театр  "Ромэн"  закосил.  Да и Клавка  против  нее  -  сявка
драная.
      Вована круто заколбасило, да так, что он забыл  и  про
заморочки с временем, и про то, что эта блонда ему в  натуре
в  прабабки  тянет. Чисто по песне: "Любовь,  как  финка,  в
грудь его вошла".
      Чумовой  взгляд тянул его, как магнит  булавку.  Вован
уронил брулики на пол и сам не врубился, как его подкатило к
двери. Крепко взял любашу за буфера и, кошмарно стремаясь от
чувств, просипел:
       -   Тащусь  от  тебя,  как  вошь  по  гребешку.  Типа
перепихнемся?
     - Сумасшедший... Совсем такой, как прежде...
      Она обхватила Вована обеими цапками за шею так, что он
аж захрипел.

                           Глава 7

      В будуар неспешной походкой вошел плечистый господин в
коротком, выше щиколоток, пальто и белом шарфе через  плечо.
Обрюзгшим, брыластым лицом и короткой бородкой он  напоминал
Генриха  VIII с портрета кисти Ганса Гольбейна Младшего.  За
неприятным  господином  вошли двое  молодых  людей  крепкого
телосложения и встали по обе стороны двери.
      Не  поздоровавшись и даже не поклонившись даме, Генрих
VIII сказал:
      -  Борзеешь, Вовчик? Пылу запомоить хочешь?  Пыпу  еще
никто не помоил, а кто пробовал - долго плакал.
       -  С  кем  имею  честь?  -  неприязненно  осведомился
Константин Львович, разглядывая странного гостя в упор.
     Генрих VIII зло улыбнулся одними губами.
      -  Ах,  ты по понтам? Зря, Вован. Твои быки у моих  на
мухе. Так что давай без геморроя.
       Прелестное   создание,  очаровательно   прижимавшееся
упругим  телом  к спине Константина Львовича, пролепетало  с
дрожью в голосе:
     - Мальчики, вы тут разбирайтесь, а я пойду, ладно?
     - Стой, где стоишь, лярва, - шикнул на нее Генрих VIII.
- И без базара, а то ноги выдерну.
     У Луцкого потемнело в глазах. В его присутствии никогда
еще так не оскорбляли даму!
      Константин Львович шагнул вперед, отвесил наглецу  две
звонкие пощечины и тихим от ярости голосом процедил:
       -   За  такое  платят  кровью!  Я  пришлю  вам  своих
секундантов. Завтра же.
     Наглый господин схватился за битую щеку и весь побелел.
      -  Ты че беспредельничаешь? Че кошмаришь? - воскликнул
он  и  попятился.  - Кровью, блин. Мочилов  пришлю...  Из-за
паршивой аренды? Неадекватно себя ведешь, Вова.
      Судя  по  всему, принимать вызов этот жалкий  трус  не
собирался.
     - Как угодно, - пожал плечами Константин Львович, глядя
на  противника  с  гадливым презрением. -  Но  вам  придется
извиниться перед дамой.
      - Не бери в падлу, цыпа, - немедленно обратился Генрих
VIII к чаровнице. - Типа ай эм сорри.
       -  А  теперь  вон  отсюда,  -  бросил  ему  Луцкий  и
отвернулся.
      Барышня восхитительнейшим манером преобразилась  -  ее
необычайно  длинные  и  черные ресницы  трепетали,  а  глаза
светились  таким  восторгом, что было  бы  просто  глупо  не
воспользоваться  моментом. Константин Львович  наклонился  и
жарко  поцеловал  тонкую белую руку. И - великий  признак  -
красавица ее не отняла. О!
      - Хрен с ним, с бартером, - сказала она звонко. - Едем
в твое Отрадное, Вовчик! Только давай сначала где-нибудь как
бы поужинаем, а то я жутко голодная - на самом деле за вечер
только одну канапешку цапнула.
     Полчаса спустя стремительное авто доставило Константина
Львовича  и Клавдию Владленовну (так звали умопомрачительную
барышню) в ресторацию, где играла экзотическая музыка, а  по
потолку скользили красивые разноцветные пятна.
      Луцкий  принялся осторожно выведывать у спутницы,  как
сложилась история отечества в двадцатом столетии.
      -  Валенок  ты  раменский, - ласково  молвила  Клавдия
Владленовна, глядя на него влюбленными глазами. - Чему  тебя
только в школе учили? Ничего, я сделаю из тебя человека.
      И  порассказала про минувший век такое, что Константин
Львович  мысленно воз благодарил Господа, Который  в  щедром
Своем  милосердии перенес раба Божьего Луцкого из 1900  года
сразу в 2000-й.
       Время   от   времени  Константин   Львович   прерывал
импровизированный  урок истории, целуя  Клавдии  Владленовне
ручку. Во время очередного восхитительного антракта до  него
донесся  обрывок разговора двух немцев, сидевших за соседним
столиком.
      -  А  вы говорили, герр профессор, что "новые русские"
грубы и неотесанны, - сказал один.
     Второй ответил:
      -  Очевидно,  герр Штубе, это один из  так  называемых
"новых   новых  русских".  Я  читал  о  них  в  "Франкфурте?
 +l#%, )-%".

