м.  Это учреждение  возникло следующим образом.
Как-то раз, уже лет через пять после изменения  своего положения, Хыог нашел
у себя в  старой книжке записанный адрес. Хыог всегда  с  гордостью говорил,
что он еще  ничего не забыл в своей жизни. Но тут, сколько он ни  ломал себе
голову,  стараясь отгадать, кто  такой мог бы быть Антони Сеймура, ничего не
выходило. Наконец, вдруг  он вспомнил встречу  в Центральном парке и старого
изобретателя, нагнавшего  на  него такую  тоску. Это было  в  один  из самых
тяжелых дней  его  жизни.  Хыог  вспомнил, что  он  обещал себе найти  этого
человека в день своей удачи.  И ему стало немножко  совестно,  что он забыл.
Кроме того,  последнее время он вообще  думал, что нужно  сделать что-нибудь
для людей, находящихся  в таком положении, в каком раньше находился он. Хыог
поручил своему поверенному найти Антони Сеймура, изобретателя, которому пять
лет тому назад можно было пи-
 152


 П. Д. Успенский
 сать  по  адресу  какой-то табачной  лавочки.  Конечно, ни  Сеймура, ни
лавочки не оказалось. Все поиски ни к чему не привели. Хыог  почему-то очень
заинтересовался  этими поисками,  истратил на  них  много денег  и был очень
огорчен, когда в результате не удалось найти даже
 следа Антони Сеймура.
 Это было толчком, заставившим Хыога приступить к созданию
 своего института, через год после этого открывшего действия. Хьюг нашел
несколько молодых помощников, живо воспринявших его идею, предоставил  в  их
распоряжение большие  средства, и новое  учреждение начало дейстовать.  Идея
Хыога была помогать людям, стоящим выше среднего уровня, занимать то место в
жизни,  какого они заслуживают. -- Главный ужас  нашей жизни,  это признание
прав только за низшим уровнем людей,  --  говорил Хыог своим помощникам.  --
Школы, общественные учреждения, политические партии, все имеют в виду низший
тип. Теоретически они приспособляются  для  среднего  уровня, но  фактически
служат  низшему.  Социализм  базируется  на низшем типе.  Мы  должны  искать
высший. Ни  в каком  случае не понимайте слово  "изобретатель"  узко. Всякий
человек, у которого есть своя идея, есть  изобретатель. Не мои[7]
сказать  тебе,   чтобы  мысль  Хьюга  сразу  оказалась  очень  плодотворной.
Большинство гениев, открываемых  на первых порах институтом, оказывались или
шарлатанами или психопатами. Но потом среди  них начали попадаться настоящие
люди,  а  время  от  времени  находились такие самородки, что  еще лет через
десять  институт  Хыога стал известен по всему земному[7] шару. И
человечество  бесспорно  обязано  Хыогу  сохранением  очень   многих  ценных
открытий,  которые  иначе  могли  бы  затеряться  и   исчезнуть.  Одному  из
изобретателей, открытых этим институтом, и принадлежала идея скорострельного
орудия, о  котором  говорил  Джонс. И  компании  молодых химиков из этого же
учреждения Хыог поручил разработку  некоторых вопросов, относившихся к новым
сортам  пороха   и   к  новым  взрывчатым  веществам  с   ядовитыми  газами.
Развивавшееся  дело  Всеобщей  Компания  Автоматического  Оружия потребовало
многих  побочных  предприятий.  Очень  скоро  оказалось,  что  для  Компании
выгоднее  иметь  свои железные и медные рудники,  свои угольные  копи,  свои
нефтяные  источники.  Потом Компании  пришлось  выстроить около тысячи  миль
железных  дорог,  а к ним уже сами  собой  присоединились соседние линии, не
выдержавшие  конкуренции.  Затем раз  Джонс,  вообще  мало  интересовавшийся
финансами, очень выгодно  скупил акции одного большого пароходного общества,
и у Всеобщей Компании  оказался свой флот из сорока  океанских пароходов.  И
при этом  каждая отрасль дела развивалась самостоятельно  и вызывала к жизни
новые и новые предприятия.
 Но  все  это уже не брало теперь целиком всего времени Хьюга  и Джонса.
