моркался.  И  засунул  в  карман  платок  вместе  с
тампончиками газовых фильтров.
    -- Вот обидно... А я второй час ее поджидаю...  Ты  точно  знаешь?
Твоя мама преподает именно физику?
    Я  продолжал  молоть  какой-то  вздор.   А   сам   вдыхал   запах:
разноцветный, непрерывно меняющийся, похожий на узор  в  калейдоскопе.
Запах мальчишки, который пять минут назад дожевывал вчерашние котлеты,
а на прошлой  неделе  рисовал  масляными  красками.  Запах  мальчишки,
который  из  всех  напитков  предпочитает  апельсиновый   сок.   Запах
мальчишки, который был сыном Эдгара.

    В Юрмале шел третий час ночи. Даже молодежный пансионат, в котором
жила Катя, успел угомониться и лечь спать. А мы все еще разговаривали.
О том, какие унылые дожди льют над Балтикой и какая теплая,  солнечная
весна выдалась в Сибири.  О  том,  что  три  месяца  моего  отсутствия
тянутся как три  года.  И  о  том,  как  успели  надоесть  видеофонные
разговоры...
    Лицо Кати на подрагивающем, паршивеньком  экране  флаера  казалось
таким же, как раньше. Лишь в глазах пряталась упрямая  детская  обида.
Не должен был я так неожиданно и надолго уезжать. Не имел  на  это  ни
малейшего  права.  Тем  более  сразу  после   генетической   проверки,
подтвердившей нашу полную совместимость...
    -- Знаешь, Миша, мне иногда кажется,  что  ты  скрываешь  от  меня
какую-то огромную беду. Прячешься, потому что не хочешь  врать  мне  в
лицо...
    Я вымученно улыбнулся. Ничего, у Кати в номере видеофон  не  лучше
моего. Попробуй разберись: усмехаюсь я или сдерживаю слезы.
    -- Какая может быть беда, Катька?  Теперь,  после  этой  проклятой
проверки...
    Вытащив из кармана лист генетического контроля, я махнул им  перед
маленьким глазком телекамеры. Так, чтобы Катя снова увидела бодренькие
разрешающие слова и зеленый цвет печати. Заключение я подделал,  и  не
нужно быть специалистом, чтобы распознать фальшивку. Но  по  видеофону
документ смотрелся вполне убедительно.
    -- Я понимаю, Миша... И все-таки боюсь.
    Наверное, это неизбежно. Того,  кто  любит  тебя,  обмануть  очень
просто. А того, кого любишь сам, -- почти невозможно.  Каждая  улыбка,
каждая уверенная фраза выйдут наигранными и ненастоящими.  Словно  ты,
говоря вполголоса одно, выкрикиваешь при  этом  совсем  другое.  Когда
любишь, даришь частичку себя.
    А себя не обманешь.
    -- Все хорошо. Катя. У нас с тобой все в порядке. Просто  оболтус,
в которого ты  случайно  влюбилась,  опять  понадобился  человечеству.
Нужно помочь одному великому, но  несчастному  ученому.  Никто  другой
этого сделать не сможет.
    -- И ради несчастного ученого ты три месяца  болтаешься  по  всему
континенту?
    -- Да.
    -- Но зачем? Ты ведь хотел забыть про свои способности! И  никогда
их больше не применять.
    Я киваю. И виновато раз®ясняю:
    -- Дело в том, что я обязан этому ученому.  Очень  обязан.  Вот  и
приходится... помогать.
    -- Уж не изобретатель ли это газовых фильтров? -- Катя  наконец-то
рассмеялась. Почувствовала, что я говорю правду. Пусть и  не  всю,  но
лжи в моих словах тоже нет. Недаром говорят, что, скрывая обман, нужно
сказать много настоящей правды.
    -- Это пока секрет...
