Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
"Он выпил три ритля вина, и тогда в сердце его вошли радость и
восторг".
Три ритля примерно равняются полутора литрам. Порция не совсем
нормальная людям с нашим здоровьем.
Впрочем, доказывать, что изменились и ухудшились нервы за последние
несколько столетий, нет даже надобности. Это и без того чрезвычайно ясно. В
данном случае достаточно хотя бы припомнить только что описанную смерть
Сенеки и обстоятельства, которые сопровождали эту смерть.
Впрочем, вот еще одно описание, которое еще с большей наглядностью
показывает, какова разница в нервах.
Тот же Сенека пишет в своих письмах о том, как он зашел однажды в
римский цирк посмотреть на бой гладиаторов. Да, правда. Сенека возмущается
жестокостью этогопобоища. Но он пишет об этом все же со спокойствием и с той
нервной твердостью, которая незнакома нам.
Сенека хотел посмотреть на что-нибудь веселое или в крайнем случае на
организованный бой гладиаторов, но попал на побоище преступников.
А надо сказать, что в римском цирке по утрам бились на поединках
гладиаторы, то есть мастера фехтовального дела. В полдень же бились
преступники без всяких щитов и доспехов. Все тело их было открыто для
взаимных ударов. И никакого милосердия или пощады, конечно, нельзя было
ожидать. В сущности, это, видимо, была особого рода смертная казнь -
преступники сами себя убивали.
Трудно представить, как при этом вели бы себя зрители с нашими нервами.
Между тем Сенека пишет о пристрастии и любви зрителей именно к такого
рода боям:
"Громадное большинство предпочитает такую бойню обыкновенным поединкам
и гладиаторским боям. И ее предпочитают потому, что здесь нельзя отразить
удара шлемом или щитом".
Предпочитать же такое побоище - надо действительно для этого иметь
необычайные нервы.
С нашей точки зрения, эти бои, да и организованные бои гладиаторов,
были просто ужасны.
Мы иной раз представляем себе эти бои как нечто праздничное и
торжественное. Однако это было далеко не так. Оказывается, "робких и ленивых
бойцов побуждали к бою ударами бичей и горящими факелами". Сенека пишет:
"Недавно один из германцев, которого готовили к утреннему спектаклю на
гладиаторских боях, отпросился для отправления известных потребностей. Там
он взял губку, привязанную к палке и предназначенную для вытирания нечистот,
засунул ее себе в рот и, заткнув таким образом горло, задушил себя".
Вот каково было состояние у людей, готовившихся к бою.
Вот еще что пишет Сенека:
"Недавно везли под стражей к утреннему спектаклю одного гладиатора. Как
будто отягощенный сном, он качался, сидя в повозке, и наконец спустил голову
до того низко, что она попала между колесных спиц, и держал ее там до тех
пор, пока поворотом колеса ему не свернуло шею".
Римские граждане стремились посмотреть на эти бои, но все же
предпочитали, как говорит Сенека, еще более кровавое побоище преступников.
Эта жестокость и звериная психика и есть, в сущности говоря, звериная
крепость нервов.
Можно привести еще пример, правда книжный, об изменении здоровья.
Существует мнение, что при некотором нервном ослаблении половой
инстинкт все же ни в какой мере не понижается. Однако, по-видимому, это не
так.
Мы читаем в старинных книгах о таких страданиях неразделенной любви и о
таком бешенстве желания, которое нам ни в какой мере недоступно и непонятно.
Мы рассматриваем это как особое литературное преувеличение и как
экзотику, не думая о том, что это было именно так. В наших современных
книгах нет даже сколько-нибудь похожего преувеличения. У нас любовь и
желание рассматриваются по большей части как наслаждение, которое можно
приобрести если не в одном, так в другом месте. И я не вспоминаю ни одной
современной книги, в которой говорилось бы о чрезмерных страданиях
влюбленного.
А, например, Апулей ("Золотой осел") сравнивает страдания влюбленного
по крайней мере с чумой.
В арабских сказках говорится о физическом изменении человека, любовь
которого не разделена.
"У него изменился цвет лица, и его тело похудело. и перестал он есть,
пить и спать, и сделался точно больной, который 20 лет болен".
И даже подряд говорится о смерти, которая произошла из-за той же
неразделенной любви.
Автор - не ученый и не исследователь, и он, пожалуй, не сумеет решить
вопроса - каким образом и по каким именно причинам в дальнейшем изменялись и
ослаблялись нервы.
Но ослабление это произошло с несомненной ясностью, и резкую перемену в
особенности можно заметить в последние два столетия.
