Игорь Росоховатский.
   Пусть сеятель знает

   -----------------------------------------------------------------------
   Сборник "Талисман".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 27 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


1

   Загремела якорная цепь, приковывая корабль. Слава стоял у борта рядом с
Валерием и вглядывался в темную  воду.  Где-то  там  скрывается  ответ  на
загадку. Он подумал о своем тезке из лаборатории Михальченко и о тех  двух
аквалангистах...
   Что увидели они в морской глубине в последние минуты  жизни?  Их  трупы
всплыли на поверхность, как до того всплывала мертвая рыба, без  ран,  без
малейших повреждений. Только в некоторых местах на коже виднелись  красные
пятна, да у одного из спортсменов на лице застыла  улыбка  -  не  гримаса,
означающая  все  что  угодно,  а  самая  настоящая  веселая  улыбка.   Что
развеселило его, прежде чем убить?
   - Слава, помнишь уговор? - спрашивает Валерий.
   Не поворачивая головы, Слава кивает. Но Валерий, как видно, смотрит  не
на него, а на воду и повторяет вопрос.
   - Я не меняю решений, - говорит Слава. (Это  правда,  и  он  любит  это
повторять.)
   Ему кажется, что Валерий улыбается...
   Вода тащит на гребне несколько мертвых рыбин и бросает их о борт. Ветер
доносит сладковатый запах мертвечины. И, как отмечалось всеми  побывавшими
в бухте за последнее время, здесь почти нет чаек. Они  каким-то  неведомым
чувством ощутили опасность и покинули бухту.
   Пришла тишина, недобрая, неоднозначная,  -  тишина  перед  чем-то,  что
должно случиться.
   На палубу вышел Никифор Арсентьевич Тукало и густым баритоном  сообщил,
что приготовления  окончены.  Слава  передал  ему  распоряжение,  и  через
несколько минут низко над палубой на талях  повис  рыбообразный,  белый  с
продольными черными полосами батискаф.
   - Пошли, - сказал Валерию Слава и направился к батискафу.
   Они  постарались  расположиться  поудобнее  -  конечно,  насколько  это
возможно. Скрипа и кряхтенья лебедок они уже не слышали.  В  иллюминаторах
потянулись жемчужные цепочки и исчезли. Стекла словно задернулись  черными
шторками извне и внезапно покрылись серебристой  амальгамой.  Это  ударили
прожекторы.
   Слава отрегулировал их, и мир за иллюминаторами медленно прояснился. Он
казался пустым и неподвижным, хоть  и  вспыхивал  десятками  оттенков  под
лучами прожекторов. Он казался таким потому, что в нем было  слишком  мало
жизни - не мчалась стрелой от яркого света треска, не  мелькали  падающими
монетками сардины. Только медленно проплывали колокола медуз.
   У пульта вспыхнул красный огонек, и раздался  сухой  стрекочущий  звук.
Слава и Валерий одновременно повернули головы. Да,  это  затрещал  счетчик
Гейгера. Он уловил невидимую опасность, не имеющую ни цвета, ни звука,  ни
запаха.
   Валерий вопросительно взглянул на Славу, но тот успокаивающе улыбнулся.
Излучение пока не страшно,  количество  рентген  не  достигло  контрольной
цифры. Они продолжали погружение под нарастающий  аккомпанемент  счетчика.
Потом пошли над самым дном, которое в лучах прожекторов выглядело особенно
объемным и рельефным. Каждый камень был необычно выпуклым, различались все
его выступы и впадины. И все сверкало, как нарядная елка в огнях лампочек.
   Но вот среди этого выхваченного из тьмы великолепия прожектор наткнулся
на металлический блеск. Слава сфокусировал лучи двух боковых  прожекторов.
Теперь из вечной ночи выступила вся металлическая глыба. Это был  огромный
ящик, на котором отчетливо виднелось несколько  латинских  букв  и  хорошо
знакомый всем зловещий знак.
   - Контейнер... - хрипло проговорил Валерий начало фразы  и  додумал  ее
окончание: "...с радиоактивными отходами".
   Счетчик Гейгера захлебывался щелканьем, словно собачонка лаем, вопил об
опасности, мигал красным светляком.
   "Как новый сигнальный орган, созданный нами против  созданной  нами  же
опасности, - подумал Валерий. - И он приобретает все большее значение".
