инство, для которого очевидно, что оно существует напрасно, потому что само это существование идет в разрез с "эгалитарной" манией единообразия. Но если рассматривать весь ансамбль человечества вместо того, чтобы ограничиваться западным миром, то вопрос меняет свой вид: не становится ли тотчас ж большинство меньшинством? И в данном случае больше не выдвигают этот аргумент, а по странному противоречию, эти самые "эгалитаристы" от имени своего "превосходства" хотят навязать свою цивилизацию остальному миру; и они несут людям, которые ни о чем их не просят, только беспокойство; а поскольку это "превосходство" существует лишь с материальной точки зрения, то совершенно естественно, что оно навязывается самыми грубыми средствами. Но пусть, впрочем, не заблуждаются: если широкая публика принимает на веру эти предлоги "цивилизации", то существуют люди, для которых это всего лишь простое "морализирующее" лицемерие, маска духа завоевания и экономических интересов; но насколько странной является эпоха, в которой люди позволяют убедить себя, что они приносят счастье народу, его порабощая, лишая его того, что для него является самым драгоценным, то есть своей собственной цивилизации, обязывая его принять нравы и установления, которые были созданы для другой расы, и принуждая его к самому тягостному труду, чтобы заставить его приобретать вещи, совершенно бесполезные для него! Потому что это именно так: современный Запад не может перенести, чтобы люди предпочитали работать меньше и удовольствоваться малым для жизни; а раз учитывается только количество и то, что не подлежит чувствам, считается несуществующим, то принимается, что тот, кто не суетится и не производит материально, может быть только "лентяем"; не говоря уже об оценках, выносимых обычно в этом отношении восточным народам, достаточно только посмотреть, как осуждаются созерцательные ордена, и даже в так называемой религиозной среде. В таком мире нет больше места для интеллигенции или для того, что является чисто внутренним, потому что это вещи, которые нельзя потрогать, увидеть, сосчитать или взвесить; есть же место только для внешнего во всех его формах, включая в наибольшей степени лишенные всякого значения. Не следует поэтому удивляться, что англосаксонская мания "спорта" завоевывает с каждым днем все большее пространство: идеал этого мира - это "человеческое животное", которое до максимума развило свою мускульную силу; его герои - это атлеты, пусть они будут даже грубыми, именно они вызывают народный энтузиазм, это их подвигами вдохновляется толпа; мир, в котором можно это увидеть, поистине пал очень низко и кажется очень близким к своему концу.
Тем не менее, станем на минуту на точку зрения тех, кто полагает свой идеал в материальном благосостоянии и кто радуется на этом основании всем улучшениям, привносимым в существование "современным прогрессом"; могут ли они быть уверены, что их не дурачат? Правда ли то, что сегодня люди более счастливы, чем прежде, потому что они располагают более быстрыми средствами сообщения или чем-нибудь еще в этом роде, потому что жизнь их более подвижна и более сложна? Нам кажется, что совсем наоборот. Нарушение равновесия не может быть условием истинного счастья. Кроме того, чем больше у человека потребностей, тем больше риск иметь в чем-либо недостаток и, следовательно, быть несчастным. Современная цивилизация нацелена на увеличение искусственных потребностей и, как мы уже говорили выше, она всегда будет создавать больше потребностей, чем сможет удовлетворить, потому что встав однажды на этот путь, очень трудно на нем остановиться и даже нет никакого основания останавливаться на какой-то определенной точке. Люди не испытывают никакого страдания от лишения вещей, которые не существуют для них и о которых они никогда и не мечтали; теперь же, наоборот, они сильно страдают, если у них не хватает этих вещей, потому что они привыкли считать их необходимыми и они, в действительности, стали для них необходимыми. И они таким образом стараются всеми средствами приобрести то, что может доставить им всяческое материальное удовлетворение, единственное, которое они способны оценить: речь идет лишь о "зарабатывании денег", потому что это позволяет получить эти вещи, и чем больше их имеют, тем больше хотят их еще иметь, потому что непрестанно открываются новые потребности; и эта страсть становится единственной целью всей жизни. Отсюда дикая конкуренция, которую некоторые "эволюционисты" возвели в ранг научного закона под именем "борьбы за жизнь" и логическим следствием которого является то, что наиболее сильные в самом узком материальном смысле одни только имеют право на существование. Отсюда также зависть и даже ненависть, объектом которых являются те, кто обладает богатством, со стороны тех, кто его лишен; как же люди, которые грешат "эгалитарными" теориями, могут не протестовать, констатируя вокруг себя неравенство в такой форме, которая должна быть для них наиболее осязаемой, потому что это неравенство самого грубого порядка? Если современная цивилизация должна когда-нибудь рухнуть под ударом беспорядочных желаний, которые она в массах порождает, то надо быть совершенно слепым, чтобы не видеть в этом справедливого наказания за свое главное преступление, или, если говорить без всякой моральной фразеологии, не видеть "рикошета" от ее собственного действия в той самой области, в какой она сама и действовала. В Евангелии сказано: "Взявший меч от меча и погибнет"; тот, кто развязывает грубые силы материи, погибнет раздавленный этими самыми силами, над которыми он не является больше хозяином, когда они неосторожно приведены в движение, и пусть он не тщится бесконечно удерживаться в своем фатальном марше; силы природы или силы человеческих масс, или вместе те и другие, не важно, здесь всегда в игру вступают законы материи и неизбежно разбивают того, кто полагал, что сможет господствовать над ними, не поднявшись сам над материей. В Евангелии сказано также: "Всякий дом, разделившийся в самом себе, падет"; эти слова тоже в точности приложимы к современному миру с его материальной цивилизацией, которая по своей природе может производить лишь борьбу и разделение. Из этого слишком легко сделать вывод, и можно не обращаться к другим размышлениям, чтобы, не боясь ошибиться, предсказать этому миру трагический конец, по крайней мере если радикального изменения, идущего вплоть до настоящего переворота, не произойдет в ближайшее время.
