аво
решать. Ты  ни  разу  не  показал,  что  видишь  все  последствия.  Тебе
казалось, что имеешь дело с объединяющими атом силами теоретически.
   - Да, это так. Первые полтора года.
   - А потом?
   - Я встретился с Ширли, помнишь? Она мало понимает в физике. Ее сфера
деятельности социология и история. Я  описал  ей  свою  работу.  Она  не
поняла. Тогда я попытался объяснить ей более простым языком.  Это  пошло
мне на пользу, потому что я оторвался от  уравнений  и  в  конце  концов
сказал, что попытаюсь найти силы, обеспечивающие целостность атома.  "То
есть мы сможем использовать их, ничего  не  перерабатывая?"  -  спросила
она. "Да, - ответил я. - Мы сможем  взять  любой  атом,  заполучить  его
внутриатомную энергию и  тем  самым  полностью  обеспечить  дом".  Ширли
пристально посмотрела на меня и сказала:  "И  тогда  придет  конец  всей
экономической системе?"
   - Тебе раньше это никогда не приходило в голову?
   - Никогда, Лео. Никогда. Ведь я был тощим детищем МИТ.  Меня  никогда
не тревожило применение технологии. Ширли поставила  меня  с  головы  на
ноги.  Я  принялся  все  просчитывать,  потом  принялся  названивать   в
библиотеку. Компьютер выдал мне некоторые технические  тексты,  а  Ширли
прочитала небольшую лекцию об экономике. И тогда  я  понял,  что  кто-то
может использовать мои уравнения для получения  неограниченной  энергии.
Это то же самое, что с Е=МС^2. Я был в панике. Я не мог  взять  на  себя
ответственность за всемирный переворот. Моим первым порывом было желание
прийти к тебе и спросить, что мне делать.
   - Но почему ты не пришел? Он пожал плечами.
   - Это было легче всего - переложить ответственность на твои плечи.  В
любом случае, я понимал, что ты все это предвидел и давно бы сказал мне,
если бы не моральный аспект. Поэтому я  попросил  об  отпуске,  болтаясь
возле ускорителя и все анализируя. Я посмотрел на Опенгеймера,  Ферми  и
остальных парней, создавших атомную бомбу и спросил себя, что бы  сделал
я на их месте? Они работали в военное время, пытаясь помочь человечеству
одолеть реального отвратительного врага. Но даже их терзали сомнения.  Я
не  пытался  спасти  человечество  от  опасности.  Я   просто   проводил
добровольное  исследование,  которое  должно  было  уничтожить   мировую
денежную структуру. И я показался себе врагом человечества.
   - С истинной энергетической конверсией, - тихо заметил я, -  исчезнет
голод, жадность, монополии...
   - Но пройдет больше пятидесяти лет, пока установится новый порядок. А
имя Джека Брайнта начнут ненавидеть! Я  не  смог  взять  на  себя  такой
ответственности.  Поэтому  в  конце  третьего  года  оставил  работу   и
поселился  здесь.  Я  совершил  преступление  перед  наукой,  чтобы   не
совершить куда худшего преступления.
   - И ты чувствуешь себя виноватым?
   - Разумеется, чувствую. Я чувствую, что  последнее  десятилетие  моей
жизни - епитимья за побег. Лео, ты никогда не задумывался, о чем я  пишу
книгу?
   - Много раз.
   - Это что-то типа автобиографического эссе: apologia  pro  fita  sua.
Там я объясняю, над чем я работал в университете, как я  понял  истинную
сущность своей работы, почему я прекратил ее и какова моя  точка  зрения
по  поводу  своего  ухода.  Эту  книгу   можно   назвать   своего   рода
исследованием проблем нравственной ответственности в науке.  К  книге  я
приложил полный текст своих тезисов.
   - Они заканчиваются на том, где ты остановился?
   - Нет, - ответил Джек. - Это полный текст.  Я  закончил  свою  работу
пять лет назад. Все это в  рукописном  варианте.  Достаточно  нескольких
биллионов долларов и прилично  оборудованной  лаборатории,  чтобы  любая
проворная корпорация перевела мои  уравнения  в  полную  функционирующую
силовую систему размером с грецкий орех, которая будет работать вечно на
обычном песке.
   Мне показалось, что земля покачнулась под моими ногами. Прошло немало
времени, прежде чем я спросил:
   - Почему ты столько времени молчал об этом?
