ченко  сказал  потом  громко: "Хитрый  маневр.  А  я подумал
сначала,  у  него  батареи  сели.  Вот  мальчик!"  И тут  же  они  увеличили
скорость...
  - И чего он хочет?!  Не пойму только, откуда у  вашей безделушки  такая
силища?! А?!
  - Что-нибудь он с ней сделал, - сказал папа. - Очередная детская затея.
  - Это я еще как-то могу допустить, - сказал Зинченко, -  но кислородной
станции у  него  нет  -  скоро  это начнет  сказываться. Куда его, паршивца,
несет, черт побери?!
  - Да, дополнительного кислорода у него нет, -  быстро  сказал папа. - Я
об этом с самого начала думаю.
  Они медленно приближались ко  мне, но очень медленно, неопасно  вдруг я
понял, что  весь мой телеэкран  изменился, не сейчас,  конечно, чуть раньше,
просто я  этого не замечал   по нему  тихо плыли маленькие  неплотные  точки
других  ночных кораблей.  Почему-то  явно  увеличилась  вибрация  кресла,  в
котором я сидел, пошли  довольно сильные фоновые скрипы, даже визги - в ушах
стало неприятно. И какая-то вялость в теле.
  -  Входим  в начало  сложной зоны! -  крикнул Зинчен-ко. - Здесь  полно
рейсов мощных космических кораблей! Они  тебя не видят! Они с локаторами, но
ты представляешь себе их скорость?! Масса у тебя ничтожная - такую они могут
засечь слишком поздно. Да  и как им маневрировать  - у них жесткие программы
хода. Слышишь?!!
  Из-за  вибрации смотреть на  экран становилось все  труднее, да еще эта
странная  вялость,  но  я  старался ничего не пропустить, ни одного корабля,
догадавшись, что если  я с кем-то столкнусь, то  это касается не только меня
одного.
  - Долго  он продержится на своем кислороде?!! - услышал я голос папы. -
У  меня  одна надежда, что немного больше,  чем взрослый,  легкие-то у  него
маленькие.
  Зинченко прорычал:
  -  Я ставлю нас  в  канал влияния его машины, можем  не  маневрировать,
только  выкачивать  скорость.  Куда ты  летишь,  отвечай?! Куда  ты  летишь,
отвечай?!
  Его рычание было громким, прямо  мне  в  ухо, и вибрировало, как и  все
звуки вокруг меня.
  Я  нажал   кнопку  разрешения   окончательных  нагрузок   и   сразу  же
почувствовал, как  резко увеличилась  вибрация,  почти до ненормальной, и  -
одновременно  - что я переношу ее легче, чем раньше, как-то плавно  и тут же
мягко, мягко, понемножку, все больше и больше и до непонятного нежно запахло
вдруг сметаной и свекольником,  их  сочетанием... Явный  такой, но не резкий
запах, очень  летний какой-то, не дома,  не  в  городе,  а на  даче...  жара
приличная, только на  веранде прохладно, сидишь в одних  трусиках, босиком и
ешь  свекольник, а  потом  -  бух на прохладное шелковое одеяло! -  и спать,
спать, а после просыпаешься в предвечерней жаре... тишина, тихо, только муха
гудит,  и сонный, вялый  бредешь к речке,  плюхаешься в воду, и тебя сносит,
сносит, несет вдоль песчаного  берега, а рядом  Жеку Семенова несет,  а чуть
впереди - Валеру Пустошкина, Ритку Кууль,  и после все вместе - бегом к  нам
домой,  и опять  свекольник, и не  от жары,  а просто  от вкусноты...  Спать
хочется...
  - Вибрация! - сказал Зинченко. - У него машину трясет, как в лихорадке,
колотит. Видите на пульте?!
  - Вижу, вижу! А  при такой вибрации сработают  наши магнитные присоски?
Мы сможем взять его в жесткое сцепление с нами?!
  - Да  сможем! Не в этом  дело! Ломает всю его машину! Кислород! Сколько
кислорода у него осталось?!
