- пояснил Цветков, - ведь охотнику говорят: ни пуха ни
пера! Мне этого пожелал Рашков. А литератору надо говорить: ни пера, ни
чернил!
   Гущин рассмеялся:
   - Уж ты скажешь!
   Тихонько постучали в дверь.
   - Войдите, - сказал Цветков.
   Вошла высокая девушка с толстой русой косой. Она застенчиво
поздоровалась с гостями, поставила на стол обед и, пожелав приятного
аппетита, ушла.
   Обед состоял из кетовой икры, лапши, вареной рыбы и овощей - салата,
редиса и моркови.
   - Отметь-ка, Сурок, в своем очерке, - сказал Цветков, - свежие овощи на
Севере стали будничным явлением.
   Не успели они кончить с обедом, пришел Миронов.
   - Ну как, товарищи, вы очень устали с дороги? Дрифтер скоро поднимет
якорь.
   - Ничуть не устали, - возразил Гущин. - А разве колхоз имеет
собственное судно?
   - Нет, пока не имеет, - ответил Миронов, - но обязательно заведем. А
дрифтер нам дает МРС.
   - Ну, уж расшифровывайте сразу, - попросил Гущин.
   - Моторно-рыболовецкая станция, - пояснил Миронов. - Эти станции для
нас - то же, что МТС для земледельческих колхозов.
   Они втроем вышли на залитую солнцем улицу. Ребятишки стайкой бежали из
школы. Белые куры леггорны деловито рылись в земле. Давешняя девушка с
косой сидела на крыльце.
   - Сонюрка, убери в приезжей, - негромко сказал ей Миронов.
   До гавани было не близко, и по дороге москвичи расспрашивали Миронова о
колхозе.
   Оказалось, что правление помещалось в старой части колхоза. За
последние годы село сильно разрослось. Новая часть прилегала к морю и
резко отличалась от старой.
   Очень широкие и прямые, усаженные деревьями и кустарниками улицы
пересекались под прямыми углами, разбивая поселок на правильные квадраты.
На небольших площадях зеленели скверы. Сквозь поредевшие и пожелтевшие
кусты были видны белые и зеленые скамьи, маленькие фонтаны и клумбы с
яркими осенними цветами.
   На усыпанных желтым песком площадках играли маленькие дети.
   Возле самой пристани возвышались два новых больших кирпичных здания.
   - Вот и наш клуб! - гордо сказал Миронов, указывая на дом с садом, где
среди зелени и цветов белели статуи. - Жаль, что сейчас не успеете все
осмотреть - дрифтер скоро отойдет... А это наша сушилка и консервный завод.
   Только-только ввели в эксплоатацию.
   - Какая сушилка? - не понял Цветков.
   - Электрическая, рыбу сушить, - ответил Миронов.
   - А как же старик? - удивился Гущин.
   - А вы с ним познакомились? - засмеялся Миронов. - Это музейная
редкость.
   Старик заслуженный, о покое и слушать не хочет. Ну, мы и решили
оставить ему такой... как бы островок прошлого. Пусть считает себя
полезным для колхоза.
   Да оно и впрямь полезно: молодежь будет видеть, как раньше работали и
чего теперь достигаем!
   У пристани стояло небольшое судно с отклоненной назад трубой. У кормы и
носовой части высились мачты, соединенные антенной. На корме белели
крупные буквы: "Арктика". Море было так спокойно, что корабль казался
вплавленным в синее стекло. Кто-то закричал с палубы:
   - Катай якорь!
   Когда гости и Миронов поднялись на палубу, завизжала лебедка,
накручивая якорный трос. На палубе началось оживление. Немного спустя
дрифтер стал чуть вздрагивать. Солнце едва заметно повернуло к западу.
   - Вы очень заняты, Сергей Петрович? - спросил Гущин, привычным
движением доставая блокнот и плохо очиненный карандаш: у него никогда не
хватало терпения аккуратно очинить.
   - Нет, не очень, - ответил Миронов. - Можете, если хотите, спрашивать.
Тут в основном техник из МРС распоряжается.
   - А скажете, почему вы так поздно выходите в море?
   - Как "поздно"? - не понял Миронов.
   - Ну, не ранним утром.
   - А... сети долго будут выметывать. К ночи кончат... Так это и надо.
Днем плавными сетями не ловят: рыба видит сеть... А за ночь ее много
наберется.
   На восходе сети выбирают.
