стил  его  из  виду.  Я
инстинктивно рванулся вперед в поисках выхода из контрольного пункта,  и
тут заметил дверь. Это была аритмично двигавшаяся впадина. Карабкаясь, я
насчитал  пять  полных  циклов,  после  чего,  надеясь,  что   рассчитал
приблизительно время, прыгнул. Это  оказалось  вовремя,  иначе  меня  бы
раздавило.
   - Вонан! - проорал я.
   Комнату, в которую  я  вошел,  наполнял  зеленоватый  туман.  Потолок
накренился под не правдоподобным углом. На полу валялись гости Братона -
некоторые были без сознания, некоторые ранены. Одна  пара  сомкнулась  в
страстных объятиях. Мне показалось, что слева от меня промелькнул Вонан,
я ошибся - там находилась стена. Панель управления среагировала  на  мое
нажатие, пропустив меня в  другую  комнату.  Я  вынужден  был  присесть,
потому что потолок находился на высоте пяти футов. Проползая под ним,  я
толкнул занавешивающий экран, и оказался в главном  танцевальном  холле.
Водопад вина перешел в фонтан, выплевывая искрящуюся жидкость в потолок.
Гости были разбросаны кто где, вцепившись для уверенности и  спокойствия
друг в друга. По полу, убирая осколки, ползали  механические  насекомые.
Около полдюжины насекомых поймали одну из металлических птиц Бра-тона  и
крошечными клювами рвали ее на части. Никого из членов нашей  группы  не
было видно. Из-под дома донесся высокий воющий звук.
   Я приготовился к смерти, считая абсурдным  погибнуть  в  доме  одного
ненормального по вине другого, выполняя при этом  совершенно  нормальную
миссию. Но я продолжал пробираться сквозь звуки и  дым,  мимо  элегантно
одетых гостей, мимо двигавшихся  стен  и  рушившихся  полов.  Мне  снова
показалось,  что  впереди  промелькнул  Вонан.  С  упорством  маньяка  я
последовал за ним, считая своим долгом разыскать пришельца и вывести  из
здания, пока оно, руководствуясь  собственными  капризами,  не  сравняло
себя с землей. Но я столкнулся с барьером,  через  который  пробрать  не
мог. Невидимый и герметичный, он  прочно  отгораживал  меня  от  Вонана,
которого я теперь отчетливо видел.
   - Вонан! - кричал я.
   Он разговаривал  с  высокой  привлекательной  женщиной  средних  лет,
которую, по всей видимости, мало волновали происходящие вокруг события.
   - Вонан! Это я, Лео Гафилд!
   Но он не мог меня слышать.  Предложив  женщине  руку,  он  провел  ее
сквозь хаос. Я стучал кулаками в невидимую стену.
   - Здесь нет выхода, - раздался за спиной сиплый женский голос. -  Вам
не удастся проломить ее даже за миллион лет.
   Я обернулся. Позади меня стоял какой-то серебряный  образ.  Это  была
худощавая девушка, в возрасте около девятнадцати лет. Ее волосы отливали
серебром.  Глаза  напоминали  серебряные   зеркала.   Губы   тоже   были
серебряными. Тело прикрывало серебряное платье. Когда я присмотрелся, то
понял, что это было совсем не платье, а слой серебряной  краски,  сквозь
который проступали ягодицы, пупок и два  мускульных  кольца  на  плоском
животе. Она была покрыта серебром с головы до ног, так что  в  мерцавшем
свете казалась сияющей, нереальной и недоступной. Я ни разу не видел  ее
во время праздника.
   - Что произошло? - спросила она.
   -  Братон  привел  нас  в  контрольный  пункт  управления.  Когда  мы
отвернулись, Вонан нажал несколько кнопок. Думаю, что дом взорвется.
   Она дотронулась серебряной рукой до серебряных губ.
   - Нет, он не взорвется. Но лучше как-нибудь  выбраться  отсюда.  Если
изменения беспорядочные, то может задавить любого, пока все не уладится.
Пошли со мной.
   - Ты знаешь, как отсюда выбраться?
   - Разумеется, - отозвалась она. - Просто надо идти вперед. Через  три
комнаты должен быть выход.., если его, конечно, не сдвинуло.
   Я  не  стал   расспрашивать   почему.   Она   нырнула   во   внезапно
распахнувшийся люк и,  загипнотизированный  ею,  я  последовал  за  ней.
