разлучался с императором
и  служил  ему  так усердно, что Адриан не раз дружески упрекал его, говоря,
что он слишком облегчает службу его рабов.
     Когда  же  Антиною действительно выпадал свободный час, то он оставался
только  при намерении навестить родителей своего друга, так как у него между
желанием  и  исполнением  лежало  большое  расстояние, которое он никогда не
переходил без особенно сильных побуждений.
     Подобные  побуждения  приводили  его  в  загородный  дом,  где  все еще
оставалась Селена.
     Ему  несколько  раз удавалось пробраться в сад Павлины, но надежда быть
замеченным Селеной и говорить с нею никак не могла осуществиться.
     Каждый  раз, когда он подходил к дому Анны, горбатая Мария загораживала
ему  дорогу,  говорила  о  состоянии  здоровья  Селены  и  затем просила или
приказывала уйти.
     Она  была  постоянно  вблизи  больной,  так  как о ее матери заботилась
теперь  ее  сестра и вдова Анна выпросила для нее позволение склеивать листы
папируса дома.
     Сама  вдова  не  могла  не  ходить  в  мастерскую, так как ее должность
надзирательницы делала ее присутствие в мастерской необходимым.
     Вследствие  этого  Антиной ни разу не был принят Анной, его встречала и
прогоняла только Мария.
     Между  красивым  юношей  и  горбатой  девушкой  образовалась  некоторая
близость.
     Когда  Антиной  приходил и она встречала его восклицанием: "Уже опять?"
-  он  схватывал  ее  руку  и убедительно просил хоть один раз исполнить его
желание.  Но  она  оставалась  непреклонной, однако же никогда не отказывала
ему  с  суровостью,  а  всегда  улыбаясь  и ласково уговаривая. Когда из-под
паллия  он  доставал  прекрасные,  изысканные  цветы  и  умолял ее отдать их
Селене  от  имени  ее  друга  на  Лохиаде, Мария принимала подарок и обещала
поместить  его  в  комнате,  но  уверяла  при  этом, что ни для него, ни для
Селены не будет полезно, если она будет знать, от кого этот букет.
     После   подобных   отказов   Антиной  прибегал  к  самым  убедительным,
проникающим  в  сердце льстивым словам, но никогда не осмеливался достигнуть
своей цели упорством или силой.
     Когда  цветы  стояли в комнате, Мария смотрела на них гораздо чаще, чем
Селена.
     Если  Антиной  долго не приходил, то горбунья тосковала по нему и в тот
час,  когда  он  обыкновенно  являлся, беспокойно ходила взад и вперед между
воротами сада и домиком Анны.
     В  каждую  из  своих  молитв  она  включала этого бедного и прекрасного
язычника.  Кроткая  нежность,  к  которой не раз примешивалась тихая грусть,
навеянная  горестью  о  его  погибшей  душе, была неразделима с ее мыслями о
нем.
     Анну  она извещала обо всех посещениях молодого человека, и каждый раз,
когда  Мария  говорила  о нем, дьяконисса казалась озабоченной и приказывала
ей пригрозить ему, что позовет привратника.
     Анна  знала,  кто  был  этот неутомимый поклонник ее пациентки, так как
однажды   слышала  его  разговор  с  Мастором,  который  пользовался  каждым
свободным  часом, чтобы присутствовать при богослужении христиан, и спросила
его, кто это разговаривал с ним.
     Вся   Александрия,   мало   того,   вся   Римская   империя  знала  имя
прекраснейшего юноши, прославленного любимца императора.
     Анна  тоже  слышала  о  нем  и  знала,  что  его  воспевают  поэты, что
языческие  женщины  добиваются,  как  счастья,  уловить взгляд его глаз. Она
знала,   какая   безнравственность  царствовала  в  высших  кругах  римского
общества,  и  Антиной  представлялся ей великолепным соколом, кружащимся над
голубкой,  чтобы  низринуться  на  нее  в  благоприятный час и растерзать ее
своими когтями и клювом.
     Известно  было  Анне  и то, что Селена была знакома с Антиноем и что он
однажды   спас  ее  от  разъяренного  пса,  а  затем  вытащил  из  воды.  Но
выздоравливавшая  девушка  не подозревала, кто был ее спасителем в последнем
случае. Это явствовало из многих ее слов.
     В  конце  февраля  Антиной  приходил  три раза, но Анна, через епископа
Евмена,  строго  приказала  привратнику  смотреть  за молодым человеком и не
пускать его в загородный дом.