   Миронов родился и вырос здесь, на побережье. Всю свою жизнь, кроме
четырех лет, проведенных на войне, он занимался рыболовством; немудрено,
что дело свое он знал и мог немало порассказать приезжим.
   - Вот, например, сельдь, - говорил Миронов. - Она может край обогатить,
а то вдруг исчезнет, и несколько лет подряд ее нет.
   - А почему же исчезает сельдь, это известно? - спросил Гущин.
   - Не совсем, - ответил Миронов. - Одно можно сказать: лов сельди
неодинаковый. В разные годы вода в море бывает теплей или холодней. А от
этого зависит питание сельди. Знаете, чем она питается?
   - Какими-нибудь рыбешками... - замялся Гущин.
   - Нет, - сказал Миронов. - Питается она планктоном. Это самые мелкие
твари, их только в микроскоп видно. Море прямо кишит ими. Они для многих
рыб главная пища. Думаем так: в какой год больше планктона - больше и
сельди.
   Карандаш Гущина летал по бумаге.
   Внезапно Миронов встал.
   - Пойдемте - посмотрите, как выметывают сети.
   Дрифтер шел на небольшой скорости, и за кормой завивались круги
небольших водоворотов. Цветков и Гущин только теперь увидели, что часть
сетей уже спущена. А дрифтер безостановочно шел вперед, оставляя за собой
все новые сети.
   - Давай конец! - раздался низкий мужской голос, оглушительный среди
безмятежного моря.
   - Я помню, как удивился в детстве, когда узнал, что моряки называют
концом канат, - шепнул Гущин Цветкову.
   Миронов услышал. С улыбкой, которая казалась неожиданной на его
худощавом лице, он сказал:
   - Нет, так у нас зовут сети.
   - А какие они огромные! - заметил Гущин, глядя на опускающиеся сети.
   - Да, по двадцать пять - тридцать метров ширины, - ответил Миронов. - У
них и грузил нету. Они грузнут от своего же веса. Видите, как натягивается
вожак?
   - Какой вожак? - спросил Гущин.
   - А вон тот канат, к которому сеть прикрепляют. - Тут Миронов резко
повернулся и указал куда-то в сторону: - Смотрите!
   Над водой летало множество птиц. Они чертили темнеющее небо во всех
направлениях. Солнце медленно уходило к западному краю горизонта.
   Птицы слетались с разных сторон. В воздухе поднялся гортанный, резкий,
оглушительный крик. Громадные, величиной с гуся, буревестники, чайки,
чистики, маленькие поганки метались в воздухе, быстро спускались к самой
поверхности воды и еще стремительнее взлетали вверх.
   - Ловко охотятся! - весело воскликнул Гущин.
   В воздухе порой сверкала серебряная чешуя рыбины, выхваченной птицей из
воды. Птица тут же уносилась со своей добычей. Но иногда ее настигала
другая, более крупная и с ловкостью профессионального грабителя вырывала у
нее из клюва рыбину. Птичьи крики все усиливались.
   - А посмотри вниз! - сказал Цветков.
   В воде мелькали спины и плавники рыб. Чувствовалось движение густой,
огромной живой массы.
   - Сельдь идет! - взволнованно произнес Миронов.
   - Но откуда вы знали, что она пойдет сегодня и именно здесь? - спросил
Цветков. - Ведь совсем недавно ее не было.
   - Мы не наугад шли, - ответил Миронов. - Вы знаете, что такое асдик
либо дракон?
   - Асдик... - повторил Цветков. - Это что-то военное.
   - Да, вначале было военное. Его изобрели в последнюю войну. Подводные
лодки им нащупывали. Тот же гидрофон, или эхолот. Посылают звуковую волну.
Она отражается от всего, что встретит в воде. Это дело так
усовершенствовали, что прямо на экране видно, где, скажем, эта лодка и как
она выглядит. После войны эту штуку применили к разведке рыбы - и даже на
далекое расстояние.
   Сидит работник в своем кабинете, а на экране видит, как рыбные косяки
идут в море. Есть районы моря, где часто проходит рыба. Там стоят буйки.
На буйках - асдики. И тут же маленькие автоматические радиостанции. Асдик
нащупает косяк, радиостанция передаст - и за сотни километров на экране
видно, какой косяк и где он. Так и насчет этого косяка нам сообщили вполне
точно.
