Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
его пролетку... налетел
автомобиль", - показал Молчанов. Столь редкий в те годы автомобиль налетает
именно на ту пролетку, где едет Распутин...
Одновременно с этим происшествием возобновилась газетная травля. Теперь
ему припомнили все его заботы о мире. "Григорий Распутин... есть злейший
враг святой Христовой церкви... Во время освободительной борьбы балканских
стран... только враг православной церкви мог советовать русской дипломатии
смотреть спокойно на зверства и неистовства турок... Не на счастье России ей
посылаются такие духогасители православия, бездушные лжепророки", - писал
журнал "Отклики на жизнь" в декабре 1914 года.
Так его опять предупреждали: не смей совать нос в политику. Но уйти в
сторону он уже не мог: царице требовались нужные пророчества.
И он еще раз должен был понять - погибель неизбежна!
И оттого пьянствовал теперь вовсю. Бесконечные попойки и безумное веселье
хоть как-то подавляли страх. Его квартира все больше становилась похожей на
притон. И все чаще, напившись, он пускается в безумную пляску, так
напоминающую хлыстовское "духовное пиво". Здоровье окончательно вернулось к
нему, а вместе с ним - пугающая звериная сила и выносливость.
В "Том Деле" Филиппов самым подробным образом описывает распутинское
пьянство (кстати, он сам был подвержен вечной "русской болезни" и в
рассказах об их совместных загулах не в силах скрыть восхищения этими
"эстетическими оргиями"):
"В 1914 году, уже когда он впал в период безумства и оргий... Распутин
просидел у меня с 12 дня до 12 ночи, причем много пил, пел, танцевал,
беседовал с публикой, которая была у меня. Затем, увезя несколько человек на
Гороховую, продолжал пить с ними до 4 утра сладкие вина. Когда
заблаговестили (дело было перед Великим Постом. - Э. Р. ), то он выразил
желание ехать к заутрене и... добрался туда и отстоял всю службу до 8 утра
и, вернувшись, как ни в чем не бывало, принимал публику в количестве 80
человек... При этом он пил удивительно - без всякого скотства, столь
обычного в пьяном русском мужике... Я много раз недоумевал, как можно
сохранить в чистоте голову, которая всегда была смазана у него каким то
маслом, и как после всякого рода попоек и эксцессов не пропитаться потом...
Кстати, рвоты, обычной после попоек, у него никогда не было. Я никогда не
припомню какой-либо внешней непристойности в его костюме, например
расстегнутых брюк, хотя в 1915 году он посещал меня ежедневно, иногда 2 раза
в день, и попойки достигали таких... размеров, что моя квартира превращалась
в сплошной трактир".
Но начинаются неприятности. На одной пьянке "Нашего Друга" побили, на
другой он расхвастался и рассказывал о встречах с "царями"... Филиппову уже
кажется, что Распутин гибнет на глазах. Особенно его испугали пьяные
разговоры о Царской Семье. И Филиппов решил переговорить с Вырубовой.
"В конце 1914 - начале 1915 года Распутин... усиленно пьянствовал и был
занят похождениями у "Медведя" и в других ресторанах, где даже осмеливался
афишировать свое влияние на Высоких Особ. Я написал письмо Вырубовой, где
описывал конкретные похождения Распутина у "Медведя", окончившиеся его
избиением, настаивал на решительных мерах воздействия на Распутина". Но
вместо того чтобы принять "решительные меры", Аня немедля рассказала
Григорию об опасных жалобах его друга. После чего Распутин явился к
Филиппову и "вступил в бурные рбъяснения": сказал, что "никакая Вырубова и
вообще никто на него повлиять не могут, и если он даже снимет сапоги и
заставит Вырубову целовать его ноги, то она это сделает".
Взбешенный Филиппов отправился к Подруге для объяснений, и она ответила
со вздохом: "Вы говорите о том, что я передала ему содержание вашего письма
о нем, но это единственный случай... и единственный человек, перед ним я
бессильна".