Очень многое, что раньше приходилось делать или обду-
 153


 Совесть: поиск истины
 мывать им самим, теперь за них стали делать и обдумывать другие, или же
оно делалось само собой, как сами собой росли разные стороны предпр! 1ЯТН и,
капиталы и доходы. Наконец Хыог,  мог путешествовать. И с Мадж и без Мадж он
уезжал  в Ев{юпу,  и Азию, в Африу,',  в Южную Америку.  Кладбище  в Смирне,
линия  пирамид по берегу Нила, гопу-рамы южпо-ипдийских  храмов,  коралловые
атоллы Тихого  океана  -- все это теперь  стало близко  и  доступно Хыогу. И
часто, сидя в своем Ныо-Норкском дворце, он, закрывая глаза, перебирал в уме
впечатления своих путешествии и чувствовал, как все УГО обогатило его душу.
Интерес  к искусству, который Хыог почувствовал после нескольких поездок  по
Италии, наполнил  его жизнь  новым содержанием. Сначала Хыог  покупал  много
картин. И как это ни странно для человека,  никогда не изучавшего искусство,
он сразу начал покупать очень удачно. В несколько лет  ему удалось составить
интересную коллекцию  картин  современных художников  новых  школ. Потом  он
увлекся  гравюрами  и  эстампами,  начал  собирать  старые  иллюстрированные
издания, и )та страсть никогда уже больше не покидала его.
 Но, как он сам говорил, он сильнее всего чувствовал всякое искусство на
месте, там  где оно возникло  и  родилось, и поэтому  коллекции, собранные и
перевезенные в Америку, всегда казались ему мертвыми. Но во время поездок но
Италии и по  Испании ему случалось  иногда  забрести  в  маленькую старинную
церковь  в  глухом  городке и вокруг  почувствовать  странное  и  непонятное
ощущение радости  от  каких-то  далеких  из  глубины  его  собственной  души
говорящих  голосов, разбуженных лицом Мадонны, выделяющимся на темном  фоне,
пли  сумраком  и  тишиной  высокого  свода,   или  лучом  вечернего  солнца,
проникающего сквозь  цветные  стекла, или  гулким эхо от'  шагов по каменным
плитам.
 И  тогда Хыог  чувствовал,  как  во  всем  окружавшем  витают  и  живут
таинственные   сущности,  воплощавшиеся  в  картинах  старых  художников,  в
старинных  церквях, стенах, башнях, но  всегда слитые с тем  пейзажем, среди
ксугорого  они  родились, с виноградниками на холме, с  вечерним солнцем,  с
желтой  каменистой  дорогой, с цепью холмов  на горизонте. Это  были любимые
переживания Хыога, после которых странной, тусклой и нереальной казалась ему
обычная ежедневная жизнь.
 Но самым главным его увлечением была астрономия, Это началось следующим
образом.  Раз  он плыл па своей роскошной паровой  яхте в 9000 тонн  к устью
Амазонки. Дело  было вечером. Мадж  с детьми ушла  вниз, а Хыог  поднялся на
мостик. Была темная п теплая тропическая  ночь, влажная и  полная сверкающих
звезд.  Хыог долго смотрел на  небо.  II вдруг он  вспомнил,  как  в  ранней
молодости его интересовала астрономия. -- Все это пришлось бросить тогда, --
сказал он. -- Но теперь... почему я теперь не займусь этим? Кто это


 П. Д. Успенский
 сказал  про  звездное небо  и про душу человека?  Хыог  чувствовал, как
звезды влекут  его к  себе, как  уже  только  от  одной мысли об невероятных
расстояниях между звездами и землей, делается маленьким и уходит от него все
земное. Вся душа всколыхнулась в  нем. -- Как я мог жить без этого?  спросил
себя Хьюг.  В эту  ночь он  долго не сходил с  мостика и на  другой же  день
забрал  к  себе все книги по астрономии,  глобусы  и карты  звездного  неба,
оказавшиеся  у кашггана.  Все это плавание Хыог не  хотел думать ни  о  чем,
кроме  звезд. И,  когда  он вернулся  в Нью-Йорк, он почувствовал,  что стал
другим человеком.  Звезды сняли  с  него  налет деловой сухости, налегшей на
него за последние годы. Он опять был прежний Хыог, мечтающий  о невозможном,
не желающий знать никакого удержу  для своей фантазии. В  Нью-Йорке он начал
собирать астрономическую библиотеку. Потом  в  одной из угловых башен своего
дворца устроил маленькую  обсерваторию, стоившую около миллиона долларов. Он
пригласил  одного  молочного  ученого  заведывать обсерваторией  и  сам  так
увлекался ей, что просиживал  там целые  дни и целые ночи. Но небо Нью-Йорка
слишком  облачно.  Через  год,  или  два   Хыог  решил  построить  настоящую
обсерваторию в  Аллеганских  горах. К этому же времени относится  его первое
изобретение, в области астрономической техники. Туг Хьюг действительно нашел
себя. Его удивляло последние годы, что способность к изобретениям  как будто
оставила его.  Но теперь все вернулось с удвоенной и угроснной силой. Первые
годы  Хыог  только  учился.  А  когда  он узнал все,  что  можно  узнать  от
профессора   и   из   книг,   его   охватила  безумная  жажда  знать  больше
несовершенство аппаратов, телескопов,  фотографических  аппаратов,  все  это
стояло  на  пути новых знаний. И  на  его направилась его изобретательность.
