с советских времен за зарубежными
радиостанциями, вещающими на русском языке, закрепилась привычка
поздравлять (с долей ехидства) строителей и конструкторов с досрочной
сдачей сверхсекретного объекта, а командный состав и непосредственных
исполнителей - с удачным проведением военной и сверхсекретной же операции.

- Как хоть прошло? - любопытничал Яровенко. Он тоже вылез из кабины на
бетонку и теперь, широко улыбаясь, стоял рядом с пилотом.

Лукашевич пожал плечами:

- Нормально прошло.

Старший лейтенант казался рассеянным, потому что внимательно осматривал
правое крыло своего истребителя. Яровенко проследил за направлением его
взгляда и вдруг присвистнул:

- Мать! - ругнулся он в сердцах.

Спереди на крыле "МиГа", выдвинутом сейчас под углом в 72 градуса к
фюзеляжу*, виднелось черное пятно. В наступившей за возгласом сверхсрочника
тишине Лукашевич подошел к крылу и пощупал пятно рукой в перчатке.

- Надо же, - сказал он после паузы. - Навылет.

- Пуля? - жадно поинтересовался Яровенко.

- Она, - Лукашевич медленно кивнул. - Говорил же я этому идиоту... - он
замолчал.

Яровенко ждал продолжения, но не дождался.

- Цепляй машину, - распорядился старший лейтенант. - И передай Усачеву,
пусть сразу крыло посмотрит.

- Чего они хоть везли? - полюбопытствовал Женя перед тем, как вернуться в
кабину тягача.

- Кто?

- Ну эти... контрабандисты.

- Водку, - ответил Лукашевич вроде бы даже и всерьез.

- Да ну тебя, - обиделся Яровенко,

- Понятия не имею, - признался старший лейтенант. - Могли везти все что
угодно. А нам разве скажут?..

Фюзеляж - корпус летательного аппарата, связывает собой крылья, оперение,
шасси; в фюзеляже размещаются экипаж, грузы, оборудование, пассажиры.
"МиГ-23" является одним из первых истребителей, выполненным по схеме
высокоплана с крылом изменяемой геометрии. Консоли крыла крепятся с помощью
поворотных узлов к центроплану вблизи фюзеляжа, что позволяет обеспечить
изменение угла стреловидности крыла. Максимальный угол стреловидности -
72€, средний - 45€, минимальный - 16€.

Вечером в информационной программе радиостанции "Немецкая волна" "коллеги
из НАТО" поздравили старшего лейтенанта Алексея Лукашевича с блестяще
выполненным боевым заданием. Из той же программы Лукашевич узнал, что на
катере с бортовым номером "806" перевозилась большая партия золота в
слитках. Друзья, веселясь, стали попрекать Алексея, что он не захватил
слиточек-другой для "обчества". Лукашевич всеобщего веселья не поддержал,
высказавшись кратко и грубовато: "Я вам не золотоискатель", за что и был
удостоен соответствующего прозвища.

Командир авиаполка послал запрос в Министерство обороны о возможности
награждения старшего лейтенанта орденом Мужества, утвержденным совсем
недавно - три года назад. В Министерстве с решением как всегда затянули, и
своего ордена Золотоискатель так и не дождался. Через год Алексей забудет и
об ордене, и о контрабандистах. Как окажется, зря...

Глава вторая. КРИЗИС.

(В/ч 461-13 "бис", полуостров Рыбачий, август 1998 года)

Почти все офицеры воинской части 461-13 "бис" авиаполка "Заполярье",
свободные от несения боевого дежурства или караульной службы, собрались у
КПП. Помещение контрольно-пропускного пункта было тесным, поэтому внутрь
никто заходить не стал. Собрались в группы, покуривая и поплевывая,
поглядывая то на дорогу, то на далекое отсюда летное поле, на котором
разворачивался совершивший минуту назад посадку "МиГ" лейтенанта Беленкова.

- О! - высказался Лукашевич.- Счас прибежит...

- Кто прибежит? - без особого интереса, но так, для порядка, осведомился
старший лейтенант Стуколин.

- Кто, кто? Беленков - вот кто, - ответил Лукашевич.- Тоже ведь не дурак...