     Но  любовь  находит  путь  и  через  запертые двери, и Антиною все-таки
удалось проскользнуть в сад Павлины.
     При   одном  посещении  он  подсмотрел,  как  Селена,  в  сопровождении
какого-то   красивого   ребенка   с   белокурыми   кудрями   и  вдовы  Анны,
прохаживалась взад и вперед, прихрамывая и опираясь на трость.
     От   всего  уродливого,  нарушающего  гармонию  в  творчестве  природы,
Антиной  привык сторониться с отвращением, вместо того чтобы смотреть на это
с состраданием. Но здесь он чувствовал нечто совсем другое.
     Горбатая  Мария  производила на него сначала отталкивающее впечатление;
теперь  же  он радовался, когда ее видел, хотя она постоянно противилась его
желаниям,   а   хромая  Селена,  которой  уличные  мальчишки  вслед  кричали
"хлип-хлюп", казалась ему более чем когда-либо достойной обожания.
     Как  прекрасны  были  ее лицо и фигура, как своеобразна ее походка! Она
не  ковыляла,  нет,  а  покачивалась,  расхаживая  по саду. "Так, - думал он
впоследствии,  -  качаются  нереиды*,  отдаваясь во власть слегка зыблющихся
волн".
     ______________
     *  Нереиды  (греч  миф.) - дочери Нерея, водяные существа, составлявшие
свиту морского бога Посейдона.

     Любовь  довольна  всем,  и это ей нетрудно, так как она умеет возводить
на  высшую ступень бытия все, что она охватывает своими пламенными крыльями.
В ее свете слабость становится добродетелью, недостаток - преимуществом.
     Посещения   вифинца   были  не  единственной  заботой  вдовы  Анны.  Но
остальные заботы она переносила не со страхом, а с радостью.
     Семья  ее  увеличилась, а заработок был невелик. Чтобы ее подопечные не
терпели  нужды,  она была принуждена, надзирая над девушками в мастерской, и
сама  работать,  а  по  вечерам брать с собою домой листы папируса не только
для Марии, но и для себя самой и склеивать их, подолгу работая ночью.
     Как  только  состояние  здоровья Селены улучшилось, она начала помогать
им  охотно  и  прилежно, но перед тем в течение нескольких недель она должна
была безусловно воздерживаться от всякого занятия.
     Мария  часто  смотрела  на  Анну с безмолвным беспокойством, так как та
теперь была очень бледна.
     После  того как она однажды упала в обморок, горбунья собралась с духом
и  поставила  ей  на вид, что талант, данный ей Господом, она может отдать в
рост,  но  не  имеет  права  раздаривать его как расточительница; что она не
дает  себе  ни  малейшего  отдыха, работает днем и ночью, а в свободные часы
посещает  дома  бедных  и больных. И если она и впредь так же не будет знать
покоя,  то  скоро,  вместо  того  чтобы  пещись  о  других,  она  сама будет
нуждаться в попечении.
     - Не  отказывай  себе,  по  крайней  мере  ночью,  в необходимом сне, -
говорила Мария.
     - Нам  нужно  жить, - возразила Анна, - как я могу занимать, когда я не
в состоянии возвратить занятые деньги?
     - Попроси  Павлину  не  брать  с  тебя  платы за квартиру, - советовала
девушка. - Она охотно согласится.
     - Нет,  - возразила Анна решительно. - Доход с этого дома идет в пользу
моих  бедных,  и  ты хорошо знаешь, как они нуждаются. То, что мы отдаем, мы
отдаем Господу, а он не обременяет никого свыше его сил.
     Селена   выздоровела,   но   врач  объявил,  что  никакое  человеческое
искусство  не  в  состоянии  избавить  ее  от хромоты. Она сделалась дочерью
Анны, а слепой Гелиос - солнцем ее дома.
     Арсиноя  могла  посещать  сестру  редко  и только в сопровождении своей
названной   матери  -  Павлины.  Притом  между  нею  и  Селеной  никогда  не
завязывался   откровенный,   ничем  не  стесняемый  разговор.  Старшая  дочь
дворцового  смотрителя  была теперь довольна и весела, а младшая грустила не
только  по  поводу  исчезновения Поллукса, но и потому, что чувствовала себя
несчастной  в  своем  новом  жилище. Она была раздражительна и каждую минуту
расположена проливать слезы.