   - Эта идиотская трансляция новостей дала мне толчок. Все из-за  этого
так  называемого  человека  из  будущего  с  его  глупой   болтовней   о
децентрализованной цивилизации, где каждый человек  независим  благодаря
полной энергетической конверсии. Это походило на предсказание будущего -
будущего, которое обеспечивалось с моей помощью.
   - Ну, разумеется, ты не веришь...
   - Лео, я не знаю. Абсурдно предполагать, что на нас свалился  человек
из времени на тысячу лет опережающего наше. Так же,  как  и  ты,  я  был
убежден, что это шарлатан.., пока он не начал описывать децентрализацию.
   - Джек, идея  об  освобождении  энергии,  обеспечивающей  целостность
атома, уже давно витает в воздухе.  Просто  парень  оказался  достаточно
умен, чтобы использовать ее, поэтому совсем не обязателен тот факт,  что
он из будущего, так же как то, что твои  уравнения  будут  претворены  в
жизнь. Ты взлелеял ее из футуристических грез и обратил к реальности. Но
кроме тебя и Ширли,  никто  не  знает  об  этом?  Ты  не  можешь  наобум
решить...
   - Лео, но предположим, что все это правда!
   - Хорошо, если это действительно  тревожит  тебя,  то  почему  ты  не
сжигаешь рукопись? - предложил я.
   Он посмотрел на меня так, словно я предлагал ему заняться мазохизмом.
   - Я не могу этого сделать.
   - Ты спасешь человечество от переворота, за который  чувствуешь  себя
виноватым.
   - Лео, рукопись в надежном месте. - Где?
   - Внизу. Я построил там небольшой склеп и снабдил  капканами  реактор
дома. Если кто-то попытается пробраться к склепу, сработает  самозащита,
и дом взлетит на воздух.  Я  не  хочу  уничтожать  написанного.  Но  оно
никогда не попадет в грязные руки.
   - Позволь заметить, что рукопись уже попала в руки кого-то,  живущего
в конце следующего тысячелетия, так что до рождения Вонана-19,  мир  уже
жил на твоей силовой системе. Ведь верно?
   - Лео, я не знаю. Все это просто сумасшествие какое-то.  По-моему,  я
тоже схожу с ума.
   - Ну, давай предположим, что Вонан-19 настоящий пришелец и что  такая
силовая система действительно используется в 2999 году. Но мы не  знаем,
твоя  ли  это  система.  Процесс  изменения  будущего  происходит  таким
образом, что экономика, описанная Вонаном, никогда не сможет воплотиться
в реальность. Он может сам перестать  существовать,  если  ты  отправишь
свою книгу в печь. Тогда ты сможешь понять, спасаешь ли человечество  от
ужасной участи.
   - Нет, Лео. Даже, если я сожгу рукопись,  я  смогу  восстановить  все
уравнения по памяти. Угроза - в моем мозгу.  Сожжение  книги  ничего  не
докажет.
   - Но существуют медикаменты, стирающие из памяти...
   Он пожал плечами.
   - Я не могу надеяться на них.
   Я с ужасом поглядел на него. Мне показалось, что я вывалился из  люка
корабля. Я впервые имел дело с паранойей Джека - и  здоровый,  загорелый
человек этих десяти лет  исчез  навсегда.  Трудно  представить,  что  он
пришел к этому! Он допускал связь между остроумным мошенником  якобы  из
будущего и собой.
   - Я могу чем-нибудь помочь тебе? - мягко спросил я.
   - Лео, ты можешь сделать для меня одну вещь.
   - Все, что в моих силах.
   - Постарайся лично встретиться с Вонаном-19. Ты очень видный  деятель
науки. Ты сможешь во  всем  разобраться.  Переговори  с  ним  и  выясни,
действительно ли он жулик.
   - Разумеется, он жулик.
   - Лео, проверь это.
   - А если окажется, что он действительно тот, за кого себя выдает?
   Джек сверкнул глазами.
   - Тогда расспроси его о его времени. Постарайся узнать  побольше  про
эту внутриатомную энергию. Пусть он расскажет, когда это было изобретено
и кем. Может быть,  это  произойдет  пятьсот  лет  спустя  и  совершенно
независимо от моей работы. Лео, вытряси из него  правду.  Я  должен  все
знать.
   Что я мог сказать?
   Не мог же я сказать Джеку, что у него что-то  с  головой.  Мог  ли  я
упрашивать его пройти медицинское обследование? Мог ли  я  ставить  свой
дилетантский диагноз паранойи? Да. Но при этом навсегда потерять  своего
самого близкого друга. И мне  не  хотелось  стать  участником  чудачеств
вокруг Вонана-19. Допуская, что я смогу добиться личной аудиенции с ним,
я не хотел пачкаться, имея дело с шутом даже на  секунду,  чтобы  он  не
думал, что его претензии восприняты серьезно.
