- Я точно не знаю. Их названия мне  незнакомы.  Например,  что  такое
бизон?
   - Это тяжеловесное  млекопитающее  с  густой  коричневой  шерстью,  -
пояснила Астер Миккелсон. - Родственен корове. Их стада были  обнаружены
много тысячелетий назад в западных прериях.
   - Вымерли, - констатировал Вонан. - Коровы  у  нас  есть,  но  никого
родственного им нет. А лось?
   - Это животное с огромными рогами. Обитает в северных лесах. На стене
как раз висит голова лося. Вы видите, какие  у  него  рога  и  вытянутая
морда, - сказала Астер.
   - Таких у нас не существует. А медведь? Куропатка? Тетерев?
   Астер описала  каждое  животное.  Вонан  радостно  сообщил,  что  они
неизвестны в его время. Лицо Хеймана пылало.  Я  не  знал,  что  он  был
сторонником движения по охране животных. Он прочитал целую проповедь  по
поводу того, что  уничтожение  диких  животных  -  своего  рода  признак
декадентства цивилизации, заметив, что не первобытные  люди  виноваты  в
этом,  а  изощренные  и  образованные,  которые  развлекаются  тем,  что
охотятся и едят редкие экземпляры. Он говорил страстно и даже разумно  -
я впервые слышал, чтобы беспокойный  историк  проявлял  такие  познания.
Вонан с интересом смотрел на него. Постепенно на  лице  пришельца  стало
появляться удовольствие, и я знал почему:  Хейман  ратовал  за  то,  что
вымирание животных  происходит  по  мере  развития  цивилизации,  а  для
Вонана, который смотрел на нас, как на дикарей,  подобная  точка  зрения
казалась забавной.
   Когда Хейман закончил, мы переглянулись и пристыжено уткнулись в свои
меню. Но тут вмешался Вонан.
   - Надеюсь,  -  сказал  он,  -  вы  не  откажете  мне  в  удовольствии
попробовать животных, которыми так бедна моя жизнь? К тому же, животные,
которых мы собираемся съесть,  уже  мертвы.  Позвольте  мне  донести  до
своего времени вкусовые ощущения бизона, куропатки и лося.
   Разумеется, вопроса  о  том,  чтобы  пообедать  в  другом  месте,  не
вставало. С чувством вины или без, но мы обедали в  том  ресторане.  Как
уже заметил Кларик, мясо поставлялось по правительственным каналам,  так
что ресторан прямой ответственности за исчезновение  редких  экземпляров
не  нес.  О  том,   что   это   было   мясо   диких   животных   отлично
свидетельствовали цены, однако глупо  было  обвинять  подобное  место  в
трудностях  двадцатого  столетия.  К  тому  же,  как  утверждал  Хейман,
животные не вымерли, а вымирали. Я уже где-то читал предсказание, что  в
будущем столетии дикие животные сохранятся только  в  заповедниках.  Так
что, если принимать Вонана за настоящего  посланника  из  будущего,  это
предсказание сбудется.
   Мы заказали обед. Хейман выбрал жареного  цыпленка,  а  остальные  не
стали отказываться от возможности попробовать деликатесы. Вонан запросил
целое ассорти: филе из бизона, кусочек оленьей ножки, грудинку фазана  и
парочку обычных блюд.
   - А какие животные водятся в ваше.., э.., время, - спросил Кларик.
   - Собаки. Кошки. Коровы. Мыши. - Вонан задумался. -  Ну  и  некоторые
другие.
   - Только домашние животные? - ужаснулся Хейман.
   - Да, - сказал Вонан, отправляя в рот огромный кусок мяса. После чего
довольно улыбнулся. - Восхитительно. Чего мы лишены!
   - Теперь понимаете? - воскликнул Хейман. - Если только люди...
   -  Разумеется,  -  мелодично  произнес  Вонан,  -  у  нас  есть  свои
интересные блюда. Должен признаться, что приятно отправлять в рот  куски
других живых существ, но не все могут позволить себе такое удовольствие.
Большинство из нас очень разборчивы в еде. Надо иметь  крепкий  желудок,
чтобы путешествовать во времени.
   - Вы считаете нас мерзкими и ужасными дикарями? - проорал Хейман.
   - Ваш образ жизни значительно отличается от  моего,  -  нисколько  не
смутившись, отозвался Вонан. - Зачем бы я стал стремиться сюда?