Умная Вырубова не стала объяснять парадокс, который не понимал Филиппов
(и который с опозданием, придется понять врагам Распутина). Феликс Юсупов
впоследствии сформулирует его так: каждый скандал вокруг Распутина только
укрепляет его положение.
Именно в то время царице все чаще докладывали о пьянстве "отца Григория",
но каждое сообщение о его непотребствах вызывало ее бурный гнев... в адрес
доносчиков! Она не могла объяснить обычным людям, жившим в обычном мире, то,
что знала сама, - мистическую тайну его безумств, его юродство. Разве
погрязшие в суете могут понять святого, его смиренную жажду терпеть
поношение? Теперь Аликс знала: ее долг - защитить "Божьего человека",
сохранить его у трона. Каждое его пьяное безумство, сопровождавшееся хором
обличений, заставляло ее бросаться на врагов "старца" и жестоко, без
объяснений, расправляться с ними. А для того чтобы ничего не объяснять
непонятливым, она придумала свою версию: когда ей показывали донесения
агентов о пьяных "подвигах" Распутина, она возмущенно приказывала полиции
отыскать презренного человека, осмелившегося выдавать себя за "отца
Григория".
Мужик оценил всю выгодность ситуации. Теперь каждый пьяный скандал
помогал выманить врагов из укрытий и погубить их. Так что он мог кутить без
оглядки!
Но порой в разгар пьянки раздавался звонок из Царского, и ему сообщали,
что Алексею плохо. Таинственным образом протрезвев (так что улетучивался
даже запах алкоголя), он отправлялся в присланном автомобиле спасать
мальчика.
Во дворце он был прежним - чистым, ласковым, но без раболепства.
Независимым, а порой и грозным, как и положено пророку.
ПЕТЛЯ ЗАТЯГИВАЕТСЯ
После большого перерыва Жуковская возобновила общение с Распутиным. В
своих воспоминаниях она описывает свой первый визит в его новую квартиру на
Гороховой улице: "Пройдя под темным сводом во двор, залитый асфальтом, я
подошла к парадной двери трехэтажного красновато-коричневого дома... она
сама открылась мне навстречу. Очень любезный швейцар пояснил мне, раньше
моего вопроса, что Распутин живет во втором этаже, и дверь к нему обита
малиновым сукном. Пока он снимал с меня ботинки, я подозрительно посмотрела
на некую личность... сидевшую в углу за маленькой железной печкой: он
излишне внимательно вглядывался в каждого входящего, и вслед за тем принимал
глубоко равнодушный вид. Такие же личности были теперь на этажах, ведущих в
его квартиру, и около дома".
На Гороховой Распутин находился под неусыпным наблюдением. Джунковский
называл это "охраной" - естественно, исключительно в целях безопасности
"Нашего Друга". Чтобы царица не заподозрила дурного, ей время от времени
показывали "перехваченные письма с угрозами убить Распутина". Так что
Джунковский получил возможность контролировать каждый шаг "Темного".
В архивах департамента полиции сохранился отчет: "Установлено наружное
наблюдение за Темным, проживающим: Гороховая, 64... Первое время оно
результатов не давало, так как он был слишком осторожен и к тому же окружен
поклонниками, старавшимися его увезти. Так было до тех пор, пока не было
получено письмо (анонимное) с угрозой убить Распутина. В соответствии с этим
Охранное отделение предложило Распутину охранять его и назначить двух
агентов - Терехова и Свистунова. Предложение он принял. Агенты, охранявшие
Распутина, одновременно выполняли требование департамента полиции выяснять
лиц его посещавших. Вполне доверяя им, Распутин их часто брал с собой, что
облегчало работу. При выездах в Покровское или Москву его сопровождали те же
агенты и сообщали в департамент полиции... письмами 2 раза в неделю".