     Маленьким  сиротам  Керавна  было  хорошо. Их несколько раз приводили к
Селене, и они с любовью рассказывали ей о своих новых родителях.
     С  помощью выздоровевшей Селены уменьшилась тягость работы двух подруг.
В  начале  марта  Анне  сделано  было одно предложение, которое, если бы она
согласилась  принять  его,  должно  было  дать  новое направление ее простой
жизни.
     В  Верхнем  Египте  образовались христианские братства, и одно из самых
значительных  обратилось  к  александрийской  метрополии с просьбой прислать
ему  пресвитера, дьякона и дьякониссу, которые были бы способны руководить и
наставлять  верующих  и  окрещенных  в Гермопольском округе, насчитывавшихся
уже  тысячами.  Общинная жизнь, попечение о бедных и больных в той местности
требовали  сведущих рук, и Анне было предложено - не решится ли она оставить
главный   город  и  перенести  свою  плодотворную  деятельность  на  дальние
окраины,  в  Безу.  Там  ожидают ее уютный дом, пальмовый сад и дары общины,
которые  обеспечат  не  только  ее  собственную жизнь, но и существование ее
питомцев.
     Анна   чувствовала  себя  прикованной  крепкими  узами  к  Александрии.
Главным  образом  ее  удерживали  там бедные и больные, ко многим из которых
она   привязалась   сердцем.   Многих  заблудших  девушек  она  спасла  и  в
мастерской.
     Поэтому  она попросила некоторого времени на размышление, и оно было ей
дано.  Пятнадцатого  марта  она  должна  была дать решительный ответ. Но она
дала  его  уже  пятого  числа этого месяца, потому что в то время, когда она
находилась  в  мастерской,  Антиною удалось снова проникнуть в сад Павлины и
незадолго до захода солнца пробраться к самому дому вдовы.
     Мария  и  на этот раз заметила его вовремя и ласково попросила уйти. Но
Антиной  был  в  более возбужденном состоянии, чем обыкновенно. Он с горячей
настойчивостью  схватил  ее  руку  и обнял Марию, умоляя ее быть милостивой.
Она,  в  сильном  испуге, попыталась освободиться от него, но он не выпускал
ее и вскричал вкрадчивым, ласкающим голосом:
     - Я  должен  видеть  ее  сегодня, только в этот один раз, добрая, милая
Мария!
     Прежде  чем  она  могла  помешать ему, он поцеловал ее в лоб и убежал в
дом к Селене.
     Горбунья   не   сознавала,  как  это  случилось.  Растерянная,  как  бы
парализованная  переменчивыми  чувствами,  она стояла и со стыдом смотрела в
землю.
     Она  чувствовала,  что  с  нею  произошло  что-то  неслыханное,  но это
неслыханное  показалось  ей  ослепительным  светом.  Для  нее, бедной Марии,
засиял  этот  свет,  и  с сильно бьющимся сердцем она отдалась вполне новому
чувству гордости, заглушившему на короткое время ее стыд и негодование.
     Ей  понадобилось несколько минут, чтобы снова прийти в себя и вернуться
к осознанию долга, и Антиной воспользовался этими минутами.
     Он  большими  шагами  поспешил  в комнату, где в ту незабвенную ночь он
положил Селену на постель, и еще с порога назвал ее по имени.
     Она  испугалась и отбросила в сторону свиток, который читала для своего
слепого брата.
     Он умоляющим голосом обратился к ней во второй раз.
     Только теперь узнала его Селена и спокойно спросила:
     - Ты ищешь меня или госпожу Анну?
     - Тебя,  тебя!  -  вскричал  он  с жаром. - О Селена, я вытащил тебя из
воды,  и  с  той ночи я не могу забыть тебя и должен погибнуть из-за горячей
любви  к  тебе.  Неужели  твои  мысли  никогда, никогда не сольются с моими?
Неужели  ты  все  еще  так  же  холодна, так же нема, так же неподвижна, как
тогда,  у  порога смерти? Подобно тени умершего, который посещает места, где
он  оставил  все,  к чему был привязан на земле, я несколько месяцев блуждаю
вокруг   этого   дома,   и  никогда  мне  не  удавалось  сказать  тебе,  моя
единственная, то, что я чувствую.
     При  этом  признании юноша упал перед нею и попытался обнять ее колени,
но она сказала с упреком:
     - К чему все это? Встань и сдержи себя.