   - Образ жизни у одного поколения не может быть выше или ниже,  чем  у
другого, - произнесла Элен Эмсилвейн, с ненавистью  посмотрев  на  кусок
лосятины. -  Просто  жизнь  в  одну  эпоху  может  быть  более  удобной,
здоровой.  Здесь  не  применительны  такие  термины  как  "высший"   или
"низший". С точки зрения культурного релятивизма...
   - А знаете ли вы, - сказал Вонан, - что в мое время понятия не  имеют
о ресторанах? Мы считаем неизящным обедать  при  посторонних.  В  Центре
слишком часто приходится  сталкиваться  с  незнакомыми  людьми.  Хотя  в
находящихся за его пределами районах все  обстоит  иначе.  К  незнакомым
людям относятся дружелюбно, но никогда не станут есть в их  присутствии,
если не планируется вступить в сексуальный контакт.  Обычно  мы  едим  в
сугубо интимных компаниях. -  Он  усмехнулся.  -  Это  слабость  с  моей
стороны - обедать в ресторане. Просто я считаю вас интимным кругом, и вы
должны понять... - и он обвел  рукой  присутствующих,  словно  собираясь
отправиться в постель даже с Ллойдом Колфом, если бы тот  согласился.  -
Но, надеюсь, когда-нибудь вы  доставите  мне  удовольствие  пообедать  в
общественном  месте.  Наверное,  вы  наняли  частное  помещение,   боясь
затронуть мою чувствительность. Но я очень прошу позволить мне хоть  раз
преодолеть свою стыдливость.
   - Восхитительно, - сказала  сама  себе  Элен  Эмсилвейн.  -  Табу  на
принятие пищи в  общественных  местах...  Вонан,  если  бы  вы  побольше
рассказали нам о своем времени! Нам интересно все!
   - Да, - согласился Вонан. -  Наше  время..,  например,  известно  под
названием "период Размаха"...
   - ..немного информации о биологических исследованиях...
   -  ..проблемах  психотерапии..,  основные  типы  психозов,  например,
касающиеся...
   - ..возможность обсудить с вами эволюцию лингвистики...
   -  ..явление  обращения   во   времени.   А   также   информацию   об
энергетических систем... - Это уже был  мой  голос,  прорвавшийся  среди
общего хора. Разумеется, Вонан никому ничего не ответил, потому  что  мы
загалдели одновременно. Когда мы поняли, что  творим,  все  вдруг  резко
замолчали. Наши надежды потерпели крушение в  один  момент.  Все  дни  и
ночи, проведенные рядом с Вонаном, он  почти  ничего  не  рассказывал  о
своей эпохе. Лишь порой бросал пару фраз. Каждый так и не получил ответа
на свои вопросы.
   Вопросы повисли в воздухе и в тот вечер.  Мы  молча  поглощали  такие
деликатесы, как  грудинка  птицы  феникс  и  антрекот  из  единорога,  и
прислушивались к более разговорчивому,  чем  обычно,  Вонану.  Время  от
времени он бросал фразы о привычках в еде в  тридцатом  столетии,  и  мы
были  благодарны  тому,  что  узнали.  Элен  Эмсилвейн  была   настолько
захвачена сложившейся  ситуацией,  что  просто  рыдала  над  редкостями,
заполнявшими наши тарелки.
   Когда настала пора покидать ресторан, мы  снова  оказались  на  грани
катастрофы.  Народ  вычислил,  где  находился  знаменитый   человек,   и
собралась   толпа.   Кларику   пришлось   отдать   приказ    вооруженным
парализаторами  охранникам  расчистить  дорогу,  и  на  какое-то   время
казалось, что оружие придется пустить в  ход.  Когда  мы  спускались  из
частного зала, к нам рванулись, по крайней  мере,  сто  посетителей.  Им
очень хотелось увидеть и прикоснуться к Вонану-19. Я с тревогой  смотрел
на их лица. На одних были скептические выражения,  на  других  -  просто
любопытство, но большинство смотрели с благоговейным страхом, что мы  не
раз  наблюдали  в  течение  прошедших  недель.  В  них  было  не  просто
поклонение.  Казалось,  что  люди  изголодались  по  мессиям.  Им  очень
хотелось упасть перед ним на колени. Они не знали его, но  часто  видели
на экранах, и они тянулись к нему, словно  пытаясь  восполнить  пустоту,
существовавшую в  их  жизнях.  А  что  он  предлагал?  Свое  очарование,
приятную внешность, волшебную улыбку и  привлекательный  голос?  И  свою
необычность, потому что в каждом  его  слове  и  жесте  сквозило  что-то
инородное. Меня это тоже привлекало. Но я был слишком близок  к  Вонану,
чтобы преклоняться перед ним. Я знал о его  колоссальной  жадности,  его
императорском потворстве своим желаниями,  о  колоссальном  аппетите  ко
всем видам плотских удовольствий. А когда мессия так неравнодушен к  еде
и собирает вокруг себя толпу горящих желанием  женщин,  то  не  очень-то
хочется перед ним преклоняться. Тем не менее, я ощущал его силу.
