Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
только в Петербурге, - ска-
зал Ульянов. - То ли это от какого-то особого питерского шарма, то ли
люди здесь другие...
- Вы просто никогда не бывали в Неаполе, г-н Ульянов, - высказал свое
мнение Бени.
Ульянов презрительно махнул рукой.
- Давайте, друзья, выпьем за солнечную Италию! - примирительно пред-
ложил Леха Горький.
- Мне еще сегодня выступать перед рабочими, - вспомнил Ульянов. - Но
это вечером, в семь часов. До этого мы еще успеем выпить и за солнечную
Италию, и за заблеванную Францию, и даже за пробуханную нашими предками
Палестину!
Они и впрямь успели выпить за все это и еще за многое другое, причем
Бени, как и накануне, поспал "по ходу", а Горький с Пятницким оконча-
тельно отрубились к шести часам вечера.
Ульянов и Бени, захватив с собой пару бутылок "Ерофеича", вышли на
Невский и решили пройтись пешочком, дабы освежиться перед предстоявшим
Николаю Ленину выступлением. Дождь недавно прекратился, и погода стояла
хоть и сырая, но вполне терпимая. Газа не жалели, и Невский проспект был
хорошо освещен. Как и накануне, Бени без конца вертел головой. Все его
интересовало: и взнузданные кони на мосту через Фонтанку, и Дума, и мая-
чившая вдали адмиралтейская игла. Найдя таким образом "дармовые уши",
Ульянов разболтался не на шутку.
- Невский - это, конечно, сердце Петербурга, но это еще далеко не
весь Петербург, дорогой мой Бени! Завтра же мы с тобой совершим дли-
тельную прогулку, и я покажу тебе замечательные места. Кто только не
описывал это великое творение Петра!
Вот послушай: "... он быстрым, невольным жестом руки указал мне на
туманную перспективу улицы, освещенную слабо мерцающими в сырой мгле фо-
нарями, на грязные дома, на сверкающие от сырости плиты тротуаров, на
угрюмых сердитых и промокших прохожих, на всю эту картину, которую обх-
ватывал черный, как будто залитый тушью, купол петербургского неба." Как
величественно сказано! Это Федор Михайлович Достоевский - гений тьмы.
А вот куда более радостная картинка:
"Одевшись, я наскоро позавтракал, тотчас же выбежал на Дворцовую на-
бережную и добрался до Троицкого моста длиной в 1800 шагов, откуда мне
советовали посмотреть на город. Должен сказать, что это был один из луч-
ших советов, данных мне в жизни.
Не знаю, есть ли в мире вид, который мог бы сравниться с развернув-
шейся перед моими глазами панорамой.
Справа, неподалеку от меня, стояла крепость, колыбель Петербурга, как
корабль пришвартованная к Аптекарскому острову двумя легкими мостами.
Над ее стенами возвышались золотой шпиль Петропавловского собора, места
вечного упокоения русских царей, и зеленая крыша Монетного двора. На
другом берегу реки, против крепости, я увидел Мраморный дворец, главный
недостаток которого заключается в том, что архитектор как бы случайно
забыл сделать ему фасад. Далее шли Эрмитаж..."
Любопытно, Бени, что этот вид, так красочно описываемый г-ном Дюма в
запрещенном "Учителе фехтования", наш друг Леха вероятно наблюдал в те-
чение четырех месяцев из окошка своей камеры.
- А разве "Учитель фехтования" запрещен? - удивился Бени.
- В России - да.
- А почему? - наивно спросил молодой итальянец.
- Ты еще очень молодой человек, Бени, - вздохнул Ульянов. - Но сейчас
не об этом. Ты знаешь, в гимназии я терпеть не мог словесности. Литера-
туру надо изучать не на уроках, не по расписанию, а по велению сердца.
Ты знаешь, что Антон Чехов не имел в гимназии высшего бала по литерату-
ре!? Что тут еще можно добавить!
Дойдя до канала Грибоедова (бывшей речки Кривуши), они повернули на-
лево. В отличие от Невского, набережная канала почти не освещалась, и
даже совсем близкая громада Казанского собора лишь смутно выделялась во
тьме. Миновав собор, они вскоре достигли цели своей прогулки - невысоко-
го угрюмого здания, где их уже ждали Кржижановский, Буренин и ряд других
товарищей.