     - О,  позволь  мне,  позволь!  -  просил  он  ее с жаром. - Не будь так
холодна и сурова!.. Пожалей меня и не отталкивай от себя!..
     - Встань,  -  повторила  девушка. - Я не могу сердиться на тебя, потому
что я обязана тебе жизнью.
     Тогда он встал и сказал тихим голосом:
     - Я хочу не благодарности, а только любви, хоть немного любви!
     - Я  стараюсь  любить  всех  людей,  -  отвечала девушка, - и поэтому я
люблю и тебя, ты мне сделал много добра.
     - Селена,  Селена!..  -  вскричал  он  торжествующим  тоном, снова упал
перед  нею  на  колени  и  схватил  ее руку, когда Мария, пылая от волнения,
кинулась в комнату.
     Хриплым  голосом, в котором слышались негодование и гнев, она приказала
ему  сейчас  же  оставить  дом  и,  когда  он  снова  попытался  осыпать  ее
просьбами, вскричала:
     - Если  ты  не  послушаешься, то я призову на помощь людей, которые вон
там  смотрят на звезды. Я спрашиваю тебя: хочешь ли ты повиноваться - да или
нет?
     - Зачем  ты  так  зла,  Мария?  - спросил слепой Гелиос. - Этот человек
добр и сказал Селене только, что он ее любит.
     Антиной  умоляющим  жестом  указал  на  мальчика, но Мария уже стояла у
окна и приложила руку ко рту, чтобы позвать людей.
     - Оставь, оставь! - вскричал юноша. - Я уже ухожу.
     Он  спокойно и медленно пошел к двери, но при этом еще раз со страстной
любовью  посмотрел  на  Селену.  Наконец  он  вышел из комнаты. Он стонал от
стыда  и  разочарования,  но  вместе  с  тем был весел и горд, как будто ему
удалось совершить великий и трудный подвиг.
     В  саду  он  повстречался с вдовой Анной, которая тотчас же ускоренными
шагами  пошла  к  своему дому. Там она нашла рыдавшую и обливавшуюся слезами
Марию.
     Анна  узнала все, что произошло в ее отсутствие. Час спустя она сказала
епископу,  что  принимает  приглашение  общины в Безе и готова отправиться в
Верхний Египет.
     - С твоими питомцами? - спросил Евмен.
     - Да.   Сердечным  желанием  Селены,  разумеется,  было  бы,  чтобы  ты
окрестил ее; но так как нужен еще год обучения...
     - Я совершу священное таинство завтра.
     - Завтра, отец мой?
     - Да,  сестра,  и я сделаю это без колебания. Еще будучи язычницей, она
добровольно  возложила  на  себя  свой  крест  и оказалась такою верною, как
будто  она была приближенная Господа. То, чего ей недоставало - веру, любовь
и  надежду, - она нашла в твоем доме. Во имя Спасителя благодарю тебя за эту
душу, сестра моя!..
     - Не  меня,  не  меня! - возразила вдова. - Сердце ее окаменело и затем
было расплавлено не мной, а теплой верой ее маленького брата.
     - Ему  и  тебе  она  обязана  своим  спасением,  -  сказал епископ. - И
поэтому  они  оба вместе должны принять крещение. Дадим этому милому ребенку
имя  прекраснейшего  из  апостолов  и  назовем  его  Иоанном. А Селена пусть
зовется Марфой, если ей самой понравится это имя.


X

     Селена  и Гелиос приняли крещение, и через два дня вдова Анна со своими
питомцами  и  Марией, в сопровождении пресвитера Иллариона и одного дьякона,
сели  в  Мареотийской  гавани на одно из нильских судов, которое должно было
отвезти  их в новое отечество, в верхнеегипетский город Безу. Мария не сразу
ответила на вопрос Анны, желает ли она следовать за нею.
     В  Александрии  жила  ее  старая  мать и затем... Но именно это "затем"
помогло  ей  резко покончить со всеми сомнениями и сказать решительное "да",
так как оно относилось к Антиною.
     Сначала  ей  казалась невыносимою мысль, что она не увидит его снова. А
между  тем  ее  сердце  должно  было вполне принадлежать тому, кто и для нее
умер на кресте и кому она посвятила себя в этом мире и в будущем.