   Это даже влияло на мое мнение о нем. Сначала я относился к  пришельцу
скептически и враждебно, но постепенно я смягчился и добавлял ко  всему,
относящемуся к нему, дополнительный оборот "если он настоящий".  На  мое
мнение повлиял не столько результат  анализа  крови,  сколько  поведение
самого Вонана. Я мог без труда начать верить,  что  он  не  мошенник,  а
действительно  посланник  из  другого  времени,  но  этому  мешала   моя
специальность. Я все еще считал это физически невозможным, хотя где-то в
глубине души сомневался. Хотя  меня  было  нетрудно  поймать  на  крючок
внутренней силы Вонана, и я понимал, что чувствовали  люди,  толпившиеся
вокруг и протягивавшие к нему руки.
   Каким-то образом нам удалось выбраться из  ресторана  без  неприятных
инцидентов. На улице была  такая  отвратительная  погода,  что  прохожих
почти не было видно. Шоферы с  непроницаемыми  лицами  доставили  нас  в
отель. Как и в Нью-Йорке, для  нас  были  заказаны  соединявшиеся  между
собой номера в самой изолированной части здания. Когда мы  поднялись  на
свой этаж, Вонан сразу же  откланялся.  Несколько  предыдущих  ночей  он
провел с Элен Эмсилвейн, но после посещения публичного дома, он временно
потерял интерес к женщинам, и это было неудивительно. Он исчез  в  своей
комнате. Охранники тут же закрыли ее. Бледный и вымотанный Кларик  ушел,
чтобы послать сообщение в Вашингтон.  Остальные  собрались  в  одном  из
номеров, чтобы немного расслабиться перед сном.
   Комиссия из шести человек находилась  вместе  уже  достаточно  долго,
чтобы понять, кто какой позиции придерживался. Наши мнения  до  сих  пор
разделялись по вопросу подлинности Вонана, но  уже  не  так  резко,  как
прежде. Колф по-прежнему считал его мошенником, хотя  преклонялся  перед
его уверенностью. Хей-ман, который сначала тоже выступал против  Вонана,
теперь сомневался. Это  противоречило  его  натуре,  но  он  все  больше
склонялся  в  сторону  пришельца,  в  основном  базируясь  на  некоторых
рассказах Вонана о будущем. Элен  Эмсилвейн,  как  и  раньше,  принимала
Вонана  за  настоящего.  Мортон  Филдс,  наоборот,  отрекся   от   своей
первоначальной точки зрения. Думаю, что он просто завидовал  сексуальным
способностям Вонана и пытался отомстить ему, отказывая в законности.
   Астер сначала придерживалась нейтральной  позиции,  решив  подождать,
пока появятся еще какие-нибудь подтверждения, и она их получила.  Теперь
она полностью уверена, что Вонан действительно  проделал  путешествие  в
прошлое, и у нее были на то  биохимические  доказательства.  Как  я  уже
говорил, я тоже стал склоняться в сторону Вонана,  но  больше  благодаря
эмоциональному восприятию, потому что с научной  точки  зрения  подобное
было невозможно. Таким  образом,  двое  из  нас  искренне  верили,  двое
сомневавшихся скептика готовы были  принять  историю  Вонана  за  чистую
монету, один человек все отрицал, и один стал  отступником.  Вне  всяких
сомнений, голоса разделились в пользу Вонана. Он начинал нас покорять.
   Имевшиеся  в  нашей  группе  эмоциональные  столкновения  происходили
весьма бурно. Но в одном мы были едины: мы от  всего  сердца  устали  от
Ф.Ричарда Хеймана. Мне становилось плохо при одном только виде его рыжей
бороды. Нас утомил его понтификат, его  догматизм  и  привычка  во  всем
видеть  только  дурное.  Мортон  Филдс  тоже   не   пользовался   особой
популярностью. За  аскетической  внешностью  скрывался  самый  настоящий
развратник. Меня бы это мало волновало, если бы он не  был  неудачником.