На самом деле Лукашевич пребывал в том настроении, когда не только
отдельные представители окружающего мира кажутся дураками, но и сам мир
выглядит чьим-то идиотским изобретением, недоделанным и бессмысленным, как
вырытая поперек дороги, забытая и заполненная грязной водой канава.
Впрочем, в отличие от убежденных мизантропов, Лукашевич не делал для себя
исключения в рамках удручающей картины всемирной глупости. Скорее наоборот,
именно в себе самом, в выборе, сделанном когда-то, он видел источник всех
своих бед и сегодняшней беды тоже. Мысли Лукашевича текли вяло, но
постоянно возвращались к исходному вопросу: как? Каким образом его,
Лукашевича, судьба сложилась так, что он стал не юристом или экономистом
(да хотя бы и бухгалтером!), а лейтенантом этих проклятых ВВС, да еще в
воинской части, дислоцированной на краю света, у черта на куличках. Это ж
каким идиотом надо было быть, чтобы взять и отказаться от заманчивых
перспектив поступления в Ленинградский Государственный, где в приемной
комиссии сидел двоюродный дядька, ради... ради... Чего, спрашивается,
ради?!

Лукашевичу хотелось напиться. В хлам.

Похожие чувства испытывали все, столпившиеся у контрольно-пропускного
пункта. И у каждого из них были основания гневаться на судьбу и перебирать
удрученно варианты своего неуклюжего прошлого и своего безрадостного
будущего. На то были причины. Последний раз офицеры части 461-13 "бис"
получали зарплату девять месяцев назад. За этот срок, как известно, можно
зачать, выносить и родить вполне нормального ребенка, однако российскому
правительству девяти месяцев оказалось недостаточно, чтобы разобраться с
зарплатами в бюджетной сфере. Более того, с какого-то момента начались
перебои с поставками продовольствия, обмундирования и запчастей к технике.
Объяснялось это огромной задолженностью Министерства обороны другим
отраслям, а правительство вместо того, чтобы провести взаимозачет,
занималось какими-то другими - очень неясными - делами.

"Ох, они доиграются! - с плохо скрываемой злостью поговаривали в части
461-13 Дбис".- С армией такие шутки не проходят!"

Говорившие так забывали, что есть армия и есть армия. Что для
правительства, которое несколько лет уже вело себя подобно не слишком
умному и расточительному оккупанту в чужой стране, нет никакого дела до
маленькой воинской части на забытом Богом полуострове, а есть ей дело
только до тех немногих счастливцев, которым повезло устроиться при столице.
И только потому, что счастливцы эти постоянно напоминают о себе, проводя
какие-то офицерские собрания под невнятными лозунгами да устраивая маневры
на расстоянии прицельной дальности от Кремля. Попробуй здесь, за Полярным
кругом, поманеврируй - без толку, одни расходы.

Невыплаты заработной платы и участившиеся перебои с поставками других видов
довольствия не способствовали укреплению позиций и на личном фронте. Если
раньше выйти замуж за офицера было почетно, то теперь это означало - выйти
замуж за нищего. Постоянные и дичайшие скандалы в семьях офицеров стали
приметой времени. В одной только части 461-13 "бис" за последние полгода
было зарегистрировано два развода. Сам командир части, майор Громов, был
вынужден на неопределенный срок отправить жену и сына в Питер к родителям.
А старший лейтенант Лукашевич вообще потерял надежду подыскать себе
когда-нибудь достойную пару: "Если денег нет, какая ж тут любовь?"

В общем, не было у столпившихся на КПП офицеров повода для веселья. И все
шло к тому, что это безрадостное сборище закончится грандиозной пьянкой "по
черному", где под "шпагу" или "шило" - сэкономленный на "рискованных[4]"
посадках и протирке контактов спирт - эти офицеры будут нецензурно ругать
правительство вкупе с президентом, обещать уволиться в запас, потому что
так дальше нельзя, потому что терпение уже кончилось, потому что дураков
нет за "спасибо" работать, потому что потому...

- Едет! - воскликнул капитан Никита Усачев.- Едет, мужики!..

Все сразу зашевелились. Из домика КПП выскочил рядовой второго года службы
Митя Фатюхин, рысцой подбежал к воротам. На последнем - прямом, как стрела
- участке узкой грунтовки, ведущей к части 461-13 "бис", действительно
появился грузовик марки "ЗИЛ" с кузовом, поверх которого был натянут
брезентовый тент. Номеров отсюда видно пока еще не было, но народ и так
знал, кто на нем едет. В часть возвращался ее командир, майор Громов,
отбывший еще утром в Печенгу[5] за продовольствием и, возможно, зарплатой.
От того, с какими вестями он вернется, зависело уже не просто умонастроение
отдельных офицеров самого северного из подразделений ВВС, но и
существование этого подразделения в целом,

- Едет, едет!

