ю  нишу,  и  этим добивается лишь
центробежного эффекта, неизбежно взаимного отталкивания.
     С  агрессивностью  панка, на мой взгляд, связывается и еще одна его
черта - панк не сексуален.  /Нет,  не  как  митьки,  которые  просто  не
сексуальны,-  тут,  чтобы  панк  какой  не  обиделся, речь о панке как о
проявлении все  ж  таки  искусства/.  Тоталитарное  отрицание  панка  не
включает  в  себя  прямое  или  косвенное  отрицание  секса - в этом нет
необходимости, это - не тема, это - если хотите  -  по  линии  волков  и
"естественности",  это  упоминается  лишь  если попадается на глаза. Сам
панковский имидж отрицает всякий секс и уж  тем  более  всякую  эротику:
сравните,  скажем,  с  гиперсексуальной  волной. Он ближе к элементарной
физиологии. Соблазнительно, конечно, взглянуть на  панк-концерт  как  на
одну  затянувшуюся  сублимацию,  но  где-то  это уже было /правда, шире,
применительно ко всему року вообще, поэтому нет смысла  повторяться/.  А
то, что половые органы пускаются в дело на сцене в качестве реквизита, -
и на мой взгляд, не более, чем эпатирующее нарушение табу,  важное  само
по  себе,  не  по  следующим  за  ним  скандалам  или реакции зала. Панк
физиологичен как физиологично мочеиспускание в неудобной позе - не более
того.
     Те же полуфизиологичные природные законы, к которым стремится панк,
можно  определить  через  математику:  есть  там  такое понятие - "число
стремится к + бесконечности". Так и здесь: эти законы, стремление к ним,
приводят  панк  к  неизбывному  гуманизму  -  здесь и сейчас! Теплое "за
сараем в грязной луже пьяный спал, пустив слюну" - это с одной  стороны,
а  с  другой  - агрессивность в музыке и подаче. Утверждение первородных
законов,  естественности,  происходит  на  всех  уровнях  -  начиная   с
физиологического,  через  истерику  творца,  отрицательно соотнесенную с
социумом и в конце концов возведенную в абсолют.
     И  "винтовка-  это  праздник, все летит и п..." - это не социальный
протест,  а  чрезвычайно  гипертрофированное   стремление   к   свободе,
равенству,    братству,   густо   замешанное   на   первобытном   страхе
/отрицательное  соотнесение  с  социумом/  и  в   области   политической
порождающее анархизм.
     Где-то было емко замечено, что у панка в жилах не кровь,  а  грязь.
Образ  несколько  выспернен, но точен. Единение через всеобщее опускание
вниз - возможно. А вот вверх кто-то всегда будет карабкаться быстрее. От
собственной  ли  умелости  или за чей-то счет - какая разница? Главное -
быстрее. Поэтому панку грязь действительно ближе,  недели  любые  другие
состояния взвешенных частиц.
     Панк - это не вызов обществу и уж конечно не спектакль,  как  очень
выгодно   представлять   немногие   по-настоящему   панковские  концерты
"квадратной" публике. Эти концерты - акция, иными словами -  разрешенное
40-минутное  существование  по иным законам, 40 минут голой экзистенции,
отыскавшей-таки свою нишу в структуре социкма. Рассчитанный шок - это не
панк, это - ОБЪЕКТ НАСМЕШЕК. Тому же Нику часто не хватает слов и жестов
при достаточном их арсенале.Ему  как-то  плевать,  что  вы  заметите  по
поводу  его  толстого  живота.  В  эти 40 минут - плевать. Правда, после
концерта  он  обязательно  подойдет  и  спросит:"Ну  как?"   -   ласково
заглядывая  в  глаза.  Кто-то  в  зале  крутит  пальцем у виска, кому-то
откровенно скучно...
     Панк  принято  сравнивать с гноем как символом разложения общества.
Но уместно ли это, тем более,  что  сами  панки  чаще  оперируют  словом
"грязь".  А  гной  и  грязь  -  разные вещи, не правда ли? Обопритесь на
школьный курс, вспомните  наверняка  ненавистного  Чернышевского  и  его
теорию о грязи реальной и фантастической. первая - это "чистая" грязь:
     "Запах сырой, неприятный, но не  затхлый...Элементы  фантастической
грязи  находятся  в  нездоровом состоянии, натурально, что как бы они не
перемещались и какие бы другие вещи, не похожие на грязь, не выходили бы
из этих элементов, все эти вещи будут нездоровые, дрянные".