    Мы  болтаем  еще  с  полчаса.  Катя  то  успокаивается,  то  снова
встревоженно вглядывается в экран.  Мой  флаер  тихо  гудит,  поглощая
расстояние. А Катино лицо становится все более сонным, расслабляется и
кажется  теперь  совсем  детским.  Есть  у  Кати  такая   особенность.
Наверное, весь свой взрослый  вид  она  создает  постоянной  серьезной
гримаской. Но сейчас ей не до этого -- она слишком хочет спать.
    Мы желаем друг другу  спокойной  ночи  и  прерываем  связь.  Экран
гаснет, я остаюсь в темноте,  наполненной  мерцанием  приборов.  Внизу
темнота, лишь на горизонте разгорается бледное пламя  ночного  города.
Там ждет меня заказанный накануне номер отеля.  И  абсолютно  не  ждут
одиннадцать семей -- последних "подозреваемых" из списка Эдгара.
    Завтра я закончу проверку. А послезавтра увижу одного великого, но
очень несчастного ученого.
    И решу, стоит ли делать его счастливым.

    Коттедж на берегу ничуть не изменился. Да  и  его  хозяин,  ждущий
меня на пороге, тоже. Правда, сегодня не было дождя и туман  рассеялся
под теплым солнцем, а бегущие волны  казались  голубовато-прозрачными,
чистыми как стекло.
    Только  подойдя  ближе,  я  заметил   в   лице   Эдгара   странную
неподвижность. Смесь уже наступившего разочарования и еще не  погибшей
надежды. Но, слава Богу, он хотя бы не был пьян.
    Эдгар молча провел меня в  дом.  Приготовил  кофе.  И  лишь  потом
спросил, резко, без предисловий:
    -- Итак, ты не нашел его?
    Выходит, я был прав. Абсолютно прав в своих  подозрениях.  Глотнув
кофе, я посмотрел Эдгару в глаза. И ответил:
    -- Почему же? Нашел.
    Лицо Эдгара задрожало.  Неподвижность  сползала  с  него,  уступая
место... обиде. Да,  именно  обиде.  Он  не  ожидал,  что  его  смогут
переиграть.
    -- Невозможно, --  быстро  произнес  он.  --  Последний  в  списке
оказался моим сыном? Один шанс из тысячи тридцати двух. Немыслимо.
    -- Значит, ты следил за мной, -- равнодушно  констатировал  я.  --
Электронный жучок на одежде... или в обшивке флаера.
    Эдгар покачал головой. Проигрывать он все-таки умел.
    -- Не так тривиально, Миша. Темпоральный зонд. Я кивнул.  Этого  и
следовало ожидать. Слишком уж по-крупному шла игра... Где-то рядом  со
мной, отставая на долю секунды  суб®ективного  времени,  неощутимый  и
бесплотный, крался  сквозь  пространство  прибор-соглядатай.  Одна  из
любимых игрушек Темпорального Института, применение позднее двадцатого
века категорически запрещено...
    -- Прояви его, Эдгар. Хочется посмотреть.
    Он покачал головой:
    -- Невозможно. Зонд раздавит эту комнату и еще половину дома.
    Похоже, он не врал.  Действительно,  к  чему  делать  миниатюрными
машины-шпионы, прикрытые темпоральным полем лучше любого камуфляжа...
    -- Тогда поговорим на равных.
    Я   вынул   газовые   фильтры,   погружаясь   в   свой   мир    --
болезненно-реальный   мир   оживших   миражей,   разноцветных   теней,
прерывающихся звуков.
    -- У меня есть нужное имя. У тебя... Впрочем, действительно ли  ты
можешь мне помочь? Вначале план был в том, чтобы выследить,  на  какой
семье я прекращу поиск,  и  сообщить  мне,  что  затея  провалилась...
например, тебя уволили из института. Я был бы не в обиде, ведь  имя-то
сообщить еще не успел. Так?
    -- Так.
    -- А теперь ты ставишь на другое... На  ампулу  в  правом  кармане
пиджака!
