любят и никогда не
любили друг друга. Сегодня в этом отношении может быть отмечен некоторый
прогресс: Люди стали более реалистично и трезво смотреть на жизнь, и многие
уже больше не считают, что испытывать к кому-либо сексуальное влечение --
значит любить или что теплые, хотя и не особенно близкие отношения между
друзьями есть не что иное, как проявление любви. Этот новый взгляд на вещи
способствовал тому, что люди стали честнее, а также и тому, что они стали
чаще менять партнеров. Это не обязательно приводит к тому, что любовь
возникает чаще; новые партнеры вполне могут столь же мало любить друг
друга, как и старые.

Переход от "влюбленности" к иллюзии любви-"обладания" можно часто со всеми
конкретными подробностями наблюдать на примере мужчин и женщин,
"влюбившихся друг в друга". В период ухаживания оба еще не уверены друг в
друге, однако каждый старается покорить другого. Оба полны жизни,
привлекательны, интересны, даже прекрасны -- поскольку радость жизни всегда
делает лицо прекрасным. Оба еще не обладают друг другом; следовательно,
энергия каждого из них направлена на то, чтобы быть, то есть отдавать
другому и стимулировать его. После женитьбы ситуация зачастую коренным
образом меняется. Брачный контракт дает каждой из сторон исключительное
право на владение телом, чувствами и вниманием партнера. Теперь уже нет
нужды никого завоевывать, ведь любовь превратилась в нечто такое, чем
человек обладает, -- в своего рода собственность. Ни тот, ни другой из
партнеров уже больше не прилагает усилий для того, чтобы быть
привлекательным и вызывать любовь, поэтому оба начинают надоедать друг
другу, и в результате красота их исчезает. Оба разочарованы и озадачены.
Разве они уже не те люди, которыми были прежде? Не ошиблись ли они?

Как правило, каждый из них пытается отыскать причину подобной перемены в
своем партнере и чувствует себя обманутым. И ни один из них не видит, что
теперь они уже не те, какими были в период влюбленности друг в друга; что
ошибочное представление, согласно которому любовь можно иметь, привело их к
тому, что они перестали любить. Теперь вместо того, чтобы любить друг
друга, они довольствуются совместным владением тем, что имеют: деньгами,
общественным положением, домом, детьми. Таким образом, в некоторых случаях
брак, основывавшийся сначала на любви, превращается в мирное совместное
владение собственностью, некую корпорацию, в которой эгоизм одного
соединяется с эгоизмом другого и образует нечто целое: "семью".

Когда пара не может преодолеть желания возродить прежнее чувство любви, у
того или другого из партнеров может возникнуть иллюзия, будто новый партнер
(или партнеры) способен удовлетворить его жажду. Они чувствуют, что
единственное, что им хочется иметь, -- это любовь. Однако для них любовь не
является выражением их бытия; это богиня, которой они жаждут покоряться. Их
любовь неизбежно терпит крах, потому что "любовь -- дитя свободы" (как
поется в одной старинной французской песенке), и тот, кто был поклонником
богини любви, становится в конце концов настолько пассивным, что
превращается в унылое, надоедливое существо, утратившее остатки своей
прежней привлекательности.

Все это не означает, что брак не может быть наилучшим решением для двух
любящих друг друга людей. Вся трудность заключается не в браке, а в
собственнической экзистенциальной сущности обоих партнеров и в конечном
счете всего общества. Приверженцы таких современных форм совместной жизни,
как групповой брак, смена партнеров, групповой секс и т. д., пытаются,
насколько я могу судить, всего лишь уклониться от проблемы, которую создают
существующие для них в любви трудности, избавляясь от скуки с помощью все
новых и новых стимулов и стремясь обладать как можно большим числом
"любовников" вместо того, чтобы научиться любить хотя бы одного. (См.
обсуждение различия между стимулами, "повышающими активность" и, напротив,
"усиливающими пассивность", в главе 10 моей книги "Анатомия человеческой
деструктивности".)

