она.  -  А  ты  сама
говорила, что у тебя проблемы с волосами.
   - Это я пошутила. И вообще, Эрика, какая-то я бледная стала, правда?
   Она пристально взглянула на меня и сказала:
   - Да, наоборот, хорошо. А то ты как-то раз в солярии  заснула,  потом
тебя негры чуть ли не за свою принимали. А сейчас у тебя кожа.., нежнее,
что ли, стала. Ну-ка.., даа-а! - протянула она, разглядывая мою руку.  -
Ты, Алинка, как-то.., изящнее стала.
   Будто тебя в загранке отрихтовали.
   "Выражается, как браток, -  подумала  я.  -  "Отрихтовали".  Впрочем,
наверное,  у  нее  муженек  состоит  в  какой-нибудь   веселой   бригаде
армянского розлива. По крайней мере, об авторитете по  фамилии  Варданян
слыхать приходилось".
   - Только, Алиночка, терпение. Если тебе все процедуры  проходить,  то
ведь на это несколько часов потребуется. А ты у нас горячая,  в  прошлый
раз массажистку чуть не прибила. У  нее  потом  руки  дрожали,  пришлось
уволить.
   - Да ну! - непринужденно воскликнула  я,  чувствуя,  что  роль  Алины
Эллер удается мне все больше и больше. -  Значит,  из-за  меня  девчонку
турнули? Это непорядок.
   - Нет, ну если хочешь, вернем, - сказала Эрика,  пожимая  плечами.  -
Только ведь ты сама в прошлый раз кричала, чтобы ее уволили, потому  что
она тебе, видите ли, плечика не так пальцем коснулась.
   "А Алина, кажется, действительно стерва, - подумала я. - Плечико, ишь
ты!.."

***

   Процедуры в самом деле заняли около  пяти  часов.  Впрочем,  не  могу
сказать, что это меня сильно утомило: любая женщина, лишь раз побывавшая
в салоне хотя бы средней руки, поймет меня. Качают в  них  права  только
перекормленные жены и родственницы "новых русских". А я некапризна.  Так
что, выйдя из салона,  я  чувствовала  себя  как  бы  заново  рожденной.
Состояние это не омрачала  даже  выписанная  за  услуги  круглая  сумма.
Платила-то я ее из кармана Эллера. Почему бы и нет?
   Когда я вышла на улицу, оказалось, что уже почти стемнело. Шел густой
снег. Леонард Леонтьевич оказался прав, поставив под  сомнение  точность
прогноза синоптиков. Сразу потеплело,  я  даже  сняла  шапку,  подставив
легкому ветерку и крупным прохладным снежинкам свое свежее,  только  что
из-под кремов и косметических масок, лицо и легкие, приятно  шелковистые
волосы, обретшие новый, более глубокий по сравнению с прежним оттенок. В
салоне "Эрика" знали толк в своем деле.
   До городского парка я решила дойти пешком. Благо до него  было  всего
несколько кварталов по центральным улицам города, да и погода, как я уже
говорила,  располагала.  Решение  невероятное,  скажем,  для  москвички,
только что вышедшей из  салона,  но  здесь,  в  провинции,  все  немного
по-другому. В Москве или Питере я, уж конечно, не пошла бы пешком  и  не
воспользовалась бы метро - обязательно взяла бы  как  минимум  такси.  В
Тарасове же совсем другие масштабы и совсем другие нравы.
   Быть может, с точки зрения  Алины,  идти  пешком  из  салона  и  было
глупостью или несторожностью. Но я-то знала, что такое ловля  на  живца.
Если за мной следят, то тем лучше. Раньше вскроем  ситуацию.  Тем  более
что легкий и незаметный бронежилет,  в  который  я  сегодня  облачилась,
вполне защитит меня от пули, если вдруг неизвестный  мне  враг  вздумает
форсировать события.
