она   поочередно   гребла
плавниками, слегка пошевеливая хвостом.
   - Вернется ли он? - вырвалось у Людмилы Николаевны.
   Валерий  бросил  быстрый  взгляд  на  ее  осунувшееся   лицо,   отметил
припухлость у глаз. Он подумал: сколько сил приходится ей  тратить,  чтобы
держать себя в руках и не думать о двух трупах, которые  находятся  совсем
близко! Внезапно он отшатнулся от стены. В  кольцо  света,  распугав  рыб,
влетела темная торпеда, развернулась и пошла прямо на  него.  Перед  самой
стеной она затормозила на втором  развороте,  и  Валерий  увидел  огромный
осьминожий глаз, подмигивающий ему. Послышалось: "Раз!"
   "Вот тебе и причина слуховой галлюцинации. Ведь это я мысленно посчитал
"раз", думая о том, что Мудрец сделал первый круг, а показалось, будто  он
произнес это слово. Галлюцинация была настолько совершенной, что я мог  бы
легко ошибиться, если бы микрофоны не были выключены или нас  не  отделяли
от моря звуконепроницаемые стены..."
   Он потянулся к пульту и включил систему микрофонов, в  которой  были  и
ультразвуковые преобразователи. Снаружи донеслась болтовня рыб:  хрюканье,
свисты, мычанье, похожее на коровье,  щелканье  креветок.  А  вот  и  сами
креветки выплыли из темноты, шевеля усами-саблями и настороженно глядя  на
стену "колокола".
   Несильный свист привлекал подводных обитателей, и  к  странной  "скале"
собрались рыбы с яркими  плавниками,  рыбы  жемчужно-голубые,  ярко-синие,
серебристо-красные, похожие на женщин, вышедших  пощеголять  на  проспект.
Однако Валерий знал, что среди них имеются  и  весьма  ядовитые  создания.
Одна рыба обладала добрейшей внешностью, будучи на самом деле  отъявленной
хищницей, другая имела пугающую голову  со  страшной  пастью,  а  являлась
безобиднейшим существом. Каждое создание пыталось выдать себя  за  другое,
чтобы выжить.
   Но вот звуки изменились, рыбы испуганно метнулись в разные  стороны.  В
круг света ворвалась живая торпеда и послышалось:
   "Два!"
   "Я или он?" - подумал Валерий, пытаясь сообразить  кто  же  считает  на
этот раз. Что-то мешало ему думать, что-то мягкое и глухое, как кипа ваты,
мокрое и скользкое, как медуза. Что-то давило на  его  мозг.  Он  уже  был
знаком с таким ощущением и боялся его.
   Блеснула новая мысль,  как  рыба  в  лунном  омуте.  Валерий  попытался
схватить ее, быстро спросил:
   - Вы ничего не слышали?
   - Как же, он считает круги.
   "А первый раз? Тоже он? Но как же я мог  его  слышать  при  выключенных
микрофонах? Как звук оттуда мог пробиться сквозь эти стены?  Чепуха!  Надо
произнести "чепуха" сто или тысячу раз и избавиться от наваждения. Если  я
перестану различать то, что может произойти, от невозможного, - мне конец.
   Он увидел, как Людмила Николаевна подняла руки и сжала ими свою голову.
   - Не могу больше, не выдержу, - со стоном проговорила она.
   "Чем я могу тебе помочь? Их не вернуть", - подумал он и сказал:
   - Мудрец возвращается.
   Но Людмила Николаевна закрыла глаза руками. Она думала:  "Что  со  мной
творится? Лучше бы вернулась тоска. А сейчас ничего нет, пусто. Ни  тоски,
ни горя. Только это тупое безжалостное давление на мозг.  Хочется  ли  мне
отомстить за них? Впрочем, месть не то слово. В  таких  случаях  мы  любим
выражаться красивее - возмездие. Но кому? Людям, которые их убили? За  то,
что они служили людям? С точки зрения убийц - не тем, кому следовало. А  с
моей точки зрения - именно тем. А с точки зрения дельфинов? Может быть, их
точка зрения самая важная для всех нас. Существует очень  простая  истина:
врагов уничтожают. Но, чтобы уничтожить, их  надо  найти.  И  в  этом  нам
помогает осьминог. Снова животное. Мы, люди, всегда вовлекаем  их  в  свою
орбиту, в свою борьбу. Интересно, смогут ли они когда-нибудь сделать то же
самое с нами? Осьминог Мудрец... Будь благословен за то, что ты  помогаешь
нам! Осьминоги важнее для нас, чем дельфины.  Они  разумнее,  преданнее...