Быть может, тут следует пролить несколько капель яду, поговорив
возвышенным языком о гибельности буржуазной европейской культуры, о
неправильном ходе истории и о всей утонченной цивилизации, которая
изнашивает мозг. Или, быть может, следует написать сатирическую книгу по
истории культуры. Такуюкнигу однажды посоветовали написать автору. Но автор
не. имеет к этому склонности. Автор не слишком верит в целебные свойства
сатиры и без особой жалости расстался бы с высоким званием сатирика.
Автору случалось видеть сатириков. Они все кипели благородным
негодованием, описывая людские пороки - жадность, корысть, угодничество и
низкопоклонство. Они плакали слезами, говоря о необходимости улучшить
человеческую породу. Но вот когда произошла социальная революция, когда в
нашей стране стали ломать характеры и стали выколачивать из людей всю дрянь,
которая накопилась за тысячи лет,- эти самые сатирики уехали за границу и
стали поговаривать о том, что, в сущности говоря, пожалуй, даже скучновато
жить, ежели все люди будут возвышенные, честные и порядочные.
Так вот, автор не имеет склонности, да и не сумеет в сатирическом плане
решить вопроса о гибельности культуры. Но о причинах, изменивших здоровье,
во всяком случае о причинах, изменивших здоровье тех замечательных людей, о
которых мы писали, автор попытается все же говорить.
Вот мы говорили уже о том, как нередко человек, прожив 35 лет,
становился дряхлым и изможденным, бросал работу, жил в тягость себе и людям
и наконец умирал, не сумев вернуть своей молодости.
Такую катастрофу мы приписываем личному поведению человека, признавая
при этом некоторую, что ли, иной раз неизбежность.
Однако личное поведение нельзя целиком отнести за счет неумения жить.
Ведь даже и это неумение жить показывает, что существуют, стало быть, такие
внеш- \ ние причины, при которых надо иметь какое-то особое умение и особую
сноровку, чтобы пользоваться жизнью.
Мы хотели выяснить, почему именно так рано иной раз погибают
замечательные люди. Мы пришли к мысли, что они погибают от расстройства
нервов, которое создает в дальнейшем расстройство работы всего организма. И
что это расстройство нервов происходит по двум причинам.
Первая причина - душевный конфликт, то есть разного рода противоречия,
как высокого общественного порядка, так и личного, житейского характера.
Механика этого страдания заключается в том, чтомозг переутомляется от этих
постоянных навязчивых или тяжелых мыслей и тем самым (являясь как бы
регулятором всей работы организма) путает эту работу и создает привычку к
неправильности.
Вторая причина - профессиональная, то есть профессиональное
переутомление мозга, которое создает аналогичную картину болезни.
Однако профессиональная причина имеет истоки, не только заключенные в
неумении руководить собой. Да, конечно, частично можно отнести и к этому - и
к неумению, и к той исключительной, если так можно выразиться, возвышенной
любви к своей профессии, когда нарушаются все правила гигиены и отдыха для
того, чтобы создать напряженнейшее произведение. И это, так сказать,
"издержки производства". И об этом может быть особая речь. (Хотя отметим,
что и здесь экономические причины нередко играют решающую роль.)
По большей же части профессиональное заболевание возникает от причин,
лежащих вне человека.
Другими словами, можно отлично знать и помнить все гигиенические
правила, однако не следовать им из-за внешних обстоятельств. Эти внешние
обстоятельства почти всегда экономического характера, а если углубить это
дело, то и социального. Это та неправильная покупка труда и те требования
потребителя, которые заставляют поставщика непомерно работать, чтоб создать
себе сколько-нибудь сносные условия или те условия, к которым он стремится.
Стало быть, и в первом, и во втором случае, то есть и при душевном
конфликте, и при профессиональных причинах, в общем счете, все дело, за
некоторым исключением, лежало в тех социальных установках, которые
существовали.
И, значит, гибель многих замечательных людей, о которых мы говорили,
произошла главным образом из-за неумения руководить собой и своим телом в
тех условиях, которые при этом были.
Умение же жить вопреки всему необычайно трудно и было лишь доступно
чрезвычайно немногим людям, о которых мы говорили. Стало быть, истоки всего
этого вопроса лежат все-таки главным образом в социальных установках. И,
стало быть, вопрос этот усложняется во всем своем объеме.
Этот вопрос о катастрофе замечательных люде" мы решали как бы в грубом
счете. То есть брали весьмс ощутимые признаки - ранняя смерть, болезнь,
душев ные конфликты, прекращение работы. Но сколько вероятно, было иных,
более нам незаметных причин которые вели к упадку жизнь и работу. Мы говорим
( бедности, материальных лишениях, бесплодных по пытках создать себе сносную
жизнь.