   Снег  валил,  густой  и  уютный.  Но  не   все   прохожие   правильно
сориентировались: пару раз я видела, как люди не удерживали равновесие и
падали - ведь пушистый снег быстро прикрыл ледяные корки на тротуаре.
   Один из таких прохожих шлепнулся едва ли не под ноги и чуть  меня  не
сшиб. Я слабо вскрикнула, хотя  вовсе  и  не  испугалась,  и  отскочила.
Парень уже поднимался и отряхивал от налипшего снега джинсы и полупальто
кепкой, свалившейся с его головы и  открывшей  довольно  длинные  темные
волосы.
   - Простите, девушка, - пробормотал он скороговоркой, - так  скользко,
что баашку свернуть можно! Я вас не задел?
   - Да нет, не задели, - ответила я.
   - Ну.., конечно!  Очки  потерял,  -  выговорил  парень,  подслеповато
щурясь на меня. - Куда-то в снег завалились, теперь точно не найду.  Что
ж делать-то... Вот беда...
   - Да, плохо, - посочувствовала я.
   - Девушка, простите, а не могли бы вы  мне  помочь?  Они  тут  где-то
рядом, только я ни хре.., ничего не вижу. Они куда-то  вот  сюда  упали.
Пошарьте в снегу, если вам не сложно.
   - Да ради бога, - сказала я, - только мне кажется,  молодой  человек,
что вам придется заказывать в магазине новые очки.  Такой  снег...  Куда
они могли упасть? Я посмотрю, конечно, но вряд ли найду.
   Я опустилась на корточки прямо в шубе за  несколько  тысяч  долларов,
выданной мне из гардероба Алины, и, сняв перчатку, пошарила в снегу.
   - Нет? - время от времени спрашивал неловкий молодой человек.
   - Нет, - отвечала я.
   - Девушка, простите ради бога,  просто..,  такая  ситуация...  Я  без
очков действительно ничего не  вижу.  Вы  не  могли  бы,  извините,  тут
недалеко.., довести меня до "Оптики"? Я закажу себе новые очки,  там  их
делают за пятнадцать минут. Просто я вслепую сейчас свалюсь раз  пять  и
что-нибудь себе точно  сломаю.  Тем  более  что  где-то  тут  поблизости
вскрыли теплотрассу, и сейчас там такие траншеи, как, наверное, в  сорок
первом под Москвой. Если вы не желаете моей смерти...
   Заключительная фраза была сказана таким тоном, что  я  едва  сдержала
смех.
   - Ну хорошо. Где она, ваша "Оптика"?
   - Да тут, на углу, - выговорил парень. - Проклятое зрение! С  первого
класса так вот получилось...
   - Плохо, - снова высказала я соболезнование, -  впрочем,  сейчас  все
лечат. Сделали бы себе операцию на хрусталик, и все дела.
   - Так это ж дорого, моей зарплаты не хватит.
   Оставшийся путь мы преодолели в молчании, если не считать  бормотания
моего спутника, недовольного тем, что с ним случилось.
   На перекрестке  он  снова  повалился,  поскользнувшись,  и  ко  всему
прочему увлек меня за собой на землю. Произошло это в метре  от  черного
джипа, и потому меня не удивило, когда  в  машине  приоткрылось  окно  и
чей-то голос спросил:
   - Падаете? Помочь?
   - Нет уж, спасибо, - пробормотала я,  пытаясь  встать  из-под  своего
подопечного и загребая пригоршни снега, - я тут уже одному помогла.
   - Нет, все-таки помогу.
   Я начала поднимать голову, но тут вдруг что-то коротко ударило меня в
шею. Удар был несильным, но коварным: снег перед  глазами  сгустился  до
пугающей черноты, и я ткнулась  лицом  во  что-то  горячее,  обжигающее.
Горячим и обжигающим, как я поняла, оказался снег. Кожа слабо  различает
горячее и холодное при  пограничных  состояниях  организма,  то  есть  в
состояниях болевого шока или иного вида экстремального самочувствия. И я
даже не заметила, что на пару минут отключилась.
