непостижимым образом убедил отдать ему перстень
- в те годы вещь немыслимая. Это оказалась первая и последняя его  победа.
Вообще-то он увидел еще два перстня - вот  эти,  второй  и  пятый,  но  их
вычислил уже я. Перстень Гофмана  значился  под  первым  номером.  Кстати,
когда я наткнулся на первый документ, дед  ездил  в  Феодосию  -  помнишь?
Вернулся невеселым. Это неспроста, он выяснил судьбу перстня Мурзаева.  До
войны какой-то его потомок жил себе в Феодосии, его помнили из-за перстня,
носимого  как  медальон.  Так  вот,  во  время  оккупации  этот   перстень
прикарманил один немец-офицер. Видать, он и увез его при отступлении.  Это
и все, что выяснил дед. А я установил,  что  обер-лейтенант  Курт  Фиц  не
погиб впоследствии, а по окончании войны бежал в  Южную  Америку.  Кстати,
его  имя,  точнее  псевдоним,  обнаружилось  среди   недавно   выловленных
ИНТЕРПОЛОМ главарей кокаиновой мафии. Кажется, его даже судили.
     Но вернемся на пару лет раньше. До  84-го  года  дед  ни  на  шаг  не
продвинулся в поисках. Двадцать лет он ворошил архивы, но  ему  не  везло.
Вдвоем мы копались еще год, тоже безрезультатно. Потом  я  ушел  в  армию,
досадуя, что целых два года потеряю в своих  поисках.  Можешь  представить
мои чувства, когда в первые же дни службы я узнал, что  среди  новобранцев
есть эстонец по имени Леокс Тит! Я сразу же  познакомился  с  ним.  Вскоре
выяснилось, что у них полдеревни носит фамилию Тит и один из селян владеет
перстнем, который, по слухам, подарен его предку царем. Леокс хорошо знает
этого человека и даже приходится ему дальним родственником.  В  результате
переписки тот соглашается продать перстень. Так, спустя два  года,  в  мои
руки попадает третий экземпляр. Его номер -  пятый.  Дед,  понятно,  очень
обрадовался и мы с новой энергией взялись за поиски. Вскоре я  переехал  в
Киев, поступил в институт. Через год я списался с архивом города  Гданьска
и получил копию документа - что-то вроде судебного протокола. Вот, смотри,
- Багдасаров достал очередную бумагу из папки. - Судили  некоего  Вылчека,
русского корсара и изменника. Несомненно, это был  тот  самый  Ян  Вылчек,
данцигский шалопай, удравший от правосудия в корсары. Его повесили в  1584
году. Списавшись со специалистами Гданьского института истории, я попросил
попытаться выяснить судьбу перстня.  И,  представь,  на  их  публикацию  в
каком-то журнале откликнулся один краковский рабочий. Перстень хранился  у
него, но каким образом попал он к родителям, рабочий не имел ни  малейшего
представления.
     Перстень переправили мне в обмен  на  обещание  сообщить  в  институт
результаты дальнейших поисков. Это оказался перстень номер два. Теперь  мы
их собрали уже четыре - больше половины! И  когда  я  безнадежно  зашел  в
тупик, являешься ты с седьмым номером, да еще находятся следы замка!  Если
знакомый твоего отца действительно  сумеет  разыскать  и  передать  замок,
останутся всего два перстня - не так уж много.
     Ромка спросил:
     - А чей перстень принес я?
     Багдасаров кивнул:
     - Я тоже задавался этим вопросом. Возможны  три  варианта:  либо  это
перстень Степана Гурьева, но  вряд  ли  он  мог  попасть  в  из  Сибири  в
Швейцарию. Марат Мурзаев тоже, скорее всего,  отпадает.  Самое  вероятное,
что это перстень Клауса Морке, фламандца. Улавливаешь? Швейцария не так уж
и далеко.
     - Значит, остается замок и два перстня?
     - Выходит так...
     - И ты надеешься их найти?
     - Надеюсь, - твердо сказал Багдасаров.
     Ромка мечтательно закрыл глаза.
     - То-то обрадуется твой дед, когда узнает, что ты  отыскал  еще  один
перстень и напал на след замка!
     Багдасаров вздрогнул и тускло взглянул на Ромку.
     - Дед умер в прошлом году... - и добавил шепотом,  -  и  завещал  мне
найти забытую дорогу...


     Прошла еще неделя. Все это время Ромка с нетерпением ждал известий  о
замке. Теперь он знал, что отец договорился с кем-то  из  своих  женевских
знакомых, чтобы тот зашел в ту самую лавку и узнал  насчет  замка.  Как-то
придя вечером домой, Ромка ощутил неясное напряжение: отец был  дома,  что
нехарактерно для столь раннего часа. Ромка кинулся к нему в кабинет.