Вскоре я начал задыхаться.  Мы  продвигались  по  извивавшимся,  подобно
змеям, проходам;  перелезали  через  пьяных,  преодолевали  препятствия,
которые то возникали, то исчезали, благодаря бездумному нажатию  пальца.
Я не видел ничего более прекрасного, чем ожившая переливающаяся статуя -
эта девочка в серебре. Голая и худенькая, она быстро продвигалась сквозь
дом. Вдруг она остановилась возле видневшейся в стене полосы и сказала:
   - Здесь. - Где?
   - Здесь. - Стена раздвинулась. Она подтолкнула меня в проем, совершив
вокруг меня быстрый пируэт. Она на что-то  нажала,  и  мы  оказались  на
улице.
   Порыв январского ветра ударил нас, как меч.
   Я совсем забыл про погоду. В течение вечера мы были надежно укрыты от
нее. И теперь мы попались ей на  растерзание:  я  -  в  легком  вечернем
костюме, девушка - в своей наготе, укрытой лишь легким молекулярным слом
краски. Она споткнулась и упала в сугроб. Я помог подняться ей на  ноги.
Куда мы могли пойти? Позади нас оставался  взбесившийся  дом.  До  этого
момента девушка отлично знала, что  делать,  но  когда  на  нее  налетел
промозглый, колючий ветер, она затряслась, как  в  параличе,  совершенно
растерявшись и испугавшись.
   - Стоянка, - сказал я.
   Мы рванулись туда. Она находилась в четверти мили  от  дома,  но  нам
пришлось не катить по скользящей дорожке, а бежать по промерзлой  земле,
искусственным  снежным  сугробам  и  покрытым  льдом  рекам.  Меня   это
настолько возбудило, что я почти  не  замечал  холода,  который  жестоко
наказал девушку. Пока мы добрались, она несколько раз падала.  Все  виды
транспорта - и богатых людей, и не очень - были надежно укрыты.  Кое-как
нам удалось прорваться сквозь защитный слой.  Из-за  нарушений  в  общей
системе, служащие брантоновской стоянки вышли из-под  контроля,  поэтому
даже не попытались  остановить  нас.  Я  потащил  девушку  к  ближайшему
лимузину, распахнул дверь, втолкнул ее туда и плюхнулся рядом.
   Внутри было тепло и уютно. Девушка, тяжело дыша, вей сжалась.
   - Обними меня! - взмолилась она. - Я замерзаю!  Ради  всего  святого,
обними меня.
   Я крепко прижал ее к своей груди. Она немного успокоилась. Она  снова
согрелась, и к ней вернулось былое самообладание. Я почувствовал, как ее
руки  обвились  вокруг  моей  шеи.  Я  с  готовностью  сдался  перед  ее
серебряными соблазнами. Я нащупал ее губы своими губами, и вдруг  ощутил
металлический привкус. Меня обвили холодные бедра.  Появилось  ощущение,
что я занимаюсь любовью с каким-то  искусственным  механизмом.  Но  слой
краски был не толще кожи. Ощущение прошло, когда я  добрался  до  теплой
плоти. Во время любовных игр ее серебряные волосы вдруг  упали,  обнажив
абсолютно лысую несеребряную голову. Это был парик. Теперь я  знал,  кто
это. Это была дочь  Братона.  Отсутствие  волос  -  это  его  гены.  Она
вздохнула, но вскоре я позабыл обо всем на свете.

Глава 9

   - Мы потеряли контроль над ситуацией, - сказал Кларик. - В  следующий
раз надо следить за происходящим. Кто из вас был  с  Вонаном,  когда  он
нажал на контрольные кнопки?
   - Я, - отозвался я. - Но  предотвратить  случившееся  было  абсолютно
невозможно. Он действовал слишком быстро. Ни  я,  ни  Братон  просто  не
ожидали, что он сделает это.
   - С него вообще нельзя спускать глаз, - с болью  произнес  Кларик.  -
Надо учитывать, что он может совершить все самое ужасное в любой момент.
Неужели я раньше не подчеркивал это?
   - Мы абсолютно рациональные люди, - сказал Хейман. -  Нам  не  так-то
просто приспособиться к иррациональному существу.
   Прошли ровно сутки после погрома на удивительной вилле Везли Братона.
Удивительно, но жертв не  было.  Кларик  связался  с  правительственными
войсками, которые успели вовремя вытащить всех гостей из  волновавшегося
и раскачивающегося дома. Как оказалось, Вонан-19 при этом спокойно стоял
на улице и наблюдал за ужимками здания. Кларик  пробормотал,  что  ущерб
составил несколько сотен тысяч долларов, и платить будет  правительство.