Зал был темный, освещалась лишь кафедра, с которой предстояло гово-
рить оратору. Еще за кулисами Ульянов налил себе полный стакан "Ерофеи-
ча", затем он поднялся на кафедру и оглядел зал. В темноте неясно разли-
чались угрюмые лица рабочих, кое-где мелькали огоньки папирос, слышался
звон стаканов. Ульянов сделал несколько глотков и заговорил.
- Дорогие друзья! Товарищи! Не далее как вчера я возвратился в
Санкт-Петербург, потому что за границей я очень скучал без этого города,
без вас и даже без полковника Бздилевича.
Как только оратор заговорил, звон стаканов временно прекратился, за-
курили, однако же, еще усерднее. Как назло у Ульянова начался крайне
неприятный отходняк: его трясло, никак не удавалось справиться с икотой.
Сделав еще несколько глотков из спасительного стакана, он продолжил:
- Однако тоска по полковнику Бздилевичу отнюдь не единственная причи-
на моего возвращения. Важность текущего момента, товарищи, - вот что
заставило меня вернуться на родину. Сегодня, когда самодержавие маневри-
рует, когда силы царизма и революции уравновесились, когда наступил ре-
шительный момент, от всех нас требуется особая стойкость. Я знаю, что
многие из вас вовлечены сейчас в ожесточенную стачечную борьбу. Знаю,
что это очень нелегко, особенно для тех из вас, у кого есть жены и дети,
а таких, конечно, большинство. Но пусть ненависть к врагам вашим придаст
вам силы! Ненавидьте буржуазию, попов, псевдоинтеллигентов. Среди пос-
ледних особенно опасны адвокаты. Как говорил полковник Бздилевич, еще ни
один адвокат не был хорошим строевиком. А именно строевые качества сей-
час приобретают первостепенное значение. Ведь сегодня все мы в строю,
товарищи! В едином революционном строю. Как представители наиболее рево-
люционного класса, вы безусловно являетесь украшением этого строя. Но
рядом с вами и трудовое крестьянство, и прогрессивная интеллигенция, и
лучшие представители иных сословий. Рядом с вами в этом строю - лейте-
нант Шмидт и Лев Каскад, Максим Горький и Михаил Чигорин, Бенито Мусоли-
ни и, как знать, может быть сегодня уже, и полковник Бздилевич!
На кафедру поднялся Глеб Кржижановский, чтобы вновь наполнить стакан
Ульянова. Постепенно, Ульянов разошелся и полностью завладел вниманием
аудитории...
x x x
Что было дальше, Ульянов почти не помнил. В "Сан-Ремо" он вернулся
лишь под утро, притащив на себе бесчувственного Бени. Ульянов был пьян в
дымину, плащ и кепку он где-то потерял, и неизвестный шутник написал ему
на лысине черной краской заборное слово из трех букв.
Его выступление имело неожиданные последствия: по городу пополз слух
о скором приезде в Россию некоего полковника Бздилевича - пламенного ре-
волюцинера, защитника всех униженных и оскорбленных. Слух этот постепен-
но крепчал и распространился далеко за пределы столицы. Таинственный
полковник виделся людям то могущественным мессией - единственным, спо-
собным спасти несчастную Россию, то самим Иисусом Христом, второго при-
шествия которого народ ждал вот уже скоро две тысячи лет.
Разумеется, достиг этот слух и Зимнего дворца - обители настоящего
полковника Бздилевича.
* 5 декабря 1905 года *
В четыре часа пополудни, в одном из покоев Зимнего дворца, за высоким
столом, заваленным бумагами и картами, сидел последний русский император
и думал свою горькую думу.
Час был не поздний, но уже темнело, и крупные хлопья мокрого снега
падали в еще не замерзшую черную Неву. Ветер все усиливался, и можно бы-
ло ожидать наводнения.
Император мог видеть это из окна, но его мало занимали капризы приро-
ды. Он смотрел в другую сторону, где на стене висел его собственный
портрет. Николай был изображен в полный рост, в мундире, при всех орде-
нах. Он всегда считал себя профессиональным военным, хотя чином доволен
не был. Вот и сейчас император представил себе совсем другой портрет, в
ином мундире и с иными погонами. "Генерал Бздилевич!"- мысленно произнес
он. Увы, это были только мечты. На деле же Николай II навсегда застрял в
звании полковника, поскольку по восшествии на престол дальнейшее чиноп-
роизводство не полагалось по закону.