     Отец сидел в кресле и курил, пуская под  потолок  правильные  колечки
дыма. А на столе в луче  настольной  лампы  тускло  поблескивал  необычный
предмет. Ромка замер. Предмет формой  и  размерами  напоминал  кирпич.  Он
твердо стоял на ножках, слитых воедино с его  корпусом.  Подойдя  поближе,
Ромка рассмотрел, что предмет представляет собой  брусок  того  же  дикого
необработанного  камня,  что  и  в  перстнях,  только  размером  побольше.
Поверхность его была неровной и тоже едва-едва сглаженной. Брусок  искусно
вправили в подставку, наружу выступал только прямоугольник  верхней  грани
"кирпича". Сбоку на оправе, вдоль открытой поверхности  камня,  с  равными
промежутками виднелись такие же знаки, как и на перстнях, все семь в  ряд.
А на малых сторонах прямоугольника выделялись неровные выступы  с  пазами,
видимо для закрепления каких-то предметов. Подставка-оправа была выполнена
из того же металла, что и перстни. Вещь казалась очень старой, но нигде не
была повреждена; от нее исходило  нечто  непонятное,  внушающая  невольное
уважение эманация, что ли?
     - Вот, - нарушил молчание, отец, -  это  та  самая  вещь.  Твой  друг
просил побыстрее переправить ее. Так что дальнейшее в твоих руках.  Можешь
забирать эту штуковину. И еще вот, - отец  встал,  неторопливо  прошел  по
комнате и взял со стола конверт  из  плотной  розоватой  бумаги.  -  Здесь
кое-какие факты, тоже передашь своему другу.
     Ромка восторженно прошептал:
     - Замок!
     Отец усмехнулся в усы и ненавязчиво поинтересовался:
     - А что, твой товарищ любитель старины? Коллекционер?
     - Нет, - замотал головой Ромка. - Он ищет забытую дорогу.
     Потом до Ромки дошло, что отцу эти  слова  ровным  счетом  ничего  не
скажут, но об®яснять  было  слишком  долго.  Он  бережно  уложил  замок  в
дипломат, сунул туда же конверт и бросился к выходу.
     - Это длинная история, па. Я тебе после расскажу, ладно?
     - Беги-беги - проворчал отец. - Пинкертон...
     В увлечения сына он никогда не вмешивался.
     К   общежитию   Ромка   приближался   ильфо-петровским    "фривольным
полугалопом", моля бога, чтобы Багдасаров оказался дома. Начинало темнеть.
Ромка уже собирался нырнуть в вестибюль, когда его окликнули:
     - Эй, Рома!
     Он оглянулся. От спортплощадки неторопливо  и  даже  как-то  вымотано
тянулась вереница парней в футболках. Среди них был и Багдасаров.  Он  шел
чуть поотстав от передних, держа подмышкой пестрый ромбиковый мяч.
     Вместо ответа Ромка поднял  дипломат  и  выразительно  ткнул  в  него
пальцем. Багдасаров бегом кинулся к  нему.  Громко  дыша,  он  остановился
около Ромки.
     - Замок? - с такой отчаянной надеждой спросил он, что Ромка внутренне
содрогнулся, представив всю глубину  разочарования  Багдасарова,  если  бы
замка найти не удалось.
     Ромка, довольно улыбнувшись, кивнул.  Багдасаров  немедленно  потащил
его в комнату. Ловко забросив мяч в  сетку  под  потолок,  он  нетерпеливо
повернулся к Ромке: "Ну?"
     Но Ромка и не думал тянуть: он уже открывал дипломат.
     Багдасаров осторожно прикоснулся к "кирпичу" и  еще  более  осторожно
взял его в руки.
     - Замок, старший... - прошептал он завороженно.
     Диму Федоренко он называл "старшим", потому что они родились  в  один
год и один день, но Дима на полтора часа раньше.
     Ромка молчал.
     - Черт меня побери, это же действительно замок! - уже  громче  сказал
Багдасаров, бережно ставя его на стол, и плюхнулся на кровать. Ромка вынул
из дипломата письмо и протянул ему.
     - Тут  еще  какие-то  факты.  Он  так  и  сказал:  "факты",  повторив
выражение отца.
     Багдасаров живо подскочил и распечатал плотный забугорный конверт. По
мере  чтения  лицо  его  вытягивалось,  отражая  безграничное   удивление.