  - Боже мой! - крикнул папа. -  Так сделайте скорее что-нибудь! Сделайте
скорее!!!
  - Ч-черт! - прошипел Зинченко (мягко так и далеко от меня). - Этот  еще
прет! Видите, ТэЭрЭсЭф-Супер-восьмой будет сейчас обходить нас всего  в двух
ступенях левее нашего коридора. Такая махина,  сдунет - не заметишь! Надо их
предупредить!!!
  ...О-о-о, какой  запах! Море свеклы, бассейн сметаны, ароматные кусочки
консервированного  мяса... "Еще, еще  ешь!"  -  говорит  мама, а за окном  в
полной  темноте  проплывает весь  в  огнях  красавец Супер-восьмой, наш  это
Суперило или чужой,  с чужого космодрома?  Не-ет,  не разобрать... На  нашем
тээрэсике  вторым  пилотом  работает  очень симпатичная  старушка,  когда-то
олимпийская чемпионка в скоростном спуске... вон она уплывает, обгоняя меня,
в космос... старенькая -  а красавица,  стройная, лицо молодое, а прическа -
просто диво, одно  время ее любили даже больше, чем  Дину Скарлатти, а  я  и
сейчас ее  люблю по-прежнему, она  лучше  этой Дины,  в миллион раз лучше...
люблю,  а  никому  не  говорю, кому  какое дело,  никого  это  не  касается,
никого... люблю, а вот лица ее  сейчас не помню, не помню -  и  все тут... А
вот и белая  амфибия  Зинченко  с папой  на  борту мечется  по моему экрану,
смотрите-ка,  увеличились  раза в  три...  ну-ка, где  моя  приставка,  надо
догнать нашу звезду-горнолыжницу, нет, не дотянуться до приставки... оттуда,
снизу, так тянет запахом свекольника, что  сил  никаких нет терпеть,  не-ет,
никак не дотянуться  до  приставки... Натка  бы дотянулась. .. я подарил  ей
хомяка, подарил  хомяка Чучун-дру, так, кажется?  А  он... и теперь хомячиха
одна и Натка  одна...  что ли, ей позвонить... а  сколько сейчас  времени?..
Часы перед входом  во  Дворец  Психомолекулярных  Бракоувеселений показывали
0.21  минуту,  когда  я  улепетнул  со  свадьбы, а  на  моих  сейчас 0.22  с
половинкой, прошло всего полторы минуты, как я улетел, всего полторы...
  - Мы - патруль! Мы  - патруль! Вас не видим и не прощупываем, как дела,
отвечайте?!
  -  Все в  порядке! -  крикнул Зинченко. - Больше  не вызывайте  - нужен
канал! Отключаюсь! Отключаюсь! - крикнул Зинченко. - Володя!  Сорвите пломбу
ограничителя скорости! Смелее срывайте! Я знал, что они нас не смогут видеть
уже через полторы минуты после вылета. Все верно! Как раз полторы и прошло!
  Я стал нагибаться к приставке...
  Папа закричал, крикнул:
  - Дмитрий! Митя! Сбрось  скорость!  Немедленно сбрось скорость!  Сбрось
скорость!! Куда тебя несет?! Смотри! Смотри у меня! Я все расскажу маме! Все
расскажу! Все!!! Слышишь?!
  Я почти дотянулся до приставки, но не стал нагибаться дальше, не  смог.
После разогнулся и откинулся в  кресле, почти засыпая, и  вдруг очень ясно и
остро,  как в  свете вспышки  блица,  увидел на секунду ненормально, слишком
синее  небо,  высокие,   ослепительно   белые  горы  и  маленького  мертвого
птеродактиля на темном уступе скалы.

x x x

  Я пришел в себя почти перед самым приземлением, лучше даже сказать - на
земле, да и то не до конца - мерзкая слабость и дрожь во всем теле.