   Слава осматривал пустынное, без всякой растительности  дно.  Стерильно,
словно хорошо обработанная рана. Но почему?  Радиоактивность  здесь,  если
верить счетчику, не такая уж высокая, чтобы убить все живое. "Если  верить
счетчику..."
   Ему стало жарко. Пот выступил на лбу. Он  нажал  на  рычаг  -  батискаф
начал подъем. Усилием воли он заставил себя не выпустить  из  отсеков  всю
воду, чтобы пробкой не вылететь на поверхность. Но и так  батискаф  уходил
от контейнера слишком быстро, и у них перехватило дыхание.
   В иллюминаторе мелькнуло несколько быстрых теней. Исчезли. Слава  почти
инстинктивно выключил боковые прожекторы,  а  носовой  притушил  почти  на
девять десятых. И тени появились снова.
   Слава приостановил батискаф. Прежде чем мысль успела оформиться, он уже
был убежден, что счетчик не врал и особой  опасности  нет.  Почему  пришла
такая  убежденность,  понял  позже,  когда  в  иллюминаторе   на   большом
расстоянии увидел стадо рыб. А потом боковое окошко закрыла  бесформенная,
иссеченная морщинами и складками масса. Она вздрагивала,  дрожь  проходила
под кожей, как у лошади. Показалось щупальце  с  присосками,  повозило  по
стеклу.  Затем  в  иллюминаторе  появились  глаза.  Слава  подумал   было:
"Осьминожьи" - но тут же решил, что ошибся. Даже для осьминожьих они  были
необычны. Их выражение менялось,  становилось  слишком  осмысленным,  даже
проницательным. А в глубине их, за всей сменой выражений, сгустилась боль,
какой-то мучительный вопрос.
   Но вот в иллюминаторе появилась голова, беззубый с  клювом  рот,  часть
туловища и воронка. Сомнений больше не было: осьминог. Какой-то незнакомый
вид - не дальневосточный octopus dofleini. И эти глаза... У осьминогов они
бывают выразительными, часто в них можно  увидеть  смертельную  тоску,  но
такой осмысленности они не выражают. А  может  быть,  показалось?  Подвела
излишняя настороженность, напряженность?
   Валерий издал какой-то нечленораздельный выкрик, не  в  силах  оторвать
взгляда от глаз, и в тот же миг голова исчезла.
   Слава напрасно прождал некоторое время, включая и выключая свет,  затем
продолжил подъем.
   "Собственно говоря, мне пока ничего не удалось определить, - думал  он.
- Радиоактивность недостаточно высока,  чтобы  ответить  на  загадку,  тем
более на той глубине, куда могли добраться люди с аквалангами. Может быть,
такие животные напали на них?"
   Он вспомнил о присосках на щупальцах. Обычно они не очень  сильные,  во
всяком случае человека не удержат.  А  легенды  о  страшных  осьминогах  -
выдумки. Но эти животные уж очень необычны...
   Сразу же  после  возвращения  на  корабль  Слава  созвал  товарищей  на
совещание и рассказал о своих наблюдениях.  Решили,  что  через  несколько
часов батискаф начнет второе погружение.  На  этот  раз  пойдут  ихтиологи
Косинчук и Павлов. Слава подозревал, что многие товарищи думают: "А ведь и
в первый раз надо было начинать гидробиологу и химику, а не гидробиологу и
журналисту. Но если гидробиолог - руководитель экспедиции, а  журналист  -
его приятель? И если к тому же гидробиолог излишне честолюбив?.." Впрочем,
может быть, никто так и не думал, а показаться может все, что угодно.
   И второе и третье погружение батискафа не обогатило  экспедицию  новыми
данными, если не считать, что  ихтиологи  подтвердили:  осьминог,  впервые
увиденный Славой и Валерием, не принадлежит ни к одному известному виду.
   В эти дни Слава проявлял то, что называют  "кипучей  энергией".  Он  не
обходил вниманием ни одного предположения сотрудников о тайне бухты,  даже
самого фантастичного.
   Когда Тукало заметил, что мясо мертвой рыбы, выловленной в бухте, имеет
странный запах, Слава сам проверил мясо в  судовой  лаборатории.  Проверял
внимательно и настойчиво до тех  пор,  пока  и  ему  оно  начало  казаться
странным. И он почти не удивился, когда в конце концов нашел  особенность:
нигде в клетках мяса мертвых рыб не сохранилось  некоторых  аминокислот  с
богатыми фосфорными связями.