   Я мог соврать Джеку. Я мог постараться переубедить его.
   Но это было бы предательством. Темные, полные боли глаза Джека молили
о благородной цели. Я решил действовать.
   - Я сделаю все, что смогу, - пообещал я.
   Он схватил меня за руку, и мы не спеша побрели к дому.
   Когда на следующее утро я собрал вещи, в  комнату  вошла  Ширли.  Она
была в облегающем платье жемчужного  цвета,  удивительно  подчеркивающем
фигуру. И я, так привыкший в ее наготе, снова вспомнил, что она красива,
и что моя любовь к ней  сочеталась  с  подавленным,  но  не  подавляемым
физическим желанием.
   - О чем он рассказал тебе вчера? - спросила она.
   - Обо всем.
   - О рукописи? И о своих страхах? - Да.
   - Лео, ты можешь ему помочь?
   - Я не знаю. Он хочет, чтобы я лично встретился с человеком  из  2999
года и все проверил. Это не так-то просто. Не думаю, что от этого  будет
какая-то польза.
   - Лео, он очень расстроен. Я  очень  тревожусь  за  него.  Понимаешь,
внешне он выглядит здоровым, но это гложет его на протяжении многих лет.
Он утратил все перспективы.
   -  Ты  не  задумывалась,   что   ему   понадобится   профессиональная
медицинская помощь.
   - Я не решусь на это, - прошептала она. - Подобное не могу предложить
даже я. Это огромный моральный кризис в его жизни. Я не могу говорить об
этом, как о болезни. По крайней мере, пока. Возможно, если ты  вернешься
для того,  чтобы  убедить  его,  что  все  это  обман,  Джек  постепенно
избавится от своей навязчивой идеи. Ты сделаешь это?
   - Ширли, я сделаю все, что в моих силах.
   Она вдруг бросилась ко мне. Ее лицо уткнулось в углубление между моей
щекой и плечом, ее грудь, ощутимая сквозь тонкую  материю,  прижалась  к
моей груди, а пальцы судорожно  цеплялись  за  мою  спину.  Она  рыдала,
сотрясаясь всем телом. Я покрепче обнял ее, но вскоре  мягко  отстранил,
потому что тоже начал трястись, но по другой причине.
   Через час я уже ехал по грязной дороге,  направляясь  в  Таксон,  где
меня поджидал транспортатор до Калифорнии.
   Я добрался до Ирвина в сумерках. Нажав на кнопку на дверной панели, я
открыл дом. В нем пахло сыростью, как в могиле,  потому  что  в  течение
трех недель он был закупорен. Знакомый беспорядок из раскиданных повсюду
бумаг и катушек успокоил меня. Я вошел  как  раз  тогда,  когда  начался
легкий дождь. Бродя но комнатам, я чувствовал себя так, как в  последний
день лета. Я снова был  один,  праздники  закончились.  Яркость  Аризоны
сменилась туманным мраком калифорнийской зимы. Я не надеялся найти здесь
Ширли, носящуюся по  дому  подобно  эльфу,  или  Джека,  раскручивающего
сложную идею. Грусть от возвращения  домой  на  этот  раз  была  глубже,
потому  что  я  лишился  сильного  и  стойкого  Джека,  от  которого  на
протяжении  стольких  лет  зависел,  а  его   место   занял   незнакомый
встревоженный человек, терзаемый сомнениями. Даже златокудрая  Ширли  из
богини превратилась в обеспокоенную жену. Я приезжал к ним с  израненной
душой, а возвращался домой исцеленным, но этот визит мне дорого стоил.
   Я  выключил   затемнители   и   выглянул,   чтобы   полюбоваться   на
волновавшуюся поверхность Тихого океана, на красноватую  полосу  берега,
на белые клубы тумана, покрывавшего изогнутые сосны, которые росли  там,
где песок переходил в почву. Затхлость  в  комнате  сменилась  смолистым
сонным воздухом,  поступавшим  через  вентиляционные  отверстия.  Тысячи
крошечных громкоговорителей сплели для меня  мелодию  Баха.  Я  позволил
себе выпить немножко коньяку. Какое-то время я  сидел,  делая  маленькие
глотки и вслушиваясь в музыкальный фон, окруживший меня.  Постепенно  на
меня опускалось своего рода умиротворение.
