Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
ку и
назвался:
- Ван Гельдер. Я много слышал о вас, господин майор. Это
навело меня на размышления, однако я решил воздержаться от
комментариев, улыбнулся и пожал ему руку.
- Инспектор ван Гельдер, - представил де Граф. - Шеф
нашего отдела по борьбе с наркотиками. Он будет с вами
работать, майор. И обеспечит вам наилучшее сотрудничество,
какое только возможно.
- Искренне надеюсь, что нам будет хорошо работаться
вместе, - ван Гельдер улыбнулся и сел. - Расскажите, чего вы
добились у себя. Считаете ли вы, что уже можете ликвидировать в
Англии сеть доставки наркотиков?
- Пожалуй, да. Это отлично организованный
распределительный канал, очень плотный, почти без брешей, и
именно поэтому мы смогли установить десятки торговцев, а также
нескольких главных распределителей.
- Итак, вы можете ликвидировать эту сеть, но не хотите.
Оставляете ее в полном покое?
- Иначе трудно, инспектор. Ну, ликвидируем эту, так
следующая уйдет так глубоко в подполье, что уже никогда ее не
обнаружим. Сейчас же мы можем выловить их в любой момент.
Важнее, выявить, как эта пакость попадает в страну и кто ее
доставляет.
- И вы полагаете, - ясное дело, иначе вас бы здесь не
было, - что доставка ведется отсюда? Либо из этого района?
- Не из района. Отсюда. И вовсе не предполагаю - знаю.
Восемьдесят процентов тех, кто у нас под наблюдением, - я имею
в виду распределителей и их посредников, - связаны с вашей
страной. Точнее говоря с Амстердамом. Почти у всех здесь
родственники или друзья. Поддерживают контакты, лично ведут
дела либо ездят сюда в отпуск. Мы потратили пять лет, чтобы
составить досье.
- А есть копии этих документов? - спросил ван Гельдер.
- Одна.
- У вас?
- Да.
- При себе?
- В одном безопасном месте, - я коснулся пальцем головы.
- Наибезопаснейшем,-признал де Граф. И добавил задумчиво:
- Разумеется, до тех пор, пока вы не наткнетесь на людей,
которые будут склонны отнестись к вам так же, как вы относитесь
к ним.
- Не понимаю вас, полковник.
- Я говорю загадками, - любезно согласился де Граф. -
Хорошо, согласен. Не буду говорить обиняками. Мы тоже знаем о
нашей недоброй репутации. Хотелось бы, чтобы это не было
правдой, но увы. Знаем, что товар доставляется сюда оптом.
Знаем, что уходит он в розницу, но понятия не имеем - ни
откуда, ни как.
- Это уж ваш двор, - коротко заметил я.
- Наш... что?
- Ваше дело. Это происходит в Амстердаме, а вы стоите на
страже закона в Амстердаме.
- Вы за год завели себе много друзей? - любезно
поинтересовался ван Гельдер.
- Я работаю в этой области вовсе не для того, чтобы
заводить друзей.
- Вы работаете в этой области для того, чтобы истреблять
людей, которые истребляют других людей,-примирительно сказал де
Граф. - Мы знаем о вас. У нас на эту тему прекрасное досье. Не
угодно ли взглянуть?
- Древняя история нагоняет на меня тоску.
- Ну хорошо, - вздохнул де Граф. - Послушайте меня,
майор. И лучшая полиция мира может наткнуться на бетонную
стену. Так произошло с нами, хотя я вовсе не утверждаю, что мы
лучшие. Нам нужна хотя бы одна нить, одна- единственная нить...
А может, у вас есть какая-то мысль, какой-нибудь план?
- Я приехал только вчера.- Я достал и подал полковнику
два клочка бумаги, которые обнаружил в кармане коридорного.-
Эти буквы и эти числа. Они что-нибудь вам говорят?
Де Граф бегло взглянул на бумажки, поднес их к настольной
лампе и отложил.
- Нет.
- А не можете ли узнать? Не исключено, что они имеют
какое-то значение.
- У меня очень толковый персонал. К слову, откуда вы это
взяли?
- Дал один человек.
