А другой ответил, что если  и  усек,
то не вякнет.
   - Интересно... - пробормотал усатый. - Дальше!
   - Тот мужик, который все насчет машиниста  сомневался,  сказал,  что  ему
какой-то там Степа говорил...
   - Степа? - нервно спросили черные очки. - Точно помнишь, что Степа, а  не
Сеня?
   - Нет, это уж я запомнил.  Степа  говорил,  что  с  ним  постоянные  люди
контачили.
   - Тебе говорил?
   - Нет, - досадливо произнес Валерка, - не мне,  а  тому  мужику,  который
из-за машиниста переживал. Он имел в виду, что с машинистом постоянные  люди
работали, так ему Степа говорил.
   - Ага! - Усатый почесал кулаком подбородок. - Дальше!
   - Дальше тот же мужик сказал, что машинист хотя бы Фролу  позвонит,  чтоб
успокоиться. Вот так я это имя первый раз и услышал.
   - Понятно. Еще что услышал?
   - Тот, другой, сказал, что если Фрол узнает, что машинист  вагон  оставил
не тем людям, то кишки ему вынет. Поэтому, мол, машинист  Фролу  звонить  не
будет. И даже, дескать, если Фрол до него доберется, то будет до  последнего
врать, будто оставил вагон Тяте...
   - Ах вот оно что! - произнес усатый, даже улыбнувшись при этом. - Вот это
ты по делу рассказал, очень интересно и со смыслом. Если, конечно,  на  ходу
не придумал. Ну а теперь еще один  вопросик.  Маленький  такой,  скромный...
Тятя вам не предлагал всех заложить, а?
   - Он просил, чтоб  мы  начальников  позвали...  -  дипломатично  произнес
Валерка, немного стесняясь.
   - Спасибо! - сказал усатый. - Разговор получился интересный. Наверно, еще
придется встретиться после того, как все, что ты наговорил, будет проверено.
А пока, Валерий, придется тебе немного посидеть. На губе сидел в армии?
   - Сидел. Два раза.
   -  Ну,  значит,  в  привычную  обстановку  попадешь.   Даже   лучше,   на
персональную жилплощадь.
   И он нажал на какую-то кнопку.
   Из-за двери появились еще два охранника, которые без  лишних  слов  взяли
Валерку под локти и вывели в какой-то  незнакомый  коридорчик.  Справа  была
дверь, возможно, ведущая на волю, но ее сторожил охранник. Конвоиры  провели
Русакова мимо  этой  двери  в  конец  коридорчика,  где  обнаружилась  узкая
лестница, вход на которую был обнесен клеткой  из  стальных  рам,  затянутых
металлической сеткой.
   Пока один охранник придерживал Валерку - он, правда, не рыпался, - другой
отпирал дверцу в клетке. Затем Русакова повели по лестнице. Семь ступенек по
одному маршу, семь - по другому. Внизу оказалась такая же клетка, и тут тоже
был коридор, но намного длиннее, с десятью боковыми дверями.
   Одну из этих дверей перед Русаковым отпер еще один охранник, дежуривший в
этом коридоре. Ни  слова  не  говоря,  конвоиры  впихнули  Валерку  в  слабо
освещенную комнатку с узеньким окошком у потолка.

РАЗМЫШЛЕНИЯ ПОД АРЕСТОМ

   Прямо скажем, Валерке тут не больно понравилось.  По  холоду  он  еще  не
успел соскучиться, а в камере  -  то,  что  эту  комнатку  именно  так  надо
называть, Русаков не сомневался - было холодно. Минуса градусов, может, и не
было, но плюса - не больше десяти. Парок  изо  рта  отмечался.  Кроме  того,
здесь не было даже того гнилого и  промерзшего  тюфяка,  что  в  вагоне,  не
говоря о картонных коробках. Только нары из  неровных  досок,  с  огромными,
сантиметров до двух, щелями. Как хошь, так и ночуй. И о  том,  чтоб  пожрать
дать, тоже не беспокоились.