   Я приподняла  голову  и  увидела,  что  уже  сижу  в  салоне  машины.
Повернула голову.
   Справа от меня устроился тот самый парень с артистической  прической,
которому я помогала дойти до "Оптики". Слева же, с пистолетом,  прижатым
к моему боку, находился еще один индивид - с угрюмым, хотя  и  не  злым,
лицом и картофелевидным носом.
   Спереди сидели двое. Да что их, целый отряд на одну  меня?  Если  они
считают меня Женей Охотниковой, тогда понятно. Но ведь они затащили меня
в машину как Алину Эллер... Или нет? Может, меня  все  же  рассекретили?
Неужели Борис Оттобальдович понял, что перед ним вовсе не  его  дочь,  и
велел разобраться со мной? Или  же  красавец-любовничек  госпожи  Эллер,
Алексей Бенедиктович  Лукин,  прислал  своих  архангелов,  буде  у  него
таковые имеются?
   Голова кружилась, в основании черепа ныло. Я  слегка  повела  головой
вправо  и  спросила  своего  "подопечного",  так  и  не  доведенного  до
"Оптики":
   - Ну что, Сусанин, нашел очки?
   Тот усмехнулся:
   - Да нет, не нашел. И сильно бы удивился, если бы ты их нашла.
   - Поняла: ты их никуда и не ронял.
   - Конечно, не ронял. У меня их и нет вовсе.
   Я выдохнула:
   - И кто велел меня похитить?
   - Зачем  похитить,  дорогая  Алина?  -  Услышав  такое  обращение,  я
несколько перевела дух: все-таки меня принимают за Алину Эллер, что  уже
радует. Следили, наверное, от салона. И  подловили  по-хитрому  -  Зачем
похитить?  -  Говорил  тот,  что  сидел  на  переднем  сиденье  рядом  с
водителем. - Мы просто пригласили тебя в гости.
   Так что не дуйся.
   - В гости? Интересно! Вываляли всю в снегу, шубу попортили...  Да  вы
знаете, сколько она стоит, шуба-то?
   - Узнаю Алиночку. Ее  главное  заботит  -  сколько  ее  шубка  стоит,
которую в снегу вываляли, - усмехнулся человек на переднем сиденье. - Не
о том волнуешься, знаешь ли.
   - А о чем я должна волноваться? За дуру меня держите, да?  И  этот..,
слепец который!
   Что, нельзя было просто в машину затолкать, безо всяких пантомим?
   - Тебя - сразу - в машину? - усмехнулся парень на переднем сиденье. -
Да ты нас за кого принимаешь, за идиотов, что ли?
   Тебя затолкаешь... А потом нас выследят и из гранатомета срубят прямо
на КПП каком-нибудь,  мол,  оказали  сопротивление  милиции.  Папочка-то
твой, поди, и не такие штуки проворачивал.  Не-ет,  Алина.  Мы  тебя  от
самого салона вели. Ты, дура, зачем охрану-то с собой не взяла?  Все  на
свою прыть надеешься?
   - На какую.., прыть? - выговорила я.
   - Да ладно тебе скромничать-то. На какую - на какую... На ту самую...
Как будто это не ты в прошлом году нашего пацана так  по  шее  саданула,
что он два месяца в "спинальнике" провалялся, чуть паралитоном не  стал.
Ты ж у нас приемчиками владеешь. Типа,  современная  женщина,  да...  Во
феминизм прет.
   В голосе говорившего послышались откровенно агрессивные нотки.
   - Вот потому мы тебя так осторожненько и взяли, через Антошку.  Он  у
нас артист, а ты вообще,  говорят,  актеров  любишь,  хотя  муж  твой  и
кинорежиссер. Но даже если бы при тебе охранник и был, он бы  давно  уже
засветился и мы его по-тихому вырубили бы.
   - Ну и кому же я понадобилась?
   - А что, сама догадаться не можешь?