   От солнца осталась на западе только узкая пылающая полоска. Через
несколько секунд и она упала в море. Наступили сумерки. Луна проступила
ярче, словно проявили пластинку, на которой она была снята. Судно шло
очень медленно - очевидно, в самой гуще сельдяного косяка. "Вожак" тянулся
за ним, и, насколько хватал глаз, один за другим позади судна виднелись
"концы". В перспективе расстояния между сетями постепенно уменьшались, и
самые дальние сети, казалось, сходились вплотную.
   - Сколько же тут сетей?! - изумился Гущин.
   - Побольше сотни, - ответил Миронов.
   - Как же далеко они растянулись?
   - Порядок - до трех километров, - ответил Миронов.
   Влажной свежестью веяло от моря. Хотелось без конца стоять неподвижно и
дышать. Воздух, море и небо еще потемнели, светло было только там, где от
луны по спокойной воде тянулась широкая световая дорога. Мелькали и
вскрикивали птицы, но их уже стало меньше и летели они тяжело. То ли ночь
их успокаивала, то ли они уже пресытились.
   Усевшись на ящики и подчиняясь царившей кругом глубокой тишине,
Цветков, Гущин и Миронов беседовали вполголоса. Впрочем, говорил главным
образом Миронов.
   - Вы возраст спиленного дерева как узнаете? По годовым кольцам. Вот так
же и возраст сельди можно узнать по кольцам на чешуе. Сосчитайте под
микроскопом и поймете, сколько лет рыбе. И слои эти растут, как у дерева:
в сытные годы они шире, в скудные - уже. По ним вроде как по книге
прочитать можно, какие из прожитых лет были для рыбы богаче пищей, лучше
по температуре.
   - И долго живут сельди? - заинтересовался Гущин.
   - Не особенно. Лет десять-двенадцать, до двадцати.
   - И что ж, большая бывает двадцатилетняя селедка?
   - Нет, - сказал Миронов, - величина ее от породы зависит. Есть породы
крупные и мелкие... Простите, заболтался с вами: надо пойти узнать, как
там дело идет... А вы на море полюбуйтесь...
   - Смотри-ка, Юра! - воскликнул Гущин.
   Море опять изменилось. Луна светила уже слабо. Но все море сияло
бледно-зеленоватым светом - неярким и призрачным. Нос судна резал жидкое
сияние, оно тихо переплеталось за кормой. Порой отливала этим сиянием
рыбья спина.
   Море было как расплавленный, но холодный металл. Цветков взглянул на
Гущина:
   его лицо казалось мертвенно-зеленоватым от морского свечения.
   - Ну, нравится? - тихо спросил опять незаметно подошедший Миронов.
   Гости молчали под впечатлением беззвучной и недвижной сияющей дали.
   - Краше моря ничего на свете нет, - еще тише, убежденно сказал Миронов.
- И богаче моря ничего нет.
 
 
 
   Кто-то настойчиво трогал Гущина за плечо. Он нехотя раскрыл глаза:
Миронов.
   - Пойдемте! Выбирают сети.
   Гущин и Цветков быстро оделись и вышли на палубу. Солнце только что
показалось из-за горизонта. Оно было алое и неяркое, как на погожем закате.
   Там, на востоке, нельзя было отличить, где кончается море и где
начинается небо. Исчезла, растаяла линия небосклона. Даль отливала всеми
оттенками янтаря - от молочно-матового до ярко-оранжевого. Солнце заметно
на глазах наливалось жаром и блеском. И вот море отделилось от неба. Вода
засверкала ярче солнца. Солнечный диск уже только касался поверхности
нижним краем.
   Вода отняла блеск и алое сияние у неба, оно бледнело, переходя в синеву.
   Потом солнце уменьшилось, перестало быть огненно красным и совсем
оторвалось от линии горизонта. Восход кончился, начался день.
   - Вира! - кричали на палубе.
   Моряки подымали сеть на тросе. Две или три сети уже опростали. Палуба
сверкала скользкой перламутровой чешуей. Густая масса сельди шевелилась,
медленно разливаясь по палубе. Подняли новую сеть, и хлынул новый поток
рыбы.
   Миронов напряженно следил, как моряки одну за другой поднимали тяжелые,
наполненные бьющейся рыбой сети, как все гуще и шире заливал палубу поток
живого серебра - быстрее, чем его успевали убирать. Миронов оживленно
заговорил о том, как на месте нынешних колхозов и на пустынных пока
берегах возникнут большие рыбопромышленные города. Траулеры будут
пересекать море во всех направлениях, заваливая пристани грудами рыбы.