Мы хорошо знаем, что кое-кто упрекает нас в том, что говоря о материализме современной цивилизации, как мы только что делали, мы пренебрегли некоторыми элементами, которые, как кажется, образуют определенное смягчение этого материализма; и действительно, если бы их не было, то весьма вероятно, что эта цивилизация уже давно бы и плачевно кончилась. Мы, следовательно, вовсе не отрицаем существования таких элементов, но все же не следует создавать себе иллюзии по этому поводу: с одной стороны, мы не обязаны были привлекать все то, что в сфере философии предлагается под такими вывесками, как "спиритуализм" и "идеализм", а тем более все то, что является в современной тенденции "морализмом" и "сентиментализмом"; мы это уже объяснили выше и теперь только напомним, что все это для нас представляет такую же "профанную" точку зрения, как и теоретический и практический материализм, который далек от всего этого лишь по видимости; с другой стороны, если еще и есть остатки истинной духовности, то они сохранились до сих пор лишь вопреки современному духу и несмотря на него. Если речь идет только о том, что есть западного в собственном смысле слова, то эти остатки духовности можно найти только в религиозном порядке; но мы уже говорили, насколько сократилась сегодня религия, как сами верующие создали из нее посредственную и узкую концепцию и насколько из нее устранена интеллектуальность, которая создается только истинной духовностью; в этих условиях если еще и остаются некоторые возможности, то только в скрытом состоянии, и в настоящее время их действительная роль сведена почти на нет. Тем более можно восхищаться живучестью религиозной традиции, которая даже перейдя в своего рода состояние виртуальности, сопротивляется вопреки всем усилиям задушить ее и уничтожить; и если умеют размышлять, то в этом сопротивлении легко увидеть нечто предполагающее "не-человеческую" силу; но, повторяем, эта традиция не принадлежит современному миру, она не является одним из ее конститутивных элементов, она есть нечто даже противоположное его тенденциям и стремлениям. Это надо сказать откровенно и не искать напрасно примирения: между религиозным духом и современным духом может быть только антагонизм; любой компромисс может лишь ослабить первый и способствовать второму, враждебность которого не будет этим обезоружена, так как он может хотеть только полного разрушения всего того, что в человечестве отражает высшую по отношению к человечеству реальность.
Говорят, что современный Запад - христианский, но это ошибка: современный дух - антихристианский, потому что он совершенно антирелигиозен; и антирелигиозен он потому, в еще более широком смысле, что он антитрадиционен; это конституирует его собственный характер, это и делает его тем, что он есть. Конечно, нечто от христианства сохранилось вплоть до антихристианской цивилизации современной эпохи, наиболее "продвинутые" представители которой, как они говорят на своем особом языке, не могли не испытать прежде и не испытывать еще теперь невольно и может быть бессознательно определенное христианское влияние, по крайней мере, непрямое; так происходит потому, что разрыв с прошлым, сколь ни был бы он радикальным, никогда не может быть абсолютно полным и совершенно устраняющим всякую непрерывность. Мы пойдем даже дальше и скажем, что все что есть ценного в современном мире, пришло из христианства или, по крайней мере, через христианство, которое принесло с собой все наследие предшествующих традиций, сохранившее его живым настолько, насколько позволяло состояние Запада, всегда несущее в самом себе скрытые возможности; но кто же сегодня, даже среди тех, кто именует себя христианами, обладает действенным сознанием этих возможностей? Даже в Католицизме, где те люди, которые знают глубинный смысл тех учений, которые они исповедуют внешним образом, которые не удовлетворялись бы более или менее поверхностной "верой" и в большей степени чувством, чем разумом, но которые реально "знают" истину религиозной традиции и рассматривают ее как свою собственную? Мы хотели бы иметь свидетельство, что существует по крайней мере несколько таковых, потому что в этом для Запада была бы самая большая и может быть единственная надежда на спасение; но мы должны признаться, что до сих пор мы таковых еще не встречали; следует ли предположить, что они, как некоторые мудрецы Востока, скрываются в почти недоступном убежище или же следует окончательно отказаться от этой последней надежды? Запад был христианским в средние века, но он больше не таков; если говорят, что он может вновь им стать, то больше нас никто не может этого желать, а также чтобы это произошло как можно скорее, о чем не позволяет мечтать все то, что мы видим вокруг нас; но пусть не обманываются: в этот самый день современный мир закончит свою жизнь.
 