Я не испытывал ненависти к  Кларику  за  то,  что  он  задабривал  Везли
Братона. Это  была  его  работа.  Однако  утилитарный  магнат  пострадал
справедливо.  Он  сам  захотел  показать  человеку  из   будущего   свои
достопримечательности. Разумеется, он знал  о  похождениях  Вонана-19  в
столицах Европы. Он сам настоял на проведении торжества, и  сам  потащил
Вонана  в  контрольный  пункт  управления.  Я  не  чувствовал   к   нему
сострадания. Так же как и к гостям, чей разгул  закончился  катаклизмом.
Они пришли поглазеть на пришельца и покорчить  из  себя  шутов.  Им  это
удалось. Так что дурного  в  том,  что  Вонан  решил,  в  свою  очередь,
посмеяться над ними?
   Хотя недовольство Кларика в отношении нас было справедливым, мы несли
ответственность за то, чтобы подобного не происходило. Но в  первый  раз
мы не очень-то хорошо справились со своими обязанностями.
   Слегка помрачневшие, мы приготовились продолжить наши экскурсии.
   В тот день мы должны были посетить нью-йоркскую фондовую биржу. Я  не
знаю, каким образом она попала в путеводитель Вонана. Разумеется, сам он
об  этом  не  просил.  Наверное,  по  мнению  какого-нибудь   столичного
бюрократа,  считалось  отличной  пропагандой  показать  футуристическому
туристу бастион капиталистической системы. Со своей стороны я  мало  чем
отличался от пришельца  из  незнакомого  мира,  потому  что  никогда  не
приближался к фондовой бирже, тем более не имел с нею дел. Прошу  понять
правильно, это не снобизм  академика.  Если  бы  у  меня  было  время  и
желание, я бы непременно поиграл на  бирже.  Но  у  меня  была  отличная
зарплата, не считая частных доходов,  чего  мне  вполне  хватало.  Жизнь
слишком коротка, чтобы все познать на  собственном  опыте.  Я  обходился
своими доходами и всю энергию отдавал  работе.  Поэтому  я  готовился  к
экскурсии как к чему-то неизвестному. Я чувствовал  себя,  как  школьник
перед выпускным вечером.
   Кларика отозвали на совещание в  Вашингтон.  Нашим  правительственным
пастухом  на  день  стал  неразговорчивый  молодой  человек  по  фамилии
Холлидей, который страшно обрадовался такому назначению.  В  одиннадцать
часов утра мы всей толпой - Вонан был седьмым из  нас  -  направились  в
нижний  город:  набор  официальных  прихлебателей,  шесть  репортеров  и
охрана. Согласно предварительной договоренности во время  нашего  визита
фондовая биржа будет закрыта для остальных посетителей. С Вонаном и  так
было немало хлопот.
   Наша автоколонна из блестящих лимузинов величественно остановилась  у
огромного здания. Когда нас пропускали  внутрь  контрольного  управления
биржи, на лице Вонана было выражение вежливой скуки. В течение дня он не
произнес ни слова. Между прочим, мы вообще мало что слышали  от  него  с
момента возвращения после фиаско Братона. Я боялся его  молчания.  Какое
очередное несчастье оно предвещало? В тот момент он,  похоже,  полностью
отсутствовал: не было ни проницательности в глазах, ни улыбки. Когда  мы
подходили к посетительской галерее, он казался обыкновенным,  невзрачным
мужчиной.
   Это было место огромной важности. Не приходилось сомневаться, что там
обитали менялы.
   Мы посмотрели вниз, где находилась комната длиной в тысячу, а высотой
в пятьдесят футов. В центре располагалась внушительная  шахта  основного
финансового компьютера. Это была глянцевая колонна диаметром в  двадцать
ярдов,  которая  прорастала  из  пола  и  исчезала  в  потолке.   Каждое
брокерское заведение мира имело прямое включение  с  этой  машиной.  Кто
знал, сколько там находилось щелкающих и  стрекочущих  реле,  невероятно
крошечных   центров   памяти;   телефонных   линий   и    информационных
колебательных контуров? Достаточно было один раз пальнуть  из  лазерного
орудия, чтобы разрушить коммуникативную систему, объединяющую финансовую
структуру цивилизации.  Я  осторожно  оглянулся  на  Вонана-19,  пытаясь
понять, какая очередная гадость была у него на уме.  Он  был  спокоен  и
держался чуть в стороне, совершенно не интересуясь биржей.