   Русакову пришлось собраться в клубочек, греть ладони под коленками, а уши
ушанки опустить. Отвалиться к стене и то нельзя  -  каменная,  холодная  как
лед.
   А главное - очень обидно. Все ведь было ясно еще тогда,  когда  уехали  в
этом вагоне с дурацкими коробками. В том смысле ясно, что  все  может  плохо
кончиться. И если из заварухи в карьере удалось выкрутиться за счет  везухи,
дуриком, то на фига с этим Тятей поехали? Ванька был на сто процентов прав -
не нужно было к бандитам напрашиваться. Пока, правда, еще не бьют, не режут,
но, что им там в голову взбредет, неизвестно. "Ксивы  чистые,  гражданка  по
размеру..." - во брехун этот Тятя! К тому же, как  выяснилось,  шестерка  он
всего лишь. К тому же дрюшлая какая-то...
   Интересно, а Ваньку тоже посадили? Сказал он или нет, кто у него  папаня?
Если сказал, то за него  придется  родне  выкуп  платить.  Это  точно.  Надо
думать, что не одну тыщу баксов сдерут. Может, и миллион.  Правда,  это  еще
как сказать...
   Ванькин папаша может этой банде и не  по  зубам  оказаться.  Может,  этот
самый Фрол сам ему отстегнет и  задаром  сынка  вернет,  лишь  бы  невзначай
такого туза не обидеть.
   Да-а... Был бы у Валерки такой отец! Он бы ни за что в  армию  не  пошел.
Тоже бы машину водить умел, на "мерседесе" бы катался, за границу бы  ездил.
Точно, богатые с жиру бесятся! От всего Ваньку  могли  бы  отмазать,  а  он,
дурак, мало того, что в армию пошел, так еще и в Чечню рвется.
   Небось сегодня пострелял, дорвался. Чуть не блеванул, между прочим, когда
увидел водителя с вышибленными мозгами. Может, остыл, больше  не  желает  на
бойню? А вот у него, Валерки, вроде уже  привычка  пришла.  Убивать  уже  не
страшно, осталось научиться не бояться собственной смерти.
   Это, пожалуй, потруднее. Потому что, хоть иногда и вовсе жить не хочется,
всё же расставаться с ней жутковато. И даже  думать  жутко,  особенно  после
того, как... Представишь себя эдаким  красавцем  на  забрызганном  кровянкой
снегу, издырявленного - жуть берет.
   Нет, сдыхать никак не хотелось, даже в условиях вполне заслуженной,  хотя
и явно незаконной отсидки. Самое интересное, что все  те  же  удобства  -  а
может, и малость покомфортнее - можно было заполучить, и не убегая из части.
Если б Валерка вчерашней ночью не дунул за забор с автоматами, а, бросив  их
на пол, побежал, пока "деды" не очухались, прямо к дежурному  по  части,  то
его скорее всего увезли бы на гарнизонную губу, где  он  сидел  бы  в  более
теплом и оборудованном заведении, знал бы наверняка, что три раза в день его
будут кормить, разрешат спать в ночное время и будут  мирно,  без  мордобоя,
допрашивать.  Следователь  военной  прокуратуры,  пожалуй,  был   прямо-таки
Снегурочкой по сравнению с тем самым жутким усачом,  которому  исповедовался
Русаков, и вряд ли стал бы всерьез подозревать, что в Бизона Валерка стрелял
по заданию ЦРУ или там Моссада какого-нибудь. Суд, конечно,  мог  бы  впаять
Валерке лет десять, но все-таки, ввиду всяких там смягчающих  обстоятельств,
мог и до восьми скостить... А здесь, в этом не очень понятном заведении, где
даже своя тюрьма была,  могло  случиться  все,  что  угодно.  Например,  уже
сейчас. Придут, стрельнут в затылок  -  и  все.  Кому  нужен  этот  Валерка?
