тковский.
   Он был теперь совершенно взбешен.  Мысль  о  том,  что  ему,  человеку,
который  носит  четыре  генеральских  звезды  на  погонах  и  отвечает  за
противовоздушную оборону страны, не доверяют, приводила его в ярость.
   Он не стал беспокоить секретаря,  а  сам  вызвал  Паркера  Хардести  по
прямому проводу военно-воздушных сил, соединявшему его с Вашингтоном.
   - Говорит Рутковский, генерал, - сказал он. - Я возмущен. Какой-то  дуб
там у вас считает, что мне нельзя доверять государственное дело.
   - Успокойтесь, Барни.
   Рутковский  представил  себе  гладкое,  без  морщин,   лицо   Хардести,
волнистые каштановые волосы. Его голос, как всегда, звучал невозмутимо.
   - Я говорю серьезно, - волновался  Рутковский.  -  Какой-то  сукин  сын
думает, что я могу руководить  противовоздушной  обороной,  не  зная,  что
делается в воздухе.
   - Может быть, вы все-таки объясните, в чем дело, Барни?
   - Слушайте, около тридцати  войсковых  транспортных  самолетов  сегодня
вечером прибывают на какую-то секретную базу около Эль-Пасо из Поуп-Филда,
а у нас нет даже плана полетов. Больше того, на последней сотне  миль  они
применяют маскировочный маневр.
   - Помилуйте, не думаете же вы, что это бандиты?
   - О черт, да не в этом дело, генерал, - проговорил  Рутковский  усталым
голосом. - Будем мы придерживаться установленного порядка или не будем?
   Хардести пытался его успокоить:
   - Конечно будем, Барни, но вы зря беспокоитесь насчет этой операции. Вы
же знаете, что самолеты свои, знаете, что они прибывают из Форт-Брэгга. На
вашем месте я наплевал бы на эти последние несколько миль и забыл об этом.
   - Вы знаете, что это за дьявольская база там в пустыне?
   Хардести помолчал, потом ответил  ровным  голосом,  тщательно  подбирая
слова:
   - Давайте лучше не будем говорить об  этом.  Все  мы  знаем,  что  есть
разные  степени  секретности.  Нравится  это  нам  или  не  нравится,   но
приходится считаться с таким положением.
   - Вы хотите сказать, что мне об этом знать не положено?
   - Я этого не говорил.
   - Да, но вы  имели  в  виду  именно  это,  генерал.  Если  такова  ваша
политика, то она дурно пахнет. Я не могу работать в потемках.
   - Прошу прощения, Барни, - сказал Хардести, давая понять, что  разговор
окончен.
   - Хорошо, - сказал Рутковский. - До свидания.
   Он зло швырнул окурок  сигары  в  пепельницу.  Ему  стало  жарко,  хотя
термометр  за  окном  показывал  только  шестьдесят   семь   градусов   по
Фаренгейту. Он  сорвал  с  себя  китель  и  расстегнул  воротник  рубашки.
Хардести, получивший четвертую звезду всего на  несколько  месяцев  раньше
него, обращался с ним как с  каким-нибудь  приготовишкой.  Он  возглавляет
третье по важности командование в военно-воздушных силах, а Вашингтон  его
обходит. Интересно, знает ли об этой базе и об этих  полетах  Тэд  Дэниел,
командующий стратегической авиацией? Он решил было позвонить  Дэниелу,  но
передумал. Если Дэниел знает, то тем труднее будет это перенести.
   К черту! Кое-кто из этих типов,  окружающих  генерала  Скотта,  слишком
беспокоится о политике и  международных  делах  и  не  уделяет  достаточно
внимания руководству вооруженными силами. Рутковский закурил новую  сигару
и откинулся на своем вертящемся стуле. Непонятно, зачем Лимен вызывал  его
к себе во вторник вечером  и  в  среду  утром.  И  разговор  был  какой-то
странный. Зачем президенту понадобилось вызывать  его  в  Вашингтон,  если
можно было переговорить по телефону? А когда он прибыл,  Лимен  вроде  все
ходил вокруг да около, вместо того чтобы сказать ему все - что бы  это  ни
было - начистоту. Это на него не похоже.
   Но все равно он выполнил просьбу президента  и  прозондировал  адмирала
Палмера. А теперь, черт  возьми,  президент  утвердил  какую-то  секретную
операцию и преднамеренно исключил командующего ПВО из списка лиц,  которым
положено о ней знать. Разве можно так  обращаться  с  человеком,  особенно
если речь идет о чем-то непосредственно связанном с его деятельностью! Вот
именно, повторил он себе: непосредственно связанном с его деятельностью.