- Вы, верно, хотите сказать, что забрали это у одного
человека?
- Какая разница?
- Может быть, очень большая. - Де Граф наклонился вперед,
его лицо и голос были очень серьезны.-Послушайте, майор, нам
известно ваше искусство выводить людей из равновесия. Знаем мы
и о вашей склонности выходить за рамки закона...
- Господин полковник!
- И весьма существенно. Впрочем, вы, вероятно, никогда не
задерживаетесь в его рамках. Знаем о вашей умышленной
политике - равно успешной и самоубийственной - неустанно
провоцировать своими поступками тех, кого считаете
противниками, в надежде, что кто-нибудь где-нибудь даст
слабину. Но я прошу вас, майор, очень прошу, чтобы вы не
пытались задевать таким образом слишком многих в Амстердаме.
- У меня такого и в мыслях нет, - заверил я. - Постараюсь
быть очень осторожным.
- Будем надеяться, - снова вздохнул де Граф. - А теперь,
мне думается, инспектору ван Гельдеру есть что вам показать.
И действительно было. Из управления полиции на
Марниксстраат инспектор отвез меня в городской морг. Выходя
оттуда, я подумал, что лучше бы он этого не делал.
Городскому моргу явно недоставало старомодной красоты,
романтики и ностальгической прелести старого Амстердама. Он был
точно таким, как в любом большом городе, холодным-ужасно
холодным, - безжизненным и отвратительным. Посреди главного
зала - два ряда белых плит под мрамор, а по бокам - ряд больших
металлических дверей. Хозяином всего этого был одетый в
негнущийся, накрахмаленный, ослепительно белый китель, румяный,
веселый симпатичный тип, склонный то и дело разражаться громким
смехом, что казалось довольно неожиданной чертой у работника
морга, пока не вспомнилось, что в былые времена многих
английских палачей считали в тавернах самыми желанными
компаньонами, каких только можно сыскать.
По просьбе ван Гельдера он подвел нас к одной из
металлических дверей, отворил ее и выкатил железную каталку.
Под простыней угадывалась человеческая фигура.
- Канал, где его нашли, называется Крокюйскаде, - сказал
ван Гельдер, он выглядел совершенно невозмутимым. - Это близ
доков. Ханс Гербер. Девятнадцать лет. Не стоит смотреть на его
лицо - слишком долго пробыл в воде. Нашла его пожарная
команда, вылавливавшая машину. Мог пролежать там еще год или
два. Кто-то обмотал его старыми оловянными трубами.
Он приподнял угол покрывала и открыл свисающую исхудалую
руку. Выглядела она совершенно так, словно кто-то топал по ней
в горных ботинках, подбитых гвоздями. Странные фиолетовые линии
связывали большинство проколов, а вся рука была синей. Ван
Гельдер молча прикрыл ее и отвернулся. Работник вкатил
каталку обратно, замкнул дверь, подвел нас к следующей и
выкатил другое тело, улыбаясь при этом так широко, как
обанкротившийся английский аристократ, водящий публику по
своему историческому замку.
- Его лица я вам тоже не покажу, - продолжал ван
Гельдер. - Немного удовольствия смотреть на двадцатитрехлетнего
парня, у которого лицо семидесятилетнего старца, - он
обернулся к работнику. - А этого где нашли?
- На Оостерхоок, - просиял тот. - На угольной барже. Ван
Гельдер кивнул:
- Верно. С бутылкой джина - пустой бутылкой рядом с ним.
Весь джин был в нем. Вы ведь знаете, как прекрасна комбинация
героина с джином, - он отвернул покрывало, обнажая руку,
подобную той, какую я только что видел. - Самоубийство или
убийство?
- Это зависит...
- От чего?
- От того, сам ли он купил джин. Тогда было бы
самоубийство или случайная смерть. Но кто-то мог сунуть ему
бутылку в руку. Тогда это убийство. Прошлым месяцем у нас был
точно такой же случай в лондонском порту. И никогда не
узнаем...
По знаку ван Гельдера служитель радостно повел нас к
одной из плит посреди зала. На этот раз ван Гельдер откинул
покрывало сверху. Девушка была очень молода, златовласа и очень
красива.