  На пустыре  (поле... не  знаю), где  мы сели, было абсолютно  темно, ни
светлой  полоски над  космодромом  вдалеке,  ни  отсвета  городских  огней -
ничего. Только  маленькая с красными  фонариками далекая телебашня  в центре
городка. Через мое стекло в свете фар "амфибии" Зинченко поблескивали мокрые
от дождя белесые чахлые кустики лебеды, дождевая пыль мягко как бы терлась о
верх моей "амфибии".
  Они  ворвались   в   мою  кабину,  наверное,  через  полсекунды   после
приземления,  я  уже сидел в  кресле, а не  валялся  в  нем, как почти  весь
обратный  путь. Там, наверху,  обе наши  машины  совершенно не  годились для
плотной,  полной стыковки  и перехода из одной  в  другую.  Зинченко, скорее
всего, спарив нас на магнитах, погнал обе "амфибии"  к земле  с максимальной
скоростью,  и, когда  резко затормозил  перед  самой  посадкой, я  от толчка
очнулся.  Они перетащили меня к Зинченко, и несколько минут мы сидели молча,
Зинченко только спросил у папы,  может быть, все-таки для страховки засунуть
меня  в  барокамеру,  но  я отрицательно  покачал  головой.  Потом  он  снял
напряжения на всех соединяющих машины магнитных присосках, - мне показалось,
что обе "амфибии", слегка качнувшись друг от друга, как бы вздохнули.
  Зинченко,  проверив контакты,  позвонил  во  Дворец бракосочетаний,  на
свадьбу. Я услышал  голос главного распорядителя. Зинченко попросил  его, не
отвлекая гостей, позвать к телефону жениха. Юра долго не подходил  я увидел,
как  в мокрых кустиках лебеды  шмыгнула  маленькая мышка  наконец  Юра  взял
трубку, и Зинченко сказал  ему,  что все  в порядке,  просто  Рыжкин-младший
захотел  на  своей  "амфибии"  проветриться,  попорхать,  а  ему,  Зинченко,
показалось,  что он рванул "амфибию" слишком резко и  излишне вертикально, -
тогда он, Зинченко, поспешил за ним, прихватив с собой и Рыжкина-старшего...
Вот,  собственно, и все. Остальное пусть Юра  нафантазирует сам, потому что,
если  все дело в  веселой прогулке, то  почему  же  гости,  нагулявшись,  не
вернулись  (а  они  не  вернулись  и не вернутся). "Ну, скажи, что у Дмитрия
Владимировича Рыжкина разболелся зуб  мудрости". Словом, не  вернутся. Лично
сам он, Зинченко,  намерен немедленно  каким-нибудь ночным рейсом махнуть на
пару дней (всего ведь на пару дней, неужели  же он, черт побери, за два года
не имеет на это права?!)  к матери на Обь, побродить с  удочкой, на кларнете
поиграть - уже два года не играл... Еще неплохо было бы без особого ажиотажа
забрать на гардеробе  на работу пальто Рыжкина-старшего и  Рыжкина-младшего.
Остальное - нормально: патрульных он отвадил, номера  машины они  не  знают,
скандала не будет. Все. Жене - привет. Гуляйте.
  Он положил трубку, и  мы посидели еще недолго молча. Потом он  вышел на
пустырь вместе с нами (что-то непонятное тихо ныло в мокром воздухе) и помог
нам  залезть в нашу машину. Дождевая пыль чуть  поредела  и висела  над нами
почти неподвижно.
  Мы залезли в "амфибию". Зинченко, держась за дверцу, остался снаружи.
  - До свиданья, - сказал он. - До встречи. Послезавтра, к концу рабочего
дня, прилечу, вернусь.
  Непонятно почему, но его слова я ощутил как  сигнал, не просто услышал,
а именно ощутил.
  - Я не приду, - сказал я.
  - Не надо, - сказал он, - не приходи. Отдохнешь - тогда придешь.
  - Я вообще не приду, - сказал я.