     Итак, есть грязь гнилая, а есть - здоровая. А вот в вопросе истоков
такового  различия ни я, ни, судя по всему, панк-ортодокс с Чернышевским
не согласятся. Признак здоровой грязи у него - дренаж, отток, а значит -
движение.  "Движение  есть  реальность, а реальность - это жизнь"/по его
социал-демократической   терминологии,    движение-реальность    =труд/.
Подчеркну,   движение   направленное,  даже  целеустремленное.  Если  же
накладывать эту "грязевую" схему на панк, то он - в любом случае - грязь
реальная,  т.е.  здоровая,  хотя  и  весьма  неприятная  для чистых ног.
Реальная,  потому  как  находится  в   движении,   НО   -   в   движении
х_а_о_т_и_ч_е_с_к_о_м  /"сегодня  -  правый,  завтра  -  левый"/.  Не  в
действии-противодействии, вперед-назад, вниз-вверх,  а  в  движении  тех
броуновских частиц, молекул или что там еще у него двигалось...
     Вот оно, отличие: панк не имеет направления и цели /кроме попутного
расталкивания  соседних  частиц/.Его  законы  и принципы существования -
агрессивно-первородные - всеобщи. "Каждый из нас немножечко  панк..."  А
как  иначе?  Можно ли надеяться, что дождь сейчас закапает вот именно из
этого квадратного кусочка неба, за периметром которого - сушь да гладь?
     И  еще  один  момент.  Если  волна, металл, эстрада и проч., как ни
крути,  паразитируют  и  процветают   на   инстинктах   человеческих   -
сексуальных  ли,  социальных,  -  то панк лезет глубже - в физиологию, в
естество, в такие изначально корневые вещи, как жизнь, смерть, свобода.
     Панк  ничего  не  стремится  изменить,  и  поэтому  он  ближе  не к
прямоходящему нигилизму, а к этносу юродивых, которые тоже были "сегодня
правыми,  завтра левыми" - с той лишь разницей, что панку наплевать и на
правых, и на левых, и на корневую мораль юродивых. Речь не о продажности
-  хлеб все равно важнее, он укладывается в сетку законов, нанесенную на
нас природой. Политика же - нет, во всех  ее  проявлениях.  И  социум  в
современных  формах вряд ли был ею задуман, поскольку ведет к вырождению
человечества  с  параллельным  самоистреблением.  Но  в  природе  всегда
существовало  нечто, обо что в случае необходимости можно вытереть ноги,
естественное и  привычное  до  безобразия,  напоминающее,  что  все  мы,
собственно,  -  оттуда,  снизу,  и  неплохо  бы  иногда  оглядываться на
собственный хвост.



                                  4.

     Давеча один мой знакомый музыкант заявил:"Ведь что  делается:  либо
"коммерция"  на  всем  буквально,  либо водка + отрицание всех и вся". И
продолжил:"И то, и другое - скучно". Ответ на потенциальный вопрос:  да,
он  живет  в  городе Новосибирске. И его взгляд закономерен, и его точка
зрения более чем логична. Вот только подходят из того же Н-ска  вести  о
том,  что  ряд потенциально интересных команд решили объединиться, чтобы
играть ради игры, работать ради работы, не требуя иных денег, кроме  как
за  проезд. А ГО нынче стоит не менее 500 за концерт... Все смешалось, и
оттого еще больше чешутся пальцы потеоретизировать на ту или иную  тему.
А  если  отвлечься  от  определения  критики  как  "процесса соотнесения
истерики творца  с  потребностями  общества",  то  становится  понятным,
почему  Андрей Белый в десятых годах носился с "теорией поэтики в тысячу
страниц", а Михаил Эпштейн умудряется и в наше сложное  время  выпускать
проэстетские книжки с названиями типа "Парадоксы новизны".
     Иными словами, это не паразитизм на искусстве и  не  попытка  найти
шестой  смысл  там,  где  его  нет,  а  своеобразная  форма  осознания и
"прожития" того,  что  видишь  и  слышишь.  И  именно  поэтому  подобные
сочинения  очень  трудно  заканчивать,  но  автор  никогда, вопреки злым
языкам и  тайным  подначкам  доброжелателей,  не  возьмется  за  попытку
составления эстетики постпанка. Дайте мне для этого постпанк!