Никому. Мать сидит, но если б она и на воле была, то ни  защищать,  ни  даже
разыскивать милого сыночка не стала бы.
   Конечно, можно было бы поразмыслить  и  над  тем,  почему  его  сразу  не
прикончили.  На  кой  ляд  этому   усатому   чего-то   изучать,   проверять,
разбираться? Прихлопнуть Русакова - и нет проблем.  Все  просто  и  ясно.  А
усатый его зачем-то посадил. Чем-то его Валерка  заинтересовал.  И  чем  же,
интересно? Ежели, допустим, он думает, что Русаков и Соловьев к нему из  ФСБ
или там из милиции подосланы, и до сих пор их не  пришиб,  то,  стало  быть,
хочет выяснить, кто их послал, зачем и  почему.  Вот  от  этого  могут  быть
неприятности. Такому дяде никакой закон не помеха. Как захочет, так и  будет
выбивать всякие там нужные ему сведения. Конечно, если б Валерка был шпион и
что-то по-настоящему знал, то, наверно, в  два  счета  сказал  бы  все,  что
нужно. Правда, потом его могли бы уже со спокойной совестью пристукнуть.  Но
по-быстрому, долго не мучая.
   Однако Валерка ничего не знал. А потому ничего интересного для усатого  и
его головорезов сказать не сможет.  Соответственно  те  подумают,  будто  он
упирается, и будут терзать до тех пор, пока он  не  сдохнет.  Возможно,  при
этом постараются, чтоб  сдох  как  можно  позже.  Так  что  Русакову  смерть
облегчением покажется.
   Ничего хорошего не получится и в том случае, если дня три  потрясут,  как
грушу, а потом наконец поверят, что  Валерка  ничего  не  знает  и  никакого
задания ни от кого не получал. Опять же пристукнут, но до этого инвалида  из
него сделают.
   Нет, надо же! Одну глупость за другой делал, все дальше и  дальше  лез  в
бутылку. Ну, просили по-хорошему записаться добровольцем в эту самую  Чечню.
Одного его, что ли? Нет, еще семь человек отправляли. Все, в общем-то, такие
же, как и он. Наверняка эти семеро тоже понимали, что там  убить  могут  или
покалечить. С чего он-то уперся? Бунтовщик нашелся! Упрямство подвело... Как
так, дескать, предлагают "добровольцем", а отказаться нельзя? Недаром  он  с
самого начала спросил, приказ это или нет. Если б приказ  -  поехал  бы  без
разговоров. Потому что  знал  и  понимал:  он  приказу  обязан  подчиняться.
Присягу принимал. Все это дело - законы, уставы и прочее Валерка нарушать не
хотел.  Но  когда  не  приказывают,  а  предлагают,  то  отказаться   считал
возможным.
   А разве нельзя было потом согласиться, когда  уже  понял,  что  нажимают?
Можно. Наверняка можно и даже нужно. Но нет же - на  принцип  полез.  Зачем?
Что-то хотел себе доказать? Или кому-то еще? Вроде бы особо не хотел  ничего
доказывать. Уперся бараном и дождался, пока на него "дедов" натравили.
   Нет, и тогда ничего безнадежного еще не было. Если б после самого первого
разговора с Бизоном согласился бы ехать, то ничего ужасного не произошло бы.
Даже  тех  мелких  пакостей,  которые  ему  по  первости  подстраивали,   не
перетерпел бы. Не говоря уже  о  том,  что  ни  того  жуткого  страха  перед
"дедами", который на него напал во  время  дневальства,  ни  идиотской  идеи
взломать оружейку, ни пальбы, ни крови, ни побега - ничего не  было  бы.  Он
сам, сам себя в эту клетку загнал.