   Но если президент мог позвонить ему по секрету, почему же не  может  он
позвонить президенту?  Рутковский  терпеть  не  мог  обходных  маневров  и
презирал офицеров, у  которых  не  хватало  смелости  прямо  обращаться  к
начальникам. Но  тут  другое  дело.  Лимен,  очевидно,  назначил  какие-то
секретные учения и сам решил, кто должен о них знать. Президент - штатский
человек и, вероятно, просто не понимает, что это такое, когда командование
ПВО  континента  не  в  состоянии  следить  за   движением   в   воздушном
пространстве. Это же дьявольски опасная штука. Опасная? Больше  того,  это
может сказаться самоубийством.
   Приняв решение, Рутковский поднял трубку белого телефона,  соединявшего
его непосредственно с коммутатором Белого дома. За два года пребывания  на
посту командующего ПВО он ни разу не воспользовался этой связью.
   Белый дом ответил немедленно.
   -  Президента,  пожалуйста,  -  попросил   Рутковский,   сразу   остыв.
Потребовалось лишь несколько секунд, чтобы соединить его с президентом.
   - В чем дело, Барни?
   - Обращаюсь к вам с личной жалобой,  господин  президент,  но,  на  мой
взгляд, очень важной, иначе я не стал бы вас беспокоить. Как  я  понял  из
нашего последнего разговора, вы хотите, чтобы я говорил откровенно.
   - Иначе и быть не может.
   - Дело вот в чем, господин президент. По-моему, вы допустили  серьезную
ошибку, назначив эти учения по переброске войск на самолетах и не  включив
мое командование в организацию мер безопасности. И, по-моему, вы совершили
вторую ошибку, организовав базу со взлетно-посадочной полосой в пустыне.
   Наступило молчание.
   - Нельзя ли поподробнее, Барни?
   - Слушаюсь, сэр. Для бесперебойной работы системы  ПВО  континента  нам
необходимо знать о каждом своем самолете, или  ракете,  или  любом  другом
летательном  аппарате,  появляющемся  в  нашем   воздушном   пространстве.
Достаточно вам было засекретить от нас только одну операцию, и вся система
нарушилась.
   - Барни, не вдаваясь в спор по этому вопросу, я попрошу  вас  сообщить,
как вы об этом узнали.
   - Пожалуйста. Мы требуем от дежурных офицеров знать все, что происходит
в воздушном пространстве. В среду вечером один из моих  офицеров  наблюдал
перелет первой группы. Самолеты направлялись в Эль-Пасо, потом  неожиданно
повернули на северо-запад и исчезли с экранов радиолокаторов.  Он  пытался
выяснить, что это за самолеты, по обычным каналам, но ему  не  удалось,  и
тогда сегодня в полдень он доложил мне.
   - Первой группы? - спросил президент. - Вы думаете, что  был  еще  один
перелет?
   - Да, сэр, как вам, вероятно, известно. Тридцать транспортных самолетов
должны были прибыть на эту проклятую секретную базу в  семь  ноль-ноль  (в
семь часов утра) завтра. Потом я узнал, что время прибытия передвинуто  на
двадцать три ноль-ноль сегодня.
   - В одиннадцать часов вечера сегодня?
   - Да, сэр.
   -  Подождите  минутку,  Барни.  -  В  телефоне  замерло,  и  Рутковский
догадался, что президент закрыл рукой микрофон. Возможно, у Лимена как раз
в это время проходило совещание с генералом Скоттом или еще  с  кем-нибудь
по этому вопросу. Рутковский ждал, вертя в пальцах погасшую сигару. Прошло
несколько минут - и он снова услышал голос президента:
   -  Барни,  дело  очень  серьезное.  Оно  связано  с  важными   военными
вопросами, и мне нужен ваш совет. Вы можете прибыть сюда еще раз  -  прямо
сейчас?
   - Да, я полагаю. По телефону их решить нельзя, сэр?
   - Нет. Требуется ваше личное присутствие.
   - Понимаю, господин  президент,  но  как  быть  с  этими  транспортными
самолетами?
   - Барни, это и есть один из вопросов. Когда вы можете прибыть?
   - Господин президент, учитывая дорогу на аэродром и с аэродрома, я могу
быть через три часа. Вас это устраивает?
   - Хорошо, хорошо. Нет, одну минуту. - Президент снова умолк, но на этот
раз ненадолго.
   - Барни, не так важно время, как  соблюдение  тайны.  Вы  не  могли  бы
прилететь сами, я хочу сказать: без пилота?
