Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
ей, как и в политике внутренней: и там, и здесь
Павел руководился скорее чувством, чем идеей.
Смерть императора Павла. Рано нарушенное духовное равновесие Павла не
восстановилось в пору его царствования; напротив, власть, доставшаяся ему
поздно, кружила ему голову еще сильнее, чем страх перед матерью. Пока он жил
в добрых отношениях со своей женой Марией Федоровной и продолжал свою
платоническую дружбу с фрейлиной Нелидовой, эти обе женщины, дружные одна с
другой, влияли благотворно на Павла, смягчали его настроение, тушили его
гнев, сглаживали его бестактности. Но семейному миру Павла пришел конец в
первой половине 1798 г. После рождения сына Михаила Павел отдалился от Марии
Федоровны и попал под иные влияния: он стал жертвой кружка, в центре
которого находились его брадобрей Кутайсов и Лопухины. Его уверили в том,
что жена желала держать его под своим "игом", и побудили порвать с ней.
Императрица и Нелидова "узнали свою беду" и подверглись гонению. В семье
Павла началась драма, потому что Павел явно увлекся девицей Лопухиной, а к
семье стал резко враждебен. Подчиненный внушениям неизменных угодников и
интриганов, Павел готов был видеть в жене недруга, желавшего будто бы
повторить 28 июня 1762 г., а в старшем сыне Александре -- соперника,
готового захватить престол. Такое настроение государя сказывалось открыто и
грубо и стало для него роковым. Павел переносил опалы с подданных на родных,
угрожал самой династии; и это придавало вид лояльности мятежному против него
движению. Лица, желавшие свергнуть Павла, руководились разными побуждениями:
и чувством личной мести, и злобы, и сословными инстинктами, и видами чужой
(говорят, английской) дипломатии; но напоказ у всех было желание избавить
страну от тирана и спасти императорскую семью от болезненной жестокости
невменяемого отца и мужа.
В первом периоде заговора самую видную роль играл вице-канцлер Никита
Петрович Панин (племянник Никиты Ив. Панина, нам известного). В дружбе с
английским послом Витвортом и Зубовым он составил круг заговорщиков, имевших
целью, ввиду душевной болезни Павла, создать регентство и вручить его
Александру, убедив Павла лечиться. В эти планы, как кажется, Панин вовлек и
самого Александра, который никогда не мог этого простить Панину, считая его
начальным виновником смерти отца. Раньше, чем заговорщики приготовились
действовать, Павел начал подозревать Панина и осенью 1800 г. выслал его в
подмосковную деревню. Дело замедлилось, но ненадолго. Руководство заговором
перешло в руки петербургского военного губернатора, графа Палена, любимца
Павла, который повел его к определенному и решительному концу -- "к
совершенному устранению Павла от престола какою бы то ни было ценою".
Заговор окреп к весне 1801 г. В нем принимало участие петербургское
офицерство, опиравшееся на солдатскую массу, пассивно шедшую за своим
начальством. 11 марта 1801 г. заговорщики к полуночи проникли в новый дворец
Павла, Михайловский замок, построенный на месте старого Летнего дворца. Из
40 или 50 человек заговорщиков до комнат Павла дошло человек 8, и в
запальчивом объяснении с ними Павел был убит, в отсутствии графа Палена.
Неизвестно, насколько преднамеренно было совершено убийство, но
рассказывали, что заговорщики открыто величались своим поступком в первые
дни по кончине Павла.
Так кончилась жизнь императора Павла, первого из русских государей
после Петра, не служившего дворянским интересам.
Время Александра I (1801 - 1825)
Вступление на престол. В момент смерти Павла два его старших сына
Александр и Константин находились в Михайловском замке под домашним арестом
и ждали грозы от отца, не ведая за что. О движении против отца Александр
знал; но он и мысли не допускал о возможности кровавой развязки. Поэтому,
когда Пален сообщил ему, придя из покоев Павла, о происшедшем, Александр
впал в обморок и потом обнаружил сильнейшее отчаяние. Пален не был в силах
убедить Александра "начать царствовать" и, говорят, только окриком привел
его в себя. Положение Александра было очень тяжело: он чувствовал, что, зная
и попуская умыслы на власть отца, он рисковал подпасть обвинению и в том,
что случилось. Он смотрел на себя как на невольного участника убийства и
боялся, что так посмотрят на него и другие. Горше всего было то, что в
первые минуты после кончины Павла его супруга и мать Александра отнеслась к
Александру с подозрением и как бы ждала его оправданий. В отчаянии и гневе
она требовала отчета в происшедшем, настаивала на наказании виновных,
хватаясь за власть, боясь, что Александр ее не достоин. Надобны были большие
усилия, чтобы ее успокоить и уничтожить недоразумения между ней и сыном.