Сначала он добивался Элен, но был отвергнут.  Потом  -  Астер,  но  тоже
потерпел  неудачу.  А  поскольку   на   практике   Элен   придерживалась
профессиональной   нимфомании,   действуя   по   принципу,   что,    как
леди-антрополог, должна изучить все человечество как можно ближе,  то  в
отношении Филдса она повела себя слишком резко. В течение первой  недели
нашего совместного пребывания, Элен в конце концов  переспала  со  всеми
мужчинами группы,  за  исключением  Санди  Кларика,  который  был  не  в
состоянии  воспринимать  ее  с  сексуальной  точки  зрения,  потому  что
испытывал перед Элен благоговейный страх. И  несчастного  Филдса.  Можно
предположить, что он переживал. Предполагаю, что у них  с  Элен  еще  до
появления Вонана были какие-то несогласия,  поэтому  психологически  она
произвела  его   кастрацию.   Следующей   Филдс   атаковал   Астер.   Но
немногословная, подобная ангелу, Астер просто отвергла его, сделав  вид,
что не понимает, чего он от нее хочет. (Даже несмотря на то,  что  Астер
мылась вместе с Апокалипсистом под душем, никто из нас не мог  поверить,
что между ними произошел какой-то телесный контакт. Мы чувствовали,  что
кристальная невинность Астер могла устоять даже перед чарами Вонана).
   Так что у Филдса были определенные  сексуальные  проблемы,  и,  можно
представить, что это проявлялось самым неожиданным образом. Его крушение
надежд выражалось в мрачных фразах,  за  которыми  скрывалась  ярость  и
желание поссориться. Филдс вызывал  неодобрение  даже  у  Ллойда  Колфа,
который, по  своей  сердечности,  считал,  что  Филдса  остается  только
пожалеть. Но, когда Филдс особо надоедал,  Колф  осаждал  его  раскатами
грома своего голоса, что только  ухудшало  обстановку.  С  Колфом  я  не
ссорился. У нас сложились гораздо более приятные отношения,  чем  просто
сотрудничество. Элен Эмсилвейн я тоже был благодарен за компанию,  и  не
только  в  постели.  Несмотря  на  маниакальное  поведение   в   области
культурного релятивизма, это была живая женщина, с  широким  кругозором,
поэтому могла отлично поразвлечь. Она все  время  бросала  пару  слов  о
чем-нибудь вроде ампутации клитора в  племенах  Северной  Африки  или  о
церемонии нанесения насечек в период полового созревания в Новой Гвинеи.
Что касалось Астер, она оставалась непостижимой и непроницаемой.  Положа
руку на сердце, я могу сказать, что не очень-то любил ее, однако  считал
ее любопытной загадкой женского рода. Это  волновало  меня,  однако  тот
факт, что я подсмотрел  за  ней  в  душе  с  помощью  монитора,  немного
приоткрывал покров  таинственности.  Загадка  должна  всегда  оставаться
загадкой полностью. Она казалась необыкновенно  целомудренной  -  своего
рода Диана  биохимии,  которая  каким-то  таинственным  образом  навечно
оставалась шестнадцатилетней. Во время наших  частных  бесед  о  Вонане,
Астер говорила мало, но всегда по существу.
   В середине января наши маршруты сместились к западу от Чикаго.  Вонан
был таким же неутомимым путешественником, как и  любовником.  Мы  водили
его по  заводам,  на  энергетические  станции,  в  музеи,  на  различные
торжественные   приемы,   на   метеорологические   станции,   на   точки
транспортных линий, в причудливые рестораны и во многие другие  места  и
часто по его инициативе. Он  умудрялся  повсюду  доставлять  нам  немало
хлопот. Скорее всего, устраивая все это, он проникался  "средневековыми"
моральными принципами. Он  реагировал  на  гостеприимство  хозяев  самым
ужасным способом: совращая жертву для сексуальных потребностей, вопиющим
образом оскверняя священных быков, и ясно давал понять, что наш  научный
мир считает примитивным. Меня забавляла его дерзость - он одновременно и
очаровывал, и отталкивал. Однако, остальные - и члены нашей комиссии,  и
другие  -  придерживались  иного  мнения.  Как  бы  то  ни   было,   его
возмутительное поведение подтверждало подлинность его заявления, поэтому
особо против них не восставали.  Он  считался  неприкосновенным.  Гостем
нашего столетия. И мир, терзаемый сомнениями  и  подозрениями,  принимал
его.