Это  самая  важная  мысль,  к  которой  я   пришла.   А   вот   и   Мудрец
возвращается..."
   Темное ядро, влетевшее в круг света, резко затормозило.
   "Сейчас все решится, - думал Валерий. - Он еще  может  уплыть  в  море.
Зачем ему мы? Что бы я сделал на его месте?.. Осьминоги  важнее  для  нас,
чем дельфины. Они разумнее, преданнее... Это самая важная мысль, к которой
я пришел..."
   Он бы очень удивился, если бы ему сказали, что точно так же, даже  теми
же словами, думает  Людмила  Николаевна.  И  он  бы  начал  сомневаться  в
правильности своей мысли... Но ему никто ничего не сказал.
   Мудрец подплыл к наружной заслонке, потянул  щупальце  и  попытался  ее
открыть. Валерий включил  механизмы,  в  отсек  с  шумом  ворвался  сжатый
воздух, видно было, как  вибрирует  и  выгибается  лист  пластмассы.  Стал
нарастать пронзительный свист. Затем автомат отпустил заслонку на один миг
- до того как фотоэлементы "заметили" мелькнувшую мимо них  массу.  Белый,
будто посыпанный мукой, сплющенный осьминог был подан в  камеру,  а  через
несколько секунд - багровый, полуживой - оказался в "колоколе".
   Валерий и Людмила Николаевна почему-то почувствовали облегчение, голова
стала ясной, исчезло давление. Но прошло несколько  минут  -  и  вернулось
прежнее состояние. Тем временем осьминог пришел в  себя.  Валерий  спросил
его:
   - Ты ничего не заметил, когда кружил вокруг дома?
   - Рыбы. Разные, - ответил Мудрец.
   Валерий удивился: "Он ведь знает, что его спрашивают не о том".
   - Меня не интересуют рыбы. Люди?
   - Далеко, - ответил спрут.
   - Но ты их видел?
   - Нет. Знаю.
   - Послушайте, - сказала Людмила Николаевна, обращаясь к  Валерию,  -  а
если они выпустят по "колоколу" торпеду (она вспомнила о стенах, способных
выдержать чудовищное давление) или какой-нибудь сверхснаряд.
   И она и Валерий одновременно (хоть об этом они не  знали)  представили,
как под чудовищным давлением в пробоину бьет водяная пика, почти твердая и
острая, пробивающая насквозь аппараты. У женщины вырвался крик  страха,  а
Валерий прижался к  стене  и  остекленевшими  глазами  смотрел,  как  вода
поднимается выше и выше.
   Он очнулся, стряхнул наваждение, но страх не прошел,  а  усилился.  "Мы
сходим с ума, - думал Валерий. - Может быть, так на  нас  повлияла  смерть
дельфинов. Или неизвестность? Нет, причина, пожалуй,  еще  и  в  том,  что
прервалась связь  с  поверхностью,  с  людьми,  и  мы  почувствовали  себя
одинокими и беспомощными. Мы не можем не думать о тоннах воды, давящих  на
"колокол". Это они давят на  мозг,  ломают  перегородки  между  отдельными
воспоминаниями, и нам кажется невесть что... Возможно, и смерть  дельфинов
придумана нами? А они там, за коридором, - живые, здоровые и голодные?  Ну
конечно, так оно и должно быть!"
   Ему послышался призывный свист Пилота. Валерий рывком распахнул дверь и
побежал к дельфиннику, громко стуча башмаками. Открыл вторую, третью дверь
- в нос ударило зловоние, густой трупный запах.
   На несколько минут вернулось самообладание. Валерий запустил  механизмы
слива,  и  вода  вынесла  трупы  дельфинов  в  море.   Он   смотрел,   как
последовательно включаются автоматы, производящие смыв  и  дезинфекцию,  и
пытался в своем сознании создать  заслон  от  безумия.  Он  возводил  этот
заслон, как частокол, из  прямых,  обструганных,  рабочих  мыслей:  "Можно
будет в бассейне поселить Мудреца,  а  со  временем  -  и  нескольких  его
сородичей. Но в первую очередь надо попробовать  с  его  помощью  наладить
связь. Почему с его  помощью?  Неужели  я  боюсь  выйти  из  "колокола"  и
посмотреть, где оборвалась линия?.."
   Он вспомнил о Людмиле Николаевне и поспешил к ней. Женщина не  смотрела
на него, она уткнула лицо в руки  и  стояла  неподвижно,  прислонившись  к
стене. Валерию показалось, что она не дышит. "Мертва?!" Он схватил  ее  за
плечи.  Людмила  Николаевна  испуганно  вскрикнула,  и  он  с  облегчением
подумал: "Мне показалось. Мне все время что-то кажется. Почему? Ах, да,  я
совсем забыл о давлении..."