                           Глава 8

      -  Че,  и бубль-гама у вас нет? - недоверчиво  спросил
Вован,  почесывая  мохнатый бампер (не  свой,  Костяшкин,  -
свой, с татухой, остался дома, в двухтысячном годе).
      -  Что, милый? - не въехала Анька, елозя щекой по  его
плечу.
     Он задвигал челюстями, типа жует, потом чпокнул губами,
типа  лопанул  пузырь, но она все равно не  врубилась  -  за
смеялась  тоненько  так, звонко, как  пейджер,  и  у  Вована
внутри  потеплело. Он зацепил пальцем ее сиротский  чулочек,
свисавший с койки, и жалостно поцокал языком:
      -  Как  бомжиха - в шкарпетках на ленточке.  Че  я,  в
натуре, на колготки не набашляю?
     - На что, на что?
      Блин,  у  них тут и колготок не было! Вообще ни  хрена
моржовича:  ни баночной жбанки, ни лифчиков, ни  "марса"  со
"сникерсом". Полный голяк.
      Мазы открывались такие, что дух захватывало. На каждом
углу  лохотронов понаставить - это перво-наперво,  пальцевал
сам  с  собой Вован. Пацанов найти без проблем,  у  них  тут
пролетариев до утопа. Потом - "Макдональдсов" понатыкать: ну
там   типа  квас,  булка  с  колбасером,  туда-сюда.   Народ
небалованный,  схавают.  А после можно  и  заводик  чипсовый
забабахать.
     Так, спокуха, тормознул себя Вован, чтоб не зарываться.
Где взять бабок на раскрутку?
      -  У твоего попа в натуре сбашлять можно? - спросил он
Нюську. - Скажи ему, Костяха не крысятник, не соскочит.
      Бабца была, конечно, супер, но на мозги не Хакамада  -
простой  вопрос,  а  долго не догоняла. Зато  когда  усекла,
здорово Вована обнадежила:
      -  Если  я  скажу, что деньги нужны  для  дела,  папа,
разумеется, даст. Только он считает, что вкладывать капиталы
в  российскую  промышленность неразумно.  У  нас  в  империи
слишком   неспокойно.  Папа  опасается  революции  и   хочет
перевести дело в Америку.
      -  Какая, блин, революция! - зауродило Вована.  -  Тут
такие  бабки ломятся! Не пузырься, Анька, прорвемся. Короче,
тут  у вас пахан один есть, в большом авторитете, кликуха  -
Ильич. Не слыхала? Чуть что не по нем, на БМП залазит и все,
такая идет мочиловка - сливай воду, я по телеку видел. Забью
с ним стрелку, обкатаем вопрос, сговоримся насчет лаве.
      Буду отстегивать его пацанам сколько положено. На  кой
им  революция, они ж не лохи. Держись Костика, Нюсек, за ним
не пропадешь.
      -  Обожаю  тебя  безумно, - сказала  умотная  Нюрка  и
всосала Вовану чмоку прямо в губешник.