     На  другой  день  после  своего крещения Селена отправилась в городской
дом  Павлины  и,  пролив  много  слез,  простилась  там  с Арсиноей. Любовь,
соединявшая  двух  сестер, возродилась снова. Селена слышала от Павлины, что
Поллукс  умер,  и  уже  не  чувствовала неприязни к своей сопернице, которая
оплакивала  его  с  большей страстностью, чем она. Прежде же ее душевный мир
не раз нарушался воспоминанием о друге детства.
     Ей  тяжело  было расстаться с Александрией, где оставались ее сестры, и
вместе  с  тем она радовалась своему новому месту жительства, так как теперь
она  уже  не  была  такой,  как несколько месяцев тому назад, и стремилась к
отдаленной арене своей новой жизни, посвященной богу.
     Евмен  и  Анна  не  ошиблись.  Не  вдове,  а  слепому  мальчику удалось
приобрести ее для христианства.
     Уже  слова  раба Мастора, что Гелиос со временем снова увидит в сияющем
небе  своего  отца в числе прекрасных ангелов, сильно подействовали на живое
воображение и нежное сердце слепого ребенка.
     В  доме  Анны  его  надежда  получила  новую  пищу.  Мария и Анна много
говорили  ему  о своем великом добром боге и его сыне, который любит детей и
приглашает их приходить к нему.
     Когда  Селена стала поправляться и Гелиосу было позволено разговаривать
с  нею,  он  с  великой  радостью  стал  рассказывать  ей все, что слышал от
женщин.  Но  его  сестра  сначала  не  находила никакого удовольствия в том,
чтобы  слушать  эти  фантазии,  и  пыталась  поколебать  его  веру  в  них и
возвратить его сердце старым богам.
     Однако,  стараясь  руководить  ребенком,  она мало-помалу почувствовала
себя  принужденной  следовать  за ним по его пути. Она шла сначала неверными
шагами  вперед,  но  вдова  Анна  поддерживала  ее  своим примером и добрыми
словами.  Она  сообщала ей сущность христианского учения только тогда, когда
девушка спрашивала ее и просила объяснений.
     Все,  что  окружало  Селену  в  этом  доме,  дышало  миром и любовью, и
ребенок   чувствовал   это,   высказывал   и   своей  собственной  личностью
представлял  ей  первую  цель  для  пробудившегося  в  ней нового страстного
желания сделаться любящим существом.
     Твердая  вера  ребенка,  не  колебавшаяся  ни от каких доводов и мифов,
которые  знала  Селена, потрясла ее и заставила спрашивать у Анны объяснений
насчет справедливости уверений брата.
     Ей  казалось отрадным, что жалкая земная жизнь оканчивается смертью; но
Гелиос заставил ее замолчать, печально спросив ее:
     - Неужели же в тебе нет никакого желания снова увидеть отца и мать?
     Снова увидеть мать!
     Эта  мысль  заставила  и  ее  жаждать  загробной  жизни, и Анна раздула
сверкнувшую в ее душе искру надежды в пламя.
     Селена   видела  и  испытала  много  горя  и  привыкла  называть  богов
жестокими.  Но  Гелиос  говорил  ей, что бог и Спаситель добры и любят людей
как своих детей.
     - Разве  это  не  доброта,  - спросил он ее, - что небесный отец привел
нас к Анне?
     - Да, но нас разлучили друг с другом, - возразила Селена.
     - Пусть,  -  отвечал  ребенок  с  уверенностью,  -  на  небе  мы  опять
встретимся все.
     Селена  осведомлялась о каждой из своих сестер, и Анна описывала ей все
семьи, в которые они были приняты.
     Вдова,  по-видимому,  говорила  правду,  и малютки тоже подтверждали ее
слова  при своих посещениях, но все-таки Селена с трудом верила ее описаниям
жизни в домах ее единоверцев.
     Один  из  великих учителей церкви сказал, что мать христиан должна быть
гордостью  детей,  жена - гордостью мужа, муж и дети - гордостью жены, а бог
- гордостью и славой всех членов дома.
     Когда  Селена  спрашивала  себя,  что  могло бы случиться со всеми ими,
если  бы их отец остался жив и был уволен от должности, ее прямой ум находил
надлежащий ответ на этот вопрос. Их ожидали бы позор и нищета.
     А теперь?
     Любовью,  любовью и снова любовью было проникнуто все, что она видела и
слышала, и, однако же, любовь причинила ей жесточайшие горести.
     Почему  ей  было  суждено  перенести  такие тяжкие испытания из-за того
самого  чувства,  которое украшает жизнь другим? Перен