- Прекрасна, правда? - спросил ван Гельдер. - Никаких
следов на лице. Юлия Роземейер из Восточной Германии. Знаем о
ней только это и больше уже ничего не добавим. Врачи
определили, что ей шестнадцать.
- Что с ней произошло?
- Выпала с шестого этажа на бетонный тротуар. Я подумал
мельком об экскоридорном и о том, что он значительно лучше
выглядел бы на этой плите, и спросил: -
- Ее столкнули?
- Сама выпала. Есть свидетели. Все были на взводе. Она
ночь напролет бормотала, что хочет полететь в Англию -
навязчивая идея познакомиться с королевой. И вдруг взобралась
на перила балкона, крикнула, что летит к королеве- ну, и...
полетела. К счастью, внизу никого не было. Хотите поглядеть
еще?
- Хочу выпить чего-нибудь в ближайшем баре. Если вы
ничего не имеете против.
- Не имею,-он улыбнулся, но в улыбке этой не было
никакого веселья. - У меня дома у камина. Недалеко отсюда. У
меня на это свои причины.
- Какие?
- Увидите...
Мы поблагодарили и распрощались с радостно улыбающимся
служителем, который выглядел так, словно хотел сказать:
"Возвращайтесь скорей!" - но не сказал. С самого утра небо было
мрачным и дождь падал крупными редкими каплями. Сине-фиолетовый
горизонт на востоке выглядел грозно и зловеще. Редко случается,
чтобы небо так точно соответствовало моему настроению.
Гостиная у ван Гельдера могла бы затмить большинство
известных мне английских баров. Она была теплой, удобной и
уютной, с немного тяжеловесной голландской мебелью и
замечательно мягкими креслами. - У меня слабость к очень мягким
креслам. На полу-темно-красный ковер, а стены выкрашены в
теплые пастельные цвета разных оттенков. Камин такой, как
полагается, и я с удовлетворением заметил, что ван Гельдер
усиленно исследует основательно набитый застекленный шкаф со
спиртным.
- Вы возили меня в этот чертов морг, чтобы что-то мне
доказать, - начал я. - И, вероятно, полагаете, что сделали это.
Так в чем дело?
- Не дело, а дела. Первое: убедить вас, что мы тут
сталкиваемся с куда худшей проблемой, чем вы у себя. Там, в
морге, есть еще с полдюжины наркоманов, и никто не знает,
сколько умерло естественной смертью. Правда, так плохо, как
сейчас, бывает не всегда. Эти смерти приходят как бы волнами. И
все же число жертв, и главным образом молодых, недопустимо
велико...
- Надо понимать так, что у вас не меньше, чем у меня,
причин искать и уничтожать тех, кто их погубил, и что мы
атакуем общего врага, центральный пункт доставки?
- В каждой стране только один король...
- А второе дело? .
- Подкрепить предостережения полковника де Графа. Эти
люди, я бы сказал, очень ценят покой. Если вы станете их
чересчур раздражать либо слишком приблизитесь к ним... в морге
всегда есть свободные места.
- Так как с выпивкой?-напомнил я.
В холле зазвонил телефон. Ван Гельдер извинился и вышел.
В тот же момент, когда за ним закрылась дверь, отворилась
другая и в комнату вошла девушка. Высокая и тонкая, лет
двадцати с небольшим, она была одета в цветастый халат,
расшитый драконами, закрывавший ноги почти по щиколотки. Она
была прекрасна, с волосами цвета льна, овальным лицом и
фиалковыми глазами, которые казались одновременно веселыми и
внимательными, и прошла долгая минута, прежде чем я вспомнил о
своем хорошем воспитании и вскочил, что было не так легко
сделать из глубин этого бездонного кресла.
- Добрый день, - сказал я. - Поль Шерман, - это было
скудно, но мне не пришло на ум ничего-другого.
Девушка словно бы встревожилась, некоторое время она
посасывала кончик пальца, после чего открыла в улыбке
прекрасные зубы.
- Я Труди. И плохо говорю по-английски, -
это соответствовало действительности.
