Ударив  Павлыша  в  плечо,  в боковой люк
выскочил  Джим...  Татьяна   помогает  ему  втащить   в  вездеход   тело
астронома, и когти драконов барабанят по броне вездехода...
     Потом наступила тишина, как  звон в ушах... сквозь  звон пробивался
гул невыключенного двигателя и хриплый стон.
     - Я должен был, - твердым спокойным голосом сказал вдруг Лескин,  -
защитить Павлыша... Я хотел... - и голос оборвался.
     Павлыш  заставил  себя  отпустить  рычаги  управления.  Сделать это
было нелегко, потому что пальцы  словно вмерзли в металл.   Лескин лежал
на полу  кабины.   Татьяна разрезала  окровавленный комбинезон. Сурчонок
сжался в комок в углу, зажмурился.



        21.

     Спасательный  катер  вызвать  они  не  могли  -  негде сесть. Везти
Лескина на  вездеходе до  станции было  опасно. Он  потерял много крови.
Павлыш, как мог, перевязал его и дал обезболивающее.
     - Спустимся  к реке,  - сказал  он:   теперь некому было оспаривать
его власть.
     Джим сел на  место водителя. Павлыш  с Таней поддерживали  Лескина,
оберегая  его  от  ударов.  Джим  вел  машину  осторожно,  но  все равно
вездеход подкидывало.  Может, даже лучше, что Лескин потерял сознание.
     Выйдя к реке,  вездеход вошел в  воду и километра  четыре плыл вниз
по  течению.  У  низкого,  пологого  берега,  метрах  в  ста от которого
начинался  невысокий  прозрачный  лес,  Павлыш  попросил  Джима  вывести
вездеход на берег и остановиться у первых деревьев.  Лескина вынесли  на
траву.  Доктор с  Таней остались с ним,  а Джим должен был  гнать машину
за  медикаментами  и  спасательной  капсулой,  в которой без риска можно
доставить раненного на станцию.
     - Опасно все-таки, - сказал  Джим, возвращаясь в машину. -  А вдруг
прилетят?
     - Не беспокойся, - сказал Павлыш. - Драконов не будет.
     - Ты уверен, доктор?
     Павлыш  с  Татьяной  смотрели,  как  вездеход  пересекает  реку  и,
проламываясь  сквозь  кустарник,  поднимается  по  дальнему  склону.  Он
исчез, но некоторое  время до них  доносился треск ветвей  и рев машины.
Потом стало тихо.  Иногда постанывал Лескин.  День был облачный, сухой.
     - Не сердитесь на него, Слава, - сказала Таня.  Она сидела рядом  с
Павлышем,  обхватив  колени  руками.    Павлыш  поднял  кисть   Лескина,
проверяя пульс. - Он думает, что защищал вас.
     - Я не сержусь.
     - А яйцо дракона разбилось.
     - Я и не заметил. А как сурчонок?
     - Остался в кабине.  И не знает, что все случилось из-за него.
     Ветер перебежал через реку, взрябил воду.
     - Знаете, Таня, - сказал  Павлыш, - может быть, скоро  наша станция
будет стоять здесь.
     - На берегу? Хорошо бы. - Таня совсем не удивилась.
     - Вам нравится?
     - Вода рядом, купаться можно. Летом жарко будет. А почему? ..
     -  Я  расскажу  тебе  небольшую  детективную  историю.  Ведь каждый
детектив  должен   кончаться  сольным   выступлением  сыщика,    который
сознается  в  своих  заблуждениях  и  делится  прозрениями, приведшими к
выводу, кто же подсыпал яд в любимую чашку графини.
     - Рассказывай, сыщик, - сказала Татьяна.  Она устала,  беспокоилась
за Лескина и поддерживала игру без обычного энтузиазма.
     - Что я застал, прибыв на станцию? - продолжал Павлыш. -  Драконов,
которые нападают на людей. И затравленную экспедицию.
     - Это преувеличение.
     - Разумеется.  Вся  литература строится на преувеличениях.  А какие
были версии? Что  на планете живут  троглодиты и драконы  приняли нас за
них.   Вряд  ли.   Уровень   эволюции  не  тот.   Вторая  версия   твоя:
прилетали  сюда  когда-то  пришельцы  и  разозлили  драконов,  у которых
хорошая память.
     - Я понимаю, это так, чепуха, а не версия.