    Рука Эдгара метнулась к карману. Застыла, вцепившись в ткань. А на
лице, впервые за время нашего знакомства, появился страх.
    -- Откуда ты взял эту гадость, Эдгар? Надо же... Наркотик  правды.
Притащил из прошлого?
    -- Его и сейчас нетрудно достать... -- хрипло прошептал Эдгар.  --
Ты что, читаешь мысли?
    -- Запахи, Эдгар, запахи. Прежде чем ты решишься сделать мне укол,
я почувствую это. Я угадаю прыжок, прежде чем ты согнешь ноги, и  удар
-- раньше чем ты замахнешься.
    Он  растерялся.  Я  немного   утрировал   свои   возможности,   но
растерянность Эдгара почувствовать было несложно. На всякий  случай  я
добавил:
    -- И к тому же... Почему ты думаешь, что  этот  препарат  на  меня
подействует? Я ведь мутант. Я пьянею от эуфиллина и засыпаю  от  йода.
Содержимое ампулы может оказаться для меня отравой или быть не опаснее
простой воды.
    -- Твоя взяла... -- Эдгар деланно развел руками. Но в  запахе  его
тонкой зеленой линией прорезалось облегчение.  Он  смирился.  Позволил
себе расслабиться и сдаться. -- Все будет по-честному, Миша. Я  сделаю
то, что обещал, а ты назовешь имя.
    -- А вот это мы сейчас решим.  --  Я  почувствовал  себя  хозяином
положения и не смог удержаться от насмешки. -- Мне  пришло  в  голову,
что ты  очень  опасный  человек.  Так  что  придется  спросить,  каким
способом ты собираешься вернуть себе сына. Нигде в мире не  существует
документов, доказывающих, что он твой родной сын.
    -- Каким способом? Не слишком этичным, Миша. Я изменю его прошлое,
изменю  так,  что   к   сегодняшнему   дню   он   будет   иметь   знак
самостоятельности. Одновременно он поссорится с родителями,  уйдет  из
дома...
    -- ...совершенно случайно встретится с тобой, подружится, а  потом
согласится пройти генетический контроль. Вдруг добрый и  хороший  дядя
Эдгар -- его родственник? А  дядя  Эдгар  неожиданно  окажется  папой.
Газеты и ти-ви трубят об удивительной встрече отца  и  сына,  знакомые
наперебой  поздравляют  вас.  Ты  вновь  полноценный   человек.   Твой
маленький, но самостоятельный сын совершенно добровольно живет у тебя.
    -- Ему будет хорошо со мной, Миша! -- Эдгар побледнел так  сильно,
что я испугался, не перегнул ли палку.
    -- А его приемным родителям?
    -- Я же сказал, это будет не самый этичный поступок! Мы замолчали.
Потом Эдгар вкрадчиво произнес:
    -- Впрочем, я могу задать встречный вопрос, Миша.  Этично  ли  то,
что ты сделаешь в двадцатом веке?
    Я отвел глаза. И ответил:
    -- Хорошо, Эдгар. Я помню наш  разговор.  И  совершу  преступление
полтораста лет назад... так же, как ты совершишь свое через неделю.
    -- Не путай истинное и суб®ективное время, Миша. Ты нарушишь закон
завтра утром.
    Я действительно прекрасно помнил  нашу  беседу,  состоявшуюся  три
месяца назад. Помнил так, словно мы лишь час назад сидели  за  пультом
компьютера...

    Не  знаю,  каким  образом  Эдгар  провел  в  свой   дом   терминал
институтского компьютера.  Это  было  строжайше  запрещено.  Доступ  к
любому компьютеру, способному прогнозировать  человеческое  поведение,
давал  огромную,  бесконтрольную  власть.  Ну  а   главный   компьютер
Института Времени делал такую власть безграничной.
    Возможно, Эдгару помог украденный  темпоральный  зонд.  Но  скорее
именно советы компьютера помогли ему похитить, об®явить пропавшей одну
из немногих существующих машин времени.