Еще с юбилейных торжеств Распутин отлично знал, как к нему относится
Джунковский. А еще раньше (со столыпинских времен) он понял, что агенты не
столько охраняют, сколько шпионят за ним. Но отказаться от охраны мужик
сейчас не мог - если ее уберут, то его тут же пристрелят прямо на улице, как
собаку. Шла война, Петроград был набит вооруженными людьми, так что списать
убийство было на кого... Столкновение пролетки с автомобилем показало -
враги не дремлют.
Но не может жить, как пленник, под надзором, ожидая, когда с ним
расправится его же охрана...
Есть один путь к спасению! Надо убрать врагов, выгнать их прочь,
вытолкать в шею - Джунковского, всех! Нужен переворот - приход во власть
"наших"!
И он знал - это получится, потому что понял: о том же мечтает и "мама"...
Так что хватит заливать страх вином, пора действовать! Тем более что к
началу 1915 года вокруг него уже стала собираться команда удалых, опасных
людей.
КОМАНДА ПРОХОДИМЦЕВ
Это были те, кого Филиппов честил "проходимцами и спекулянтами", а
Распутин именовал "секретарями". Появились они не случайно - их привлекли
деньги, огромные деньги, крутившиеся теперь в скромной квартире на
Гороховой.
В то время в руках Распутина оказалось мощное оружие - прошения граждан.
Предприниматели и чиновники, военные и штатские, бедные русские люди и
богатые, но бесправные евреи - все они были беспомощны перед извечной
чудовищной машиной русской бюрократии. И "Наш Друг" предоставил им
возможность обойти ее - минуя все бюрократические заслоны, прошения из рук
мужика попадали прямо на вершину власти - министрам и "царям". Он давал
просителям полуграмотные рекомендательные записки, называемые им "пратеци"
(протекции). И министры, таясь друг от друга, старались исполнить просьбу
фаворита!
Теперь его передняя была набита посетителями. Жуковская описала
"ожидальню" - "пустую комнату с редкими стульями, где было полно самых
разнообразных посетителей, начиная с генерала при всех орденах, кончая
каким-то невзрачным человеком в синей чуйке, сильно напоминавшим
какого-нибудь деревенского трактирщика".
Из показаний Молчанова: "У Распутина появились в большом числе
просители... Распутин обычно выбегал в другую комнату, брал клочок бумаги и
писал каракулями записку к министрам или власть имеющим... Прошения Распутин
отдавал царям через Вырубову".
"Мы с Вырубовой часто ездили к Распутину в Петроград. Вечер всегда
заканчивался тем, что Вырубова брала у Распутина кипу разных прошений и
везла все эти прошения к себе и потом во дворец", - показала в "Том Деле"
Феодосия Войно, служившая у Вырубовой.
И сам Распутин передавал прошения царице в Анином домике. "Последние годы
Распутин... стал привозить полные карманы прошений. Это очень не нравилось
бывшему царю... Я предупредила Распутина о таком отношении к его
ходатайствам, но Распутин не обратил никакого внимания на мои слова", -
показала Вырубова. Однако царю пришлось терпеть, потому что Аликс ценила эти
прошения. Они были частью созданного ею образа бескорыстного мужика.
Еще пару лет назад это было правдой - Распутин помогал тогда людям
бескорыстно. Но теперь все переменилось. Его новая жизнь - фантастические
загулы, кутежи с цыганами - требовала огромных трат. Правда, он не только
тратил эти даровые деньги на себя - он щедро раздавал их.
Деньги с просителей он брал и сам, но чаще это делали "секретари",
находившие для него богатых клиентов. Они были своеобразными сборщиками
дани. Огромные суммы, которые тратил теперь мужик, поразили воображение
Молчанова, хотя он и "не задавался вопросом, откуда у Распутина такие
деньги... считал, что деньги ему даются в Царском Селе".
"СЕКРЕТАРИ"
Это название очень нравилось полуграмотному мужику. Еще бы - теперь у
него, как у важного чиновника, - секретари!
Умная и преданная Распутину до гроба (в прямом, как мы увидим, смысле)
Акилина Лаптинская оставалась главной приближенной, "главным секретарем".