Честолюбия  в  нем  никогда  не было.  Материальные потребности его  давно с
избытком  были  удовлетворены,  и  теперь  он  работал  ради   знания,  ради
творчества, отвоевывая,  вырывая у  природы ее  тайны.  Занятия  астрономией
Хыога совсем не были игрой. Очень скоро он получил за свою работу о падающих
звездах   степень  доктора  от  Колумбйского   университета.  А   затем   за
изобретения, особенно в области  астрономической фотографии, сделали его имя
известным  во  всем ученом  мире.  Устроенная  им мастерская астрономических
аппаратов   и  принадлежностей   превратилась  в  целый  завод.  А  один  из
изобретателей,  найденных  его  институтом,  после долгих  неудач  и  трудов
получил,  наконец, стекло нового состава  для оптических  инструментов такой
прозрачности,  так  ровно  застывавшее в  больших  массах,  что  Хыог увидел
возможность осуществления своей мечты, появив шейся у него со времени, когда
он начал  заниматься астрономией -- а именно,  о постройке такого телескопа,
какого  еще не было на  свете, при помощи которого, наконец, должен был быть
разрешен целый  ряд  загадок,  целые  столетия  стоявших  перед астрономами.
Последнее время
 155


 Совесть: поиск истины
 Хьюг  специализировался на  изучении планет, особенно Марса. И  он  был
уверен, что новый  телескоп даст  ему возможность  разрешить  ряд загадок  и
предположений, накопившихся у астрономов относительно планет.
 Этот телескоп  долго занимал воображение  Хыога, и,  наконец, он собрал
целую  комиссию  ученых,  сообщил  им  все свои соображения  и для телескопа
начали строить фундамент на одной из снеговых вершин Скалистых гор.
 Когда Хыог возвращался с  двумя  известными американскими астрономами и
срранцузским  профессором после  осмотра места,  где должна  была  строиться
обсерватория,  он попросил своих  спутников потерять  еще  несколько  дней и
проехать с ним посмотреть одно плато в  горах, на которое,  как он сказал, у
него были  особые виды.  Горное  плато, о  котором  говорил  Хыог, оказалось
мрачным и  суровым местом.  Это была совершенно плоская  каменистая равнина,
покрытая валунами и  окруженная со  всех сторон пропастями, а дальше кольцом
снежных гор.  -- Я  не слыхал ни про одно подобное плато на такой высоте, --
сказал Хыог, -- может  быть, только в Памирах. Снег тает здесь только на два
месяца, растительности никакой нет и чистота воздуха поразительна.  Пока моя
тайна то, что я вам говорю. Но скоро я надеюсь приступить к работам, и тогда
мы не  будем  молчать.  Дело в  следующем. Я  считаю,  что  наши технические
возможности уже  достаточны  для того, чтобы  начать попытки сигнализировать
планетам...  Но вследствие несовершенства наших  аппаратов до сих  пор мы не
могли бы  видеть их сигналов. Как только наш телескоп будет готов, я думаю с
этого плато начать сигнализировать Марсу и, может быть двум другим планетам,
на которых я подозреваю жизнь. Вы видели эти два  огромных водопада в горах.
Они  дадуг   нам  силу.  Всю   площадь,   которую  вы  видите,   мы  покроем
электрическими  проводами, и на небольшом  расстоянии один  от другого будуг
устроены электрические фонари, подобные  маячным с  рефлекторами и выпуклыми
стеклами. Освещаться будут различные геометрические фигуры. Сначала -- самые
простые:  треугольник,  квадрат,  круг.  Если наши  сигналы  заметят  и  нам
ответят, цель будет  достигнута. Выработать  условную  азбуку и понять  друг
др^та, это уже -- пустое дело. А я лично думаю при этом,  что нам  уже давно
сигнализируют, только мы этого не видим. Что вы скажете на это, господа?