    Тогда, три месяца назад, набрав на моих глазах длинный ряд цифр --
простой, но надежный шифр, Эдгар превратил  свой  домашний  компьютер,
простенький маломощный "Балтис-07", в придаток одной из самых  сложных
машин, созданных  человечеством.  Набирая  на  клавиатуре  команды  --
"Балтис" даже не был снабжен речевым адаптером, -- Эдгар раз®яснял мне
свой план.
    -- Изменить твое прошлое, Миша, невозможно. Мы опять-таки  вызовем
временную  петлю...  Значит,  придется  работать  с   предками   твоей
девушки... Да не смотри ты на меня так! Нам нужно убрать один  процент
ее генов. Заменить на другие, чистые, совместимые с твоими. Для  этого
достаточно  вмешаться  в  седьмое   поколение   ее   предков.   Пускай
какой-нибудь  Саша  Иванов  станет  отцом  вместо  Вани  Александрова.
Остальное должно остаться прежним. Те же папа с мамой, те же бабушки с
дедушками. Мы просто выдергиваем  кубик  в  основании  пирамиды  --  и
меняем его на другой. Неважно,  что  кубики  разных  цветов,  главное,
чтобы вся пирамида устояла...
    Даже  тогда  мне  стало  не  по  себе.  Жившие  давным-давно  люди
почему-то не  казались  мне  разноцветными  кубиками  в  пирамиде,  на
вершине которой  была  Катя.  Но  Эдгар  продолжал  говорить,  быстро,
уверенно, и я поддавался  гипнозу  его  слов.  Наверное,  очень  хотел
поддаться.
    -- Конечно, новая Катя станет чуть-чуть  другой.  У  нее  окажется
более сильное сердце  или  более  слабые  легкие.  Возможно,  родинка,
которая у нее на щеке...
    Я вздрогнул -- у Кати на щеке действительно была родинка.
    -- ...переместится на шею. Но не более!
    -- А где гарантия, Эдгар? Вдруг она станет жестокой или сварливой?
Разлюбит путешествовать, а увлечется выращиванием  кактусов?  Разлюбит
меня, в конце концов!
    Эдгар ждал этого вопроса. Он ласково провел ладонью по  экрану  --
плоской, светящейся мягким светом пластине над клавиатурой компьютера.
    -- Гарантия здесь, Миша.  В  этих  электронных  мозгах  да  еще  в
темпоральном  зонде,  который  обследует   сейчас   Катиных   предков.
Обследует детально, вплоть до анализа поведения в течение всей  жизни.
Это займет сотни лет работы  зонда...  суб®ективных  лет,  конечно,  и
почти выработает его ресурс.  Но  нам  придется  подождать  лишь  пару
минут.
    Я взглянул на Эдгара с  невольным  уважением.  Темпоральный  зонд,
каждая секунда  работы  которого  заносится  на  кассету  с  пометкой:
"Хранить вечно", --  сейчас  бесконтрольно  мотается  по  прошлому.  А
институтский  компьютер,  чье  время   расписано   на   годы   вперед,
контролирует его, попутно решая простенькую задачку -- как скрыть факт
своей работы.
    По экрану проплыли какие-то строчки. Замелькали кадры, похожие  на
старую кинохронику; уродливые машины, однообразные  дома.  Высветились
чьи-то портреты и затейливая вязь генеалогических деревьев.
    -- Зонд вернулся из прошлого, -- возбужденно прошептал  Эдгар.  --
Сейчас  компьютер  предложит  варианты   вмешательства...   если   они
существуют.
    Экран мигнул,  еще  секунду  оставаясь  пустым.  А  затем  на  нем
появились фотографии -- девушка, совсем молодая, чуть старше Катьки, и
двое парней -- темноволосых, смуглых, похожих друг на друга. Прямо  по
фотографиям, словно перечеркивая их, побежали строчки, так быстро, что
я не успевал прочитать и половины. Эдгар общался  с  компьютером  куда
быстрее, чем дилетант вроде меня.