Такова была обстановка воцарения Александра. Мучительные движения совести
при воспоминании об отце; трудность положения между матерью и заговорщиками,
которых пока не было возможности наказать; необходимость уживаться до
времени с теми, кто, произведя один переворот, мог отважиться и на другой,
-- все это удручало Александра и делало его глубоко печальным и тоскующим
безутешно. Таким явился он перед своими подданными, и его трогательное горе
подкупало сердце тех, кто видел в нем любящего сына.
Характерен был манифест императора Александра I, обнародованный 12
марта: "Судьбам Вышняго угодно было прекратить жизнь любезнейшего родителя
Нашего Государя Императора Павла Петровича, скончавшегося скоропостижно
апоплексическим ударом в ночь с 11 на 12 число сего месяца. Мы, восприемля
наследственный Императорский Всероссийский престол, восприемлем купно и
обязанность управлять Богом нам врученный народ по законам и по сердцу в
Бозе почившей Августейшей Бабки нашей Государыни Императрицы Екатерины
Великия, коея память нам и всему Отечеству вечно пребудет любезна, да, по Ея
премудрым намерениям шествуя, достигнем вознести Россию на верх славы" и пр.
Новая власть свидетельствовала, что она не солидарна с только что
прекратившейся властью Павла и желает возвратить страну к порядкам, которые
он осуждал и преследовал. Отсутствие опал и гонений на участников переворота
и милостивое увольнение от дел в июне 1801 г. гр. Палена еще более
утверждали в мысли, что новый государь очень далек от режима императора
Павла. Казалось, воскресает "бабушкин век" (выражение самого Александра)
дворянской царицы Екатерины II. Однако такое заключение было бы
несправедливо: в лице Александра для государства явился не подражатель
Екатерины, а руководитель совсем нового склада и необычного типа, уразуметь
который было очень трудно. Не понимая Александра, современники звали его
"очаровательным сфинксом" и догадывались, что его разгадку надобно искать в
ею воспитании.
Личность Александра действительно становится нам понятна лишь тогда,
когда мы вдумываемся в обстоятельства его воспитания и в его семейную
обстановку. Судьба поставила его между бабкой и отцом как предмет ревности и
спора. Когда Александр родился, Екатерина взяла его у родителей на свое
собственное попечение и сама его воспитывала, называя его "мой Александр",
восхищаясь здоровьем, красотой и добрым характером ласкового и веселого
ребенка. Выросши бабушкиным внуком, Александр не мог, разумеется, уйти и от
влияния родителей и понял, какая бездна разделяет большой двор Екатерины и
скромный гатчинский круг его отца. Чувствуя на себе любовь и бабки, и Павла,
Александр привык делать светлое лицо и там, и здесь. У бабки в большом
дворце он умел казаться любящим внуком, а переезжая в Гатчину, умел
принимать вид сочувствующего сына. Неизбежная привычка к двуличию и
притворству была последствием этого трудного положения между молотом и
наковальней. Но умение менять по произволу свое настроение и прятать свои
мысли и чувства могло бы стать для Александра удобной привычкой общежития,
если бы эта привычка выработалась не в столь тяжких условиях. В последнее
десятилетие своей жизни Екатерина пришла к мысли о необходимости отстранить
Павла от престола и воспользоваться законом 1722 г. для того, чтобы передать
престол мимо Павла Александру. В 1796 г. она пыталась посвятить в это дело
самого Александра, который и ранее (1793--1794) мог уже ловить сторонние
намеки на этот проект. На сообщение Екатерины Александр ответил ей ласковой
благодарностью за доверие и благоволение; в то же время в письме к отцу
именовал его пока не принадлежавшим ему титулом "величества", а за спинами
их обоих говорил, что сумеет уклониться от передачи ему власти, и собирался
даже "спастись в Америке". Надо вдуматься в дело, чтобы понять, какой ужас
переживал Александр в своей душе за это время и как тяжела была для него
необходимость двоиться между Екатериной и Павлом и уметь казаться "своим"
для обеих сторон. Воспитанные семьей двойственность и двуличие остались
навсегда свойством Александра; он отлично входил во всякую роль, какую хотел
играть, и никогда не внушал уверенности, что он в данную минуту искренен и
прям. Сперанский назвал Александра "сущим прельстителем" за умение овладеть
собеседником; но именно Сперанский на себе мог познать, как неожиданно
исчезало благоволение прельстителя и как призрачно бывало его расположение.