Грузовик приблизился к контрольно-пропускному пункту и остановился, не
доезжая пары метров, хотя шлагбаум был поднят. Правая дверца кабины
открылась, и на асфальт спрыгнул Константин Громов, майор и бессменный
командир части 461-13 "бис". Одет он был в выходную форму офицера ВВС,
несколько помятую после дороги. Сделав водителю отмашку рукой, после чего
грузовик тронулся, заезжая на территорию, Громов направился к офицерам.

- Что за митинг? - осведомился он недружелюбно. - Вам что, товарищи
офицеры, заняться больше нечем?

Он мог сказать что угодно. Например, "Сегодня отличная погода!". Или: "Мой
дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог..." Любая фраза, будь
она хоть трижды нейтральной и ни к чему не обязывающей, сказанная тоном,
подобным тому, с каким было произнесено: "Что за митинг?", расставляла
последние точки над i.

У Лукашевича опустились плечи. "Господи, - подумал старший лейтенант. - А
ведь это действительно конец".

К Громову подошел Стуколин.

- Что случилось, товарищ майор? - спросил он.

- Ничего, - ответил Громов, глядя куда-то поверх голов. - Ни-че-го! В
том-то и дело.

- Да они охренели совсем! - ругнулся в сердцах Никита Усачев.

- Телевизор надо смотреть, - словно бы невпопад обронил Громов, и
Лукашевич, хорошо знавший своего командира еще со школьных лет, когда они
сидели за одной партой и ходили в кино, понял, что тот воспроизводит чужие
слова, цитирует. - Радио надо слушать. В стране кризис. За доллар
двенадцать рублей дают. А вы со своими проблемами уже всех достали...

- Что-то я не пойму, товарищ майор, - сказал Стуколин, прищурясь и потирая
кулак. - Кто это декларировал?

- Неважно,- майор все еще смотрел поверх голов. - Это как раз неважно.

- А что важно? - взбеленился капитан Усачев. Громов повернулся и
внимательно посмотрел на него - глаза в глаза. Взгляд у командира части
461-13 "бис" был тяжелый. Усачев, хоть и старше он был майора на четыре
года и в чем-то умудреннее, тут же поумерил свое "священное" негодование и
даже отступил на шажок.

- Никого не держу, - сказал Громов, четко и звонко выговаривая каждое
слово. - Думаю, и Свиридов никого удерживать не станет. Кому надоело - хоть
сегодня рапорт подпишу.

Лукашевич, наблюдая за развитием маленького инцидента, подумал, что это,
пожалуй, идея. Действительно, плюнуть на все и написать рапорт. И пусть эти
ВВС катятся к чертовой бабушке или еще куда подальше...

И тут - неожиданно для него самого - мысли Алексея приобрели совершенно
противоположную направленность. Он вдруг подумал, что если отправится
сейчас писать рапорт и собирать манатки, то никогда уже в жизни не сядет за
штурвал боевого истребителя, никогда не поведет его над облаками, в яркой и
синей пустоте поднебесья - назло врагам и вопреки кризисам; с этого момента
и навсегда он станет пассажиром и будет летать на престарелых и
слабосильных "тушках[6]" гражданской авиации, а сверхсрочник Женя Яровенко
будет рассказывать очередной анекдотец и не применет вспомнить о старшем
лейтенанте, который был когда-то о-го-го, а нынче попивает газировку в
первом ряду второго салона - таких в Ейском училище называли "мешок с
картошкой".

Плюнуть и поставить жирный крест на огромном куске собственной биографии
вот так, сразу, оказалось для Лукашевича непросто. Как и для всех остальных
офицеров части 461-13 "бис". Видимо, только этим можно объяснить, что за
все девять месяцев тяжелейшей ситуации на финансовом фронте ни один из них
не подал рапорта на имя командира авиаполка "Заполярье" с просьбой о
переводе в запас. Но теперь... Что будет теперь?

Выдержав многозначительную паузу, Громов распорядился:

- Всех незанятых на дежурстве офицеров прошу пройти в ленинскую комнату.