Достаточно хотя бы сказать, что Бетховен - чело век, который, может
быть, больше, чем другие, доста вил радость людям,- умер в нищете. Причем он
уме] не в какой-нибудь седой древности, когда государствен ный строй как бы
не нес ответственности в силу отсут ствия высокой культуры и неуважения к
искусству Бетховен умер всего лишь сто лет назад. И нищет. его, несомненно,
со всем позором ложится на полити ческое устройство.
Мы говорим о вещах, которые, вероятно, много ра были продуманы. Мы
говорим об этом не для тоге чтобы открыть какую-нибудь новую Америку. Мы
гово рим об этих вещах для того, чтобы еще раз занов осветить все положение,
которое существовало раньш и существует теперь в других странах.
Новый социалистический порядок нашей страны, пс иному распределяя
блага, в корне меняет все отноше ния. Эти блага получают трудящиеся, то есть
писател)/ музыканты, ученые, рабочие и служащие, а не людг умеющие
торговать.
И в этом есть большая справедливость. И трудно сти наших дней - явление
временное.
К некоторым областям труда у нас придется отне стись более гибко, чем
это иной раз наблюдаете сейчас.
Линдберг, который перелетел океан в тридцать шест часов, стал
состоятельным человеком. Может, и непрс { вильно то, что он стал богатым
человеком, но то, чт его жизнь обеспечена,- это, несомненно, правильно
Во-первых, за этими тридцатью шестью часами стоя долгие годы тренировки и
навыка, во-вторых, от этог человека можно ожидать еще более значительных д(
стижений, даже если он продолжительное время эти достижений не делает.
Рассматривать же его как человека, способног всякий раз перелетать
океаны, абсурдно.
Это не следует рассматривать как нечто свойственное человеку, как нечто
доступное ему постоянно. Этот взгляд и это требование, несомненно, снижают
квалификацию.
При капиталистической системе такое снижение квалификации, особенно в
области искусства, случается нередко. А у нас этого следует, стоит и можно
избежать.
VIII (к стр. 128)
Здесь пример переключения одной энергии на другую, то есть переключения
психической энергии на физическую. Человек, раздражившись, создал в своем
теле энергию, которая не исчезает сама по себе, даже при условии
успокоения,- она лишь переключается на другой вид энергии.
В данном случае она переключается на физическую энергию - человек стал
кричать, двигаться и даже старался приподнимать тяжелые вещи. И, конечно,
чем сильнее возникшая энергия, тем резче ее проявление.
Эти крики и физические усилия необходимо было сделать, для того чтобы
возникшая энергия не обратилась во вред организму. Эта энергия в противном
случае могла бы создать расстройство и заболевание органов, а иной раз даже
и смерть.
Интересно отметить, что психическая энергия, возникшая таким образом,
переключаясь, чаще всего избирает наиболее уязвимые места, то есть больные
или чем-либо ослабленные места организма.
Стало быть, при дурном сердце явления возникли бы со стороны этого
больного органа в виде припадка, сердцебиения или нарушения ритма.
При нездоровом желудке энергия избрала бы этот орган.
И не только такого рода энергия, но и любой болезненный процесс в
организме может избрать это наиболее уязвимое место.
Я вспоминаю такой любопытный случай: одному малышу (моему сыну) привили
оспу. В тот же день, наклонившись к нему, чтобы померить температуру, я
случайно обжег его ладонь папиросой. Уже на другой день на месте этого
незначительного ожога возникла оспенная язвочка, которая воспалилась гораздо
зна-чительнее, чем на уколах, сделанных врачом. То есть раздраженное больное
место оказалось наиболее восприимчивым и доступным болезненному процессу.
Конечно, медицине известны и все эти законы, и всякого рода
переключения энергии, но большинству людей эти законы либо вовсе неизвестны,
либо известны в такой незначительной степени, что не приходится говорить о
практическом применении своих знаний.
Ведь существуют более сложные законы энергии, знание которых просто
необходимо, для того чтобы иной раз уберечься от катастрофы, или
заболевания, или даже от той ранней смерти, о которой мы упоминали. Нередко
такая смерть происходила просто от неумения руководить своим организмом, то
есть от незнания самых элементарных законов энергетики.
Часто при усиленной мозговой работе человек не чувствует ни утомления,
ни ослабления, а, напротив того, он чувствует себя превосходно и не теряет
трудоспособности, полагая при этом, что его организм справляется и такая
усиленная работа ему не вредна.
Между тем мозг может потреблять энергию, видимо, значительно выше
нормы, однако это происходит, несомненно, за счет других органов, за счет
других частей организма.