Я подошел к ней, протянул руку, но девушка не сделала
никакого движения, чтобы ее взять, только приложила ладонь к
губам и стыдливо захихикала. Признаться, я не привык к тому,
чтобы взрослые девушки хихикали вместо рукопожатия, так что
испытал немалое облегчение, услышав звук положенной трубки и
голос ван Гельдера:
- Обычная сводка из аэропорта. Еще нет ничего, что бы...
Ван Гельдер заметил девушку, прервал речь, улыбнулся и обнял ее
за плечи.
- Я вижу, вы уже познакомились.
- Ну, не совсем, - возразил я и в свою очередь замолк,
когда Труди подняла голову и стала что-то быстро шептать ему на
ухо, искоса поглядывала на меня. Ван Гельдер улыбнулся и
кивнул, а Труди быстро вышла из комнаты. На моем лице, верно,
рисовалось изумление, потому что ван Гельдер снова улыбнулся,
но эта улыбка показалась мне не слишком веселой.
- Она сейчас вернется, майор. Сначала она всегда немножко
застенчива при чужих. Но только сначала.
Как он и обещал, Труди вернулась почти тотчас же. В руках
она держала большую куклу, сделанную так искусно, что на первый
взгляд могла бы показаться живым ребенком. В ней было почти три
фута росту, белый чепец, охватывающий льняные полосы того же
оттенка, что у Труди, достающая до щиколоток пышная шелковая
юбка и прекрасно расшитый лиф. Труди прижимала эту куклу так,
словно та и впрямь была ребенком. Ван Гельдер снова обнял ее
за плечи.
- Это моя дочка, Труди. А это мой друг, майор Шерман из
Англии.
На этот раз она подошла без колебаний, протянула руку,
сделала легкое движение, словно намек на книксен, и улыбнулась:
- Добрый день, господин майор.
Не желая дать ей превзойти себя в любезности, я улыбнулся
и слегка поклонился:
-Теперь он для меня действительно добрый.
Она обернулась и вопросительно глянула на ван Гельдера.
- Английский язык не относится к сильным качествам Труди
- пояснил ван Гельдер. -С адитесь же, майор, прошу вас.
Он достал из шкафа бутылку шотландского виски, плеснул
мне и себе, подал стакан и со вздохом опустился в кресло. Потом
взглянул на дочь, которая всматривалась в меня так неотрывно,
что я почувствовал себя несколько смущенным.
- Ты не сядешь, маленькая?
Она обернулась к ван Гельдеру, лучисто улыбнулась,
кивнула и протянула ему огромную куклу. По готовности, с какой
он ее принял, было ясно, что это для него привычно.
- Да, папа, - сказала она и ни с того ни с чего, но так
свободно, словно это была естественная вещь на свете, села ко
мне на колени, обняла за шею и улыбнулась мне. Я ответил ей
такою же улыбкой, которая, впрочем, потребовала прямо-таки
геркулесового усилия.
Взгляд ее стал торжественным, и я услышал:
- Я люблю вас.
- Я тебя тоже, Труди, - я стиснул ей плечо, чтобы
показать, как сильно ее люблю. Она снова улыбнулась, положила
голову мне на плечо и прикрыла глаза. Некоторое время я смотрел
на макушку этой златоволосой головы, потом вопросительно поднял
глаза на ван Гельдера. Он печально улыбнулся.
- Если это вас не ранит, майор... Труди любит каждого...
- Так происходит со всеми девочками в определенном
возрасте.
- У вас необыкновенная реакция...
Мне не казалось, что этот мой ответ выказывал
необыкновенную реакцию или особую сообразительность, но я не
возразил, только улыбнулся и повернулся к девушке:
- Труди...
Она молчала. Только шевельнулась и опять улыбнулась такой
удивительно довольной улыбкой, что по какой-то неясной причине
я почувствовал себя обманщиком, а потом еще крепче сжала веки и
прижалась ко мне. Я попытался еще раз:
- Труди, я уверен, у тебя должны быть прекрасные глаза,
Нельзя ли мне их увидеть?
Она на миг замялась, снова улыбнулась, выпрямилась, чуть
отодвинулась, положив мне ладони на плечи, а потом открыла
глаза широко, как ребенок, когда его об этом просят.