Зоны парников окружат города, стеклянные крыши теплиц и оранжерей будут
сверкать в лучах арктического лета. А в полярную ночь зарево электрических
огней будет видно далеко с моря, с земли и с воздуха. По рекам и железным
дорогам пойдут сюда широким потоком лес, фрукты, мясо, ткани, обувь,
книги...
   - ...топливо, - вставил Цветков.
   - Никакого топлива! - обиделся Миронов. - У нас море. В нем энергии
краю нет, а мы будем возить сюда уголь и дрова? Если хотите знать, то
нашей электроэнергии хватит для всего архангельского и мурманского
побережья, а пожалуй, что и для Ленинграда.
   - Но из чего вы будете вырабатывать энергию? - спросил Цветков.
   - Я же говорю вам, вот оно, - Миронов сделал широкий жест, - море! В
Архангельске инженеры уже работают над проектом приливно-силовой станции.
А сколько таких станций можно настроить! Без конца по всему побережью! Это
ведь почти даровое электричество!
   Он говорил о городе, который возникнет на месте его колхоза.
Электричество согреет и осветит этот город, даст энергию множеству
предприятий, растопит льды, и круглый год сюда, в порт, будут идти суда.
Смотря по времени года, они будут везти сельдь, треску, семгу, пикшу,
зубатку, окуня, морского зверя. Громадный рыбокомбинат будет
безостановочно выпускать миллионы банок консервов, икры, бочки с соленой и
копченой рыбой, витаминизированным рыбьим жиром, техническими жирами,
выделанные шкуры тюленя, моржа, акулы, зубатки, рыбью муку, клей. В городе
построят верфи, судоремонтные заводы, заводы для выработки сетей и тары,
театры, клубы, институты для подготовки специалистов рыбного хозяйства,
гостиницы для приезжих...
   - Вы, небось, думаете, - перебил он сам себя, - чудак Миронов! Смотрит
со своей колокольни и преувеличивает, мол, значение рыбного дела. Ну,
хорошо, я вам скажу только две-три цифры. Знаете, сколько рыбы выловлено в
Советском Союзе в этом году? Около трех миллионов тонн! В полтора раза
больше, чем заготовлено мяса. А знаете...
   В этот момент что-то мягко шлепнулось о палубу. Собеседники обернулись.
   Цветков быстро нагнулся.
   - Лысая утка... - растерянно сказал он.
 
 

                                   Глава 4 

 
   Маленькая прогулка и что из нее вышло 
 
   Гущин подбежал к товарищу. Цветков держал в руках птицу. Она была не
совсем оголена, но все же бросался в глаза недостаток перьев и особенно
пуха.
   Несмотря на ясный теплый день, ее покрытая пупырышками кожа посинела от
холода. Утка беспомощно трепыхалась в руках Цветкова.
   - Вот и исполнилось пожелание Рашкова, - весело сказал Цветков, - ни
пуха ни пера!
   - Оно только наполовину исполнилось, - живо возразил Гущин. - Утку мы
нашли, но не знаем, откуда она.
   Миронов с интересом рассматривал необыкновенную утку.
   - Надо, надо узнать, - медленно сказал он. - Да как это сделать?
   Больше всего была оголена спина птицы - здесь совсем не было перьев и
очень мало пуха. Немного пуха и больше перьев сохранилось на груди. На шее
покров почти не был тронут. Маховые и рулевые перья на месте.
   - А ты не видел, как она летела? - спросил Гущин.
   - Нет. Я только услышал, как она упала...
   - Такая птица не может хорошо летать. Наверно, сопротивление воздуха
иное, и зябнет она и вообще должна чувствовать себя в полете неважно. Так?
   - Конечно, так, - ответил Цветков.
   - Значит, искать нужно поблизости... Может быть, недалеко есть остров...
   Есть? - обратился Гущин к Миронову.
   Тот медленно ответил:
   - Тут в разных местах есть острова, и на всех наши поморы побывали, но
не слышал, чтобы они где видели таких птиц.
   - А дрифтер пойдет дальше к северу? - спросил Цветков.
   - Нет. Надо итти назад с грузом.
   - Неужели теперь так и бросить поиски? - воскликнул Гущин. - Теперь,
когда мы держим утку в руках!
   Взгляд его упал на небольшой катер, укрепленный на борту дрифтера.
   - Сергей Петрович, - воскликнул он, - нельзя ли нам воспользоваться
этим катером?
   - Зачем?
   - Пока дрифтер выбирает сети, мы бы сделали маленькую прогулку к
каким-нибудь ближайшим островам...