III. Обладание и бытие в Ветхом и Новом завете и в трудах Майстера Экхарта

ВЕТХИЙ ЗАВЕТ

Одна из основных тем Ветхого завета -- оставь то, что имеешь, освободись от
всех пут: будь!

История иудейских племен начинается с приказа первому иудейскому герою --
Аврааму -- оставить свою страну и свой клан: "Пойди из земли твоей, от
родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую я укажу тебе"
[Бытие, XII, 1]. Авраам должен покинуть то, что он имеет -- свою землю и
свою семью, -- и отправиться в неизвестность. Тем не менее его потомки
пустили корни на новой почве и создали новые кланы. Этот процесс ведет к
еще более тяжкому бремени. Именно потому, что иудеи в Египте разбогатели и
обрели могущество, они становятся рабами; они утрачивают идею единого бога,
бога своих предков --номадов-кочевников, и поклоняются идолам -- богам
богачей, которые впоследствии стали их властелинами.

Второй иудейский герой -- Моисей. Бог поручил ему освободить его народ,
вывести иудеев из той страны, которая стала их домом (хотя они и были в
конечном счете в этом доме рабами), и уйти в пустыню, чтобы "праздновать".
Неохотно и с огромными опасениями иудеи следовали за своим вождем Моисеем в
пустыню.

Пустыня -- это ключевой символ их освобождения. Пустыня -- это не родной
дом: там нет городов, нет богатств; это место, где живут номады-кочевники,
у которых есть только то, что им нужно, а нужно им лишь самое необходимое
для жизни, а не имущество. Исторически сложилось так, что традиции
номадов-кочевников были вкраплены в рассказ об

Исходе, и вполне вероятно, что эти традиции и определили тенденцию борьбы
против всех видов нефункциональной собственности и выбор жизни в пустыне
как подготовку к свободному существованию. Однако эти исторические факторы
лишь усиливают значение пустыни как символа свободной, не связанной
никакими узами и никакой собственностью жизни. В основе своей некоторые из
основных символов иудейских праздников связаны с пустыней. Опресноки -- это
хлеб тех, кто спешит уйти; это -- хлеб странников. "Suka" ("куща" -- шалаш)
-- это дом странников, аналог скинии -- шатра, ее легко построить и легко
собрать. Как говорится в Талмуде, это "временное жилище", в котором живут,
в отличие от "постоянного жилища", которым владеют.

Иудеи тосковали по египетским "котлам с мясом", по постоянному жилищу, по
скудной, но хотя бы гарантированной пище, по зримым идолам. Их страшили
неизвестность и бедность жизни в пустыне. Они говорили: "О, если бы мы
умерли от руки Господней в земле Египетской, когда мы сидели у котлов с
мясом, когда мы ели хлеб досыта! Ибо вывели вы нас в эту пустыню, чтобы все
собрание это уморить голодом" [Исход, XVI, 3]. Бог -- на протяжении всей
истории освобождения -- откликается на моральную нестойкость людей. Он
обещает накормить их: утром -- "хлебом", вечером -- перепелками. И
добавляет к этому два важных повеления: каждый должен собрать себе пищу по
потребностям: "И сделали так сыны Израилевы, и собрали, кто много, кто
мало. И мерили гомором, и у того, кто собрал много, не было лишнего, а у
того, кто мало, не было недостатка. Каждый собрал, сколько ему съесть"
[Исход, XVI, 17--18].

Здесь впервые сформулирован принцип, который стал широко известным
благодаря Марксу: каждому -- по его потребностям. Право быть сытым
устанавливалось без каких-либо ограничений. Бог выступает здесь в роли
кормящей матери, питающей детей своих. И детям ее не нужно ничего
достигать, чтобы иметь право быть накормленными. Второе повеление господне
направлено против накопительства, алчности, собственничества. Народу
Израилеву было предписано не оставлять пищу до утра. "Но не послушали они
Моисея, и оставили от сего некоторые до утра; и завелись черви, и оно
воссмердело; и разгневался на них Моисей. И собирали его рано поутру,
каждый сколько ему съесть; когда же обогревало солнце, оно таяло" [Исход,
XVI, 20--21].