Ленинской (или красной) комнатой по стародавней привычке называли довольно
тесное помещение в одной из "бочек-диогенов[7]" военного городка. В
"ленинской" комнате находилась библиотека части, состоявшая в основном из
трудов классиков марксизма-ленинизма и мемуаров военных летчиков. Стоял там
и телевизор - старенький латаный-перелатаный "Рекорд", принимавший только
"первый" канал.

Через пятнадцать минут после возвращения Громова в ленинской комнате было
не протолкнуться. Пришли все. Восьми стульев на эту ораву не хватило, и
некоторые остались на ногах. Громов сел лицом к подчиненным и спросил:

- Ну что, ни у кого не появилось желания написать рапорт?

- Да хватит уже, Костя, - раздраженно сказал Стуколин. - Давай ближе к
делу.

Громов холодно посмотрел на него, но по поводу неприкрытого нарушения
субординации высказываться не стал: сообразил, видно, что все
присутствующие и без того на взводе и усугублять ситуацию не след.

- Хорошо, - согласился он. - Перейдем к делу... Как вы знаете, в нашей
стране случился кризис. По этой причине денег в ближайшее время не
предвидится. Но это еще полбеды. Главное - какая-то сволочь в министерстве
под шумок приказала приостановить поставки довольствия в отдаленные
районы...

Стуколин присвистнул.

- Как приостановить? - не поверил Усачев. - Совсем приостановить?

- До особого распоряжения.

Несмотря на то, что офицеры части 461-13 "бис" были в массе своей людьми
дисциплинированными, сдержаться никто не смог и заговорили все сразу:

- Они что, решили нас голодом уморить?!

- Нет, но это уже ни в какие ворота!

- Бляди - они бляди и есть!

- Как это они себе представляют? Голодающая армия?

- Говорил же, этих тварей раньше надо было вышибать. Довели страну,
понимаешь!..

- Тихо, товарищи офицеры, тихо, - Громов встал и поднял руку. - Нам сейчас
нужны конструктивные предложения. Такие у кого-нибудь имеются?

- Да что там "конструктивные"!.. - не мог остановиться импульсивный Никита
Усачев.- Давить сволочей!

- Спокойнее, товарищ капитан, - в очередной раз осадил его Громов.- Не
забывайте, кто вы и где вы.

Усачев несколько угомонился, хотя по его раскрасневшейся физиономии было
видно, что свое особое (и, в общем, малооригинальное) мнение о происходящем
в стране он готов отстаивать с пеной у рта в любой момент времени,
представься ему, Усачеву, такая возможность.

- Итак, я повторяю свой вопрос, - сказал Громов. - Есть у кого-нибудь
конструктивные предложения?

- Министр в курсе происходящего? - спросил Стуколин.

- Этого я... кхм-м... точно не знаю. Но мне было сказано, что в курсе.

- А Свиридов?

- Он мне и сказал...

- Да-а, - протянул Усачев со своего места. - Ситуевина.

- Насколько у нас хватит продовольствия? - продолжал спрашивать Стуколин. -
Сколько суток мы можем жить на запасах?

- Это к коменданту, - Громов пошевелил пальцами в воздухе, и от стены
отделилась сутуловатая фигура лейтенанта Подвицкого.

- Неделю протянем, - доложил Подвицкий без уверенности в голосе. - Должны
протянуть.

- Плохо,- констатировал Стуколин.- Это очень плохо.

- Это я знаю без тебя! - резко сказал Громов.- Предложения будут? Стуколин
пожал плечами:

- Пока нет.

- Тогда сиди и думай.

- Может, министру письмецо наклепать? - высказался лейтенант Сергей
Беленков, только что вернувшийся с задания.

- Ага, думаешь, ты один такой умный? - язвительно бросил Усачев.

- Ничего я не думаю! - Беленков обиделся. - Но ведь что-то делать нужно!

- Спокойнее, товарищи офицеры, - снова одернул их Громов. - Запрос в
министерство отправлен. Но рассчитывать на скорый ответ не приходится.

Подходящее решение нашел Алексей Лукашевич. Он все еще глубоко переживал
этот странный и быстрый переход от желания немедленно уволиться в запас к
пониманию того, что на "гражданке" ему делать совершенно нечего. Оставалось
сложить одно с другим.