   Давно тебя уже поджидаем, чтобы спросить, что к чему и как это вышло,
что из-за тебя...
   - Гена, не пыли покамест! - остановил его парень, который так ловко и
с такой гениальной простотой надул  меня  со  своими  якобы  потерянными
очками. - Успеешь еще поговорить. Сейчас приедем, тогда и побеседуешь. А
то на ходу, в машине, еще заорет, кто ее знает!
   Я лихорадочно размышляла.
   По всей видимости, это и есть те люди, которые угрожали Алине  Эллер.
Ну что же, быть может, в том,  что  я  поддалась  на  провокацию  актера
Антошки и попала в этот джип, есть свои плюсы.  Они  принимают  меня  за
Алину. А кстати... Алиночка-то наша вовсе не  такой  беззащитный  агнец,
каким  рисует  ее  Эллер.  Впрочем,  мужчины  часто  слепы  и  не  видят
очевидного, хотя и почитают себя умными и неотразимыми. Эти в джипе - не
исключение. Я хорошо ввернула им про шубу, испачканную в  снегу,  теперь
они будут видеть во мне только мелочную бабу, которая  всполошена  своим
неожиданным  похищением.  Ну  что  ж,  как  только  ситуация  дойдет  до
критической отметки, будем переключаться в режим форс-мажор:
   "Евгения Охотникова, ваш выход!"
   Я прокрутила все это в голове, и мне стало как-то легче.
   - Куда мы едем-то? - спросила я.
   - А ты прям не знаешь! - откликнулся тот, с переднего сиденья. -  Как
будто ни разу не ездила, сука!
   - Между прочим, за суку, урод,  можешь  и  ответить...  -  вполголоса
произнесла я.
   Он медленно обернулся. Я  увидела  смуглое  лицо,  бешено  сверкающие
темные глаза и темно-рыжие волосы, которые делали этого ублюдка  похожим
на средневекового ката. И палач скрежетнул белыми зубами:
   - Да ты че, корова, не срубила  еще,  что  это  тебе  не  по  салонам
ходить, сиськи в соляриях греть? Думаешь, твой папа  -  самый  крутой  и
тебе все можно, падла? Мы и поконкретнее тебя людей возили, и  ничего  -
потом они выли в подвале и просили кончить их.
   - Какой ты добрый, - отозвалась я и полузакрыла глаза.
   Ну что ж. Сейчас немного можно расслабиться. Пока мы  едем,  меня  не
тронут, это факт. По крайней мере, ясно одно: то место, куда меня везут,
Алина - настоящая Алина, которая сейчас где-то на горнолыжном курорте, -
знает. Она там бывала.
   А вот с субчиком на переднем сиденье лучше  больше  не  заговаривать.
Какой-то он бешеный - дергается, ноздри раздувает, глаза пучит оголтело.
Примерно такая же рожа была нарисована лет пять назад на этикетке  водки
"Быть  добру".  Этикетка  клепалась  кустарным  методом  на  примитивной
копировальной технике, водка была под  стать  ей.  Гм...  "Быть  добру".
Хорошее название.
   А главное - подходящее.

Глава 6

   Машина подъехала к железным воротам в заборе вокруг загородной дачи и
посигналила. Насколько я могла судить, место было не так чтобы уж  очень
отдалено от Тарасова, но диковатое: Вряд ли  зимой  кто-либо  ночует  на
дачах и вообще ездит сюда, особенно в такой-то  снегопад.  Долгожданный,
черт бы его не вид ел...
   Ворота открылись, и машина въехала во двор.
   А дачка, прямо скажем, не хилая: три  этажа,  флигель  и  пристройка.
Раскидистые садовые деревья тянули в  стороны  свои  облепленные  снегом
ветви и внезапно вызвали у меня аналогию с воинством привидений, унылых,
коварно  медлительных,   завораживающих   вкрадчивостью   своих   мерных
движений. Вспомнились даже стихи, как будто  эту  картину  рисующие..."И
деревья, как призраки белые, высыпают толпой  на  дорогу,  словно  знаки
прощальные  делая...  белой  ночи,  видавшей  так  много".  Что   увидит
сегодняшняя ночь? Что увижу я? И вообще.., увижу ли?