Эти большие фиалковые глаза- были несомненно прекрасны.
Но было в них что-то еще. Стеклянные, пустые, казалось, они не
отражают света. Они блестели, но блеском, который отразила бы
любая ее фотография, потому что весь он был на поверхности, за
ним таилась какая-то матовость.
Я спокойно снял ее правую руку с моего плеча и подтянул
рукав до локтя. Судя по очертанию ее тела, следовало ожидать
увидеть прекрасное предплечье, но ожидания не оправдались: на
нем виднелись ужасные следы неисчислимых уколов шприца. Труди с
дрожащими губами, испуганно взглянула на меня, будто опасаясь
нагоняя, стянула рукав вниз, забросила мне руки на плечи, вжала
лицо в мою шею и заплакала. Она плакала так, будто сердце у нее
разрывалось. Я погладил ее так осторожно, как можно погладить
кого-то, кто явно собирается нас удушить, и взглянул на ван
Гельдера.
- Теперь я понимаю, почему вы настаивали на моем приходе
сюда.
- Мне очень жаль. Теперь вы знаете...
- Это и есть третье дело?
- Да. Бог свидетель, я предпочел бы не делать этого. Но
вы понимаете, что из порядочности по отношению к коллегам я
обязан.информировать их о таких вещах.
- Де Граф знает?
- Знает любой из высших чинов полиции в Амстердаме, -
просто ответил ван Гельдер. - Труди!
Единственной ее реакцией было то, что она стиснула меня
еще сильней. И я начал испытывать что-то вроде кислородного
голодания.
- Труди! - настойчиво повторил ван Гельдер. - После
полудня тебе полагается спать. - Знаешь сама, что сказал доктор.
Ну-ка в постель!
- Нет, - захныкала она, - не хочу в постель...
Ван Гельдер вздохнул и повысил голос:
- Герда!
Как если бы ждала вызова - что она, вероятно, и делала,
подслушивая под дверью, - в комнату вплыла удивительная особа.
Это была огромная и невероятно пышная женщина - назвать
походкой ее способ движения означало бы прибегнуть к грубому!
преувеличению, - одетая точно так же, как кукла Труди. Длинные
светлые косы, перетянутые цветными ленточками, свисали на ее
внушительный бюст. Судя по лицу, старому, в глубоких морщинах,
словно складчатая, грубая шкура, - ей уже перевалило за
семьдесят. Контраст между веселой цветастой одеждой и
косичками и тучной старой ведьмой, которая все это носила, был
разительным, странным, гротескным, почти отвратительным, но,
похоже, не будил таких чувств ни у ван Гельдера, ни у Труди.
Старуха прошла через комнату - несмотря на свой вес и
утиную перевалку, проделала она это довольно быстро, - коротко
кивнула мне и молча, ласково, но решительно положила руку на
плечо Труди. Та сразу подняла глаза, слезы в них высохли так же
мгновенно, как накатились, она покорно кивнула, сняла руки с
моей шеи и встала. Подошла к ван Гельдеру, забрала свою куклу,
поцеловала его, приблизилась ко мне, поцеловала меня так же
естественно, как ребенок на ночь, и почти выбежала из комнаты,
а Герта выплыла вслед за ней. У меня вырвался долгий вздох, и
стоило труда удержаться и не вытереть лоб.
- Вы должны были меня предупредить, - в голосе моем ясно
слышался упрек. - О Труди и Герте. Кто она вообще такая -
Герта? Нянька?
- Старая служанка, как сказали бы в Англии, - ван Гельдер
сделал длинный глоток виски, словно без него никак не обойтись,
я сделал то же самое, мне это было еще нужнее. - Это экономка
еще моих родителей, с острова Хейлер на Зейдер-Зее. Вероятно,
вы заметили, что они там, как бы это выразиться, немного
консервативны, если говорить об одежде. Она у нас всего
несколько месяцев, но сами видите, какое влияние имеет на
Труди.
- А Труди?
- Труди восемь лет. Ей восемь уже пятнадцать лет, и
всегда будет столько. Она не моя дочь, как вы, верно,
догадались, но я не мо