  После  длинной  паузы  я  скорее  почувствовал,  чем  увидел,  что папа
повернулся к Зинченко и  несколько  раз  медленно кивнул  головой  я  поднял
глаза на  стекло переднего обзора  -  папино лицо в нем было  без выражения,
пустое.
  - Ну что же, - как-то  вяло сказал  Зинченко. -  Если твое намерение не
изменится, надо будет зайти написать заявление.
  Он захлопнул нашу дверцу, и через  секунду его "амфибия", рявкнув, ушла
в воздух.
  Папа  покрутил  ручки  управления  и включил  двигатель  на нейтральную
скорость.
  Я наклонился  и,  опершись  плечом на его  колени, отсоединил контакты,
вынул из-под главного пульта свою приставку и отдал ему.
  Несколько секунд он разглядывал ее, после не то кивнул, не то вздохнул,
засунул ее в ящик под кресло, и мы плавно взлетели.
  Мы летели очень медленно, тихо...
  Красные  огоньки телебашни стали  постепенно приближаться:  как  лететь
домой  иначе, прямиком, было неизвестно, мы оба не знали, с какой загородной
стороны на нее смотрим.
  Наверное,  густые  облака  дождевой  пыли   снова  пришли  в  движение:
"амфибию"  раскачивало   по  другой,  своей  причине,  она   мелко  дрожала,
постепенно успокаиваясь.
  По кругу дозволенной зоны  мы  обогнули телебашню. На  улицах  под нами
никого не было,  ни одного человека, пусто, только вдоль плавно изгибающейся
стены управления Института  низких  температур  поднявшийся  ветер  тащил по
асфальту огромную мокрую скомканную бумагу.
  Папа заговорил со мной метров за триста от дома.
  - Если ты  не передумаешь, - сказал он, - довозись, пожалуйста, с нашим
роллером,  там  существенная  поломка,  я  смотрел,  работы  дня  на два,  а
"амфибию", скорее всего, придется отдать обратно.
  - Возможно, - сказал я. - Хорошо, я посмотрю роллер.
  - Возвращаемся без пальто, - сказал он. - Что мы маме скажем?
  - Не стоит беспокоиться,  - сказал я. - Что-нибудь скажем. Или ничего -
скорее всего, она уже спит.
  - Ну, если  так, -  сказал,  папа. - А то  она завтра  утром, за  чаем,
спросит: "А где  же ваши пальто?" Что  мы ей  ответим? Мне  что-то  в голову
ничего не приходит... О!  - сказал  он потом. - Кажется, придумал. Просто мы
решили слетать домой  и узнать, как ее голова - прошла?  А потом  передумали
возвращаться на свадьбу и остались дома - устали.
  - Завтра за чаем так ей и объясним, - сказал я. - Утром.
  - Смотри-ка! - сказал он. - Окна!
  Я поглядел - наши окна светились.
  Я кивнул.

  ============================
  ДЛЯ СРЕДНЕГО И СТАРШЕГО ВОЗРАСТА
  Вольф Сергей Евгеньевич
  ЗАВТРА УТРОМ, ЗА ЧАЕМ

  Ответственный редактор
  К. И. Курбатов Художественный редактор
  А. В. Карпов.
  Технический редактор
  3. П. Коренюк.
  Корректоры

  Г. В. Голубева
  и К. Д. Немковская.

  Сдано в набор 17/VIII 1973  г. Подписано к  печати 26/II 1974 г. Формат
60-84'/16. Бумага офсетная  o 2. Печ. л. 7,5. Усл. печ. л. 6,97. Уч.-изд. л.
6.68. Тираж 75 000 экз.  М-28051. Заказ   o 500. Цена 32  коп. Ленинградское
отделение   ордена   Трудового   Красного  Знамени   издательства   "Детская
литература". Ленинград, 192187,  наб. Кутузова, 6. Фабрика  • Детская книга"
 o 2 Росглавполиграф-прома Государственного комитета  Совета Министров РСФСР
по делам издательств, полиграфии и  книжной торговли. Ленинград, 193036, 2-я
Советская, 7.