   Слава до  изнеможения  проверял  не  только  результат  анализа,  но  и
правильность проверки и был так возбужден, что не чувствовал усталости. Он
яростно поддержал более  чем  странное  предположение  Валерия,  спорил  с
товарищами, забыв о всякой осторожности и о том, что будет, если ничего не
подтвердится. И когда они с Валерием опускались вторично  в  батискафе,  в
его голове все еще кружился хоровод гипотез - настолько ярких,  что  из-за
одного этого он уже должен был остерегаться их.
   Время от времени он поглядывал на прикрепленную к батискафу  сеть,  где
находились рыбы и крабы. Они должны были послужить приманкой.
   "Если постепенно исключать все, что не могло быть  причиной  загадочной
гибели аквалангистов, то останутся лишь увиденные нами животные.  Конечно,
это только гипотеза, но когда не останется  ничего  другого..."  -  сказал
Слава на совещании и предложил вот эту самую ловушку.
   Батискаф плыл над самым дном, но осьминоги не появлялись. "Возможно, мы
сбились с курса?" - подумал Слава. Он убедился в этом, когда  увидел  дно.
Оно отнюдь не было пустынным. Перед ними раскинулись настоящие джунгли,  в
которых одно растение обвивает другое, где нет мертвого пространства,  где
на  останках  только  что  погибшего  растения   уже   подымается   новое.
Мотовка-жизнь являлась здесь отовсюду, лезла из всех пор, из  щелей  между
камнями, из расселин  скал.  Весенняя,  жадная,  изобильная,  сочная,  она
разбрасывала свои дары направо и  налево,  кому  угодно,  как  угодно,  не
замечала своих потерь, не подсчитывала доходов, убивала и друзей и врагов,
оживляла и тех и других, предавала  то,  что  ее  порождало,  превозносила
большое и презирала малое, чтобы тут же  поступить  наоборот,  погибала  в
невероятных муках и снова рождалась, как бы доказывая что-то самой себе.
   Валерий и Слава были поражены  этим  расточительным  буйством  рядом  с
мертвой зоной.
   Валерий рассматривал заросли, время от времени что-то фотографируя.  Он
приготовился сделать  новые  снимка  и  попросил  Славу  включить  боковые
прожекторы.
   - Смотри! - вдруг крикнул Слава.
   В иллюминаторе появился осьминог. Он плыл, как торпеда, выталкивая воду
из воронки, сложив щупальца, похожие теперь на стабилизаторы. Это сходство
дополняли  выступы  на  каждом  щупальце   со   стороны,   противоположной
присоскам. За ним плыло несколько сородичей. Они подплыли к  сети,  прошли
вдоль нее, будто обнюхивая; Один протянул щупальце  и  провел  по  ячейкам
сети. Его движения были осторожными. Осьминог словно  интересовался  самой
сетью, а не тем, что находится внутри нее.  Он  ненадолго  исчез  из  поля
зрения,  затем  в  иллюминаторе  показалась  его  голова.  Огромные  глаза
внимательно  разглядывали  людей,  остановились  на  Славе.  Над   глазами
появились  рожки.  Осьминог  изменил  цвет,  стал   линять,   переливаться
различными оттенками - и вдруг расцвел радугой.
   - Это он так приветствует руководителя экспедиции, - пошутил Валерий.
   - Типичная реакция, - совершенно серьезно заметил Слава.
   - А может быть,  он  хочет  поговорить  с  нами,  -  продолжал  острить
Валерий.
   Осьминог вытянул щупальце и, как в первый раз, повозил им по стеклу.
   -  Однако  он  заслоняет  нам  сеть,  -  нахмурился  Слава  и   изменил
направление движения батискафа.
   Осьминог исчез, и  сеть  снова  стала  видна.  Рыбы  и  крабы  остались
нетронутыми, а осьминоги уходили строем, подобным журавлиному клину.
   - Никогда не слышал, чтобы  осьминоги  плавали  строем,  -  пробормотал
Слава.
   Он потянул на себя ручку глубины, бросая  батискаф  в  погоню.  У  него
почти не было надежды на успех. Он не мог предугадать,  куда  направляются
осьминоги, а  батискаф  явно  уступал  живым  торпедам  и  в  скорости  и,
особенно, в маневренности. Славу вела лишь интуиция, и он мог рассчитывать
только на счастливый случай.
   Он догнал их у самого дна. Успел заметить, как быстрые тени  скользнули
в узкое подводное ущелье.
