жения рассказа, Оу,--напоминаю я.
     --  Долгожитель,--волнуясь,  проговорил мальчик,--  точно в  то  время,
когда звездолет Глебовых "Ри" трижды пробивал стену струйного течения, почти
все мои ваалы были до крайности возбуждены и вели себя очень странно...
     Я внимательно всмотрелся в юного первооткрывателя.
     "Неужели  у  всех  необыкновенных такие  же глаза, как у  него и нашего
Звездолюба?--почему-то  подумалось мне.--Пусть  мальчик ошибается, но  такая
смелость мысли делает ему честь".
     -- Как доказать, что это совпадает во времени?
     -- Я запросил Генеральный Проблематор: он произвел расчеты.
     -- И что же?
     --  Сигналы дошли до моих  ваалов со скоростями, равными полету  "Ри" в
космических струйных течениях!
     А это уже, по словам Боба, кое-что.
     -- Но...
     -- Извини, долгожитель: возможно,  космические  струйные течения иногда
могут излучать  Материю Величайших Пространств,  но очень слабо, и  никто на
Гаяне не обнаружил ее, кроме ваалов.
     -- Ты сказал, Оу, почти все твои ваалы?..
     -- Да, долгожитель. Я имел в виду, что бурно реагировали только ваалы с
острова  Уэл, пойманные возле вашего  звездолета  "Юрий  Гагарин". Остальные
почему-то нет...
     Дальше моя  голова, что  называется,  загудела от мыслей,  как печка, в
которую  подбросили дров.  Я тут же  связался с Шелестом и Хоутоном. Пока мы
советовались, Оу молчал и сиял от счастья.
     С того дня машина закрутилась...
     Целый отряд  ученых взялся проверять  открытие  юнната  Оу. Собственно,
проверить  его можно было  только  в  нашем  полете на Землю.  Зато  удалось
определенно  установить,  что микроорганизмы, паразитирующие в теле ваалов с
острова Уэл, несколько отличались...
     Получив в чистом  виде обе культуры,  микробиологи начинили ими капсулы
--  приборы  для  обнаружения  и,  возможно,  измерения  поля   космического
струйного течения.  Капсулы  мы назвали  оутронами.  Кроме  них,  мы возьмем
несколько ваалов.
     -- Как это ты смекнул? -- спросил меня Шелест.
     --  После  того как  Оу сказал, что реагировали ваалы,  пойманные им на
космодроме,  неподалеку от нашего  звездолета, мне ничего не оставалось, как
предположить, что  это  -- влияние его корпуса,  "пропитанного"  космическим
струйным течением.
     -- А это уже кое-что! -- весело резюмировал Хоутон.

        4
     Незадолго до  расставания нас проведали Эла и Ган. Пообедали  вместе  и
еще  раз   обсудили  предстоящий   вылет.  Звездолет  оборудовали   новейшей
аппаратурой; Ган очень рассчитывал на оутроны.
     Наблюдений  предстоит  выполнить много, но даже если  их предполагаемый
об®ем увеличится втрое-- микрозаписи уместятся в монокристалле, размером со"
спичечный  коробок. Таких кристаллов будет несколько копий: мы возьмем их по
одной.
     В анабиозе мы будем  находиться лишь  при старте, разгонах  скоростей и
торможении,  остальное время-- бодрствовать: изучать среду, вести  счисление
пути--  кибернетика  не  сумеет  без нас  освоиться  полностью  с полетом  в
космическом струйном течении.
     -- Ани, -- сказала Эла, -- многие советуют установить возле вашего дома
художественную скульптуру... Нет ли у вас предложения?
     Мы переглянулись, и Шелест ответил:
     -- Решайте сами.
     --  Тем  лучше,  -- быстро  согласилась  Эла.  --  Признаюсь вам,  ани,
скульптура готова: по моему проекту...

        5
     Утро  третьего  дня... до  старта. Поднимаемся рано: сегодня улетим  на
Уэл. У нас гостят Эла, Ган, Рат и, конечно, Ле.
     После завтрака, едва успели выйти на крыльцо,-- Эла, улыбаясь, говорит:
     -- Скульптура установлена, ани. Можно взглянуть.
     Шелест махнул нам рукой и побежал к берегу...
     Метрах в пятидесяти от дома синеватая вода озера незаметно переходила в
крутую пластмассовую волну с белой  застывшей пеной  на верхушке,  окутанной
туманом живых брызг. Едва касаясь волны маленькой ножкой в золотой туфельке,
застыло серебристо-прозрачное изваяние очаровательной  девушки. Она откинула
руки назад в беге, устремив взгляд к небу. Кружевное платье оттенка слоновой
кости развевается на ветру.