     - Эта  версия не  хуже любой  другой:   либо мы  помешали драконам,
либо  они  нас  за  кого-то  принимают.  Мне  повезло.  В  день, когда я
приехал, вы поймали дракона. Я его исследовал. И что же  обнаруживается?
Метаболизм драконов не  позволяет им питаться  людьми. Больше того,  тут
же я узнаю, что комары, которые с ожесточением нападают на людей,  также
не могут пить нашу кровь.   Они от нее погибают.  Получается  все равно,
как если бы люди собирали только поганки и нарочно питались ими,  умирая
в  мучениях.  И  главное,  те  и  другие  буйствуют лишь в районе нашего
холма. В лесу их уже нет.
     - И тогда появилась новая версия, - сказала Татьяна.
     - Конечно.   Назовем ее  версией трагической  ошибки. Мы  заняли их
дом, не заметив этого. Комары летят на тепло - тепло сурков.  Откуда  им
знать, что это не то тепло.  А драконы принимают нас за других,  за свою
обычную добычу.
     - Почему же, когда дракон  тебя хотел схватить, он щелкнул  когтями
на высоте  метра от  земли? Когда  я устроила  эксперимент с  ползанием,
дракон также промахнулся,  сжав когти в  метре от земли?   И почему  они
бросаются на светлое?
     - Их подводит инстинкт. Они привыкли охотиться именно так.
     - Но ведь сурков на нашем холме нет!
     - Это нас и сбивало с толку.  Иначе трудно было бы не догадаться  в
чем дело.   И именно  это заставило  нас занять  место сурков  в рационе
комаров.
     - А где же... - начала Таня, но Павлыш перебил ее:
     -  Значит  существует  экологическая  ниша.   Каждый холм - стойкое
сообщество.  Комары  живут в норах  сурков и пьют  их кровь.   И, вернее
всего,  сами  они  тоже  чем-то  нужны  суркам.  Может  быть, те едят их
личинки. Сурки питаются муравьями и тоже контролируют их  численность...
Драконы не без пользы соседствуют с этим сообществом. Но строго  следят,
чтобы   была   неприкосновенна   их   территория.   И   поедают  слабых,
нерасторопных.
     - А я сидела на крыше, - вспомнила Татьяна.
     - Нашествие  расплодившихся сверх  меры муравьев  и стало  для меня
последним  штрихом  в  картине  этого  мира,  -  сказал Павлыш. - Ладно,
пойдем  дальше.   Что  же  получается?   Мы  прилетаем,  высаживаемся на
холме. В период проливных дождей,  когда жизнь на планете замирает.   Мы
начинаем строить, заваливаем норы, сурки  гибнут или убегают в лес.  Там
нет  их  привычной  пищи,  и  они  постепенно  вымирают.  Помнишь сурка,
которого ты привезла?  Он был больным  и полудохлым.   Комары в процессе
эволюции привыкли  обходиться "своими"  сурками. Улететь  они не  могут.
Сурков  нет,  комары  летят  на  тепло,  кусают  нас и дохнут. А драконы
лишаются крова родного.  Они рады  бы сменить холм, но у каждого  холма,
вернее  всего,  есть  свой  род  властителей,  и другие драконьи роды не
пустят к себе на холм чужаков...
     - А  если здесь  тоже будет  что-то похожее?  - Татьяна обернулась,
прислушиваясь к звукам леса.
     - Все  зависит от  нас. Перед  тем как  переселяться, поглядим,  не
мешаем ли мы кому-нибудь.
     - Согласна, - сказала Татьяна. - Мне тут нравится.


        22.

     "Сегежа"  вышла  на  орбиту  через  десять  недель  после того, как
Павлыша обменяли на  доктора Стрешнего.   Она должна была  спустить свой
катер с грузами для станции.   Нина с Павлышем отправились к  посадочной
площадке пешком, потому что Татьяна- маленькая с Джимом чинили  вездеход
-  безотказный  работяга  забастовал  именно  тогда,  когда  надо   было
показать гостям, что они прибыли на образцовую станцию.
     Они укрылись от  жгучего солнца под  навесом, рядом со  станционным
спасательным катером. По  скользкому, блестящему боку  катера шествовала
длинная вереница оранжевых пауков.  Впереди самый большой, командир,  за
ним  остальные  по  росту.   Пауки  не  удерживались  на  металле, порой
кто-нибудь  из  них  гулко  падал  на  пластиковый пол, остальные тут же
смыкали строй.