- А почему бы нам, - чуть помедлив, сказал Лукашевич, и все присутствующие
сразу посмотрели на него, - почему бы нам не обратиться за помощью к
гражданским властям?

Никита Усачев громко фыркнул. Однако остальные его не поддержали.

- Это мысль, - кивнул Громов. - Но у них сейчас проблем и без нас хватает.

- Но когда их припирало, - напомнил Лукашевич, - мы ведь им не отказывали.

- Что ж, попытка - не пытка, - согласился Громов. - Попробуем. Кто поедет?

- Я поеду, - тут же заявил импульсивный Усачев. - Не доверяю я
гражданским...

- Поэтому не поедешь! - отрезал Громов.- Только обозленного там еще не
хватало. Другие добровольцы есть?

В течение пятнадцатиминутного обмена мнениями выяснилось, что в роли
"ходоков" готовы выступить почти все офицеры части. Еще бы, ведь поездка в
Мурманск - это поездка в Мурманск вне зависимости от того, чем там придется
заниматься. Хоть и денег нет, хоть и цены выросли непомерно - все ж таки
навестить местную столицу гораздо приятнее, чем ходить в наряды. Кончилось
тем, что Громов сам выбрал тех, кого бы он хотел видеть рядом с собой во
время беседы с мурманскими градоначальниками. Ими, естественно, оказались:
Лукашевич, как предложивший идею, и Стуколин, известный своим педантизмом.
Кроме того, эти двое считались близкими друзьями Громова, еще со школьной
скамьи, а давнее знакомство ко многому обязывает.

Обсудив подробности предстоящей поездки, офицеры разошлись. У них появилась
надежда, и поэтому спирта в этот вечер было выпито меньше, чем обычно. А
тосты в основном поднимались за успех будущего дела. Как известно, за
будущее не принято пить. Но что им еще оставалось?..

Глава третья. ХОДОКИ.

(Мурманск, август 1998 года)

Дорога до Мурманска неблизкая. Потому выехали ранним утром.

За руль "ЗИЛа" посадили Женю Яровенко. С ним в кабине разместился майор
Громов - на случай возможных эксцессов по дороге. Остальные "ходоки" -
Лукашевич и Стуколин - забрались в кузов.

Быстро проехали Средний полуостров, связующий Рыбачий с материком.

- Ну вот мы и в Нижнем мире, - со смехом заметил Лукашевич.

По аналогии с принятой у шаманов Заполярья космологией, разделяющей
вселенную на три мира: Верхний, Средний и Нижний - офицеры называли свой
полуостров Верхним миром (ведь часть 461-13 "бис" находится гораздо
севернее любых других подразделений Кольского полуострова), Средний
полуостров, как и полагается,- Средним, ну а материк соответственно -
Нижним.

А вообще здесь были места, осененные боевой славой. С Рыбачьего и Среднего
контролировался вход в Кольский, Мотовской и Печенгский заливы. В июле
42-го года на полуостровах был отстроен Северный укрепрайон под
командованием генерал-лейтенанта Кабанова. В 44-м, в ходе
Петсамо-Киркенесской операции, отсюда был нанесен вспомогательный удар на
Печенгу (которая в те годы называлась Петсамо). Отсюда на прорыв обороны,
которую держал немецкий 19-й горнострелковый корпус, уходила морская
пехота. Теперь о боевом прошлом полуострова напоминали бетонные
полуразрушенные доты, треснувшие плиты, воронки, в которых летом стояла
вода, а зимой - лед.

Всю дальнейшую дорогу ехали молча. Брезентовый тент не спасал от утреннего
холода, и оба лейтенанта сидели на лавках, нахохлившись и спрятав руки под
мышками. Время от времени их ощутимо потряхивало - далеко не на всех
участках шоссе отличалось ухоженностью.

В Мурманск прибыли к двум часам дня. Яровенко подогнал грязный с дороги
грузовик к зданию городской администрации и без какого-либо смущения
втиснул его между белоснежным лимузином и "шестисотым" "мерседесом"
популярного в этом сезоне цвета "мокрый асфальт". Громов вылез из кабины и
заглянул в кузов:

- Ну что, мужики, живы?

- Да как тебе сказать? - откликнулся Стуколин, потягиваясь до хруста в
суставах. Майор усмехнулся:

- Так и скажи.

- А что ты понимаешь под словом "жизнь"? Громов по