     При  взгляде   на  нее  мне  вспоминаются  с  юности   знакомые  слова:
"Правильное, почти круглое лицо с красивой, нежной улыбкой... в ее... глазах
стояла неподвижная точка... В ее черных волосах блестел жемчуг гребней..."
     А вслед за тем, мне почудилось, будто я слышу далекий голос с моря:

     "Добрый  вечер, друзья! Не скучно ли  на темной дороге? Я  тороплюсь, я
бегу..."
     -- Фрези Грант?!.-- воскликнул я.
     -- Да,-- подтвердила Эла. -- "Бегущая по волнам..."
     Я  знал,  что  первой  русской книгой,  которую  перевела  Эла  с  моей
помощью,- был однотомник Александра Грина.
     Знал,  что  книга  имела  успех.  Рассказы  Грина,  его "Алые  паруса",
"Бегущая по волнам" -- почти в каждом  доме. Сердца Гаянцев покорили Пушкин,
"все Толстые",  Чехов, Маяковский, Шолохов и многие-многие другие, раскрывая
шире мир  Земли  и  доставляя  эстетическое наслаждение.  Но  Грину особенно
повезло: его первого прочитали на Гаяне.
     --  Эла, --  сказал Шелест,  не отрывая взгляда  от  скульптуры,  -- ты
доставила нам радость. Но почему именно "Бегущая"?
     -- У  нас  есть  легенда,  ани,  чем-то  родственная той,  что придумал
Александр Грин.
     -- Расскажи, пожалуйста, Эла.
     --  В  галактическом  полете звездолет  "Ар"  отсутствовал  двести лет.
Вернулся домой  один маленький  Ло... В звездолете нашли дневник экспедиции.
Штурман  Нэт уверял в  своих  записях,  что  видел своими глазами светящееся
об®емное изображение человекоподобного существа, летевшее некоторое время за
бортом  звездолета...  Оно почти прозрачно,  но его можно было рассмотреть и
увидеть даже взмах руки, якобы указавшей направление на ядро Галактики...
     -- Дальше, Эла, дальше!
     -- Загадочное  свечение  свободно проникло  сквозь  обшивку корабля,  а
потом исчезло. "Зовущий к Ядру"--так назвал это явление Нэт.
     -- А кто-нибудь еще?..--заинтересованно спросил Шелест.
     -- Нет, ани. Кроме Нэта, никто не встречал в космосе "Зовущего к Ядру".
Пусть лучше продолжит Ган.
     -- Твердого мнения у меня нет, -- засмеялся Ган. -- Но меня увлекло это
явление.  А Эла  даже  написала  фантастический  рассказ.  Сюжет  таков:  на
планете,  вблизи  галактического  ядра,  по  какой-то  причине  погибло  все
население...  Осталась  техника.   Она  и  посылала   в  космос  "Зовущих  к
Ядру"--сгусток  неизвестной  нам  энергии  -- в  поисках  разумных  существ.
Планету  нужно  было вновь  заселить  живыми людьми,  без  них  техника, так
сказать, потеряла  цель,  смысл... Рассказ  читался  год-два, а потом  о нем
забыли: вероятно, картина вымершей планеты оказалась мрачноватой...
     --  А  рассказ  Нэта, --  закончила  Эла,  -- превратился  в легенду  о
"Зовущем к Ядру".
     -- Галлюцинация?-- предположил Шелест, повернувшись к Ле.
     -- Возникновение  зрительных  образов в условиях  галактического полета
возможно, -- уклончиво ответил Ле.

        6
     Далеко внизу показался знакомый Уэл.  С  высоты  остров  похож  на след
человека,  оставленный  в  океане.  Там,  где  находится  "пятка",--город  и
Космический  Центр.  А за  холмистым  валом, на  всем  остальном просторе --
стартовые площадки.
     На одной  из  них заканчивали снаряжение  "Роота". Мы хотели  в тот. же
день с®ездить туда, но Ле отсоветовал:
     -- Основное сейчас -- отдых, юноши, -- сказал  он.-- Лучше пообедаем  и
-- на  стадион: предстоит дружеская встреча футбольных  команд  Космического
Центра и Тиунэлы.
     -- Это уже кое-что!-- обрадовался Хоутон.
     К  нашему приходу небольшой  стадион полон "по-земному", но трибуна для
отлетающих свободна, и мы по праву занимаем ее.
     ... Настала пора описать гаянский футбол.