   Вокруг центрального стержня компьютерной шахты располагалось тридцать
или  сорок  клеткоподобных  структур,  в   которых   находились   группы
возбужденных, жестикулирующих брокеров. Повсюду, как  безумные,  сновали
мальчики-курьеры, пиная ногами кучи разбросанных бумаг. Над  головой  от
одной  стены  к  другой  тянулась  желтая  полоса   тикера,   разматывая
информацию, которую основной компьютер передавал отовсюду. Мне  казалось
странным, что на фондовой бирже суетилось столько  людей,  что  на  полу
валялось столько бумаги,  словно  это  был  не  1999,  а  1949  год.  Но
следовало  учитывать  брокерскую  приверженность  к   традициям.   Люди,
занимающиеся финансовыми вопросами всегда  очень  консервативны,  и  это
была больше не идеология, а привычка. Они не любят менять  установленный
порядок.
   Нас вышли приветствовать около полудюжины должностных лиц биржи - это
были бодрые  люди  с  серыми  волосами,  одетые  в  старомодные  деловые
костюмы. Полагаю, они были непостижимо богаты, но я не мог  и  не  смогу
понять, что заставляло их, при таких состояниях, лучшие дни своей  жизни
проводить в подобном здании. Они были очень приветливы. Думаю, что такой
же теплый и сердечный прием ждал и делегацию из социалистических  стран,
которые еще не приняли видоизмененный капитализм - ну, например,  группу
фанатиков из Монголии. Они представились, одинаково радуясь и  появлению
представителей ученого мира, и человека, который утверждал,  что  прибыл
из будущего.
   Президент  фондовой  биржи  Самуил   Нортон   выступил   с   короткой
приветственной речью. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина  средних
лет с простыми манерами, который,  очевидно,  был  очень  доволен  своим
положением. Он рассказал нам об истории  организации,  привел  некоторые
веские статистические данные относительно здания центрального управления
биржи, которое было построено в 1980 году, и в заключение сказал:
   - Наш гид ознакомит вас с производимыми  операциями  более  подробно.
Когда она закончит, буду счастлив ответить на все  возникшие  вопросы  -
особенно, которые будут касаться невидимой части работы  нашей  системы,
что, думаю, заинтересует вас особо.
   Гидом оказалась привлекательная девушка двадцати с  небольшим  лет  с
огненной гривой волос и в серой форме,  искусно  скрывавшей  ее  женские
достоинства. Она подозвала нас к краю балкона и сказала:
   - Внизу вы видите традиционное помещение нью-йоркской фондовой биржи.
В настоящее время здесь извлекается выгода из четырех тысяч ста двадцати
пяти общих и льготных акций. Контролируются торговые сделки, заключаемые
где-нибудь в других местах.
   В центре зала находится шахта основного компьютера. Он уходит вниз на
тринадцать этажей и вверх - на восемь.  Пятьдесят  один  из  ста  этажей
здания полностью или частично используются для его обслуживания, включая
программирующие уровни, расшифровывающие и запоминающие. Каждая  сделка,
состоявшаяся в здании биржи или на любой вспомогательной бирже в  других
городах, фиксируется компьютером со скоростью света. В  настоящее  время
существует одиннадцать основных вспомогательных бирж:  в  Сан-Франциско,
Чикаго,   Лондоне,   Цюрихе,   Милане,    Москве,    Токио,    Гонконге,
Рио-де-Жанейро,  Аддис-Абебе  и..,  ах,  да...  Сиднее.  Поскольку   они
охватывают все временные зоны, это позволяет заключать надежные сделки в
течение двадцати  четырех  часов.  Однако  нью-йоркская  фондовая  биржа
открыта только с десяти до полчетвертого. Все невписывающиеся  в  график
сделки фиксируются и анализируются до начала рабочего дня  на  следующее
утро. Наш дневной объем составляет около трехсот пятидесяти  акций.  Это
приблизительно в два раза больше, чем на вспомогательных  биржах.  Всего
на одно поколение назад такие цифры казались фантастическими.
   Как же производятся надежные сделки?