Прочитав, он медленно протянул письмо Ромке и вновь опустился на  кровать.
В письме говорилось, что женевский  знакомый  отца  без  труда  отыскал  и
антикварную лавку, и упомянутую необычную вещь. Продавец-хозяин, видя, что
"замком" интересуются всерьез, заломил за него кругленькую цену, но  позже
все-таки удалось столковаться на вполне приемлемой сумме. Насчет перстней:
их у торговца было два. Один он  продал  болгарскому  туристу  еще  зимой,
второй - русскому, всего с  месяц  назад  -  без  сомнения  подразумевался
Ромкин отец. На расспросы о болгарине лавочник, совершенно неожиданно  дал
исчерпывающий  ответ:  оказалось,  они  обменялись  сувенирами.   Болгарин
уступил продавцу антикварную книгу, где  оставил  памятную  надпись,  свое
имя, фамилию и адрес. На вопрос откуда у него в  лавке  подобные  предметы
торговец дал уклончивый туманный ответ. Насколько понял знакомый Ромкиного
отца, лавочник не брезговал скупкой краденого и эти вещи, вероятно  стащил
какой-нибудь воришка. По-крупному торговец не играл, это  выяснили  точно.
Потом все же удалось  выудить  признание,  что  замок  и  оба  перстня  он
перекупил у некоего итальянца, часто посещающего Женеву. Итальянец зовется
Пьетро Трускалотти, на момент разговора он в  Женеве  отсутствовал.  Этими
"фактами" письмо исчерпывалось.
     - Прочел? - спросил Ромку Багдасаров. -  Однако,  знакомые  у  твоего
папани! Хватка, как у Штирлица.
     Ромка усмехнулся:
     - А я знаю кто все это раскопал. Ни  много,  ни  мало  -  шеф  охраны
нашего консульства в Женеве. Профи.
     - Н-да, впечатляет. Теперь еще и итальянец какой-то входит в круг.  -
Багдасаров умолк на некоторое время. - Я так и не понял  каким  путем  два
перстня и замок попали в Швейцарию, а тут, оказывается, еще и Италия...
     - Что же ты хочешь, четыреста лет прошло, - пожал  плечами  Ромка,  -
сколько раз эти перстни из рук в руки переходили...
     - Подожди, - поморщился Багдасаров. - Если перстней было два, то  чей
же второй? Гурьева или Мурзаева? А? Как ты думаешь?
     Ромка осторожно ответил:
     - Полагаю, что не Гурьева.
     - Точно, - подтвердил Багдасаров. - И я так думаю.  Значит,  перстень
Мурзаева каким-то образом перекочевал из рук немца,  из  Южной  Америки  в
Швейцарию. Или сначала в Италию? Черт, голова кругом идет!
     - А может он вообще в Южной Америке не бывал?
     Багдасаров двинул плечами.
     - Может, и так...
     Ромка обернулся к столу и несколько секунд глядел на замок.
     - Слава, - робко спросил он, - а ты не задумывался,  почему  замок  и
два перстня оказались  вместе?  Они  ведь  сначала  находились  достаточно
далеко друг от друга. А?
     Багдасаров прищурился.
     - А ты можешь это об®яснить?
     Ромка развел руками:
     - Может быть, кто-то уже пытался собрать все перстни?  Может,  кто-то
узнал о забытой дороге, о ключе и замке?
     - Я тоже об этом подумал, - медленно кивнул Багдасаров. -  Это  самое
вероятное. - Он усмехнулся. - Но этому человеку что-то помешало.
     Довольно долго они  молчали,  рассматривая  замок.  Потом  Багдасаров
достал коробку с перстнями, открыл ее и  положил  на  столешницу  рядом  с
замком. Ромка, затаив дыхание, следил за руками Багдасарова. Тот взял один
из перстней, внимательно осмотрел сначала его, потом замок.
     - Они как-то должны соединяться... - сказал он задумчиво.
     Ромка протянул руки:
     - Можно?
     Багдасаров уступил перстень, с интересом глядя в его сторону.
     Ромка взял еще один перстень и аккуратно соединил их оправы - обруч к
обручу, камень к камню. Перстни идеально подошли друг к другу: выступы  на
одной  стороне  обруча  прочно  вошли  в  зацепление  с  пазами   другого.
Получилась занятная штуковина - нечто  вроде  короткой  трубочки  с  двумя
состыкованными камнями на внешней грани.
     - Вот, - сказал Ромка, - протягивая Багдасарову соединенные  перстни.