   - Разумеется. - Генерал усмехнулся. - Я все равно должен налетать  свои
часы. Я могу прилететь на истребителе, но надо будет заправиться  в  пути.
Дайте мне четыре часа.
   - Это немало. Вот что, Барни, только чтобы об этом действительно  никто
не знал. Пожалуйста, никому  не  говорите,  куда  направляетесь.  А  когда
сядете в  Эндрюсе,  придумайте  какой-нибудь  предлог  личного  характера.
Скажите, например,  что  собираетесь  навестить  больную  сестру  или  еще
кого-нибудь из близких  где-то  в  Мэриленде.  Где  угодно,  только  не  в
Вашингтоне. Потом возьмете такси и подъедете к восточному  входу  в  Белый
дом. Охрана будет вас ожидать. Вы можете надеть штатское платье?
   - Да, сэр. - Рутковский был в недоумении, но президент не  стал  больше
ничего объяснять.
   - Ладно, Барни, до вечера.
   - Слушаюсь, господин президент.
   Генерал Рутковский снял китель со спинки стула и рассеянно  сунул  одну
руку в рукав.
   - Ни черта не понимаю, - пробормотал он и, поправив  галстук,  поспешно
вышел из кабинета.


   Лимен положил трубку и повернулся к сидящим в  кабинете.  С  минуту  он
молчал, глядя куда-то вдаль. Рей Кларк никогда еще не видел своего старого
друга таким утомленным, таким  печальным  и  одиноким.  Кристофер  Тодд  с
тонкой улыбкой на лице и с торжествующим взглядом  пристально  смотрел  на
Лимена. Кейси, напротив, старался не смотреть в лицо президенту,  устремив
взгляд на ярко освещенный солнцем памятник Вашингтону.
   Над городом слышалось тихое жужжание самолета. Через  открытые  окна  в
комнату  лилось  пение  пересмешника,  устроившегося  на  вершине  большой
магнолии. В комнате царило молчание.
   Лимен  засунул  руки  в  карманы  пиджака  и  закусил  губу.  Когда  он
заговорил, голос его показался всем старчески усталым.
   - Надо начинать действовать сегодня же вечером, - сказал он. -  Времени
остается совсем немного.
   - Мы согласны с вами, господин президент, - произнес Кларк.
   - Помоги мне бог снести это бремя. - Лимен, казалось, вовсе  не  слышал
слов Кларка.
   Тодд возвысил  голос,  словно  стараясь  разогнать  мрачное  настроение
президента:
   - Вы победите,  господин  президент.  Вы  одержите  верх,  если  будете
действовать точно и быстро.
   Лимен улыбнулся терпеливой и сочувственной улыбкой и мягко прошелся  по
ковру.
   - Сегодня вечером не будет победителей, Крис. Будем  надеяться,  что  в
стране сохранится спокойствие.
   Президент встряхнул головой, словно пробуждаясь  от  глубокого  сна,  и
опустился в кресло.
   - Ну ладно, - сказал он, - перейдем к делу.
   - Как мне кажется, - оживленно проговорил Тодд, - надо  начать  с  трех
мероприятий. Во-первых, вы вызываете к себе Скотта и  отстраняете  его  от
должности. Во-вторых, вы рассылаете всем командующим телеграммы  за  своей
подписью: объявляете об отставке Скотта и воспрещаете всякие  передвижения
войск в  течение  последующих  сорока  восьми  часов  без  вашего  особого
распоряжения. В-третьих, вы посылаете генерала Рутковского на базу  "У"  с
распоряжением немедленно ее ликвидировать.
   - Ваше мнение, Джигс? - Президент вопросительно посмотрел на Кейси.
   - Меня беспокоит, господин президент, известное  всем  нам  специальное
приспособление, позволяющее контролировать телевизионную  сеть  страны,  -
сказал Кейси. - По-моему, кто-то должен отвезти  письмо  от  вас  генералу
Гарлоку в Маунт-Тандер с  указанием  не  вмешиваться  без  вашего  личного
разрешения в работу гражданских телевизионных станций.
   - Я не думаю, что есть необходимость посылать Барни  в  Нью-Мексико,  -
сказал Лимен Тодду после минутного  раздумья.  -  Ему  лучше  быть  здесь.
Существуют сотни всяких тонкостей в системе военной связи,  и  он  поможет
нам справиться с этим делом. Я даже  не  знаю,  в  чем  все  эти  тонкости
заключаются.