   Он скользнул взглядом по аппаратуре, столику, креслам...  Их  создавали
разные заботливые руки - конструкторы, инженеры, биологи. Здесь  применена
многослойная обшивка с прокладками. "Она очень надежна.  Она  защищает  от
колоссального давления мое тело, мои плечи, ноги, череп. Но эти тонны  все
равно давят на мозг, и тут обшивка бессильна".
   Он знал, что  давление  воды  на  пьезокристаллы  беспрерывно  заряжает
аккумуляторы, приборы очищают морскую воду и превращают ее в  питьевую.  А
другие приборы добывают из морской воды кислород, необходимый для дыхания.
Работает  автономная  система  жизнеобеспечения,  так  что  даже  если  бы
кончились запасы  пищи  на  складе,  люди  могли  бы  бесконечно  питаться
водорослями из  пищевых  аквариумов  и  ждать,  пока  придет  помощь.  Все
предусмотрено. Он и Людмила не умрут ни от удушья, ни  от  голода,  ни  от
жажды. Все предусмотрено...
   И вдруг он начал тихонько смеяться. Попытался унять этот нервный  смех,
но ничего поделать не мог. Да, они не умрут ни от удушья, ни от голода, их
не раздавит толща воды, но она раздавит мозг. Они сойдут с ума - вот что с
ними случится. И тут бессильны и  мудрые  конструкторы,  и  проницательные
биологи, вырастившие эти замечательные водоросли.
   Если бы хоть Людмила не молчала!  Если  бы  не  эта  проклятая  тишина,
окутавшая их, словно толстое одеяло!
   Он схватил какой-то предмет, попавшийся под руку, и уронил его на  пол,
чтобы услышать звук от его падения. Он забыл, что  может  просто  спросить
Людмилу Николаевну о чем-либо - и она откликнется. Пошарил рукой - что  бы
еще бросить? Рука наткнулась на маленький  незнакомый  ящичек.  Сейчас  бы
горько улыбнуться, если бы улыбка получилась... Подарок Славы, молодого  и
самолюбивого руководителя, который так долго не  приходит  на  помощь.  Он
всегда был меломаном. Это он сунул Валерию  набор  пленок  с  музыкальными
записями. Не ирония ли судьбы, что ящичек попался под руку именно  сейчас?
"Чего же вам, привередник?  Напились,  наелись...  Не  желаете  ли  еще  и
концертик послушать?  Вкусить  духовную  пищу?  Или  потанцевать  с  вашей
соседкой?"
   Валерий затрясся от беззвучного смеха. Вялая  рука  раскрыла  ящичек  и
вставила одну из пленок в магнитофон. Пусть и Людмила посмеется!  Комичней
ситуации, кажется, не бывает...
   Тихая музыка наполнила салон. Людмила Николаевна отняла руки  от  лица,
удивленно повернула голову. Приподнялся Мудрец. Неужели и он  слушает?  Но
что может понять в этом головоногий моллюск?
   Где-то журчат и перезваниваются ручьи. Затем они  сливаются  воедино  и
шумят водопадом.
   Поют птицы... В саду на рассвете...
   Слышно, как просыпается земля, как тянутся вверх  деревья  и  травинки,
как шуршит по крыше благодатный дождь и  в  хлеву  мычит  корова.  Кажется
даже, что запахло парным молоком и свежим сеном.
   И вот уже в мелодии появляются ликующие звуки. Это  проснулся  человек.
Он берет в руки молот и ударяет по наковальне. Он выходит в поле, и спелая
рожь, ласкаясь, трется о его колени и расступается перед ним. Он садится в
самолет и, рассекая со свистом воздух, несется ввысь.
   Солнце играет на крыльях. Поют деревья и травы,  оставшиеся  на  земле.
Поет коса в поле и молот в кузнице. Музыка накатывается волнами. Это волны
моря. Тысячи  зеркальных  осколков  солнца  переливаются  в  них,  слепят,
взрываются брызгами. Вскипает белая пена у  носа  корабля.  На  мостике  -
капитан. Звенит цепь. В  воду  опускается  батискаф.  Распахивается  море.
Батискаф начинает погружение. Лучи прожекторов прорезают морские пучины. И
лучи поют торжествующими голосами меди...
   Рука Людмилы Николаевна коснулась руки Валерия, взгляд  женщины  указал
куда-то. Валерий посмотрел в том же направлении и увидел Мудреца. Осьминог
дышал чаще, увеличившиеся  жаберные  сердца  просвечивали  сквозь  мантию.