[1]    Guenon R. La Crise du Monde Moderne. P., 1927.

[2]    Это соотносится с функцией "божественного хранения", которую в индуистской традиции представляет Вишну более частным образом в учении об аваратах или "нисхождениях" божественного принципа в проявленный мир, которое мы, конечно, здесь не можем разъяснять.

[3]    Надо заметить, что имя Зороастр обозначает, в действительности, не конкретного персонажа, а функцию одновременно пророческую и законодательную; существует множество Зороастров, живших в самые различные эпохи; и возможно даже, что эта функция должна была иметь коллективный характер, так же как Вьяса (Vyasa) в Индии, или как в Египте, то, что приписывается Тоту или Гермесу, представляет собою труд всей священнической касты.

[4]    Вопрос о буддизме, в действительности, далек от того, чтобы быть таким простым, как это может показаться с первого взгляда; интересно отметить, что если индусы с точки зрения их собственной традиции всегда осуждали буддистов, то многие среди них из-за этого не испытывали менее уважения к самому Будде, некоторые доходили даже до того, что видели в нем девятую автару, тогда как другие отождествляли его с Христом. С другой стороны, что касается буддизма как мы его знаем сегодня, то надо тщательно различать две его формы: Махаяна и Хинаяна, или "Большая Повозка" и "Малая Повозка"; вообще можно сказать, что буддизм вне Индии значительно отличается от своей первоначальной индийской формы, которая быстро начала уступать место после смерти Ашоки и полностью исчезла несколько веков спустя.

[5]    Этот случай не является характерным только для Индии, он встречается также и на Западе; как раз по этой причине не находят никаких следов галльских городов, существование которых, однако, несомненно и было засвидетельствовано современниками; и поэтому же современные историки воспользовались этим отсутствием памятников, чтобы обрисовать галлов как дикарей, живших в лесах.

[6]    Отношения эти близки к тем, которые существуют в даосском учении между состоянием "способного человека" и "трансцендентного человека".

[7]    Мы приведем здесь только два примера из такого рода фактов, которые должны были иметь самые тяжелые последствия: мнимое изобретение книгопечатания, которое было известно в Китае задолго до христианской эры, и "официальное" открытие Америки, связи с которой, гораздо более прочные, чем полагают, существовали в течение всех средних веков.

[8]    В элевсинских мистериях этот закон был представлен символизмом зерна пшеницы; алхимики изображали его через "гниение" и черный цвет, которым отмечалось начало "Великого Дела"; то, что христианские мистики называют "темная ночь души", есть его приложение к духовному развитию существа, которое восходит к высшим состояниям; можно было бы назвать еще много других соответствий.

[9]    И до XVIII века были "механистические" теории, начиная от греческого атомизма и до картезианской физики; но не следует смешивать "механизм" и "материализм", вопреки определенному родству, которое могло создавать нечто вроде фактической солидарности между ними, начиная с появления "материализма" в собственном смысле слова.