   "Словно знают, что батискаф туда не пройдет", - подумал Слава  и  повел
корабль в  обход.  Несколько  виражей  -  и  он  увидел  осьминожью  стаю,
растянувшуюся теперь цепочкой. Моллюски, как по команде, рванулись ко  дну
и исчезли. Он включил на полную мощность прожекторы и ахнул от удивления.
   Перед ним блистал, сверкал, лучился всеми оттенками  радуги  осьминожий
город.  Он  вспомнил  знаменитую  книгу  Кусто  и  Дюма,  но   французские
исследователи описывали сравнительно простые постройки из камней, хотя и с
подвижными валами и барьерами из различного строительного мусора,  включая
обломки кирпича  и  панцири  крабов.  А  здесь  громоздились  многоэтажные
постройки с лабиринтами входов и выходов.
   Валерий смотрел на город, пытаясь запомнить каждую деталь. Слава тронул
его за плечо:
   - Вернемся сюда с кинокамерой.
   Они забыли об аквалангистах, о  задании,  об  опасности.  Если  бы  они
захватили водолазные костюмы, то немедленно вышли бы из  батискафа,  чтобы
лучше рассмотреть удивительные симметричные сооружения.
   - Октопус сапиенс! [octopus - осьминог, sapiens -  разумный  (лат.)]  -
прошептал Слава. - Вот это было бы открытие!
   - А почему бы и нет! - воскликнул  Валерий.  -  Новый  вид  -  осьминог
разумный. Разве это в принципе невозможно? Что мы совсем недавно  знали  о
дельфинах?
   - Погоди, погоди,  -  досадуя  на  свой  неосторожный  язык,  остановил
товарища Слава. - Мы же еще ничего не знаем...
   Из ближайшей постройки стремительно выплыл осьминог, помчался прямо  на
батискаф. Слава притушил прожекторы. Осьминог остановился у  иллюминатора,
заглянул, как прежде,  внутрь  корабля.  Его  огромные  осмысленные  глаза
посмотрели на  людей.  И  Слава  и  Валерий  почувствовали  немой  призыв.
Осьминог отпрянул от стекла и медленно, словно приглашая за собой корабль,
поплыл вдаль.
   Слава повел за ним батискаф.
   Осьминог уверенно плыл по известному  ему  пути,  делая  многочисленные
повороты и время от времени останавливаясь, чтобы подождать корабль.
   Через  некоторое  время  начал  щелкать  счетчик  Гейгера,  фиксировать
микродозы облучения.  Его  треск  неуклонно  усиливался,  замигала  первая
контрольная лампочка, потом - вторая.  Если  включится  третья  -  в  зоне
находиться нельзя.
   Впереди показалась  темная  металлическая  глыба  контейнера.  Осьминог
вытянул щупальца, словно указывая на нее, развернулся и взмыл  вверх.  Ему
снова пришлось подождать корабль, неподвижно паря на одном месте, затем он
толчком выбросил воду из воронки и поплыл  почти  по  вертикали.  Батискаф
устремился за ним, снизив, однако, скорость.
   Осьминог привел их  к  месту,  которое  заметили  с  высоты  летчики  и
отметили на карте. Здесь вода была красноватой из-за обилия планктона.
   - Так вот оно что! - с торжеством произнес Слава. -  Сильвестров  прав:
радиоактивным излучением  можно  вызывать  цветение  планктона.  Понимаешь
связь: контейнер и цветущий планктон?
   - Понимаю, - медленно сказал Валерий, думая о чем-то другом.
   - Но ведь это как раз то, что может здорово пригодиться  людям:  обилие
планктона - обилие пищевого белка...
   Валерий  смотрел  на  красноватую  воду  с  каким-то  беспокойством.  В
подсознании бродили воспоминания, не в силах пробиться на  поверхность,  в
кору полушарий. Красная вода - Красное море... Ближний Восток...
   При чем здесь Ближний Восток? Но он смутно чувствовал, что Красное море
имеет какое-то отношение к его воспоминаниям. И Валерий уцепился  за  это:
Красное море... Из него добывают удобрения... Ну и что?
   Он зашел в тупик и заставил себя на время забыть о Ближнем Востоке.
   Между тем Слава нажал  на  кнопку,  из  батискафа  выдвинулась  толстая
трубка с подвижным наконечником, всосала столбик воды вместе с планктоном.
   Осьминог заинтересовался трубкой, протянул к  ней  щупальце,  потрогал.