 --  Я  предлагаю  вам  свои  услуги,  в  чем  и  как  хотите, -- сказал
французский  профессор. --  Вы знаете, я высказывал подобную же мысль еще  в
1887  году.  И теперь я очень счастлив,  что  брошенные мной маленькие зерна
приносят такие  плоды.  Оба американских астронома  также  сразу согласились
работать  с Хыогом.  Их  увлекала грандиозность проекта.  И,  переночевав  с
проводниками, с носильщиками  и с  горными  мулами  в  сталактитовой  пещере
нежного ниже плато,
 1.^


 П. Д. Успенский
 они двинулись в обратный путь, обсуждая дорогой различные детали
 проекта Хыога.
 Другой страстью Хыога  за эти годы  были орхидеи. Еще  в  первый год он
начал  строить  для  Мадж  оранжерею.  Постепенно  оранжерея разрасталась  и
превратилась  в  целый  ботанический  сад  за  стеклами.  В  этой  оранжерее
культивировались только  розы,  но  зато розы всех  сортов, какие когда-либо
были, есть или будуг на земле. Хыог не хотел портить стиля и заводить другие
цветы в этой оранжерее:
 поэтому, когда его заинтересовали орхидеи, он устроил для них отдельное
помещение.  Через  несколько  лет  его  оранжереи,  хотя  и  самые  молодые,
считались лучшими  в  Соединенных Штагах.  Особенной  славой пользовался его
дворец орхидей в Нью-Йорке. На свете не было другой такой коллекции орхидей,
и Хыог тратил на  эти  цветы буквально миллионы. Одна экспедиция к верховьям
Амазонки,  которая  имела в  своем  распоряжении несколько  пароходов,  и на
месте,  среди болот и  непроходимых лесов устраивала питомники для  орхидей,
обошлась больше чем  в  три  миллиона. Но  доходы Хыога теперь считались уже
сотнями миллионов, и он мог себе это  позволить. Мадж больше любила розы. Ее
оранжереи  роз были ее гордостью.  И в день рождения своего первенца,  Хыога
младшего, она устраивала чай в  галерее роз. И об этом чае каждый год по два
дня писали Ныо-Йор-
 кские газеты.
 Кроме того, Мадж занялась филантропией и строила какой-то
 город-сад для слепых.
 Раз Хыог с  семейством приехал провести август месяц  в  своей вилле  в
горах Катскилл, недалеко от Нью-Йорка.
 Его старший сын только что вернулся из Парижа, где он изучал математику
и астрономию.  Две дочери, обе увлекавшиеся живописью,  недавно возвратились
из поездки по Японии, а младший  сын,  у которого  открывался необыкновенный
музыкальный талант,  только что  поправился от тяжелой  инфлюэнцы  и был  на
правах  выздоравливающего. Когда вся семья собралась вместе, Мадж поехала на
несколько дней посмотреть свой строящийся  город. Она должна  была вернуться
на  третий день,  но  задержалась и, только  на  пятый  день  от нее  пришла
телеграмма:  "Наконец,  и  мне удалось  сделать,  если  не  изобретение,  то
открытие. Расскажу, когда  приеду".  На следующий день Хыог с  детьми поехал
встречать Мадж на станцию. Дорога шла между холмами, поросшими  лесом. Ехали
па  двух больших бесшумных автомобилях. Первым управлял старший сын Хыога, и
с ним ехали  сестры. Хыог  необыкновенно гордился  своими детьми. Но  всегда
называл их "дети  Мадж'', признавая этим  ее преимущественное  право на них,
так  как она думала  и мечтала о них, когда их  еще не было. Экспресс пришел
через  несколько  минуг после  того, как они приехали  на  станцию. В  конце
поезда был прицеплен вагон Мадж. Она
 157


 Совесть: поиск истины
 еще  издали увидела детей и начала махать платком. А когда она  легким,
эластическим прыжком выскочила  из  вагона,  Хыог с гордостью  подумал,  что
прожитые  годы оставили сравнительно очень мало следов и на нем, и  на Мадж.
Дорогой Мадж отказалась говорить о своем  "изобретении" и сказала, что будет
рассказывать вечером.