   Мы делали все возможное, чтобы избежать неприятностей.  Мы  научились
ограждать  его  от  напыщенных,  легко  уязвимых  людей,  которые  своим
поведением накликивали беду. Мы видели, как он с  озорным  благоговением
глазел на огромную грудь  почтенной  покровительницы  искусств,  которая
водила нас по  великолепному  музею  Кливленда.  Он  так  сосредоточенно
рассматривал вырез между белыми  буграми  грудей,  что  мы  должны  были
предвидеть несчастье, но мы не успели вмешаться. Вонан направил палец на
заинтересовавшее его место и выдал самый мягкий из своих разрядов. После
этого пришлось держать подальше от  него  пожилых  женщин  в  нарядах  с
глубокими вырезами. Мы  научились  изолировать  его  от  подобного  рода
целей, и, если на десяток неудач приходилась одна удача,  это  считалось
достаточным.
   Единственное, чего нам не удавалось добиться,  так  это  получить  от
него информацию о его времени  или  о  событиях,  которые  должны  будут
произойти между теперь и потом. Время от времени он бросал нам сообщения
о неописуемом  политическом  перевороте,  который  он  называл  Периодом
Очищения. Он упоминал о пришельцах с других звезд. Немного  рассказал  о
политической  структуре  непонятного  объединения  наций  под  названием
Централь. Но по существу мы не слышали от него ни слова. Он давал только
эскизы.
   У каждого из нас была куча возможностей  задать  ему  вопросы.  Он  с
почтительной скукой выслушивал их,  но  всегда  увиливал  от  конкретных
ответов. Однажды в Сен-Луисе я беседовал  с  ним  в  течение  нескольких
часов, пытаясь что-нибудь выяснить по интересовавшим меня  вопросам,  но
потерпел поражение.
   - Вонан, ты не мог бы поподробнее  рассказать,  как  ты  добрался  до
нашего столетия? С помощью какого-то транспортного механизма?
   - Ты хочешь узнать о моей машине времени?
   - Да-да. О машине времени.
   - Лео, на самом деле это не совсем машина.  То  есть,  ты  не  должен
думать о ней как о чем-то, имеющим рычаги и шкалы.
   - Ты не мог бы описать ее? Он пожал плечами.
   - Это не так-то просто. Ну.., это такая абстракция. Я почти не  видел
ее. Ты  заходишь  в  комнату,  начинает  действовать  поле,  и...  -  Он
замолчал. - Прости. Я не ученый. Я просто видел комнату.
   - Машиной управлял кто-то другой?
   - Да. Разумеется, да. Я всего лишь пассажир.
   - А сила, которая двигала тебя сквозь время...
   - Мой дорогой, честное слово, я даже не представляю, что это такое.
   - Я тоже не могу представить. В том-то все и  дело.  С  точки  зрения
современной физики, живого человека невозможно послать в прошлое.
   - Но, Лео, я же здесь. Я - подтверждение этому.
   - Если ты вообще совершил перелет во времени. На его  лице  появилось
удрученное выражение. Его рука поймала мою - у него были прохладные и до
странности гладкие пальцы.
   - Лео, - он был явно задет, - ты подозреваешь меня?
   - Я просто пытаюсь выяснить, как работает твоя машина.
   - Если бы я знал, я бы рассказал. Поверь  мне,  Лео.  Я  очень  тепло
отношусь лично к тебе и ко всем искренним, сильным людям, с  которыми  я
встречался в вашем времени. Но пойми, Лео, если бы ты сел в свою  машину
и отправился в 800-й год, и тебя бы кто-нибудь из того времени  попросил
бы объяснить, как работает твоя машина, ты бы смог это сделать?
   - Но по крайней мере, я бы объяснил основные принципы.  Вонан,  я  не
смогу сам построить автомобиль, но я знаю, как он  двигается.  А  ты  не
рассказал мне даже этого.
   - Но это в несколько раз сложнее.
   - Может, я смогу ее увидеть?
   - О нет, - радостно воскликнул Вонан, - она находится на  тысячу  лет
выше. Она доставила меня сюда и вернет, когда я этого пожелаю.  Но  сама
машина осталась на месте.
   - А как, - спросил я, - ты сообщишь, что хочешь вернуться?
   Он  сделал  вид,  что  не  слышал  вопроса.  Вместо  этого  он  начал
расспрашивать меня о работе в университете. Это был его обычный прием  -
вместо того, чтобы отвечать