   Утром меня ждала работа. Друзья переживали  душевные  страдания.  Мир
сотрясался от культа апокалипсиса,  и  теперь  еще  появился  самозваный
посланник из будущего. По земле  всегда  бродили  лживые  пророки.  Люди
всегда мучились, пытаясь решить свои проблемы. Добро  всегда  сеялось  с
разрушающими надежды сомнениями и  суматохами.  Ничего  нового.  Мне  не
стоило жалеть себя. Я подумал, что в жизни всегда возникают трудности, и
ты делаешь все возможное,  чтобы  успешно  преодолеть  их.  Великолепно.
Пусть наступает утро.
   Спустя некоторое время я вспомнил, что надо подключить  видеотелефон.
И это было ошибкой.
   Весь служебный персонал знает, что я вне коммуникации, когда нахожусь
в Аризоне. Все звонки поступали на линию секретаря, и она разбиралась  с
ними так, как считала необходимым, никогда не консультируясь со мной. Но
если звонок был важным, она записывала  его  в  память  моего  домашнего
телефона, чтобы по возвращению я мог сразу же узнать о нем. Как только я
подключил  ВТ,  вспыхнули  огоньки  памяти,   заиграла   музыка,   и   я
автоматически нажал на включение. На экране появилось длинное лицо моего
секретаря.
   - Доктор Гафилд, я звоню пятого  января.  Вам  несколько  раз  звонил
Санфорд  Кларик  из  Белого  дома.  Мистеру  Кларику  надо  было  срочно
переговорить с вами и он настаивал, чтобы его  связали  с  Аризоной.  Он
слишком наезжал на меня. Когда я в конце концов рассердилась и  заявила,
что вас нельзя беспокоить, он попросил, чтобы вы позвонили в  Белый  дом
как можно поскорее, можно  даже  ночью.  Он  сказал,  что  это  касается
национальной безопасности. Номер...
   Это было все. Я никогда не слышал о Санфорде  Кларике,  но  помощники
президента быстро сменяются.  Это  был,  пожалуй,  четвертый  звонок  из
Белого дома за последние восемь лет, с тех пор как я нечаянно стал одним
из ученых мужей. Под одним из моих профилей какой-то еженедельный журнал
для свободомыслящих людей поместил  ярлык  доминирующей  силы  в  физике
Америки. С тех пор я ношу статус выдающегося ученого. Время  от  времени
меня просили поставить свою подпись  под  тем  или  иным  заявлением  по
Национальному вопросу.  Меня  призывали  в  Вашингтон,  чтобы  посвятить
мускулистых конгрессменов в  сложности  атомной  теории,  когда  решался
вопрос о принятии новых акселераторов. Я был в числе приглашенных, когда
лысому исследователю космического пространства вручали Годдарский  приз.
Все  эти  глупости,  как  и  следовало  ожидать,  затрагивали  даже  мою
профессию. Порой я  возглавлял  ежегодный  слет  А.А.А.С.,  или  пытался
объяснить делегации океанографов или археологов, что может получиться из
их идей. Я был вынужден признать, что приветствовал всю эту  чепуху,  не
из-за славы, которую она дает, а просто потому, что она позволяла  более
приемлемо оправдать мои отлынивания от  неблагодарной  работы.  Вспомним
закон  Всемирного  тяготения:  выдающиеся  ученые  предпочитают  творить
частным образом. Как только им удается что-либо создать, они  становятся
известны в общественных кругах и тешат себя почтением несведущих.
   Однако никогда приглашения в  Вашингтон  не  сопровождались  словами,
свидетельствовавшими о срочности. "Касается национальной  безопасности",
- сказал Кларик. Неужели? Или это один из тех вашингтонцев, для  которых
гипербола является национальным языком?
   Мое любопытство стало расти. В столице сейчас было  обеденное  время.
Кларик сказал, что можно звонить в любое время. С надеждой,  что  прерву
его в то время, когда он будет сидеть над supreme de  folaille    в
каком-нибудь абсурдном ресторане, обозревая Потомак, я торопливо  набрал
номер  Белого  дома.  На  экране  показалась  президентская   печать   и
призрачный компьютеризированный голос поинтересовался, что мне нужно.
   - Я хотел бы переговорить с Санфордом Клариком, - сказал я.
   - Одну секунду.