Но если жизнь рано вытравила в характере Александра искренность и
непосредственность и сделала его двуличным, то умственное его воспитание
сообщило двойственность его мировоззрению. Екатерина стремилась поставить
воспитание Александра на высоту современных ей педагогических требований и
желала вести внука в уровень с умственным движением века. Поэтому она и
вверила его "передовому" воспитателю, швейцарскому гражданину Лагарпу. В
умственной обстановке, созданной Лагарпом, Александр действительно шел в
уровень с веком и стал как бы жертвой того великого перелома, который
произошел в духовной жизни человечества на рубеже XVIII и XIX столетий.
Переход от рационализма к ранним фазам романтизма сказался в Александре
сменой настроений, очень характерной. В его молодых письмах находим следы
политических мечтаний крайнего оттенка: он желает свободных учреждений для
страны (constitution libre) и даже отмены династического преемства власти;
свою задачу он видит в том, чтобы привести государство к идеальному порядку
силой законной власти и затем от этой власти отказаться добровольно. Мечтая
о таком "лучшем образце революции", Александр обличает в себе последователя
рационалистических утопий XVIII столетия. Когда же он предполагает по отказе
от власти уйти в сентиментальное счастье частной жизни "на берегах Рейна"
или меланхолически говорит о том, что он не создан для придворной жизни, --
перед нами человек новых веяний, идущий от рассудочности к жизни чувства, от
политики к исканию личного счастья. Влияние двух мировоззрений чувствуется
уже в раннюю пору на личности Александра и лишает ее определенности и
внутренней цельности. Мы поэтому не удивимся, если будем наблюдать и во все
прочие эпохи жизни Александра ту же неопределенность и раздвоенность его
умственного настроения и малопонятные переходы от религиозного равнодушия
почти к религиозному экстазу, от освободительных стремлений -- к реакции, от
Сперанского -- к Аракчееву и т. п. Человек переходной поры, Александр не
успел приобрести твердых убеждений и определенного миросозерцания и по
житейской привычке приноравливался к различным людям и положениям, легко
приноравливался к совершенно различным порядкам идей и чувств.
Понимание основного свойства натуры Александра (именно его внутренней
раздвоенности) и его господствующей манеры (именно склонности и способности
носить личину) дает нам ключ к пониманию тех резких и частых перемен в
системе и личном поведении Александра, какие удивляли современников и
исследователей и заслужили Александру название сфинкса.
Первое время царствования. Застигнутый врасплох известием о кончине
отца, Александр потерялся. Известные
слова гр. Палена: "C'est assez faire l'enfant! allez regner!" заставили
его совладать с горем и смущением, но пока не
сделали хозяином положения. Можно думать, что первые шаги нового
правительства, именно манифест 12 марта и группировка вокруг Александра
дельцов "бабушкина века", произошли без его деятельного участия. Но скоро
Александр осмотрелся: со свойственной ему мягкостью и благовоспитанностью он
успел удалить гр. Палена, считавшего себя временщиком, и собрал вокруг себя
близких себе людей. Верный мечтаниям юности, он дал ряд распоряжений
либерального характера, даровав свободу и прощение заключенным и сосланным
во время императора Павла, отменив разного рода ограничения и запрещения,
восстановив действие грамот 1785 г. и т. п. Эти распоряжения и личное
поведение Александра, чарующее и ласкающее, доставили ему удивительную
популярность. Многим казалось, что Александр -- "это сердце и душа Екатерины
II, и во все часы дня он исполняет обещание, данное в манифесте". Но
Александр не ослеплялся достоинствами екатерининской политики и ее дельцов.
Он жестоко и насмешливо критиковал екатерининский двор и презирал ее
придворных. Не подражать старому и ветхому он хотел, а повернуть дела
по-своему, по-новому. Отсюда его отношения к делам и людям. Текущую практику
управления предоставляет он опытным чиновникам, выбирая их из старших
поколений, из людей "бабушкина века". С ними он ласков, хотя иногда и не
стесняется в отзывах о них за глаза (о гр. П. В. Завадовском: "Il est nul...
un vrai mouton"). Общие же принципы и задачи управления Александр пытается
установить не с этими старыми чиновниками, а с личными своими друзьями, и не
в первенствующих учреждениях империи, а в бесформенном дружеском кружке,
которому участники его дают шутливое наименование, взятое
из практики французской революции, -- "comite du salut public". В
состав этого интимного комитета входят четыре лица: Н. Н. Новосильцев, граф
В. П. Кочубей, граф П. А. Строганов и князь Адам Чарторыжский -- все четыре
малоприкосновенные к служебным делам и все четыре настолько не старые, что
заслужили от стариков презрительное наименование "молодых наперсников
Александровых". Влияние этого интимного комитета на дела было настолько
ощутительно, что раздражало не принадлежащих к составу комитета сановников и
вызывало с их стороны осуждение и даже брань. Однако это не мешало
Александру несколько лет управлять с одними, а советоваться с другими
лицами. Это и составляло особенность первых лет правления Александра.