   - Это верно, - заметил Кларк. - И я  предложил  бы  Рутковскому  отдать
распоряжение, чтобы эти транспортные самолеты не вылетали  из  Форт-Брэгга
под угрозой военного суда, если он сочтет нужным пойти  на  такую  крайнюю
меру.
   - Разумеется, надо все рассказать Барни, - согласился президент. - Судя
по нашему телефонному разговору, его вряд ли придется  особенно  убеждать.
Факты  настолько  бросаются  в  глаза,  что  никто  сейчас  не  может   их
игнорировать.
   Кейси провел рукой по своим коротко стриженным волосам.
   - Господин президент, мне не хочется говорить плохое о генералах, но вы
значительно укрепите свои позиции, если сместите также генерала Хардести и
назначите на его место генерала Рутковского. Тогда он получит  возможность
отдавать распоряжения своей властью.
   - Я уже так и решил, Джигс, - сказал Лимен. - И, разумеется,  я  должен
объявить обо всем стране.
   - Только не сегодня, Джордан, -  вмешался  Кларк.  -  Оставьте  это  на
завтра. К тому же Фрэнк Саймон, вероятно, упадет замертво, когда  услышит,
что вы сместили Скотта.
   - Бедняга Фрэнк, - сказал президент, - я не очень-то  жаловал  его  эту
неделю, не правда ли?
   Кейси все еще был неспокоен.
   - Господин президент, если позволите мне  сказать,  я  считал  бы,  что
лучше вам самому позвонить генералу Хастингсу в  Форт-Брэгг  и  приказать,
чтобы ни один из этих самолетов не поднялся с аэродрома. Я не уверен,  что
он подчинится генералу Рутковскому.
   - Я думал, что безоговорочное подчинение -  главная  черта  военных,  -
ядовито заметил Тодд.
   - Это верно, сэр, - вспыхнул  Кейси,  -  но  когда  в  верхах  внезапно
происходят какие-то сдвиги, реакция  на  приказания  меняется.  Надо  дать
каждому офицеру некоторое время, чтобы приспособиться к  переменам.  Иначе
он не будет уверен, что приказы, которые он получает, законны. Кроме того,
Хастингс принадлежит к армии, а Рутковский -  к  авиации,  а  между  этими
видами вооруженных сил всегда было соперничество. Но  если  приказ  отдает
президент, никто не может поставить под сомнение его законность.
   - Я не вижу оснований  тревожиться  насчет  этой  треклятой  братии  из
ОСКОСС именно сегодня, -  сказал  Кларк.  -  Если  у  Бродерика  не  будет
самолетов, он не сумеет вывезти с базы своих людей.
   - Но у него уже есть двенадцать самолетов, - указал  Тодд.  -  Вы  сами
видели, как они приземлились.
   - Я думаю, об этом мы посоветуемся с Барни, когда он приедет, -  сказал
Лимен. - Очевидно, переброска людей с базы намечена не раньше полуночи.
   - Разрешите мне внести еще  одно  предложение,  господин  президент,  -
попросил Кейси.
   - Пожалуйста.
   - Я думаю, вам следовало бы позвонить всем командующим, перечисленным в
телеграмме генерала Скотта о "скачках" в Прикнессе. Скажите им только, что
тревога отменяется и они должны оставаться на своих местах до  дальнейшего
распоряжения.
   -  Они  будут  ошеломлены,  -  усмехнулся  Кларк.  -  Главнокомандующий
сообщает им об отмене тревоги, хотя им даже не полагалось знать,  что  она
намечается.
   - Я думаю, Кейси и на этот раз прав, - сказал Лимен.  -  Крис,  вы  все
записываете?
   Вопрос не требовал ответа. Тодд с расплывшимся в довольной улыбке лицом
и с деловым видом делал записи в своем большом желтом блокноте.
   - Ну вот, - продолжал Лимен, - мы наконец подходим к моменту, которого,
я надеялся, никогда не будет. Должен  сказать,  что  у  меня  нет  никакой
уверенности в  нашем  успехе.  Боюсь,  что  к  понедельнику  страна  может
оказаться на грани гражданской войны. Представляете себе Скотта на  экране
телевизора?
   - Это напомнило мне, - сказал Кларк, - еще одну вещь, которую вам  надо
записать, Крис. Президенту надо вызвать главу Ригел бродкастинг корпорейшн
и  попросить  его,  в  качестве  личного  одолжения,  отменить  завтрашнее
выступление Макферсона.
   - Правильно, - согласился Лимен.