Казалось, у него появилась еще одна пара глаз. Большая часть щупалец  были
скручены, их концы шевелились и раскачивались в такт мелодии.
   Людмила Николаевна протянула к спруту руку, но он  ничего  не  замечал.
Его взгляд был неподвижно  устремлен  куда-то  вдаль.  Женщина  улыбнулась
впервые за последние часы.
   - Что со мной было? - спросила она у Валерия. - Такое впечатление,  как
будто перенесла болезнь.
   Валерий улыбнулся ей в ответ. Голова его была ясной, давление  исчезло.
Вернулась способность анализировать. "Тут дело не в музыке, - подумал  он.
- Вернее, не только в музыке и нашем впечатлении. Должен быть еще какой-то
фактор, более объективный..."
   Пленка окончилась, музыка утихла. Мудрец  некоторое  время  пребывал  в
состоянии опьянения, а затем заковылял к  своему  аквариуму.  Он  выглядел
уставшим.
   - Переместим его в бассейн? - предложил Валерий. - Там просторнее.
   - А как же?.. - Она не договорила.
   - Я убрал трупы, - сказал Валерий, вытаскивая из ящика  вторую  катушку
пленки и заряжая  магнитофон.  Он  спешил,  он  чувствовал,  что  давление
возвращается...
   Валерий устроил Мудреца в бассейне. Тот не выказал особой  радости  при
новоселье, но, вероятно, это объяснялось тем, что он устал. К тому же  еще
действовало музыкальное опьянение...
   Валерий вернулся в салон. Людмила Николаевна уже спала.  Он  тоже  стал
укладываться, не выключая магнитофона. Но теперь  музыка  плохо  помогала,
мысли ворочались с трудом.
   Валерий щелкнул тумблером  магнитофона  и  лег.  Тотчас  пришел  сон  -
тяжелый и бесформенный, меняющий цвет, как осьминог.  Он  протягивал  свои
угрожающие щупальца, обвивал ими, как  канатами,  не  давал  подняться.  В
короткое мгновение, когда Валерию удалось раскрыть глаза на  скрип  двери,
он увидел огромного паука, проникшего в салон...



7

   Батискаф шел над самым дном по спирали. Слава  разыскивал  "колокол"  и
попутно осматривал "окрестности". Командир группы водолазов  доложил  ему,
что обрыв кабеля не выявлен и, по  всей  вероятности,  неисправность  надо
искать то ли в самом телефонном аппарате "колокола", то  ли  в  контактных
пластинах на выводах. А раз так, то обитатели подводного дома могли  бы  и
сами исправить неполадки. Почему же они этого не сделали?
   Так  возник  единственный  повод   для   беспокойства,   ведь   приборы
показывали, что механизмы "колокола" работают нормально. Можно было бы еще
подождать, но как  заглушить  тревогу?  Она  была  легкой,  дразнящей,  но
неотступной. Ее можно было  бы  назвать  интуитивной,  если  бы  Слава  не
понимал, в чем тут дело. Он хорошо знал Люду и Валерия. Не  стали  бы  они
сидеть сложа руки. Если они не устранили поломку, то  можно  предположить,
что на это имелись веские причины.
   В последнее время Слава, как казалось  всем,  незаметно  подчинил  себе
сурового командира подлодки Олега Жербицкого. Тот признавал его авторитет,
соглашался с разумностью его суждений, почти не  спорил.  И  поскольку  он
умел подчиняться и точно выполнять приказы, то лучшего исполнителя  трудно
было найти. Олег стал как бы тенью руководителя экспедиции. Слава  называл
его своим другом, остальные, за глаза, ординарцем.  И  сейчас  "ординарец"
находился  рядом  со  Славой.  Он  вел  наблюдение,  манипулируя  боковыми
прожекторами и светом в салоне, и при этом умудрялся не мешать Славе вести
корабль. Видимо, он что-то заметил, так как  потушил  плафоны.  В  темноте
зеленовато светились стрелки приборов и контрольные лампочки. За кормой то
вспыхивал, то погасал серебристый сноп.
   - За нами кто-то плывет, - сказал Олег. - Но прожектор  не  достает  до
него.
   - Сейчас... - ответил Слава, с полуслова поняв "ординарца". Тот погасил
прожектор. Так они проплыли несколько десятков метров. Слава  почувствовал
какую-то неприятную тяжесть в голове. Это не  была  боль,  которая  обычно
сопровождает  повышенное  давление.   Казалось,   будто   кто-то   смотрит
неподвижным взглядом тебе в затылок, ты хочешь  обернуться  и  не  можешь.