   Предположим,  мистер  Вонан,  вам  захотелось  приобрести  сто  акций
Космической транзитной корпорации XYZ. Из вечерней сводки вы узнали, что
рыночная цена  одной  акции  составляет  около  сорока  долларов.  Таким
образом, вам придется внести около четырех тысяч долларов.  Первое,  что
вы сделаете -  свяжетесь  со  своим  брокером,  что,  разумеется,  можно
сделать лишь нажатием  пальцев  на  кнопки  телефона.  Вы  отдадите  ему
соответствующие распоряжения, и он незамедлительно передаст их на биржу.
Особый информационный банк, фиксирующий  сделки  Космической  транзитной
XYZ, примет его звонок и отметит ваше распоряжение.  Компьютер  проведет
аукцион, как это делалось с 1972 года. Предложения  продать  Космическую
транзитную противопоставляются предложениям купить. Со  скоростью  света
устанавливается, что на продажу имеется сто акций по сорок, и существует
покупатель.  Сделка  совершается,  о  чем  брокер   сообщает   вам.   Вы
выплачиваете ему небольшую сумму. Плюс  плата  за  компьютерные  услуги.
Часть этих денег идет  в  скрытый  фонд,  состоящий  из  так  называемых
специалистов, которые предварительно урегулируют соотношение предложений
продать и купить.
   Поскольку  все  операции  производятся  через  компьютер,  вы  можете
получить информацию с любой биржи. Все,  что  вы  видите,  демонстрирует
великолепную традицию биржи. И хотя в этом нет особой необходимости,  мы
содержим штат брокеров, которые, по собственному усмотрению, покупают  и
продают  акции,  как  в  старые   добрые   времена.   Здесь   происходит
докомпьютерный  процесс.  Позвольте  продемонстрировать  вам  совершение
одной сделки...
   Ровным  и  внятным  голосом  она  поведала  нам,  что  означала   вся
происходившая  внизу  суета.  Я  был  удивлен,  осознав,  что  все   это
происходило по принципу шарады: сделки были нереальными, но к концу  дня
все счета аннулировались. Компьютер, действительно, все  улаживал.  Шум,
ненужная бумага,  неистовое  жестикулирование  -  все  это  воссоздавало
архаическое прошлое, разыгрываемое  людьми,  чьи  жизни  давно  утратили
всякий смысл. Все это очаровывало  и  подавляло  -  и  ритуал  денег,  и
обстановка всей работы. Старые брокеры, которые уже  давно  не  являлись
предметом всеобщего удивления, и огромнейшая шахта  компьютера,  который
заменил брокеров десятилетие назад, все вместе являлось как бы  символом
процветающего общества.
   Гид продолжала жужжать про биржевой тикер  и  убытки  Доу-Джонс.  Она
расшифровывала   египетские   иероглифы,   проплывающие    на    экране;
рассказывала о биржевых спекулянтах, игравших на понижении  и  повышении
цен;  о   краткосрочных   сделках;   о   необходимости   разницы   между
себестоимостью и продажной  ценой  и  о  многих  других  удивительных  и
странных вещах. В заключение она  показала  нам  компьютерный  выпуск  и
позволила нам заглянуть вовнутрь этого дурдома, где сделки производились
с невероятной скоростью, а биллионы долларов переходили из рук в руки  в
одно мгновение.
   Я был в  ужасе  от  таких  размахов.  Поскольку  у  меня  никогда  не
возникало желания позвонить своему  брокеру,  если  вообще  у  меня  был
таковой,  и  связаться  с  информационными  банками.   Продается   сотня
Джи-Эф-Эр! Покупается две сотни Цэ-цэ-цэ! Ммо! Поднялось вдвое. Это  был
смысл жизни, сущность бытия. Его бешеный ритм полностью  захватил  меня.
Мне хотелось рвануться к  компьютерной  шахте  и  обнять  его  глянцевую
громадину.  Я  видел  его  линии,  распространявшиеся  по  всему   миру,
добираясь даже до реформистского социалистического  братства  в  Москве,
проповедуя доллар в разных городах, даже, возможно, на  Луне,  на  наших
будущих станциях на планетах, на самих звездах.., триумф капитализма!
   Гид исчезла. Вперед вновь выступил президент фондовой  биржи  Нортон,
сияя от удовольствия, и сказал:
   - Ну, а теперь, если я смогу  помочь  вам  разобраться  с  возникшими
проблемами...
   - Да, - мягко перебил его Вонан. - Объясните, пожалуйста, зачем нужна
фондовая биржа?
   Президент побагровел. С ним  явно  был  шок.  После  столь  подробных
объяснений.., почетный гость вд