    -- Вот оно! -- Эдгар схватил меня за руку. -- Вот он, вариант!  Ты
только послушай!
    ...Девушку звали Галей, и она ничем не  походила  на  Катю.  Но  в
реальном прошлом у  нее  и  Дениса  Рюмина,  ее  мужа,  родится  дочь.
Прабабушка Катиной прабабушки.  Тоже  не  слишком-то  похожая  на  мою
невесту... Именно Денис Рюмин нес в себе пораженные  гены,  обрекающие
нас с Катей на неполноценность.
    Но существовал  и  альтернативный  вариант.  Неудачливый  соперник
Дениса по имени Виктор. Его ровесник и двоюродный брат...
    -- Вмешательство минимально, Миша! Нам даже нет нужды расстраивать
брак!
    ...Это было за три дня до свадьбы. Виктор пришел к Гале,  чтобы  в
последний раз выяснить отношения. Визит оказался недолгим...
    -- Сейчас мы увидим, как это было.
    Изображение на экране сменилось. Комнатка, заставленная  старинной
мебелью. Неуклюжий здоровенный телевизор в углу.  Хрустальная  люстра,
заливающая комнату светом. Девушка и парень, сидящие на диване.
    Зонд неплохо выбрал точку с®емки. Мы прекрасно видели их  лица  --
наигранно-спокойное лицо девушки и напряженное, закаменевшее -- юноши.
    -- Витя, это ненужный разговор... Я все тебе об®яснила  еще  месяц
назад.
    -- Но я люблю тебя... -- парень произнес это так беспомощно, что я
отвел глаза от экрана.
    -- Ну и что из этого?
    Странно, в  голосе  девушки  я  почувствовал  не  столько  злость,
сколько смущение и  вину.  Словно  она  не  слишком  уверена  в  своей
правоте... Но парень этого не почувствовал.
    Он встал и быстро вышел из комнаты. Девушка осталась сидеть. Через
несколько мгновений хлопнула дверь.
    Экран погас.
    -- Обидно... -- Эдгар искоса посмотрел на  меня.  --  Ребенок  мог
быть зачат и в этот вечер, а не тремя днями позже.
    -- Именно девочка?
    Эдгар приподнял брови.
    -- Ну и вопрос... Ты что, считаешь, что  пол  ребенка  зависит  от
отца?
    -- Конечно! Х- и Y- хромосомы, которые определяют пол,  --  это...
так сказать, мужская продукция.
    Эдгар явно развеселился.
    -- Не спорю!  Но  вот  фактор  проницаемости  яйцеклетки,  который
позволит проникнуть в нее лишь одному сперматозоиду,  зависит  целиком
от женщины. Практического значения это  не  имеет,  фактор  определить
почти невозможно. Но в том, случившемся уже, месяце Галя могла  родить
только девочку... Ладно, давай просматривать варианты. Например...  --
Его пальцы пробежали по клавиатуре. -- Виктор  был  понастойчивее.  Мы
можем подвергнуть его действию стимулятора перед приходом к Гале.
    Экран засветился снова. Та же комната, то же мнимое спокойствие на
лице Гали. И насмешливое, уверенное лицо Виктора...
    -- ...он же сопляк, рохля! Как ты этого не понимаешь?  А  я  люблю
тебя и готов... на все.
    -- Прекрати, Витя!  Это  ничего  не  меняет!  --  Девушка  заметно
нервничала.
    -- Ты думаешь? А мы ведь одни в квартире, совсем одни.  --  Виктор
потянулся к девушке, провел ладонью  по  ее  щеке.  --  Когда-то  тебе
нравилось со мной целоваться... и не  только  целоваться...  Когда  мы
были одни, как сейчас.
    Резким движением девушка отстранила его руку. Произнесла  звенящим
голосом:
    -- Не заставляй  себя  ненавидеть,  Витя.  А  я  ведь  возненавижу
тебя... даже за поцелуй.