Возможно, для России было бы лучше, если бы полковник Бздилевич отка-
зался от престола и целиком посвятил себя военной карьере. Быть может,
тогда русский штык показал бы вонючим япошкам "почем пирожки с еб твою
мать". Но это была бы уже совсем другая история.
Незадачливый полковник продолжал сидеть, подперев голову обеими рука-
ми, и думать о военной карьере. Он перебирал в памяти эпизоды биографий
выдающихся полководцев: Александра Македонского, Цезаря, Ганнибала, Чин-
гисхана, Наполеона Бонапарта... Он мысленно представил себе портреты
этих великих людей, собранные в отдельной галерее в одном из залов Зим-
него дворца. И среди них - его портрет. "Генералиссимус Бздилевич!"
Подумав об этом, император нахмурился, потому что в последние дни его
всерьез беспокоили слухи о каком-то другом полковнике Бздилевиче -
страшном и таинственном революционере, опасном и дерзком самозванце.
Собственно, из-за этих слухов Николай и сидел сейчас здесь в ожидании
начальника Петербургского охранного отделения г-на Барсукевича.
Затем мысли императора потекли в другом направлении, и он уже соби-
рался позвонить и заказать пару бутылок портвейна, как вдруг камердинер
постучался сам и доложил, что генерал Барсукевич почтительно просит при-
нять.
- Скажите генералу, что мы его ждем, - сказал Николай и добавил: - и
подайте нам несколько бутылок портвейна, пожалуйста.
- Какого портвейна, ваше величество?
- Любых, только разных! Мы будем пробовать и сравнивать.
Генерал Барсукевич был высокий угрюмый мужчина, слегка сгорбленный не
то от вечной службы, не то от долгого пития. Его мешковатые обвислые ще-
ки, изуродованные нелепыми седыми бакенбардами, придавали ему сходство с
бульдогом. От всего его облика веяло каким-то унылым солдафонством. Он
вошел в кабинет и замер в немом поклоне, а следом за ним камердинер вка-
тил столик с тремя бутылками различных портвейнов: розового бессарабско-
го, белого крымского, а также - особо почитаемого императором - рубино-
вого тифлисского.
- Присаживайтесь, Адольф Арнольдович, - любезно предложил Николай. -
Хотите портвейна?
- Простите?..
- Портвейна, я спрашиваю, не хотите? - повысил голос Бздилевич.
- Ну, это-то я сразу понял, ваше величество.
- А зачем же тогда было переспрашивать?
- А зачем ваше величество обижает своего преданного слугу подобными
вопросами? Портвейна я всегда хочу.
- Это очень похвально, - серьезно сказал Николай. - Как любил гово-
рить мой покойный незабвенный родитель, любовь к портвейну есть качест-
во, прекрасно характеризующее дворянина.
Генерал отвесил поклон, который должен был означать, что он служит
уже очень давно и, конечно, прекрасно помнит эту излюбленную поговорку
Александра III.
- Наполни нам стаканы красненьким, Петюнчик, и оставь нас, - повелел
император все еще стоявшему посреди комнаты камердинеру.
- Может какой закусочки, государь?
- Некогда нам закусывать, Петюнчик, - очень серьезно сказал импера-
тор. - Революция на дворе.
Петюнчик наполнил стаканы красненьким и удалился.
- Адольф Арнольдович, - начал царь. - Я позвал вас сегодня, чтобы вы
рассказали мне все, что вы знаете о полковнике Бздилевиче.
Изрядно озадаченый таким вопросом генерал молча пил портвейн. Возник-
ла неловкая пауза.
- Почему вы не отвечаете? - прервал, наконец, молчание император. -
Город наводнен слухами об этой таинственной личности, и я вправе требо-
вать отчета по этому вопросу от начальника охранного отделения.
- Откровенно говоря, ваше величество, - нерешительно начал Барсуке-
вич, - в нашей картотеке имеются кое-какие данные об интересующем вас
человеке. Лет десять назад...