В связи со сбором пищи вводится и установление соблюдения Shabbat
("Субботы"). Моисей велит сынам Израилевым собрать в пятницу вдвое больше:
"Шесть дней собирайте его, а в седьмой день -- суббота; не будет его в этот
день" [Исход, XVI, 26].

Соблюдение Субботы -- важнейшее из библейских установлений и установлений
позднего иудаизма. Это -- единственная в узком смысле слова религиозная
заповедь из Десяти Заповедей: на соблюдении ее настаивали даже те пророки,
которые выступали против обрядоверия; празднование Субботы -- наиболее
строго соблюдаемая заповедь на протяжении 2000 лет жизни диаспоры, хотя
зачастую это было трудным и тяжелым делом. И вряд ли можно сомневаться в
том, что Суббота была источником жизни для рассеянных по свету, бессильных,
нередко презираемых и преследуемых евреев, которые поддерживали свою
гордость и чувство собственного достоинства, когда по-царски праздновали
Субботу. А что такое Суббота, как не день отдыха в мирском смысле слова,
освобождения людей хотя бы на один день от бремени работы? Конечно, это
именно так, и эта функция Субботы придает ей значение одной из великих
инноваций в развитии человечества. Однако если бы только этим все и
ограничивалось. Суббота едва ли играла бы ту центральную роль в жизни
евреев, которая только что описана здесь мною.

Чтобы лучше понять роль Субботы, следует глубже проникнуть в суть этого
института. Это не отдых как таковой в смысле отсутствия всяких усилий, как
физических, так и умственных. Это -- отдых в смысле восстановления полной
гармонии между людьми и природой. Нельзя ничего разрушать и ничего строить:
Суббота -- день перемирия в битве, которую ведет человек со всем миром.
Даже выдергивание из земли стебелька травы, так же как и зажигание спички,
рассматривается как нарушение этой гармонии. И в социальном плане не должно
происходить никаких изменений. Именно по этой причине запрещается нести
что-либо на улице (даже если это не тяжелее носового платка), тогда как
переносить тяжести в своем собственном саду разрешается. И дело вовсе не в
том, что запрещается делать какие бы то ни было усилия, -- не разрешается
переносить никаких предметов с одного находящегося в частном владении
участка земли на другой, потому что такое перемещение составляет, в
сущности, перемещение собственности. В Субботу человек живет так, как будто
у него ничего нет, он не преследует никаких целей, за исключением одной --
быть, то есть выражать свои изначальные потенции в молитвах, в ученых
занятиях, в еде, питье, пении, любви.

Суббота -- день радости, потому что в этот день человек остается целиком и
полностью самим собой. Вот почему Талмуд называет Субботу предвосхищением
мессианских времен, а мессианские времена -- нескончаемой Субботой, днем,
когда собственность и деньги, скорбь и печаль -- все табу; днем, котла
побеждают время и царит чистое бытие. Исторический предшественник Субботы
-- вавилонский Шапату -- был днем печали и страха. Современное воскресенье
-- день веселья, потребления, бегства от самого себя. Можно задаться
вопросом, а не пора ли восстановить Субботу как день всеобщей гармонии и
мира, день, который предвосхитит будущее человечества.

Образ мессианских времен -- еще один вклад еврейского народа в мировую
культуру, вклад, сравнимый по своему значению с празднованием Субботы.
Наряду с Субботой этот образ поддерживал жизнь и надежду еврейского народа,
который никогда не сдавался, несмотря на жестокие разочарования, постигшие
его из-за лжемессий, начиная от Бар-Кохбы во II веке и до наших дней. Как и
Суббота, это образ таких времен, когда собственность станет бессмысленной,
когда страху и войнам придет конец, а целью жизни станет реализация наших
сущностных сил*.
[* Я проанализировал концепцию мессианских времен в книге "Вы будете как
боги". В ней же обсуждается установление Субботы, которой уделяется
внимание и в главе "Ритуал Субботы", и книге "Забытый язык".]