   Он снова встал и подошел к окну. Казалось, он опять как бы  отгородился
от своих собеседников. Лимен пробежал взглядом от Эллипса, через бассейн к
колоннаде памятника Джефферсону и подумал: "Разве не  Джефферсон  говорил:
"Я дрожу за свою страну"? Теперь я понимаю, что он хотел сказать. Если  бы
у нас было письменное доказательство заговора, я  мог  бы  предъявить  его
Скотту и заставить его без шума выйти в отставку под предлогом разногласий
по вопросу о договоре, и страна никогда ничего не узнала бы. А сейчас? При
существующем положении у нас один шанс из тысячи на  успех.  Ни  Тодд,  ни
Кейси, ни даже Рей этого не понимают и не могут понять.  Только  президент
может это понять, а президент - это ты, Лимен, и  никакого  выбора  теперь
нет. Ладно, хватит строить из себя  мудрого  старца,  Джорди.  Вернемся  к
делу".
   Он все еще стоял у окна, когда громкий стук в дверь заставил вздрогнуть
всех присутствующих. В кабинет вошла Эстер Таунсенд.
   - Прошу прощения, господин президент, - сказала она. - Внизу дожидается
один человек, который настаивает, чтобы вы  его  сейчас  же  приняли.  Его
зовут Генри Уитни. - Голос секретарши дрогнул. - Он наш генеральный консул
в Испании.



ПЯТНИЦА, ЧЕТЫРЕ ЧАСА ДНЯ

   За время двадцатилетней службы Генри Уитни научился скрывать неловкость
и волнение, в каком бы обществе он ни находился.  Но  сейчас  он  попал  в
частные апартаменты президента Соединенных Штатов,  незваный,  непрошеный,
минуя все инстанции. Больше всего его выбивало из колеи именно это:  минуя
инстанции. Он последовал за мисс Таунсенд по сводчатому коридору.
   - Президент ждет вас в этой комнате, -  сказала  секретарша  и  открыла
перед ним дверь, не удосужившись даже постучать. - Господин президент, это
мистер Генри Уитни.
   Джордан Лимен быстро шагнул ему навстречу и протянул руку.
   - Рад вас видеть, мистер Уитни.
   - Здравствуйте, сэр, - смущенно ответил генеральный консул.
   Он стыдился  своей  несвежей  сорочки,  измятого  костюма  и  нечищеных
ботинок. Не было времени привести себя в порядок. После бешеной  гонки  из
Ла-Гранха в мадридский аэропорт он вылетел  в  Нью-Йорк  и,  прибыв  туда,
промчался  на  такси  через  Лонг-Айленд,  чтобы  на  первом  же  самолете
отправиться в Вашингтон. У него едва хватило времени умыться  и  пробежать
электрической бритвой по лицу в аэропорту.
   - Вы насчет Поля... насчет Джирарда? - нетерпеливо спросил Лимен.
   - Да, сэр, насчет мистера Джирарда. Не знаю, с чего начать, сэр.  Лучше
я сразу вручу вам вот это.
   Уитни поставил свой тонкий кожаный чемоданчик на стул, открыл  замки  и
достал искореженный серебряный портсигар.
   - Загляните внутрь, господин президент.
   Лимен чуть не вырвал портсигар из рук Уитни. Пытаясь  открыть  его,  он
сломал ноготь на большом пальце.
   - Минуточку, сэр. - Уитни достал перочинный ножик и, всунув его в щель,
открыл замок.
   Лимен вынул сложенные два листка бумаги,  подпаленные  по  краям  и  на
сгибах, но в остальном невредимые. Пробежал глазами  первые  фразы,  потом
взял вторую страничку и заглянул в конец.
   - Садитесь, садитесь, - сказал он Уитни. - Ради бога,  извините.  Дайте
мне только прочитать.
   Лимен поднес бумаги к окну, надел очки и начал читать. Дойдя до  конца,
он вновь перечитал некоторые фразы.
   - Вы читали? - вдруг спросил он Уитни.
   - Да, сэр. - Уитни в неловкой позе сидел в кресле с изогнутой спинкой.
   Лимен взглянул на дипломата любопытным, изучающим взглядом, как смотрит
один человек на другого,  сделавшего  ему  неожиданно  великое  одолжение.
Перед ним был тщедушный мужчина с рыжими волосами и тонкими чертами  лица.
Большие голубые глаза придавали его  лицу  выражение  невинности,  которое
казалось совершенно несовместимым с его присутствием в Белом доме в  такой
момент.
   - Вы поняли, что это такое?
   - Не совсем, сэр. Я мог только сопоставить факты. Но я думал,  что  вам
было бы... важно получить это. Поэтому я и привез портсигар.
   - Вы обсуждали с кем-нибудь содержание документа? -  спросил  Лим