     Судьи   не   было.  Его  обязанности  выполняли  всевозможные  датчики,
встроенные  в  пушистое пластмассовое поле,  и  автоматические телевизионные
наблюдатели, подчиненные анализирующей машине.
     Самый же  мяч, таких же  размеров  и  веса как у  нас, гаянцы  начинили
маленькими механизмами-киберами и антигравитационным устройством.
     Если кто-то сыграл не по правилам  или  переговаривался с  игроками--со
всех динамиков  стадиона несся судейский  свист, а мяч мгновенно выходил  из
игры сам и занимал ту точку, с которой надлежало бить по нему вновь. Если по
ошибке  его хотел ввести в игру футболист не  той команды--мяч ловко избегал
удара и, как ни в чем не бывало, становился на место.
     Как-то Шелест  шутя  внес предложение, рассмешившее нас до слез. Никто,
разумеется,  не  принял его всерьез.  Никто, я хотел сказать, кроме  Хоутона
и... самих Гаянцев--величайших шутников из всех, каких я только встречал.
     Шальная  мысль  командира  могла  найти  сторонников только  на  Гаяне.
Случись  это  на  Земле  --  ее  тотчас  предали  бы  анафеме  футболисты  и
болельщики, чьи нервы и страсти и без того накалены самой игрой.
     Короче   говоря,  гаянцы   превратили  мяч   из  средства  игры  в   ее
радиокомментатора. Внутрь впихнули легонький кристалл,  и теперь, если мяч в
благоприятных для  гола условиях  пролетал  над  штангой  ворот,  он  (мяч!)
принимался  весело  орать: "Мазила!..",  "Сапожник!" и другие  слова, подчас
совсем безобидные.  Но в таких обстоятельствах эти слова приводили  в ярость
неудачника. А динамики на стадионе  услужливо  доносили  до всех комментарии
мяча.
     Можно  представить,  с  каким  упорством  гонялся  за ним  после  этого
обиженный. А  так  как  в  ходе игры  мазил  набиралось  несколько  с  обеих
сторон--проклятый   же  мяч  отличался   идеальным  бесстрастием,   --  игра
накалялась быстрее, и по мячу били, как по кровному врагу.
     Узнав  о  присутствии  Хоутона --  Главного тренера планеты  по футболу
(такого  пышного  титула  еще  никто  не  удостаивался  на Гаяне  за всю  ее
историю), --  игроки столицы попросили его сыграть правым нападающим в своей
команде против космонавтов Уэла.
     Они  приехали с собственным мячом --  "воспитанником" Боба, начинившего
его самыми  пронимающими  эпитетами на  трех  языках: русском,  английском и
гаянском. Глянув на  этого  старого приятеля,  Боб усмехнулся и--с одобрения
Ле--пошел в раздевалку.
     Немного погодя игроки выстроились на  поле и метнули:  ворота  слева от
нашей трибуны достались космонавтам, справа--тиунэльцам. Мяч сам занял центр
поля и лихо свистнул--игра началась...
     Сперва шло все  как положено.  Игроки носились по  полю, точно пасовали
друг другу, но силы были примерно  равные,  и острых моментов не  наступало.
Потом вперед  вырвался Хоутон и  повел  игру, вспомнив свой юношеский опыт в
университетской команде.
     Ему удалось обойти защиту противника, и, прикинув расстояние, он пустил
навесной крученый по воротам, но... ликующий крик  "Дуби-ина-а!.." возвестил
о промахе.
     Боб стерпел. Снова пошла игра, приведшая к  корнеру. Боб выбил угловой,
но, то ли был не в форме, то ли по иной причине, мяч прошел позади ворот.
     Град   насмешек  своего  же  мяча   потонул   в  сокрушенных  возгласах
болельщиков -- они переживали  по всем правилам: земная игра будила в них те
же чувства, что и  у нас, только они срывали досаду на обстоятельствах игры,
а не на самих игроках...
     Зато мяч--порождение  фантазии Хоутона и молодых гаянских  инженеров --
не   стеснялся  в  выражениях,  хотя  и  теперь  в  сравнении  с  некоторыми
болельщиками Земли он выглядел приготовишкой.
     Еще раз  спортивная фортуна погладила Хоутона по голове: мяч просился в
сетку.  Боб  неверным ударом изо  всей  силы направил  его в боковую штангу,
откуда  он  рикошетом  вернулся обратно.  Мяч  будто рассвирепел  от боли  и
закричал:
     -- Уберите вратаря и штанги -- иначе он не забьет!
     Стадион грохнул,  а  Боб  вполголоса  обругал  мяч  так" что  мое  перо
отказывается воспроизвести его слова.