Она наблюдала за остальными "секретарями", чтобы не слишком много прилипало
к их рукам... Но не всех просителей удавалось ей обложить данью - бедные
люди по-прежнему могли попасть к нему бесплатно, просто подойдя на улице и
попросив о встрече. Это было "Божье дело".
И хорошеньким молодым дамам попасть к Распутину было просто - достаточно
узнать телефон, позвонить и ответить на два вопроса: "Сколько лет?" и
"Красива ли?" И путь в квартиру на Гороховой открыт.
Из показаний Филиппова: "Его секретари и секретарши заламывали и получали
огромные суммы, из коих только треть оказывалась в руках Распутина...
остальные десятками тысяч оставались в руках Симановича, Волынского,
Добровольского, а в последнее время Решетникова".
На первом этапе "секретарями" Распутина были два проходимца, спасенных им
от тюрьмы, - Волынский и Добровольский, которые и занимались поборами
просителей. Но вскоре появился и третий "секретарь" - еврей Симанович.
Из показаний Вырубовой: "У Распутина я встречала неприятного жида
Симановича... и Добровольского, тоже чрезвычайно неприятного и низменного
типа. Для меня было ясно, что эти господа являются посредниками между
Распутиным и его просителями и устраивают какие-то дела... Жена
Добровольского, накрашенная и сомнительная особа, была дружна с дочерьми
Распутина".
Впоследствии Симанович расскажет, что поборами с просителей "Распутин
скопил большой капитал". Но это, как мы увидим, - ложь. Ничего он не скопит,
ничего после себя не оставит. Шальные деньги будто жгут ему руки - он их
пропивает или раздаривает, лишь совсем немного отсылает в Покровское, на
свое небогатое хозяйство. Деньги на жизнь теперь ему не нужны - за все
платят другие. Квартира оплачивается из средств "царей", бешеные счета в
ресторанах - чаще всего из карманов поклонников и просителей.
Но когда он узнавал, что "секретари" обманывают, его охватывала мужицкая
ярость...
Из показаний Белецкого: "Большое влияние имела чета Добровольских... он -
бывший инспектор народных училищ
Царскосельского уезда... Но когда было доказано, что они не отдают всех
денег Распутину, то после бурного объяснения чета потеряла влияние".
Интриги Добровольских разоблачил Симанович. И Распутин, вчерашний друг
яростного антисемита Илиодора и деятелей из "Союза русского народа", делает
еврея своим главным доверенным лицом. Симанович войдет в своеобразный
"мозговой центр", сложившийся на Гороховой. "Лутшаму ис явреев" - такую
надпись сделал Распутин на своей фотографии, которую подарил Симановичу...
Характеристика, данная агентом охранки: "Арон Симанович - первой гильдии
купец, 41 год (1873 года рождения), 4 детей... Только числится "в купцах",
никакой торговлей не занимается, но играет в азартные игры в разных клубах.
Почти ежедневно ездит к Распутину... Весьма вредный и большой проныра,
способный пойти на любую аферу и на спекуляцию... Бывали случаи привода к
Распутину лиц женского пола, на вид легкого поведения, также достает вино".
(После введения в 1914 году "сухого закона" вино надо было "доставать". )
С Распутиным Симанович познакомился несколько лет назад в Киеве, где имел
ювелирный магазин. Уже тогда он состоял на учете в сыскной полиции как игрок
и ростовщик, дающий займы под большие проценты. После переезда в Петербург
Симанович становится главным финансовым советником мужика и поставщиком
самых выгодных просителей.
Вначале он через Распутина освобождал евреев от военной службы
(естественно, за деньги). Но вскоре занялся куда более серьезными делами...
В 1915 году, когда начались поражения на фронтах, моментально появилось
излюбленное российское объяснение всем неудачам: не бездарные генералы, не
предприниматели, награбившие миллионы на поставках оружия и обмундирования,
виновны в поражениях, но - шпионы. Оказывается, "немец внутренний" не давал
победить "немца внешнего".