- Я понял, что они должны соединяться еще когда  рассматривал  перстень  в
кабинете отца. Эти пазы явно предназначены для этих шипов, -  Ромка  мягко
указал пальцем на перстни.
     - У тебя хорошее пространственное мышление,  -  одобрительно  покачал
головой Багдасаров, - кубик Рубика, небось, в секунды складываешь...
     Ромка покраснел от удовольствия. У него действительно  было  завидное
геометрическое воображение.
     - А дальше-то что?
     - А дальше - вот, - повинуясь внезапному озарению Ромка взял  перстни
и попытался, перевернув их камнями вниз, состыковать с выступами на торцах
каменной полоски замка.
     Но у него ничего не вышло.  Камень  перстня  уперся  в  камень  замка
раньше, чем соединения на обруче и оправе замка оказались на одном уровне.
Неровности камня мешали им состыковаться.
     - Как же так? - растерялся Ромка.
     - Э-э-э, не спеши, - улыбнулся Багдасаров. - Вот ведь подсказка, - он
указал  на  знаки,  выгравированные  на  подставке  замка,  -   их   нужно
располагать в строгой последовательности. Это ж ясно, как божий день.
     - Правильно! - обрадовался Ромка, взглянув на знаки и убедившись, что
он пытался втиснуть  седьмой  и  четвертый  перстни  на  место  первого  и
второго.
     - Надо вот так...
     Он осторожно взял первый и второй перстни, соединил  их  и  аккуратно
состыковал с замком. Камни и не подумали упираться - они  подошли  друг  к
другу, каждый выступ нашел свою  выемку.  Соединение  на  обруче  крайнего
перстня ловко сочленилось с торцовыми креплениями на оправе замка.
     - Потом так, - подхватил Багдасаров, отсоединяя седьмой  перстень  от
четвертого и закрепив его на противоположной стороне полоски замка.  Камни
снова подошли друг к другу и крепление перстня с замком сработало.
     - И еще вот так, - радостно  закончил  Ромка,  соединив  четвертый  и
пятый перстни и опустив их камнями вниз на камень замка в промежуток между
вторым и седьмым.
     Теперь на каменной полоске замка на хватало всего двух перстней чтобы
получилась  длинная,   сантиметров   десять-двенадцать,   трубка,   прочно
соединенная с замком.
     Багдасаров, Ромка и молчун-Дима переглянулись.
     - Двух не хватает, - вздохнул Ромка.
     Багдасаров выпрямился.
     - Ну-ка, где адрес того болгарина?


     Осенью Багдасаров добрался  до  следующего  перстня.  Он  списался  с
болгарином, договорился с ним и  ждал  только  случая,  чтобы  переправить
перстень из Пазарджика в Киев. Случай  подвернулся  в  октябре:  несколько
матчей  в  Болгарии  проводили  киевские  волейболисты.  Связка  сработала
безотказно: перстень под номером  три  присоединился  к  своим  близнецам.
Оставался единственный перстень  -  шестой,  увезенный  Степаном  Гурьевым
куда-то  в  Сибирь.  Багдасаров  методично  принялся  за  поиски   изредка
привлекая Ромку. Они дали совершенно неожиданный результат. Не  в  Сибири,
не где-то далеко, а здесь же, в Киеве, на кладбище  при  одной  из  старых
церквей, Багдасаров наткнулся на  скромный  дубовый  крест  с  полустертой
надписью: "Русский мореход  Степан  Гурьев".  Перерыв  кучу  документов  и
литературы, в том числе церковную библиотеку, он выяснил,  что  перстня  у
Гурьева к моменту смерти почти наверняка уже не было. Кому и когда передал
он свою реликвию оставалось только догадываться.
     Это был тупик, безнадежный тупик и преодолеть его могло  помочь  лишь
чудо. А Багдасаров в чудеса не верил. Отступить сейчас, когда до  заветной
цели остался лишь  шаг,  было  вдвойне,  втройне  обидно.  Ромка  разделял
отчаяние Багдасарова, но помочь ничем, увы, не мог.
     Однако,  история  с  перстнями  на  этом  не  закончилась.   Развязка
наступила летом следующего года. Ромке  осенью  предстоял  уход  в  армию.
Багдасаров с Димой Федоренко  закончили  практику  и  уехали  восвояси,  в
маленький  южный  городишко.  Ромка  целыми  днями  жарился  на  пляже   в
Гидропарке, заявляясь домой только для того, чтобы  переночевать.  В  один
прекрасный день он обнаружил на зеркале в прихожей  телеграмму.  Она  была
короткой; прочитав неровно наклеенные строчки, Ромка сжался и почувствовал
в груди прозрачный холодок.