    Виктор отвернулся. Медленно, словно делая над  собой  колоссальное
усилие.
    Экран погас.
    -- А девушка с характером, -- прокомментировал Эдгар.  --  Что  ж,
тогда попробуем растормозить их обоих.  Распыляем  в  воздух  квартиры
амурин...
    -- Подожди!
    Я  остановил  его,  словно  перед  нами   была   не   компьютерная
инсценировка, а реально изменяемое прошлое.
    -- Эдгар, а что, если в квартире просто погаснет свет?  Авария  на
электростанции, обрыв провода...
    Эдгар пожал плечами. И набрал на клавиатуре несколько слов.
    -- ...Витя, это ненужный разговор. Я все тебе об®яснила еще  месяц
назад.
    -- Но я люблю тебя!
    Люстра мигнула. Свет потускнел и  погас.  В  темный  квадрат  окна
заглядывали звезды. Девушка ойкнула. И виновато произнесла:
    -- Пробки, наверное... Ты где, Витя?
    -- Здесь... Это не пробки, в соседних домах тоже нет света.
    -- Возьми меня за руку...
    Темнота. Шорох. Сдавленный голос Виктора:
    -- Все как тогда. Только мы сами погасили свет... Помнишь?
    -- Не надо, Витя!
    -- А в окне была луна... И магнитофон крутил кассету с битлами...
    Темнота. Шорох.
    -- Не надо, Витя ...
    Темнота. Шорох. Скрип дивана.
    -- Зачем... Это ничего не изменит...  --  Я  хочу  запомнить  тебя
всю... Каждую родинку... Я их знаю на ощупь...
    -- Витя...
    ...Эдгар уважительно посмотрел на меня. Спросил:
    -- Включить инфракрасный обзор?
    -- Зачем? -- Меня стала бить дрожь. -- И так все ясно.
    Эдгар снова работал с компьютером. Фотографии, схемы, несущиеся по
экрану строчки.
    -- Воздействие минимально... Галя даже не  будет  знать,  от  кого
родится ее дочь. И постепенно уверит себя,  что  от  мужа.  И  девочка
окажется очень похожей на... прототип. Даже замуж выйдет  за  того  же
человека, так что  повторного  вмешательства  не  потребуется...  А  к
третьему поколению различия почти исчезнут.  Надо  лишь  поработать  с
Виктором, чтобы он не повторял  своих...  запоминаний  родинок.  А  то
парнишка способен разрушить их семью.
    -- А какой окажется Катя?
    Эдгар облизнул пересохшие губы:
    -- Я схожу заварю кофе. А ты посиди у экрана. Машина покажет  тебе
полсотни  эпизодов  из  ваших  отношений.  Сравнишь  сам,   много   ли
отклонений.
    Различия отсутствовали. В новом варианте реальности мы  гуляли  по
тем же дорожкам парка. И поссорились из-за  любимой  Катиной  собачки,
которой я наступил на хвост. И ели шоколадное мороженое.
    Я смотрел в экран, боясь увидеть  не  тот  жест,  услышать  не  то
слово. Ожидая, что из Катиного лица вот-вот проглянет другой  человек,
не лучше и не хуже, просто -- другой. Но передо мной была Катя. Именно
она. С прежней серьезной гримаской, с до боли  знакомой  улыбкой,  так
ярко и неожиданно вспыхивающей. С родинкой на правой щеке...
    С чистым генотипом, позволяющим нам жить вместе и иметь детей.
    -- Я согласен, Эдгар,  --  сказал  я  вполголоса.  --  Я  согласен
назвать имя твоего сына и изменить Катино прошлое.
    -- Не изменить, нет! Исправить!
    Эдгар стоял за моей спиной.  С  кофейными  чашечками  в  руках.  И
коньячным запахом, пробивающимся сквозь фильтры.

    З