   Но  прошло  гораздо  больше  секунды.  Компьютеру  потребовалась  три
минуты, чтобы набрать  номер  Кларика,  которого  не  было  в  офисе,  и
подозвать  его  к  телефону.  Наконец  экран  показал  мне  поразительно
неприятного молодого  человека  с  рассудительным  лицом  и  выпученными
глазами,  что  послужило  бы  предметом   гордости   для   какого-нибудь
неандертальца. Я облегченно вздохнул, потому что ожидал  увидеть  одного
из вечно соглашающихся мужчин, которых так много развелось в Вашингтоне.
Каким бы ни оказался Кларик, по крайней мере, он не был  шаблонным.  Его
неприятность была в его пользу.
   - Доктор Гафилд,  -  сразу  же  сказал  он,  -  я  надеялся,  что  вы
позвоните! Вы хорошо отдохнули?
   - Великолепно.
   - Профессор, ваша секретарша заслуживает медаль за свою лояльность. Я
грозил ей национальной гвардией, но она отказалась связать меня с вами.
   - Я предупредил служебный персонал, что предам вивисекции любого, кто
прервет мое уединение, мистер Кларик. Что я могу для вас сделать?
   - Вы не могли бы завтра приехать в Вашингтон? Мы оплатим все расходы.
   - Что на этот раз? Конференция, посвященная  нашим  шансам  выжить  в
двадцать первом столетии?
   Кларик коротко рассмеялся.
   - Не конференция, доктор Гафилд.  Нам  нужна  ваша  помощь  в  весьма
специальном вопросе. Мы хотим, чтобы за несколько месяцев  вы  проделали
работу, с которой никто другой не справится.
   - Несколько месяцев? Не думаю, что смогу...
   -  Сэр,  это  жизненно  важно.  На  этот  раз  дело  не   связано   с
правительственной шумихой.
   - Вы не могли бы сообщить мне пару деталей?
   - Не по телефону. Я боюсь.
   - Вы хотите, чтобы я прилетел  в  Вашингтон  на  неопределенный  срок
неизвестно по какому вопросу?
   - Да. Но, если хотите, я могу сам  прилететь  в  Калифорнию.  Но  это
будет еще одна задержка, а мы и так уже потеряли немало времени...
   Я потянулся к кнопке выключателя. И я уверен, Кларик понял это.
   - Пока я не узнаю сути, мистер Кларик, боюсь, мы не сможем продолжить
нашу беседу.
   Кларик не испугался.
   - Хорошо, один намек. - Ну?
   - Вы знаете о так называемом человеке из будущего, который  объявился
несколько недель назад?
   - Более менее.
   - Это дело связано с ним. Мы хотим, чтобы  вы  поговорили  с  ним  на
разные темы. Я...
   Второй раз за день мне показалось, что я вывалился из люка корабля. Я
подумал о Джеке,  который  просил  меня  расспросить  Вонана-19.  Теперь
правительственный руководитель просит меня о том же. Мир сошел с ума.
   Я резко перебил Кларика:
   - Хорошо. Завтра я прибуду в Вашингтон.

Глава 5

   Экран телефона  обманывал.  Изображение  Кларика  было  очаровательно
сговорчивым и подвижным. Кларик во плоти оказался далеко не таким. Живой
взгляд, делавший его некрасивое лицо  интересным,  был  почти  незаметен
из-за его массивной фигуры, которая сразу  вас  подавляла.  Он  встречал
меня в аэропорту. По вашингтонскому времени был день. День был  ясным  с
холодным недружелюбным небом.
   Пока мы неслись по автотреку к Белому дому, он распинался о  важности
моей миссии и своей благодарности за сотрудничество, но  не  вдавался  в
подробности.
   Проехав по подземной стрелке трека, мы мягко вкатили в ворота  Белого
дома.  С   помощью   каких-то   внутренних   приспособлений   я   прошел
просвечивание, после чего мы въехали в здание. Я поинтересовался,  будет
ли присутствовать сам президент. Как потом  оказалось,  мне  никогда  не
доводилось встретиться с ним. Меня  провели  в  особую  комнату,  нелепо
ощетинившуюся  коммуникационными  приспособлениями.  На  главном   столе
стояла кристаллическая капсула с венерианским зоологическим  образчиком.
Багряный  протоплазмоид  неутомимо  выбрасывал  вперед  свои  выдающиеся
отростки  в  более  или  менее  сымитированное  жизненное  пространство.
Надпись у основания капсулы сообщила, что он был найден во время  второй
экспедиции. Я удивился: я не знал, что у нас так много  открытий,  чтобы
разбрасываться ими подобно пресс-пап