 После обеда  пили кофе  на  широкой  веранде,  выходившей  на  глубокую
долину, за которой синели холмы, поросшие елками, и были видны два небольших
водопада. Последние годы  Мадж  начала любить  это  место  даже больше своих
розовых  плантаций в  Калифорнии.  -- Какой ужас жить в темноте  и не  иметь
возможности видеть солнца, гор,  зелени...  подумайте дети, -- сказала Мадж.
-- Мне кажется, ничего нет  ужаснее. И поэтому  я так счастлива эти дни. Мне
удастся  сделать  для слепых  больше, чем я  рассчитывала.  Я хотела  только
облегчить  их участь, а  теперь оказывается, что можно будет  лечить многих,
которые  считались  безнадежными. Я нашла  удивительного доктора.  Он  лечит
слепых  внушением под гипнозом.  То, что я видела похоже, на чудо. Настоящее
исцеление слепых. Я  видела сама, как начинал видеть человек, бывший  слепым
десять  лет. Даже слепорожденные и  то иногда поддаются лечению. Мой  доктор
говорит,  что  почти  десять  процентов  слепых,  признаваемых безнадежными,
совсем  не  безнадежны. Он говорит, что  пока не  испробован  гипноз, нельзя
говори  гь о  слепоте. И по его  мнению, обыкновенные доктора делают страшно
много  вреда, говоря больным,  что  они безнадежны. В результате  больные на
самом  деле  слепнут, главным образом от самовнушения. Глаз -- такой 'гонкий
орган,  что он поддается всякому[7] внушению. И вот видите,  если
под гипнозом, внушать обратное, приказывать глазам видеть,  то они слушаются
и начинают видеть, если только не атрофирован нерв.  И этому доктору не дают
ходу. Глазные  врачи  в  Нью-Йорке  запретили  ему делать  опыты  в  глазных
больницах. Это после того, как он вылечил слепорожденную девочку. Подумайте,
не ужасно это? Эти  люди, сами  --  слепорожденные.  И  я  решила  выстроить
клинику для  этого доктора  при моем городе  и устроить институт, в  котором
молодые врачи  будут  учиться новому методу. Подумайте,  сколько добра можно
сделать. И как приятно иметь возможность делать добро!
 -- Ну, знаешь, - сказал дьявол, -- все это было так прекрасно, что я не
мог больше высидеть. Я уже  тебе  говорил, что  подобные чувствительные вещи
действуют  на  меня,  как  качка  в море на  человека,  страдающего  морской
болезнью. Поэтому я ушел, и, что они говорили дальше, не знаю.
 -- Но в конце концов, -- сказал я, что же все это значит -- хорошо  это
или дурно? Нужно было Хыогу  стремиться стать изобретателем  или лучше  было
оставаться таким, как все. Я ничего не понимаю.
 158


 П. Д. Успенский
 Дьявол  вспыхнул злым  зеленым пламенем и изо всей силы стукнул кулаком
по столу.
 -- Я же говорил тебе не спрашивать у меня никакой морали!
 -- закричал он. -- Думай сам, что хочешь! Оставь меня  в покое. Точно я
что-нибудь понимаю в  вас!  --  И  он провалился сквозь землю, оставив после
себя запах серы. Ужасно нервный стал дьявол последнее время.
 II
 Это  случилось, когда  я  путешествовал  по  Индии. Утром я  приехал  в
Эллору, где  находятся знаменитые пещерные храмы.  Вы, наверное,  читали или
слышали про  это место.  Возвышенность,  идущая от Даулатабада и прорезанная
острыми хребтами  и  глубокими долинами, в  которых  лежат развалины мертвых
городов,  кончается отвесным  скалистым  уступом в несколько  верст  длиной,
имеющим форму подковы. Со стороны равнины, это  -- вогнутая скалистая стена,
на  которой  в  ряд,  точно  колоссальные  гнезда  ласточек,  идут отверстия
пещерных храмов.  Вся скала  пробита храмами, уходящими глубоко внугрь и под
землю. Всего здесь пятьдесят восемь  храмов, разных  религий и разных богов,
очевидно,  с глубокой древности сменявших друг  друга. Огромные темные залы,
где  в  вышине, куда не проникает свет факелов, над вами шуршат стаи летучих
мышей  длинные  коридоры,  узкие   проходы,  внутренние  дворы  неожиданно
открывающиеся балконы и галереи с видом на равнины внизу скользкие лестницы
со ступеньками,  отшлифованными босыми  ногами тысячи лет тому назад темные
колодцы, за которыми чувствуются скрытые подземелья
 сумрак, тишина, в которую не проникае