в в  мою
сторону. Стоило ему чуть повернуться, и чудо разрушилось. Он не был Пэтом,
он лишь отчасти походил на него. И снова вернулся  страх.  Может  быть,  и
Лагуна была чем-то совершенно иным?
     Старик подошел ближе. Но теперь я уже не решался  на  него  смотреть.
Зачерпнув в пригоршню несколько тысяч  песчинок,  я  опустил  глаза  вниз.
Легкие как пыль крупинки посыпались через щель  между  пальцами,  струйкой
щекоча колено. Я шумно вздохнул. Когда упадет последняя, бред окончательно
развеется. Лагуна и старик пропадут, а  я  снова  окажусь  в  каком-нибудь
каменном городе, наводненном автобусами и  рыбьими  богами,  возбужденными
толпами и смыслом Великого Пути, который я разучился понимать.
     Голосом робота я спросил:
     - Старик, заезжают ли сюда автобусы?
     - Автобусы? - он поскреб в затылке и, вернувшись к своим сетям,  стал
перебирать  ячеистый  капрон,  выгребая  трепещущую  рыбу,  бросая  ее   в
просторное корыто.
     - Это надо на станцию шагать. А если ног не жаль, то  и  в  город,  -
старик  швырнул  опустевшую  сеть  на  песок  и,   наклонившись,   скупыми
движениями стал стряхивать с себя рыбью чешую.
     - И как же ты здесь живешь?
     - А почему не жить? - он удивился. - Солнце греет, море кормит...
     Наверное, он давно не видел людей.  Управившись  с  рыбой  и  прикрыв
корыто щитом от солнца,  он  приблизился  ко  мне  и  привычно  присел  на
корточки.  Как  всякому  старику  ему  хотелось   казаться   спокойным   и
рассудительным, но долгое одиночество  допекает  и  более  крепких.  Начав
размеренную речь, он не мог уже остановиться. Его несло, и он  рассказывал
про себя, про ветхие сети, про то, что трудно уже выходить в море одному и
что копченая рыба куда вкуснее вяленой, но плохо  хранится.  Раньше  здесь
был целый поселок, рыбак  на  рыбаке.  Сейчас  пусто.  Все  перебрались  в
города, уехали на больших автобусах.  А  за  какой  нуждой,  спрашивается?
Горизонт приближать? Так ведь планета - шар, говорят. И говорят, не  очень
большой. Приблизь горизонт, и  свернется  все,  как  скатерть,  ничего  не
останется. А ловить одному - труднее и труднее. Спина постреливает, а ноги
по ночам ломит - особенно в ступнях. Не  хватает  каких-нибудь  солей  или
наоборот - переизбыток. Вот если  бы  я  согласился  ему  помогать,  тогда
другое дело. Вдвоем - оно всегда веселее, четыре руки,  четыре  ноги.  Два
старика, как ни крути, лучше, чем один...
     Упала последняя песчинка,  затерялась  среди  миллиона  близняшек.  Я
поднял глаза.
     - Ты назвал меня стариком?
     На  морщинистом  лице  его  отразилось  недоумение.  Сухонькие  плечи
передернулись.
     - Обычное дело. Все стареем. Как  и  положено...  Иной  раз,  правда,
бывает - и лицо молодое, и голос, а глаза - два пустых стеклышка...
     Не слушая его, я порывисто склонился над водой.  Лаковая  поверхность
Лагуны должна была подсказать мне правду. И она в самом деле подсказала...
Слова рыбака  подтвердились,  -  слабая  рябь  покачивало  отражения  двух
обросших седыми бородами людей, сгорбленных и тусклолицых. Поднеся руку  к
подбородку, я ухватил в щепоть жесткие волосы. Почему я заметил это только
сейчас? Куда подевались положенные мне природой десятилетия?
     - Может, останешься, а? У меня вон и  хижина,  и  лодка.  Сетей  пара
штук...
     - Подожди!
     Больше всего я хотел бы сейчас услышать совет Пэта. Все-таки он  тоже
был стариком. Но он молчал, и я почему-то знал,  что  он  уже  никогда  не
заговорит со мной. Волнуясь, я зачерпнул еще одну пригоршню песка,  крепко
зажмурился. Я давал себе  последний  шанс  отмахнуться  от  настоящего.  В
прошлое, в будущее, куда угодно!..
     Я ждал. С последней песчинкой все должно  было  уйти,  уступив  место
каменным домам, тротуару, скамье, на которой сидели бы  Барсучок,  Чита  и
Чак.  Все  это  обязательно  где-нибудь  меня  поджидало.  И  почему  нет?
Вселенная сумела предложить мне вторую Лагуну, - стало быть,  в  состоянии
была вернуть и моих друзей. Во всяком случае я страшился усомниться в этом
и я терпеливо ждал.  Ждал,  когда  растают  в  горсти  последние  зернышки
кварца.