Генерал замялся. Император все понял и поспешил на помощь:
- Адольф Арнольдович, мы с вами отлично понимаем друг друга. Давайте
не будем играть в прятки. Меня не интересует, что было десять лет назад.
Я хочу, чтобы вы объяснили мне те слухи, которые вот уже две или три не-
дели упорно ползут по городу.
- Ваше величество, никакими сведениями об интересующем вас полковнике
Бздилевиче Петербургское охранное отделение не располагает, - генерал
сделал особый акцент на словах "интересующем вас".
Николай так разволновался, что, забывшись, собственноручно налил себе
портвейна, - на этот раз крымского. Барсукевич, между тем, продолжал:
- Могу только заверить вас, что в русской армии такого офицера никог-
да не было.
- Вы уверены в этом?
- Я проверял.
- Все же, если ветра нет, а кусты трясутся, значит там что-то проис-
ходит, - резонно заметил император. - Как вы сами объясняете эти слухи?
- Осмелюсь высказать предположение, государь, что кто-то, когда-то
мельком знавший ваше величество под вышеупомянутым псевдонимом, в шутку
или невольно пустил сей слух. Лично я бы не придавал этому значения.
- Возможно, - согласился Николай. - Но все же мы обязаны учесть все
возможности. Вы не допускаете, генерал, что сей слух означает появление
дерзкого самозванца?
- Ну, нет! С какой стати самозванец будет величать себя полковником
Бздилевичем, да и о каком самозванце может идти речь?
- Речь может идти о человеке, располагающем большими правами на рос-
сийский престол, нежели я.
- Ваше величество, я вас не понимаю! - абсолютно искренне признался
начальник охранного отделения.
- Я намекаю на происхождение Павла I.
- Это все домыслы, ваше величество.
- Даже мой отец верил этим "домыслам", - очень серьезно сказал Нико-
лай. - Павел I был либо сыном графа Сергея Салтыкова и Екатерины II, ли-
бо сыном неизвестных чухонских родителей. Которая из этих версий пра-
вильна, для нас не имеет особого значения, поскольку в любом случае Па-
вел не был сыном Петра III. Мы знаем также, что графиня Елизавета Ворон-
цова имела сына от несчастного императора Петра III. Нам мало что из-
вестно о дальнейшей судьбе этого ребенка, хотя именно его потомки ведут
свой род от Федора Кошки и, следовательно, являются законными наследни-
ками российского престола.
Барсукевич молчал. Разговор принял крайне опасный характер. Как
знать: не пожалеет ли завтра император о своей откровенности? Адольф Ар-
нольдович боялся даже подумать о возможных последствиях этого. Он налил
себе и императору по стакану бессарабского портвейна и сразу же залпом
осушил свой стакан. Николай последовал его примеру, после чего продол-
жал:
- Я хочу поручить вам, Адольф Арнольдович, тщательно разобраться в
этом вопросе и составить подлинную генеалогию рода Романовых. Иными сло-
вами, я хочу знать: кто сегодня является потомком и наследником Петра
III и графини Воронцовой.
- Но зачем? - невольно воскликнул Барсукевич.
- Затем, что врага лучше знать в лицо.
Генерал недоумевал. Никогда еще ему не доводилось сталкиваться с та-
ким аргументированным, логически обоснованным идиотизмом.
- Как можно меньше посвященных! - продолжал Николай. - Действуйте, в
основном, самостоятельно. И конечно следите за возможным появлением пол-
ковника Бздилевича. Того полковника Бздилевича! Держите меня в курсе.
Император встал, давая тем самым понять, что аудиенция окончена.
x x x
- Ну-с, что будем заказывать, любезный Григорий Ефимович? - спросил
князь Путятин.
Заполучить трезвого Распутина для приватной беседы оказалось делом
отнюдь не простым. Князь, однако, и не спешил, поскольку понимал исклю-
чительное значение первой встречи с царским фаворитом для успеха всего
своего заговора. Впоследствии, полагал Сергей Николаевич, управлять
Гришкой будет несложно, если... Если как следует обработать его при пер-
вом знакомстве. Поэтому князь в течение трех долгих недель выжидал удоб-
ного случая.