     "Восьмого августа открываем дорогу. Будь дома. Багдасаров".
     - Восьмого августа, - пробормотал Ромка. - Август...  восьмой  месяц.
Гм, восьмого восьмого восемьдесят восьмого - надо же, сплошные  восьмерки,
и день, и месяц, и год.
     Ромка вздохнул, вспомнив, как уважал Багдасаров эту  цифру.  Все  его
футболки неизменно носили  на  спине  восьмерку.  Или  две.  И  комната  в
общежитии была 88-я.
     Ромка еще раз вздохнул и на всякий  случай  вспомнил,  когда  родился
Багдасаров. Результат заставил его  вздрогнуть.  Восьмого  августа,  около
полудня! Ромка, сообразив, что Славкин  друг-неразлейвода  Дима  Федоренко
всего на полтора часа старше, яростно зашипел  и  стал  столь  же  яростно
стаскивать рубашку. В проеме дверей появилась мать.
     - Где тебя носит, несчастный? - не особо сердито осведомилась она.  -
Дома тебя не увидишь. Я начинаю забывать, как ты выглядишь...
     Ромка чмокнул ее в щеку.
     - Завтра целый день дома сидеть буду! - пообещал он  и  подумал,  что
дает обещание не только и не столько матери...
     День провел он словно на  иголках.  Отоспавшись  на  пляже  на  месяц
вперед, он проснулся рано, не пробило еще  и  семи  часов.  Уныло  пожевав
чего-то на кухне, Ромка забрался в самый темный и  самый  прохладный  угол
своей комнаты и попробовал почитать, но в голову ничего  не  лезло.  Мысли
вновь и вновь возвращались к Багдасарову.
     Значит, он все-таки отыскал последний перстень. Гадать как он узнал о
судьбе реликвии Степана Гурьева было, конечно же, бесполезно.
     Отбросив книгу, Ромка стал бродить  по  квартире,  мучительно  ожидая
вестей от Багдасарова. К десяти  часам  он  едва  не  завыл  от  тоски.  К
двенадцати стал поминутно направляться к двери и всякий раз останавливался
в прихожей. К часу  он  жутко  проголодался,  видимо  от  волнения,  и  на
какое-то время отвлекся от своего тревожного ожидания.
     Багдасаров позвонил только в четыре.
     - Рома?
     - Да!!! Наконец-то! Я чуть с ума не сошел! Ты нашел перстень Гурьева?
     - Э-э-э... В общем, да.
     - Где? У кого? - затараторил Ромка.
     Не будем спешить, - философски хмыкнул Багдасаров.  -  Мы  сейчас  на
вокзале, ты подходи к нашей общаге через полчасика. Ладушки?
     - Понял! - выдохнул Ромка. - Бегу!
     С треском опустив трубку на аппарат он бросился к выходу. С Подола до
Севастопольской площади выходило поболее, чем полчаса. Так что бежал Ромка
не зря.
     Багдасаров на вокзале отнял коротко гудящую трубку от уха, глянул  на
нее и проворчал:
     - Беги-беги... - он повернулся к стоящему позади Диме Федоренко.
     - Ну, и мы пошли...
     Они  отмахнулись  от  назойливых  таксистов  и  зашагали  в   сторону
"Украины", к остановке девятки.
     Когда они приблизились  к  общежитию,  в  глаза  сразу  же  бросилась
приплясывающая от нетерпения фигура Ромки. Увидев их, Ромка  со  всех  ног
кинулся навстречу.
     - Ну? Ну, что?
     Багдасаров с Димой переглянулись и одновременно захохотали.
     - Может быть, здравствуй, для начала?
     Ромка смутился. После крепких рукопожатий все трое поднялись  наверх,
в 88-ю.
     На столе за время их отсутствия скопился толстый слой буроватой пыли.
Багдасаров вытер ее газетой и водрузил на стол новенький кожаный дипломат.
     - Ну, что, расскажем? - спросил он у Димы. Тот утвердительно кивнул.
     Багдасаров покосился в сторону окна и начал:
     - Значит так, Ромочка. Последний перстень, номер шесть - это вовсе не
перстень Степана Гурьева. Тот перстень был среди тех двух,  что  попали  к
женевскому лавочнику. Либо это тот,  который  принес  ты,  подарок  (хотя,
какой к чертям это подарок - за деньги) твоему отцу, либо тот,  что  успел
побывать  в  Болгарии.  Во  всяком  случае,  эти  два   перстня   когда-то
принадлежали Гурьеву и Марату Мурзаеву, правда какой  кому,  уже  в