   И чего он боялся в эту самую Чечню ехать? Кто  сказал,  что  его  бы  там
обязательно убили? И в плен там тоже не все попадают.  Опять  же,  никто  не
говорил окончательно, что после того,  как  он  свой  "добровольный"  рапорт
напишет, его туда обязательно пошлют. Вполне могли бы  все  переиграть...  А
так одно потянуло за собой другое, другое - третье и так далее. И вот теперь
- влип.
   Любопытно бы знать, что там наговорили Тятя и Ванька. Соловьев навряд  ли
стал бы чего-то придумывать или мозги пудрить. Какой резон? И если эти самые
здешние начнут интересоваться, кто у него папа, то нет ему  никакого  резона
врать. Все равно, если захотят - докопаются.
   Ваня, конечно, парень странный. Если он неизвестно отчего рвался в  Чечню
и даже рискнул пойти  на  побег,  в  котором,  между  прочим,  уже  убийство
совершил, - это  псих.  Валерка  тоже  псих,  конечно,  но  у  него  все  от
обстоятельств, а Соловьеву-то чего спокойно не жилось?
   Но, как ни поглощали Валеркину мыслительную энергию горькие  думы  насчет
собственной судьбы, не мог он не поразмышлять и над тем, что же произошло  и
в какую историю он,
   Мягко говоря, вляпался.
   Ясно, в коробках везли не сахарную пудру и не муку. Но, с другой стороны,
все же в районе родной части как будто не водилось маковых плантаций. Это  ж
не "Золотой треугольник",  не  "Серебряный  полумесяц"  и  даже  не  Чуйская
долина. Разве  что  туда  сырье  завозили  и  где-нибудь  втихаря  в  героин
перерабатывали. Валерка, само собой, технологию производства  этой  дури  не
знал и изучать  не  собирался,  а  потому  мог  допустить,  что  делали  это
где-нибудь на неработающем  военном  заводе.  А  может  быть,  в  том  самом
заброшенном пакгаузе, откуда коробки погрузили в вагон.
   Одно странно. Если эти самые наркотики так дорого стоят, что  их  бандюги
друг у друга воруют, то почему  с  ними  никакой  охраны,  кроме  Валерки  и
Ваньки, не поехало? Тогда бы, наверно, Чиж и компания  за  ними  не  полезли
бы... С другой стороны, неужели этот самый груз  должен  был  при  всей  его
ценности один Тятя встречать? Что-то не верится.
   И еще непонятно. Если Чиж со своей бандой пришел брать чужое, то по  идее
не должен был знать наверняка, что в вагоне  нет  охраны.  А  по  всему  его
поведению просматривалось, что он был на сто процентов убежден в этом. Иначе
б, наверно,  не  стал  так  беспечно  открывать  двери  вагона  и  подгонять
грузовик. Ни у кого из ребят Чижа в этот момент даже не было в руках оружия.
Поэтому-то Валерке и Ване сумел ответить только сам Чиж, да и то без  толку.
Опять-таки если Чиж пытался упереть чужой товар, то мог бы побеспокоиться  и
о прикрытии тыла, то есть на дороге кого-то  оставить,  на  стреме...  А  он
словно бы знал, что никто не появится. Это отчего же такая уверенность?
   Кое-какая  странность  наблюдалась  и  в  поведении  Тяти.  То,  что  он,
напугавшись, кричал, дескать, все расскажет  и  тому  подобное,  это  ладно.
Может, на самом деле стал бы врать, что мирно сторожил  казенное  имущество,
оставленное в заброшенном карьере,  а  тут  налетела  банда,  повязала...  С
другой стороны, отчего он так напугался Фрола? Ясно ведь, что работал с  ним
душа в душу. Правда, кто такой Фрол, Валерка не знал. Может,  усатый?  Очень
на это похоже. Сильно интересовался, откуда Валерка это  имя  знает.  Дернул
черт перед Тятей повыпендриваться!
   Вот тут-то Русакову пришла в голову любопытная версия. Что, если на самом
деле Чиж с Тятей были заодно? Там же небось и Степа  какой-то  замешан  был.