Вот почему при остановке работы реакция иной раз сказывается в
чрезвычайной степени и нередко дело заканчивается гибелью (как, например, у
Дж. Лондона).
Интересно, что даже в молодых науках известны тончайшие законы
энергетики,- во всяком случае, их знает человек, который работает в этом
деле.
А законы энергетики нашего организма, быть может и изученные в
совершенстве, мало кому известны и, во всяком случае, малопопулярны.
Конечно, существуют целые отделы науки, как гигиена и логика, но все ж
это для большинства людей малодоступно, слишком отвлеченно, туманно и,
главное, малоприменимо практически.
В сущности, до сего времени нет каких-то элементарных правил,
элементарных законов, по которым надлежит понимать себя и руководить собой
не только в области своего труда и своей профессии, но и в повседневной
жизни. Тут требуется какое-то практическое искусство понимать работу своего
тела.
Ведь все специалисты выработали особую и наилучшую технику работы,
причем эта техника работы постоянно рационализируется и улучшается. Художник
отлично изучил краски, которыми он работает, но жить он по большей части не
умеет и предоставляет свою жизнь случаю, природе и собственному неумению.
Скажем, мало кому известно о том, что наш организм может работать на
разные скорости (как любая машина), причем часто большая скорость отнюдь не
является вредной, а, напротив того, чрезвычайно полезной и даже
благодетельной. Случайно или по целому ряду обстоятельств человек,
расходующий незначительное количество энергии и живущий, так сказать, на
медленном темпе, по большей части так и продолжает жить, совершенно не
предполагая, что он может создать энергию значительно большую.
Правда, эта скорость зависит от внешних причин и является как бы не
всегда подвластной воле человека, но все же, зная об этом, человек мог бы
иной раз регулировать работу своего тела и не впадал бы в грубые ошибки.
Переход с одной скорости на другую обычно совершается случайно и
нередко является неожиданностью для самого хозяина тела.
Приходилось видеть людей, которые годами лечились от меланхолии, от
упадка сил и от нежелания жить, в то время как эта ослабленная работа
организма - вялость и пониженный обмен веществ - часто вовсе не является
показателем болезненных процессов.
Чаще всего это лишь тот медленный темп, медленная скорость, в которую
человек попал либо случайно, либо по ряду обстоятельств, либо просто не умея
руководить собой.
При слишком большой скорости организм может, как мы видели, потерпеть
катастрофу, растратив запасные силы и не заметив этого. При слишком же
незначительной скорости эта катастрофа бывает гораздо чаще и гораздо опасней
- машина может остановиться или долгое время бездействовать, не вырабатывая
или мало вырабатывая нужные для жизни и движения химические элементы.
Конечно, для каждой скорости необходимо иметь цель и устремление -
машина не может двигаться на одном месте. И это всегда надо иметь в виду.
В общем, сущность скорости заключается в следующем: если человек
случайно (или вынужденно) будет все делать медлительно, с неохотой,
затрачивая незначительную энергию, если он будет валяться, мечтать или петь
грустные песни, то такое же состояние возникает в работе организма. Причем,
при частой повтор-ности этого, организм как бы привыкает пользоваться только
такой скоростью. И, привыкнув к этой скорости, человек не умеет уже
освободиться от нее, полагая, что это есть состояние его здоровья, в то
время как это не состояние здоровья, а всего лишь по большей части случайно
утвердившаяся скорость.
И наоборот - человек может приучить работать свой организм на
значительную скорость без всякого вреда для себя. В этом случае только
повышается весь обмен веществ.
Тут существует какая-то своеобразная диалектика работы организма. Все
движется, нет ничего утвердившегося, и нет состояния, от которого нельзя
было бы уйти. А если какое-либо состояние или, скажем, скорость
утверждается, то это чаще всего происходит в силу собственных ошибок или
непонимания.
Тут чрезвычайно интересно отметить, что не только отдельного человека,
но и целый народ (хотя бы в нашей стране) можно перевести на другую
скорость, хотя бы и весьма непривычную. Для этого необходимо прежде всего
расстаться с прежними привычками и выработать новые, которые, утвердившись,
создадут новую, повышенную работу организма.
Конечно, тут преобладающую роль играет цель и устремление. Однако
нельзя сказать, оценивая идеалистически, что все без исключения стремятся к
цели. Тем не менее и их можно и должно изменить. Что у нас и делается не без
успеха.
Стремительный темп побуждает к новой, быстрой работе организма.
Люди же, не попавшие в эту переделку, те люди, которые, вопреки всему,
старались сохранить свои навыки