И вот, наконец, они сидели друг против друга в просторном светлом за-
ле ресторана "Палкин". Как обычно, этот ресторан, расположенный в самом
центре Невского проспекта, был забит до отказа, и в то время как русские
рабочие, напрягая последние усилия, задыхались в неравной стачечной
борьбе, высокородные бездельники ужинали здесь в роскоши, отнюдь ими не
заслуженной.
Распутин вызывал у Путятина отвращение, граничащее с брезгливостью;
князь, в свою очередь, внушал Гришке ужас. Распутин привык, что аристок-
раты обращались с ним высокомерно, снисходительно, в лучшем случае - как
с любимым домашним животным. Времена его могущества еще не наступили,
хотя уже приближались. Князь же был едва заметно презрителен и подчерк-
нуто любезен, но от этой холодной любезности веяло чем-то грозным.
- Что будем заказывать? - повторил свой вопрос Черный Князь.
- Да я бы, барин, коньяку не прочь выпить, - осторожно сказал Гришка.
Сказал он это как-то робко, как бы прося позволения. Все его обычное на-
хальство куда-то улетучилось, словно он чувствовал, что с этим человеком
в черном лучше держать себя смирно, дабы шея была цела.
- А закусить не желаешь?
- Селедку люблю.
Путятин подавил улыбку. Он сомневался, удобно ли будет здесь сделать
столь странный заказ. Впрочем, удобно ли было вообще заявиться сюда с
этим пугалом, от которого нестерпимо воняло потом и еще чем-то, типа
дерьма!
- Коньяк селедкой не закусывают, - все же заметил князь.
- А царь-батюшка закусывает, - ответствовал Распутин.
- Он просто редко бывает в свете, - сказал Путятин, вторично подавив
улыбку.
Воцарилось молчание. Распутину не хотелось отказываться от селедки,
но он боялся потерять коньяк. Князь просто выжидал, как бы "выдерживая"
в собеседнике свою последнюю фразу. Наконец, Распутин сдался.
- Ну давайте, барин, просто коньяку, без закуски, с кофеем!
Путятин заказал штофик мадеры, кофе и бисквиты с баварским кремом.
- Расскажите же мне, любезный Григорий Ефимович, как император дошел
до такой жизни, что нигде уже не бывает, коньяк селедкой закусывает и
даже, как я слышал, портвейн пивом запивает. Он, право, никогда особо не
блистал, ему от природы не хватает tournure, но превратить себя в полно-
го отшельника!..
Распутин молчал. Рюмка мадеры не прояснила мозгов "любезному" Гри-го-
рию Ефимовичу; он плохо понимал, о чем говорил князь.
- Что же вы молчите? - вопросил Астролог с ледяным презрением. - Это,
право, невежливо, почтеннейший старец, или как там вас эти дураки вели-
чают?
- А что говорить-то? - пролепетал вконец перепуганный Распутин.
- Объясни мне, к примеру, по какой причине царь в городе совсем пе-
рестал показываться.
- Так ведь революция, барин! - ответил Распутин. - Пристрелят как те-
терку. Лихих людей много в городе развелось.
- А ты их видел?
- Кого?
- Лихих людей.
- Да их полно! - воскликнул Гришка как-то даже удивленно. - Я в каба-
ках постоянно небожеские разговоры слышу.
- Это какие ж такие небожеские разговоры ты слышишь?
- А какие тебе, барин, нужны?
- Не доводилось ли тебе слышать, как замышляют убить императора, нап-
ример?
- Бывало, - ответил Распутин, - и не раз.
- И ты видел этих людей?
- Как вас сейчас.
- А теперь слушай меня внимательно, Григорий Ефимович, - строго при-
казал князь. - Если еще раз увидишь подобных людей, войди с ними в сго-
вор, приведи к ним царя и предоставь этим людям сделать свое дело. Ты
меня понял?
Гришка перепугался не на шутку. Ему вдруг даже приспичило посрать, и
он приподнялся со своего стула.
- Сидеть! - приказал князь. - При регентстве о тебе позаботятся...
- При чем? - не понял Распутин.
- При новом правлении.
- А кто будет править?
- Это не твоего ума дело, - отказался объяснять князь. - Скажу лишь,
что тебе тогда будет тепло и сытно, а вот если ты меня посмеешь ослу-
шаться...
Князь