История Исхода заканчивается трагически. Сыны Израилевы не выдерживают
жизни без собственности, без обладания. И хотя они могут жить без
постоянного жилища и без пищи, обходясь лишь тем, что ежедневно посылал им
бог, им невмоготу жить без зримо присутствующего "лидера".

Итак, когда Моисей исчезает на горе, сыны Израилевы в отчаянии побудили
Аарона сделать им нечто зримое, чему они могли бы поклоняться, -- золотого
тельца. Правда, можно сказать, что таким образом они расплачивались за
ошибку бога, разрешившего им взять с собой из Египта золото и
драгоценности. С этим золотом они несли в себе жажду богатства; и в час
отчаяния возобладала собственническая структура их существования. Аарон
делает из их золота тельца, и народ говорит: "Вот бог твой, Израиль,
который вывел тебя из земли Египетской!" [Исход, XXXII, 4].

Ушло из жизни целое поколение, и даже Моисею не разрешалось вступить на
новую землю. Однако новое поколение, как и поколение их отцов, было
неспособно к свободной, не скованной никакими путами жизни, не могло жить
на земле и не быть привязанным к ней. Они завоевали новые земли, истребили
своих врагов, обосновались на этой земле и поклонялись своим идолам. Их
племенная демократия превратилась в подобие восточной деспотии -- хоть и
скромного масштаба, но с неменьшими стремлениями подражать великим державам
того времени. Революция потерпела крах, ее единственным завоеванием, если
его можно назвать таковым, было то, что иудеи из рабов превратились теперь
в господ. Они могли бы быть сегодня совершенно забыты и остаться лишь в
примечаниях в анналах истории Ближнего Востока, если бы не новые идеи,
которые были впервые высказаны революционными мыслителями и пророками этого
народа, не испорченными в отличие от Моисея бременем предводительства и
особенно необходимостью применять диктаторские методы руководства (примером
чему может служить массовое уничтожение мятежников, выступавших под
предводительством Корея).

Эти революционные мыслители -- иудейские пророки -- обновили образ
человеческой свободы -- бытия, освобожденного от пут собственности, -- и
восстали против поклонения идолам -- творениям рук человеческих. Они были
бескомпромиссны и предсказывали, что народ снова будет изгнан и утратит
землю, если будет тянуться к ее материнскому лону в кровосмесительном
желании обладания, если он не сумеет жить на ней свободно, то есть любя ее
и не теряя при этом самого себя. Для пророков изгнание с земли было хотя и
трагическим, однако единственным путем к окончательному освобождению; жизнь
в пустыне после нового изгнания была уготована не для одного, а для многих
поколений. Но даже предсказывая повторное изгнание в пустыню, пророки не
давали угаснуть вере иудейского народа, а в конечном счете всего рода
человеческого, рисуя образ мессианских времен, когда будут достигнуты
желанные мир и изобилие, но не за счет изгнания или уничтожения тех, кто
населял ранее эту землю.

Истинными последователями иудейских пророков были великие ученые, раввины,
и прежде всего Рабби Йоханан бен Закаи -- основатель диаспоры. Когда во
время войны против римлян (70 г.н. э.) предводители иудеев решили, что
лучше всем умереть, чем потерпеть поражение и лишиться своего государства,
Рабби Закаи совершил "предательство". Он тайно покинул Иерусалим, сдался
командующему войсками римлян и испросил разрешения основать еврейский
университет. Это было началом богатой еврейской традиции и одновременно
утратой всего, что евреи имели: не стало ни государства, ни храма, ни
духовной и военной бюрократии, ни жертвенных животных, ни храмовых обрядов.
Они потеряли все и сохранились лишь как группа людей, у которых не было
ничего, кроме идеалов бытия: знать, учиться, мыслить и ожидать прихода
Мессии.