   Глупости. Поэтические вольности, Женечка. Сейчас  разберемся.  Ничего
страшного. Ничего, ничего...
   Водитель остался в джипе, а тот, что был с пистолетом, ткнул  меня  в
бок и хрипнул:
   - Вываливай!
   Помимо меня и типа с пистолетом, в дом направились  также  бешеный  с
переднего сиденья и  Антон-актер,  который  так  удачно  сманил  меня  с
заснеженной улицы в теплый салон джипа. Наверное, будь тут  Лео-Лео,  он
не  замедлил   бы   рассказать   какую-нибудь   высокоумную   притчу   о
выманиваниях.
   К примеру, жил в Китае мандарин, славящийся своим упрямством. Был  он
упрям даже не как осел или ишак -  кто  там  из  перечисленных  животных
представлен в фауне Китая? - а как целое стадо оных.  И  однажды  позвал
мандарин к себе во дворец мудреца.., какого-нибудь Хунь Мунь  Суня..,  и
говорит ему: "Прослышал я, что ты - мудрейший и  хитроумнейший  из  всех
живущих в Поднебесной. Докажи свою мудрость и хитроумие - вымани меня из
моего роскошного теплого дворца на улицу -  под  дождь  и  ветер.  А  не
выманишь - настанет тебе карачун". А мудрец речет: "О, могучий!
   Да разве ж смею я, ничтожный, выманивать тебя из дворца! Вот если бы,
наоборот, ты повелел мне выманить тебя из-под дождя во дворец, тогда  бы
я попытался. Но разве ты сможешь согласиться на мое условие?" - "Смотри,
о ничтожный! - рассвирепел мандарин. - Я - владыка и  могу  все.  Вот  я
выхожу и становлюсь под дождь! Выманивай же меня обратно во  дворец!"  А
мудрец тогда и говорит: "Славный мандарин! Я даже  и  не  буду  пытаться
выманить тебя обратно во дворец.  Ты  просил  меня  поставить  тебя  под
дождь. И я это сделал".
   - Пошевеливайся! - грубо толкнули меня в спину. - А то тащится тут  с
таким блаженным лицом, как будто кокса нанюхалась.
   - Образные у вас, однако, сравнения, - сказала я и вошла  в  большую,
довольно безвкусно отделанную и обставленную комнату,  основной  упор  в
которой делался на одно: на помпезную роскошь. Отдельные  предметы  этой
роскоши слабо между собой сочетались: к примеру, рядом с белым мраморным
камином, выполненным в староанглийском  стиле,  соседствовал  вульгарный
кожаный диван, а стены украшали искусные копии работ великих мастеров  в
дорогих резных рамах.
   Рядом с камином ни к селу ни  к  городу  стояли  два  кресла,  обитые
пурпурной тканью, -  из  такой  ткани  раньше  делали  флаги  пионерских
дружин. В одном из кресел сидел мужчина в кожаной жилетке на голое тело.
Жилетка  не  скрывала   ни   волосатой   груди,   ни   мощных,   как   у
профессионального землекопа, рук, ни отвислого уже брюха, вольной волной
стекающего на брючный ремень.
   Мужчина пил пиво и смотрел телевизор.
   По  всей  видимости,  что-то  из  демонстрируемого  вызывало  у  него
негодование, потому что он матерился, а в тот момент,  когда  в  комнату
ввели меня, швырнул о стену пивную кружку и заорал:
   - Ну что за ересь?!
   - Геннадий Геннадьевич, - обратился к нему Антон, - вот, привезли.
   Матерящийся  мужчина  в  жилетке  выключил   телевизор   и   медленно
повернулся ко мне. У него был жирный круг лица и точеч