Затем вытянул щупальце в направлении массы планктона и ринулся  вниз,  уже
не ожидая батискаф.
   - Он словно попрощался, сказав: "Ищите разгадку там, где  планктон",  -
проговорил Валерий.
   - Ого, старина, у тебя богатое воображение. Почему бы тебе не  заняться
фантастикой? - спросил Слава, передвинув ручку глубины.



2

   Все участники экспедиции знали о работоспособности Славы, но в эти  дни
он превзошел себя и совершенно загонял остальных. Днем и ночью горел  свет
в судовой лаборатории, не выключались  термостаты,  гудели  центрифуги,  в
бешеной карусели осаждая раствор.  Микротомы  нарезали  зеленую  ткань  на
мельчайшие пленки, толщиной в тысячные доли миллиметра,  чтобы  затем  эти
срезы легли на стеклышки  микроскопов.  Одновременно  исследовали  воду  в
полупрозрачных колонках, обрабатывали кислотами и щелочами.
   Спустя несколько дней худой,  с  красными  от  бессонницы  глазами,  но
выбритый, Слава собрал сотрудников. Коротко и деловито сказал:
   -  В  этой  бухте  мы  наткнулись  на  локальный  островок   планктона.
Исследование выявило несколько повышенную радиоактивность  зеленой  массы,
что  доказывает  связь  между  контейнером  с   отходами   и   интенсивным
размножением планктона. Вот данные.
   В каюте потух свет. На экране замелькали колонки цифр.
   - Как видите, Сильвестров прав, и Никифору Арсентьевичу придется с этим
примириться, - подытожил Слава, когда демонстрация данных окончилась.
   - Отнюдь нет, - возразил Тукало, быстро вскакивая со стула. - Хоть вы и
свято храните верность Сильвестрову, что делает честь  не  вашему  уму,  а
скорее упрямому характеру, проблема не решается так, как вам хочется.
   Тукало забегал взад-вперед на коротких ножках, выставив круглый  живот.
Он очень напоминал краба, бегущего за добычей или спасающегося от хищника.
   - Всем теперь известно, что человечеству - хочет оно того или не  хочет
- придется привыкать к необычной  пище.  Сегодня  мы  даем  выпасаться  на
планктоне рыбе, моллюскам, чтобы затем  питаться  ими.  Но  нам  предстоит
самим пастись на планктоне - и  это  совсем  не  плохо.  Наоборот,  это  и
экономично, и вкусно. Процесс уже начался. Первые  плавучие  фабрики,  эти
механические  "киты",  заменившие   животных,   перерабатывают   планктон,
приготовляя  из  него  настоящие   деликатесы.   И   надо   сказать,   что
искусственное мясо значительно полезнее  и  вкуснее  натурального.  Только
глупая приверженность традициям мешает нам признать очевидность.
   Слава попытался было заметить, что Тукало увлекся  вступлением  и  пора
переходить к деловой части, но ему не удалось вставить и  слова.  Если  уж
Никифор Арсентьевич садился на своего конька, то немедленно пускал  его  в
галоп.
   - Вы правильно говорили когда-то, что уже сегодня нужно думать  о  том,
как повысить урожаи планктона. Но, юный друг мой  (в  устах  Тукало  слова
"юный друг" означало совсем не "юный" и тем более  не  "друг"),  облучение
планктона с помощью изотопов  -  путь,  который  предложил  Сильвестров  -
глубоко  ошибочно.  Воздействуя  радиацией,  мы  выведем  новые  сорта   с
пониженным  содержанием  белка.  Кормовой  массы  будет   больше,   а   ее
питательность понизится. К тому же существует опасность  -  и  немалая!  -
радиоактивного  заражения  массы,  как  это  вы  только  что   убедительно
показали... - Тукало сделал глубокий вдох и закричал: - Этого вы хотите? А
ведь достаточно применить те же высокие  энергии  для  перемешивания  вод,
поднять на поверхность воды с глубин триста-пятьсот метров, где так  много
питательных веществ, - и  проблема  решена.  Небывалые  урожаи  планктона,
обилие рыбы, морских животных...
   - Но механизмы для перемешивания вод будут созданы  еще  не  завтра,  -
наконец-то бросился в атаку Слава, - а  метод  Сильвестрова  применим  уже
сегодня.  Допустимые  дозы  облучения  можно  определить  так,  чтобы   не
повредить людям, и в то  же  время  ускорить  размножение  планктона,  его
"цветение"...
   И вдруг Валерий вс