То, что этот Степа сообщал Чижу какую-то особо секретную  информацию  насчет
порядка перевозок этого самого "товара", - наверняка. Если  говорил,  что  с
машинистом постоянные люди  контачили,  то  и  еще  чего-нибудь  докладывал.
Точнее, закладывал. А Тятя, скажем, отвечая за доставку товара Фролу,  решил
его продать Чижу по сходной цене. Но могло что-то  не  связаться.  Например,
решил Чиж этого самого Тятю просто кинуть и подставить как-нибудь.  Напоить,
связать, вывезти героин или что там  лежит  в  коробках,  а  потом  бросить.
Поэтому он и боялся, что Фрол приедет и застанет его в теплушке  со  следами
пьянки, повязанного как дурака.
   Но и у Чижа все получилось не по сценарию  -  Валера  с  Ваней  помешали.
Поэтому, сначала подумав, что они из ОМОНа или  какой-то  иной  фирмы.  Тятя
решил,  что  ему  нечего  терять,  и  приготовился,  как  говорится,  давать
показания. А когда узнал, что солдатики беглые, тут же решил  перестроиться.
В смысле, пообещал чистую ксиву и гражданку по размеру. И поскольку  Валерка
- Ваня-то умнее был! - ему поверил, то он и привез их сюда. Конечно, Фрол, -
если усатый и был Фролом, - хоть и получил груз почти целым, но  кое-кого  и
кое в чем мог заподозрить. То есть Тятю в нечестности, естественно. А потому
Тятя решил подкинуть Фролу "информацию  к  размышлению"  -  мол,  эти  самые
ребята вовсе не дезертиры, а подосланные... Слишком  уж  резво  Чижа  с  его
друзьями постреляли, почти не  упирались,  когда  он  им  предложил  груз  в
неизвестное место отвезти.
   Получалось беспроигрышное дело. Тятя выглядел хитроумным героем,  который
спас хозяйское добро в почти безвыходной ситуации и,  кроме  того,  расколол
двух жутко секретных агентов. Наверно, Тятя рассчитывал на то, что Фрол даже
допрашивать солдат не станет, а просто и  быстро  их  пристукнет,  едва  они
отдадут оружие. А может, и то, что их будут трясти, предусмотрел. Ведь  само
собой разумеется: если Валерка  и  Ваня  -  чекисты,  то  сразу  в  этом  не
признаются и будут от всего отпираться. Поскольку же они  и  на  самом  деле
никакие не шпионы,  то  тоже  ни  в  чем  таком  признаваться  не  будут.  В
результате их так и так для верности ухлопают.
   Но вот чего не учел Тятя, так это тех нескольких фраз с упоминанием  имен
Фрола, Степы и его самого, которые Валерка услышал от Чижа и его подручных и
пересказал усачу на допросе. Хотя вроде бы ничего совсем уж порочащего  Тятю
в этих словах не было, но чем-то они ужасно  заинтересовали  усатого.  И  в,
этом интересе, отмеченном Валеркой,  почувствовалась  кое-какая  надежда  на
спасение.
   Но тут размышления прервались. В коридоре за дверью послышались  тяжелые,
даже зловещие шаги, какие-то лязги и  бряканье  ключей.  У  Русакова  сердце
екнуло - может, уже все? Но ничего страшного за этой возней не скрывалось.
   Просто Валерка в конце концов дождался жратвы. В  дверце  камеры  открыли
окошко, и,  подозвав  Русакова,  вручили  ему  миску  с  лапшой,  в  которую
набросали довольно много тушенки,  но  не  свиной,  какая  была  у  Вани,  а
говяжьей. И хлеба дали больше, чем в армии, - аж три  ломтя  черного  и  три
ломтя белого. Кроме того, отпустили аж целых  две  армейские  "таблетки"  из
масла, по двадцать граммов каждая. И  чаю  хорошую,  прямо-таки  дембельскую
кружку, граммов на триста в объеме. Сахаром побаловали - пять кусочков.