На первых порах, следуя давним традициям антисемитизма, шпионами были
объявлены евреи. По приказу Верховного главнокомандующего в Двинске по
обвинению в шпионаже повесили нескольких евреев (как выяснилось впоследствии
- невиновных). Из Петрограда начали беспощадно выселять лиц иудейского
вероисповедания, в том числе богатых предпринимателей. И Симанович через
Распутина доставал им разрешение остаться.
Мужику многое нравилось в Симановиче. Нравилось, с каким достоинством тот
держался в присутствии могущественной Вырубовой. Нравилось то, что он
воистину любит свой бесправный народ и упрямо старается изменить взгляды
Царской Семьи на евреев. Нравилось, как этот пройдоха, забирая огромные
деньги у богатых евреев, бескорыстно помогал. бедным соплеменникам. Нравился
восторг Симановича перед размахом распутинских кутежей и почти испуганное
преклонение перед его таинственной силой. Ибо чадолюбивый Симанович никогда
не забывал чуда, которое на его глазах сотворил Распутин с его сыном,
больным неизлечимой тогда болезнью, называемой "пляской святого Витта".
ЧУДО ЗА ДЕСЯТЬ МИНУТ
"Я привез больного сына, посадил в кресло в спальной и покинул квартиру.
Мой сын вернулся домой через час. Он был излечен и счастлив, болезнь более
не возобновлялась". Это одно из немногих мест в воспоминаниях Симановича о
Распутине, которое не является плодом его буйной фантазии.
В 1917 году в Чрезвычайную комиссию был вызван Иоанн Симанович, 20 лет,
студент, иудейского вероисповедания. Его удивительные показания остались в
"Том Деле":
"С 1909 по 1910 год у меня стали наблюдаться признаки нервного
заболевания, именуемого "пляска святого Витта". Со времени объявления
болезни я обращался к докторам, тем более, что одно время я принужден был
лежать в постели, так как вся левая половина у меня была парализована...
Среди докторов меня пользовавших я могу указать профессора Розенбаха и
доктора Рубинько, живущих в Петрограде... В 1915 году Распутин, узнав от
отца о моей болезни, предложил привести меня к нему на квартиру... Распутин,
оставшись со мной в комнате наедине, посадил меня на стул и, поместившись
напротив, пристально смотрел мне в глаза, начав меня гладить рукою по
голове. В это время я испытывал какое-то особенное состояние. Сеанс этот,
как мне кажется, продолжался минут 10. После чего, прощаясь со мной,
Распутин сказал: "Ничего, все это пройдет!" И действительно, теперь я могу
удостоверить, что после этого свидания с Распутиным припадки больше у меня
не повторялись, хотя со времени этого сеанса протекло более 2 лет... Это
исцеление я приписываю исключительно Распутину, так как врачебные средства
лишь облегчали форму припадков, не устраняя их проявлений. Между тем, после
визита к Распутину припадки эти прекратились".
Легко представить, что должны были чувствовать поклонницы Распутина и
сама царица, когда они узнали, что "Наш Друг", подобно святым апостолам,
изгнал беса из больного человека одним прикосновением!
"МОЗГОВОЙ ЦЕНТР"
Так что Симанович был предан Распутину - насколько мог, конечно. На
следствии Белецкий рассказал, как "секретарь" уводил Распутина "от
подозрительных знакомств" и при помощи взяток покрывал его буйство.
Но главное - Симанович связал Распутина с еврейскими банкирами, в том
числе с одним из богатейших, знаменитым "Митькой" - Дмитрием Львовичем
Рубинштейном. В стране официального антисемитизма и ублюдочного капитализма
"Митька" добился поразительных успехов. Первой гильдии купец, он стал
банкиром и председателем правления Русско-Французского банка. Кандидат
юридических наук, он умело пользовался многочисленными прорехами в
полуфеодал