     Услышав  незнакомые  слова,  мяч  тут же  запросил энциклопедию  Земли,
получив   раз®яснение,   доложил   кибернетическому   судье  и...   принялся
подыгрывать команде противника, если нога Хоутона касалась его.
     Счет  стал  1:0 в  пользу космонавтов. 2:0... 3:0!.. Уже  все  заметили
неладное. Хоутон явно  отбивал мяч от  своей площадки, а он влетал в  ворота
партнеров Боба и вопил: "Гол!.."
     Лишь  после того как  Хоутон  сослался на  неважное  самочувствие  (оно
сейчас действительно оставляло желать лучшего) и ушел  с поля -- игра  стала
нормальной.  Тиунэльцы размочили сухую таким  безукоризненным голом, что мяч
лег в  сетку с криком  "Браво!..",  а Хоутону даже  послышалась нескрываемая
ирония в голосе мяча.
     Но  ни о  какой  "иронии", конечно,  не  могло  быть и речи, ибо слова,
записанные  на  кристаллофоне  внутри  мяча,  воспроизводились  с одинаковой
интонацией, а  их выбор, зависел  от  того, какая  сторона мяча была ближе к
кибернетическому датчику, мимо которого он пролетал.
     --  Наверное, механизм  мяча стал  привыкать к игрокам? -- спросил Ган,
все еще  смеясь от  души.  --  Такое случается  в  нашей технике.  Надо  его
заменить...
     -- Нет,  нет, -- воспротивился Боб. -- Он не виноват! Ган вновь увлекся
игрой, а  Хоутон честно  рассказал нам о "нравственном" поединке с  мячом  и
кибернетическим судьей.
     ...  Игра окончилась, и  мы  отправились  в  гостиницу космонавтов.  Ле
доволен: он считал необходимым веселую встряску перед галактическим полетом.

        7
     День  вылета.  Последние часы на  Гаяне...  ... На  стартовой  площадке
диспетчеры и обслуживающий  персонал -- ни одного лишнего человека. Суховато
для прощания с планетой, гостеприимством которой мы столько  пользовались...
Мы тщательно скрываем друг от друга свои мысли и грустим про себя.
     Ган  приглашает  в комнату отлетающих: скромная обстановка -- несколько
кресел и непременный торшер, вокруг которого мы и расположились.
     -- Мы не хотим утомлять вас,-- сказал Ган,--но. Ле утверждает, что час,
который мы просим вас провести у  Телепатона,  вполне оптимален. Гаяна хочет
проводить вас.
     --  Мы  тоже  хотим  видеть Гаянцев,  поговорить  с ними, --  повеселел
Шелест.
     Ган включил Телепатон--стены комнаты словно растворились,  и  мы начали
волнующее, трудноописуемое "путешествие" по городам планеты.
     На  площадях миллионы людей. Они ласково всматриваются в наши лица. Они
видят нас, слышат,  а многие имеют возможность сказать что-то и от себя. Они
понимают,  что нам невозможно ответить на все их пожелания и  напутствия; им
хочется видеть нас в последний раз и поднять левую руку.
     Вот  и наша  Тиунэла  (мы  могли  называть себя  тиунэльцами,  жителями
многомиллионной  столицы), и наши  земляки провожали нас--все, кто мог в эти
минуты выйти на улицу.
     Дворец  Человека...  Народный  Совет  Гаяны  стоя,  по земному  обычаю,
приветствует нас. Наш небоскреб  "Земля"...  Величественная фигура Владимира
Ильича  Ленина  на  фоне гаянского  неба.  Величайший мыслитель Земли  будто
желает нам счастливого возвращения домой.
     Всякое может  случиться  на  таком длинном  даже для луча  света  пути,
словно говорит он, но вы преодолеете время и расстояние, будете дома!


        Глава тринадцатая. "ЗОВУЩИЙ К ЯДРУ"

        1
     177-й  день  полета--по земному времени... Шелест и Хоутон спят в жилом
отсеке. Не в анабиозе,  а  просто  отдыхают.  Я дежурю в кабине  управления.
Кибернетический календарь лениво складывает секунды в часы, сутки, месяцы Он
неумолим, в  нем нет  ничего  человеческого, он никуда не торопится, занятый
главной задачей своей "жизни" -- считать время.
     Наше призвание--дело! А его мало в полете: трудно назвать деятельностью
ожидание чего-то, попытки изучить окружающую среду.
     Кстати,  лучшими  нашими помощниками в  этом оказались  оутроны: они  с
большого расстояния  почуяли  приближение космического струйного  течения, и
мы, заблаговременно сбавив скорость, не врезались в невидимую прочную стену,
а прошли ее насквозь с минимальными перегрузками.