Несмотря на то что интимный комитет не был вовсе оформлен, его занятия
велись систематически, и даже существовало нечто вроде журналов комитета,
составляемых П. А. Строгановым. Записки графа Строганова, изданные целиком
великим князем Николаем Михайловичем в его труде "Граф П. А. Строганов",
дают нам прочное основание для суждения о деятельности комитета. Созданный
по мысли П. А. Строганова, комитет был впервые собран в заседание 24 июня
1801 г., тотчас же по увольнении графа Палена. Свою задачу комитет понял
очень широко: по ознакомлении с действительным положением дел в государстве
и с внешней политикой России он полагал начать с частичных реформ управления
и закончить установлением общих основ правопорядка. Можно без колебания
признать, что все движение законодательства и все перемены в
административном строе в первые пять лет царствования Александра вышли прямо
или косвенно из интимного комитета, и потому значение комитета надобно
признать весьма важным. Переустройство высших органов управления (Сената и
Государственного совета) и образование министерств вместо отживших коллегий
было назревшим очередным вопросом того времени, и он разрешен был в 1802 г.
с участием именно комитета. Вопросы сословного устройства также обсуждались
в комитете: и в частности, вопрос о крепостном праве на крестьян много
занимал комитет. На поместное дворянство члены комитета смотрели
неблагосклонно. "Это сословие самое невежественное, самое ничтожное и в
отношении к своему духу наиболее тупое (dont l'esprit est le plus bouche)"
-- так высказывался Строганов, и Александр, очевидно, разделял его взгляд.
Оставлять за такой средой право на личность и труд крестьян казалось
несправедливым. Но как отменить это право, комитет не додумался, и император
Александр ограничился в области положительных мероприятий законом 1803 г. о
вольных хлебопашцах. Мысль, легшая в основание закона, была подана государю
не в комитете, но она вполне соответствовала настроению комитета и самого
Александра. Помещикам предоставлялось освобождать своих крепостных на
условиях, выработанных по их взаимному соглашению и утвержденных
правительством; освобожденные крестьяне составляли особое состояние вольных
хлебопашцев. Закон 1803 г. остался почти без применения, но послужил для
общества достоверным признаком, по которому можно было заключить о
направлении правительства в крестьянском вопросе. Если правительство не
пошло здесь далее частной меры, то причина этого не в его настроении, а в
трудности дела. Интимный комитет нашел в крепостном праве камень
преткновения и, не разрешив этого основного вопроса русского общественного
устройства, ему современного, не мог успешно разрешить и вопрос об
основаниях того будущего идеального правопорядка, к которому мечтал вести
страну. Обратясь в негласный совет государя по делам текущим и обнаружив
свою неспособность или неподготовленность к тому, чтобы решить широкую
задачу, для которой он был образован, интимный комитет потерял прежнее
расположение государя и понемногу распался. Совершилось это настолько
постепенно, что даже нет возможности установить точную дату:
дело начало расстраиваться с 1804 г., а в эпоху Аустерлица и Тильзита
комитет окончательно перестал существовать, и его члены перестали быть в
непосредственной близости к Александру.
Одновременно с распадением комитета произошла перемена и во внешней
политике императора Александра. Вступая на престол, император Александр
намеревался сохранять мир и нейтралитет. Он остановил приготовления в войне
с Англией и возобновил дружбу как с этой державой, так и с Австрией.
Отношения с Францией стали от этого хуже, чем были перед кончиной императора
Павла, так как Франция в то время находилась в острой вражде с Англией.
Однако никто в России не думал о войне с французами в первые годы императора
Александра. Война сделалась неизбежна только после целого ряда недоразумений
между Наполеоном и русским правительством. Наполеон превратил Французскую
республику в монархию; его громадное честолюбие раздражало Александра, а его
бесцеремонность в делах средней и южной Европы казалась опасной и
недопустимой. Наполеон, не обращая внимания на протесты русского
правительства, насильственно распоряжался в Германии и Италии, и это
заставило Александра постепенно готовить новую коалицию против Франции.
Главными союзниками его были Австрия и Англия. В 1805 г. открылась война с
Наполеоном. Русские войска, под командой одного из учеников Суворова, Мих.
Илар. Голенищева-Кутузова, двинулись в Австрию на соединение с австрийскими
войсками. Но раньше, чем они достигли театра военных действий,