     - Гнездо отыскали, - сказал Павлыш.
     Пауки любили птичьи яйца и всегда шныряли по-соседству.
     - Грабители, - сказала Нина. - И как положено, трусливы.
     Она накрыла ладонью наука-разведчика, бегавшего перед строем.  Паук
притворился  мертвым.   Нина  выкинула  его  в  кусты.   Остальные пауки
забегали, рассыпали строй, не зная, куда идти.
     - Пускай суетятся. Может, попугай успеет перепрятать яйца.
     Цицерон,  который  не  отставал  от  Нины,  решил, что Нина бросила
паука, чтобы он притащил его обратно, и поспешил в кустарник.
     - Далеко не отходи! - крикнула Нина.
     С ветки слетел  большой попугай.   Он высмотрел блестящую  пуговицу
на мундире Павлыша и решил взять ее на память. Павлыш отмахнулся:
     - Лучше бы яйца как следует прятал. Не видишь, что пауки идут?
     - Тебе хочется улететь? - спросила Нина.
     - Нет.
     - И  мне не  хочется. Тем  более, что  работы здесь хватит надолго.
Может, останешься?
     - Стрешний возвращается.
     - Вы с ним сработаетесь.
     - Ты же знаешь, что я все равно улечу.
     Попугай сделал еще один заход, целясь в пуговицу.
     - Мы постепенно вживаемся в эту не очень дружную семью.
     - Спасибо. Не будь меня, результат был бы тот же.
     - Не знаю. Всегда остается  опасность эскалации вражды. И с  каждым
шагом все труднее обернуться  назад и отыскать мгновение  первой ошибки.
Ведь  могло  случиться,  что  станцию  бы  сняли,  а планету закрыли для
исследований, пока не найдется "действенных методов борьбы с  враждебной
фауной".
     Из-за  поворота  показался   исцарапанный  лоб  вездехода.   Машина
замерла у ангара. Таня выпрыгнула из люка.  За ней вывалился Наполеон.
     - Нина, -  сказала Татьяна, -  мы заказывали открытые  тележки.  Их
привезли?
     - Сейчас узнаешь. Потерпи. Наполеон, ты куда?
     Татьяна  догнала  Наполеона,  щелкнула   по  белому  хоботку,   тот
обиделся и сел на выгоревшую траву.
     Катер  с  "Сегежи",  сверкая  под  солнцем,  медленно  опускался на
поляну. Цицерон,  перепугавшись, примчался  из кустов  и уткнулся мордой
Нине в живот. Он забыл о пауке и сжимал его в кулачке, как конфету.
     Люк  катера  откинулся,  и  к  земле  протянулся пандус. Жмурясь от
яркого света, появился Глеб Бауэр.   Он разглядел Павлыша, вышедшего  из
тени, и крикнул:
     - Слава, ты загорел, как на курорте!
     Доктор Стрешний, показавшийся вслед за Бауэром, сразу посмотрел  на
небо. Нина сказала:
     - Это не сразу проходит.
     Сурок  Цицерон  осмелел   и  направился  через   поляну  к   Глебу,
протягивая лапу, словно за подаянием. Его страшно избаловали.
     - Присматривай за сурками, Таня, - сказал Павлыш. - У Клеопатры  не
сегодня-завтра появится потомство.
     - Не страдай, Слава, - сказала Нина. - Ты просто не  представляешь,
как будешь жить без своей Клеопатры.
     Глеб умилился, глядя на Цицерона.
     - Что за чудо! Как зовут тебя, пингвин?
     Цицерон  понял,  что  к  нему  обращаются,  и склонил голову набок,
размышляя, чем поживиться от нового человека.
     -  Это  сурки?  -  спросил  Стрешний,  поздоровавшись.  -  Так и не
удалось поглядеть на них вблизи.
     - Нельзя попрошайничать, - сказала  Нина Цицерону. - А то  прилетит
дракон и тебя возьмет.
     Наполеон   вскочил   и   засеменил   к   людям,  изображая  жадного
кладоискателя, который опоздал к дележу приисков на Клондайке.
     Высоко-высоко  в  ослепительном,  солнечном  небе кружил дракон, не
обращая на людей и сурков никакого внимания.