     Еще полезнее  оутроны  в самой струе.  С их помощью мы узнали, что поле
течения наиболее напряженное и быстрое--вдоль его  оси. Затем  мы подключили
оутроны  к  механизмам  управления  звездолетом,  и помчались,  по  существу
ведомые  живыми  микроорганизмами,  ни  на  йоту  не  отдаляясь  от   центра
космической струи!
     Сколько раз вспоминали мы добрым словом Оу!..
     Сегодня мое дежурство. Однообразие приелось, с удовольствием занялся бы
чем-нибудь, но приказ командира -- дорога нашей воли. По-иному нельзя.
     Включаю  окна-телевизоры  на окружающий  фон и всматриваюсь  в  звезды:
где-то по курсу Земля. Кто-то сейчас родился, кто-то окончил свой  жизненный
путь.
     Где-то  на набережной Москвы об®ясняются в  любви, а рядом -- последнее
об®яснение.  Мне  хочется крикнуть  им:  "Милые, не  ссорьтесь!  Что  бы  ни
произошло между вами--причина раздора внутри вас самих!"
     Но я не вижу их, они--меня...
     Где-то и на бульваре Тиунэлы двое--издали им казалось,  что у  них одна
путеводная  звезда, а  подошли ближе и увидели, что она двойная--таких много
во  Вселенной.  И они  с грустью и облегчением разошлись: каждый потянулся к
своему светилу...
     Что  это  я  все  про любовь  и про любовь?.. Будто нет иной  темы  для
размышлений.
     Я примечаю вдали  и слева зеленое  пятнышко туманности  и  понимаю,  мы
подлетаем к месту,  где космос взял  в плен  Юль и Евгения Николаевича... Их
забросила  сюда не только жажда  знания, но и светлая любовь Любовь, ставшая
легендарной для Гаянцев.
     Мы   пройдем  мимо  опасного   места  на   достаточном   удалении.  Они
предупредили нас, но мы бессильны пока помочь им.

     За  бортом  звездолета  нечто белесое...  Поворачиваюсь  на вращающемся
кресле и откидываюсь на спинку, как от удара.
     Рядом со  звездолетом  летит  он  --  "Зовущий к Ядру"!  Все  так,  как
рассказывала  Эла:   светящееся,  об®емное   изображение   человекоподобного
существа, большеголового, пучеглазого, с безгубым широким ртом.
     Зажмуриваюсь, чтобы избавиться  от  наваждения,  но... видение рядом. Я
встаю  и  слежу  за   ним.   "Зовущий"  ощупал   обшивку  корабля,  уверенно
приблизился,  и  я увидел темную  прозрачную четырехпалую руку,  торчащую из
стены и шевелящую пальцами. Она становится все длиннее и тянется ко мне.
     Вскрикиваю, хочу бежать, да некуда...
     Из  стены  появляется  дымчатое  плечо, и без всякого  видимого  усилия
"Зовущий" проходит сквозь обшивку и останавливается в метре от меня.
     Его  лицо искажается  ужасным  намеком  на улыбку, рука  поднимается, и
пальцы  касаются  моего  лба в  ту  самую секунду,  когда я  начинаю  терять
сознание от непреодолимого ужаса.
     Страх исчезает... Я не  сторонюсь таинственного  джина, стоящего передо
мной.  Даже набираюсь "нахальства" сесть в его присутствии.  А может, сажусь
не потому, что стал смелее, а из-за слабости в ногах?
     "Зовущий" положил руку мне на голову, и я вижу зеленую планету, город с
прямыми улицами, параболические  дома.  Изумруднокожие люди... Такие же, как
"Зовущий",  только совсем  не  прозрачные--предметные,  созданные  из живого
вещества.  Они  ходят  прямо  и  легко,   как  пантеры.  Туловище  короткое,
руки--тоже, а ноги длиннющие.
     Большелобые  крупные головы,  широкие  безбровые  лица.  Тонкие носы  с
широкими  ноздрями.  Глаза  умные,  большие и  темные, точно светофильтровые
очки.
     Они говорят о чем-то друг с другом, но я не слышу их голосов и не знаю,
как  звучит их речь.  Одеваются  они в  одноцветную, тусклых,  темных  тонов
одежду, напоминающую халаты.
     Город благоустроен.  Бульвары  и скверы. Много  прозрачных  каплевидных
бесколесных автомобилей. Летательные аппараты.
     Все это промелькнуло  сравнительно  быстро, и  я не  успеваю разглядеть
подробности.
     Космодром. Космос... Звездолет,  похожий