   Едва Валерка слопал ужин, как его порадовали еще  одним  явлением.  Когда
один охранник забрал миску, кружку и ложку, подошли еще два, открыли дверь и
подали Валерке свернутый в рулон матрас.
   - Сейчас батареи подтопят, - сообщил  один  из  них  таким  тоном,  будто
Валерка уже семь официальных  жалоб  написал  на  неуставную  температуру  в
помещении.
   Охранники ушли, заперев дверь, а Русаков раскатал матрас. Оказалось,  что
в него было завернуто теплое ватное  одеяло,  подушка.  Домашняя  такая,  из
ситца. Наволочки и другого белья не дали, но Валерка особо  не  расстроился,
потому что раздеваться не собирался.
   Жизнь сразу стала казаться лучше,  безопаснее  и  приятнее.  Раз  кормят,
значит, не хотят, чтобы помер раньше, чем положено,  Правда,  могло  быть  и
так, что завтрашний день ничего хорошего не  принесет,  но  в  том,  что  до
завтра ему дожить дадут, Валерка был уверен.

ТЯТЯ В ПРОЛЕТЕ

   Валерка спал на своем матрасе, не ощущая даже  неровностей  нар  -  нервы
устали. Спал без снов, наглухо отрубившись.
   Он и понятия не имел, что не в дальнем далеко от него кое-кто находится в
куда более сложном и неприятном положении.
   Тятя сидел на привинченном к полу табурете  в  том  самом  кабинете,  где
Валерку допрашивал усач. Этот усач и сейчас находился тут, только на нем уже
не было черных очков, и Тяте были видны его глаза. Ничего  хорошего  они  не
предвещали.
   - Фрол, - умоляюще и по-собачьи преданно проскулил Тятя,  -  я  ж  правду
говорил, ей-Богу! Мамой клянусь!
   Усач, которому  эта  мольба  адресовалась,  сосредоточенно  жевал  жвачку
"Wrigley's'spearmint" и смотрел так, будто на месте Тяти уже сидел труп.
   - Фрол, я падлой буду - не вру!
   Тот, вытянув губы трубочкой, перестал жевать резинку и метко плюнул белым
комочком точно в лоб Тяте. Тяте и утереться было нечем - руки были завернуты
за спину и скованы наручниками.
   - Ты уже падла, - раздельно и  неторопливо  произнес  Фрол.  -  Ты  живая
падаль, понял?
   - Фрол, врут они все, пацаны эти. Врут! Легаши они, точно говорю!
   - Они мне о тебе худого слова не сказали, - процедил Фрол, - беспокоятся,
чтоб я тебя на  запчасти  не  разобрал.  Если  они  и  менты,  то  ты  козел
ссученный, а?
   Тятя растерянно заморгал. Синяки на его морде явно чувствовали, что к ним
идет подкрепление.
   - Я ведь тебя мог сюда и не приглашать, - продолжил Фрол. - Насчет твоего
шахер-махера с Чижом мне уже все ясно, от и до. Ты думаешь, что за те четыре
с половиной часа, которые ты под  замком  просидел,  я  успел  только  чайку
попить и телек поглядеть? Нет, дорогой, я работал. Долго и упорно, как  папа
Карло, пока стругал Буратино. На  карьер,  правда,  сам  не  ездил,  но  там
толковые ребята побывали, даже то, представь себе, нашли, о чем вы с  Чижом,
два уродища, в страшном сне не думали...
   И Фрол выложил на стол потертую аудиокассету.
   - Узнаешь? Не моргай!
   - Н-нет...
   На кассете было коряво нацарапано карандашом: "Виля  Токарев".  Но  когда
Фрол вставил кассету в диктофон и включил воспроизведение, то вместо песенок
послышались вполне отчетливые звуки речи.
   - Вырубил му