Предисловие
Несколько лет назад, завершив работу над книгой "Восток и Запад", мы полагали, что высказали в ней все необходимые в тех обстоятельствах соображения, касающиеся данной проблемы. Однако с тех пор события разворачиваются столь стремительно, что, если это нисколько и не опровергает высказанные в этой книге идеи, то делает чрезвычайно актуальными некоторые дополнительные разъяснения, а также дальнейшее развитие определенных тем, на которых ранее мы специально не останавливались. Эти разъяснения тем более актуальны, что в последнее время мы замечаем, что некоторые характерные заблуждения, которые мы всегда старались вскрыть, становятся все более устойчивыми и агрессивными. Поэтому, не желая вступать ни в какую полемику, мы , тем не менее, пользуемся случаем, чтобы еще раз изложить определенные идеи в адекватной пропорции и должной перспективе. Есть вещи, подчас самые элементарные, которые, однако, настолько трудно усвоить подавляющему большинству наших современников, что к их обьяснению приходится возвращаться снова и снова, рассматривая их всякий раз с различных точек зрения и освещая-насколько это позволяют обстоятельства-моменты, способные предположительно вызвать наибольшие трудности для понимания. 
Во избежание возможных недоразумений следует также сделать несколько предварительных замечаний относительно названия данного труда, необходимых для ясного понимания его смысла. Многие люди сегодня уже более не сомневаются в существовании мирового кризиса (если понимать слово "кризис" в самом обычном смысле). Этот факт свидетельствует о весьма заметных изменениях, произошедших в общественном сознании: под влиянием некоторых обстоятельств определенные иллюзии действительно начинают исчезать. Нас, со своей стороны, не может не радовать такое положение дел, так как само признание существования кризиса уже является весьма благоприятным признаком ўпоследним проблеском света в пучине современного хаоса-и свидетельствует о возможности восстановления нормальных пропорций в современном сознании. В связи с этим вера в бесконечный "прогресс", считавшаяся вплоть до последнего времени неприкосновенной и непререкаемой догмой, перестает быть абсолютной и всеобщей. Находится все больше людей, осознающих (хотя подчас и весьма туманно), что западная цивилизация не может бесконечно развиваться в одном и том же направлении, и что в какой-то момент она достигнет определенной точки, в которой развитие прекратится, а сама эта цивилизация возможно полностью исчезнет в результате страшного катаклизма. Вероятно, не все ясно представляют себе, откуда исходит главная опасность. Фантастические или ребяческие страхи, часто высказываемые по этому поводу, в достаточной мере свидетельствуют о наличии здесь множества заблуждений и предрассудков. Однако в любом случае налицо ощущение какой-то опасности, даже если она воспринимается не столько умом, сколько с помощью чувств. Уже достаточно того, что многие начинают понимать, что цивилизация , которой так гордятся современные люди, отнюдь не занимает привилегированного положения в мировой истории, и что ее может ожидать та же участь, которая ранее постигла множество других цивилизаций, исчезнувших в более или менее отдаленные эпохи и подчас оставивших после себя лишь едва различимые или почти совершенно нераспознаваемые следы. 
Когда утверждают, что современный мир находится в состоянии кризиса, под этим обычно имеют в виду, что он достиг критической стадии своего развития, и что неизбежна его тотальная трансформация. Такая трансформация, в свою очередь, предполагает радикальное изменение всего хода его развития, должное с необходимостью рано или поздно произойти, хотя и неизвестно, случиться ли это по воле людей или помимо нее, внезапно или более или менее постепенно, в результате катастрофы или без нее. Такое понимание кризиса совершенно правомочно и отчасти соответствует тому, что мы и сами здесь имеем в виду; однако, именно отчасти, так как мы придерживаемся более общей точки зрения, согласно которой вся современная эпоха в целом, весь современный мир как таковой, находятся в состоянии глубокого кризиса. Именно поэтому мы озаглавили книгу "Кризис современного мира". В настоящее время очевидно, что кризис приближается к своей развязке, и это предельно усугубляет ненормальность того положения дел, которое существует уже в течении нескольких столетий, но последствия которого никогда еще не были столь чудовищны и откровенны, как сегодня. По этой причине ускоряется и последовательность разворачивающихся событий, и очевидно, что все это может продлиться еще какое-то время, но все же отнюдь не до бесконечности. И даже если не знать точного временного предела, трудно отделаться от ощущения, что все это будет продолжаться не так уж и долго. 
Однако слово "кризис" содержит в себе ряд других смыслов, обусловивших то, что оно более всего соответствует теме нашего исследования. Действительно, этимология этого слова-которую часто не учитывают при обычном его употреблении, но которую следует обязательно иметь в виду, чтобы возвратить слову его изначальное и наиболее глубокое значение,-делает его синонимом таких понятий как "суд", "решение", "установление различий", "различение". Фаза, которую обычно считают "критической" в самом широком смысле, непосредственно предваряет завершение всего процесса, независимо от того, приведет ли это к негативным или к позитивным последствиям. Поэтому в данной фазе происходит подготовка к вынесению окончательного "решения", взвешивание всех "за" и "против", определение того, какие результаты являются позитивными, а какие негативными, и наконец, окончательное выяснение того, в какую же