НОВЫЙ ЗАВЕТ

Новый завет продолжает развивать идеи Ветхого завета, идеи протеста против
собственнической структуры существования. Этот протест в Новом завете носит
даже более радикальный характер, чем в Ветхом завете. Ветхий завет --
творчество номадов-скотоводов и независимых крестьян, а не нищего
угнетенного класса. Тысячелетие спустя фарисеи -- те ученые мужи, которые
написали Талмуд, -- представляли средний класс -- от бедняков до хорошо
обеспеченных членов общества. Обе группы проникнуты духом социальной
справедливости, защиты бедняков, помощи всем обездоленным и беззащитным,
например вдовам И национальным меньшинствам (gerim). Однако в целом они не
заклеймили богатство как зло, не считали его несовместимым с принципом
бытия (см. книгу Луиса Финкелстайна "Фарисеи").

Первые христиане, напротив, представляли собой в основном группу бедных,
обездоленных, угнетенных, презираемых, одним словом, париев общества,
которые, подобно некоторым ветхозаветным пророкам, жестоко критиковали
богатых и власть предержащих, бескомпромиссно осуждали богатство, светскую
и церковную власть и клеймили их как явное зло (см. книгу "Догма о
Христе"). И действительно, как говорил Макс Вебер, Нагорная проповедь --
это манифест великого восстания рабов. Ранних христиан объединял дух
человеческой солидарности, который иногда находил свое непосредственное
выражение в идее общинной собственности на все материальные блага (А. Ф.
Утц обсуждает вопросы общинной собственности у ранних христиан и
аналогичные примеры из древнегреческой истории, которые, вероятно, были
известны Луке).

Особенно явственно проявляется этот революционный дух раннего христианства
в самых древних частях Евангелия, известных христианским общинам, которые
еще не отделились от иудаизма. (Эти наиболее древние части Евангелия могут
восходить к общему источнику -- Матфею и Луке -- и называются специалистами
по истории Нового завета "Q" -- от немецкого Quelle, что значит "источник".
Зигфрид Шульц посвятил этому вопросу фундаментальную работу, в которой он
разграничивает более ранний и более поздний пласты традиции "Q".)*
[* Я признателен Райнеру Функу за исчерпывающую информацию по этой проблеме
и за его ценные предложения.]

В этих высказываниях центральным постулатом является то, что люди должны
избавиться от всяческой алчности и жажды наживы и полностью освободиться от
структуры обладания и, наоборот, что позитивные этические нормы коренятся в
этике бытия, общности и солидарности. Это основное этическое положение
применимо и к отношениям между людьми, и к отношению человека к вещам.
Решительный отказ от собственных прав [Евангелие от Матфея, V, 39 -- 42; от
Луки, VI, 29 и далее) и заповедь "возлюби врага своего" [Евангелие от
Матфея, V, 44-- 48; от Луки, VI, 27 и далее, 32--36] подчеркивают, причем
даже с большей силой, чем заповедь Ветхого завета "возлюби своего
ближнего", глубокую заботу о других людях и полный отказ от всяческого
эгоизма. Заповедь, призывающая даже не судить других [Евангелие от Матфея,
VIII, 1--5, от Луки, VI, 37 и далее, 41 и далее], является дальнейшим
развитием принципа забвения своего "Я", чтобы полностью посвятить себя
пониманию и счастью других.

Так же решительно следовало отказаться и от обладания вещами. Древнейшие
нормы общинной жизни требовали полного отказа от собственности; они
предостерегали от накопления богатств: "Не собирайте себе сокровищ на
земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкопывают и крадут; но
собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет и где
воры не подкопывают и не крадут; ибо где сокровище ваше, там будет и сердце
ваше" [Евангелие от Матфея, VI, 19--21; от Луки, XII, 33 и далее]. В таком
же духе говорит и Иисус: "Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие
Божие" [Евангелие от Луки, VI, 20; от Матфея, V, 3]. И в самом деле, раннее
христианство -- это община нищих и страждущих, проникнутых апокалипсическим
убеждением, что настало время для окончательного исчезновения существующего
порядка, согласно Божественному плану спасения.

Апокалипсическая концепция "Страшного суда" -- одна из версий мессианства,
имевшая хождение в некоторых иудаистских кругах того времени.
Окончательному спасению и Страшному суду будет предшествовать период хаоса
и разруше