икая и потрясающая картина философии
Ницше: целый ряд мощных попыток разрешить эту задачу современного трагизма,
угадать тайну современного сфинкса и сбросить его в пропасть.
Именно поэтому, если мы хотим разобраться в произведениях Ницше, нам
следует обратить внимание на человека, а не на теоретика. В теоретическом
отношении он часто опирается на других мыслителей, но то, в чем они
достигли своей зрелости, своей творческой вершины, служит ему исходным
пунктом для собственного творчества. Малейшее прикосновение, которое
испытывал его разум, будило в нем полноту внутренней жизни. Он сказал
однажды: "бывают два типа гениев: один, который творит и хочет творить,
другой, который дает себя оплодотворять и рождает" ("По ту сторону Добра и
Зла"). Он несомненно принадлежал ко второму типу. В духовной натуре Ницше
было - доведенное до величия - нечто женственное*; но при этом он настолько
гениален, что совершенно безразлично, что давало ему первотолчок. Если мы
соберем все, что было посеяно в его уме прежними учениями, у нас окажется
лишь горстка незначительных зерен; когда же мы вступаем в его философию,
нас осеняет лес тенистых деревьев, роскошная растительность дикой,
безграничной природы. * Иногда, когда он это чувствовал особенно сильно, он
склонялся к тому, чтобы считать истинным именно женский гений; "животные
иначе понимают женское начало, чем люди; самка кажется им продуктивным
существом...
Беременность сделала женщин более мягкими, терпеливыми, боязливыми,
покорными; и точно так же духовная беременность делает характер созерцателя
похожим на женский - это мужчины-матери" ("Веселая наука").