   - Да ведь Сергей Петрович говорит, что поблизости не видели таких птиц,
- возразил Цветков.
   - А может быть, они только недавно появились...
   - Откуда же?
   - Да ведь это-то нам и надо выяснить!
   - Здесь есть, пожалуй, логика, - согласился Цветков и вопросительно
взглянул на Миронова, как бы без слов поддерживая просьбу друга.
   - Вот капитан, - сказал Миронов, - он здесь хозяин - спросите его.
   К ним подошел высокий худощавый человек в форме капитана гражданского
флота.
   Миронов представил ему москвичей и изложил их просьбу.
   Капитан помолчал.
   - А вы умеете обращаться с катером?
   - Я член Московского водномоторного клуба! - с гордостью ответил Гущин.
   Капитан одобрительно кивнул, но опять задал вопрос, теперь уже Миронову:
   - Вы барометр видели, Сергей Петрович?
   - Видел. Хорош.
   - Разрешить им?
   - Разрешите, товарищ Платов, - сказал Миронов.
   - Ну, вот что, - произнес капитан, - катер вам спустят. Идите на
полунощник, - он показал рукой на северо-восток, - по прямой, никуда не
сворачивайте, чтоб не сбиться, - в этой стороне ни мелей, ни камней нет...
   - А острова есть? - спросил Гущин.
   - Есть группа маленьких островов. За полчаса быстрого хода вы до них
дойдете. Там не задерживайтесь больше получаса, сейчас же обратно -
дрифтер ждать не может. А главное, запомните: чуть погода начнет портиться
- здесь это может случиться неожиданно, - тут же поворачивайте назад.
   По команде капитана матросы стали спускать катер.
   - Аварийный запас там? - крикнул капитан.
   - Сейчас кладем, - отозвался матрос.
   - Впрочем, незачем. Самое большее, через полтора часа они будут обратно.
   Эти слова капитана прозвучали, как категорическое приказание.
   - Чудно прокатимся, Юрка! - воскликнул Гущин, усаживаясь в катере.
   Он сел на корму, Цветков - на скамью, у приподнятого над водой носа.
Гущин дал газ и, отведя немного катер от дрифтера, стал, сверившись с
компасом, поворачивать на северо-восток. Гулко затрещал мотор, катер
вспенил воду.
   Расходясь под острым углом, волны побежали от кормы.
   Гущин помахал рукой стоявшим на корме Миронову, Платову и матросам.
Платов высоко поднял руку с часами, указывая на них пальцем.
   Солнце еще поднималось. Оно дробилось в воде ослепительным отражением.
Катер шел в противоположную сторону. Гущин не оборачивался, стараясь не
нарушать направления. Ему хотелось мчаться без конца по гладкой морской
шири. Быть может, там, впереди, и очень близко, их ждет разрешение
загадки! Вдруг сейчас покажется остров, и на нем они увидят... Что?
Обиталище бесперых уток? Человека, который повинен в их появлении?
Что-нибудь да увидят! Как же может быть иначе?
   Цветков, щурясь от солнечного блеска, смотрел назад, на волны,
разбегающиеся от стремительно уходящей кормы. Они расходились все шире и
шире, пенясь и будоража безмятежную гладь моря.
   Гущин ускорил ход. Легкий рывок - и суденышко понеслось еще быстрее.
   Мельчайшие брызги по временам били в лицо. Цветков поднял глаза.
Дрифтер вдали стал почти неразличим.
   - Лева! - крикнул Цветков, напрягая голос, чтобы перекрыть треск
мотора. - Следишь за компасом?
   Гущин кивнул, улыбнулся - зубы его сверкнули на солнце. Он поглядел на
компас, вделанный в приборную доску катера. На два-три румба катер
уклонился к западу. "Успею выправить", - подумал он. Впереди ровный
простор - до безукоризненно правильной линии горизонта ни пятнышка. Гущин
оглянулся назад: дрифтер скрылся.
   Цветков посмотрел на ручные часы.
   - Двадцать минут прошло! - громко сказал он, но по выражению лица
Гущина увидел, что тот не расслышал.
   Цветков поднял обе руки, растопырил пальцы, сжал в кулаки и опять
растопырил.
   Гущин кивнул в знак того, что понял, и огорчился: "Неужели уже двадцать
минут?"
   Гущин дал максимальную скорость. Опять вздрогнул катер, еще ниже
опустилась корма, еще выше поднялась над водой носовая часть. Это была
великолепная лодка - полуглиссер, очень легкая и быстрая, спокойна