Тяжесть усиливалась, мешала думать, приходилось бороться с ней.
   - Давай! - сказал Слава, резко останавливая батискаф.
   Олег включил на полную силу кормовой прожектор. Темное  тело  метнулось
вправо, но было поймано боковым прожектором.
   - Осьминог, черт бы его побрал! - с облегчением сказал "ординарец".
   - Кажется, он не хочет, чтобы мы его видели,  и  не  прочь  рассмотреть
нас, - заметил Слава.
   Осьминог вильнул в одну сторону, потом в другую, сопровождаемый  лучом,
прикрылся "капюшоном", изменил цвет. Он мог бы просто удрать  от  корабля,
но не делал этого, наоборот - старался выйти из луча света и  приблизиться
к батискафу.
   Слава махнул рукой, показывая,  чтобы  Олег  освободил  место  у  доски
переключателей. Он притушил  на  две  трети  боковой  прожектор,  выключил
кормовой и зажег свет в салоне,  ожидая,  когда  же  осьминог  прильнет  к
иллюминатору. Но спрут предпочитал наблюдать за людьми издали.  Он  маячил
примерно в полуметре от иллюминатора и в слабом свете казался бесформенной
массой.
   - Поведение осьминогов изменилось, - проговорил Слава. - Но почему?  Мы
ведь не давали поводов...
   - Может быть, дали другие? - предположил Олег.
   - Люда и Валерий?
   - Не обязательно они...
   - Ты продолжаешь подозревать, что здесь есть враги?  Но  зачем  им  эта
бухта и мы? - удивился Слава.
   - А ты забыл, что работы с дельфинами могут иметь военное значение?
   - Не путай, старина. Вся эта кутерьма началась  задолго  до  того,  как
прибыла Люда. Давай лучше попробуем подманить его поближе...  -  Последние
слова относились к октопусу, который  держался  на  той  же  дистанции  от
корабля.
   Слава соорудил из носового платка и авторучек подобие  краба  и  поднес
его к иллюминатору. "Краб" шевелил клешнями,  но  осьминог  не  клюнул  на
приманку.
   - Мистификация не удалась, - разочарованно сказал Слава. -  Ну  что  ж,
октопус, до свидания. У нас нет времени на игру в прятки.
   Он включил двигатель и носовой прожектор, повел батискаф  к  "колоколу"
по прямой. Приборы показывали, что батискаф то и дело сбивается  с  курса,
приходилось его выравнивать. Сначала Слава думал, что корабль виляет из-за
неисправностей в рулевых тягах, но скоро понял, что рули здесь ни при чем.
Это он против  своей  воли  совершал  непроизвольные  хаотичные  движения,
нажимая не те кнопки, поворачивая рукоятки не так, как хотел. Если  бы  не
приборы, он бы и вовсе потерял направление.
   - Олег, ты ничего не чувствуешь? - спросил он.
   - А что я должен чувствовать? - сердито отозвался Жербицкий.
   - Мысли путаются...
   - Выпил небось...
   Славе было не до шуток.
   - Голова тяжелая, действительно, как с перепоя.
   - У меня  тоже  голова  болит.  Давление,  -  безапелляционно  поставил
диагноз "ординарец".
   Слава скрежетнул зубами, по  приборам  выровнял  корабль  и  дал  самый
полный ход.
   - Осьминог прилип к батискафу, - сообщил Олег.
   - Пусть прилипает, - отмахнулся Слава.
   Впереди  показалось  зарево.  Пришлось  тормозить.  Жербицкий   оставил
переключатели и уставился в носовой иллюминатор. "В "колоколе"  авария!  -
заметалась в голове паническая мысль. - Не успели!"
   Но Слава был спокоен, бормотал:
   - Интересно, интересно...
   На малой скорости он повел батискаф в обход  зарева  -  и  стали  видны
полыхающие заросли каких-то растений.
   - Знаешь, что это такое? - кивнул Слава "ординарцу". - Холодный  огонь.
Светятся заросли водоросли цистозиры. Можно принять  за  пожар.  Любопытно
было бы выяснить, какие жгутиковые  в  данном  случае  вызывают  свечение,
имеет ли это отношение  к  "цветению"  планктона.  Жаль,  что  у  нас  нет
времени...
   Он отметил это место на карте и повел батискаф дальше.
   Скоро впереди и внизу появилось светлое  блюдце  -  в  луче  прожектора
блестел "колокол". Слава замедлил ход  батискафа  и  подвел  корабль  так,
чтобы иллюминатор находился напротив "окна"  подводного  дома.  Он  увидел
Валерия и Люду, прильнувших к прозрачной пластмассе, и успокоилс