Да неужели они не двигаются? - возмущался Гущин. - В чем дело, не
пойму!
   Долго шли они молча, шагая в ногу, вглядываясь в даль.
   Наконец между холмами засинело мере. На беспредельной синеве ритмично
вспыхивали белые барашки.
   Люди прошли между холмами и вышли к бухте. Теперь вода стояла высоко -
был прилив. Печальная развалина судна "Мария" чуть колыхалась на
прибрежных волках. А неподалеку от нее, вплотную к суше...
   - Да это ракетоплан! - крикнул Гущин сдавленным голосом.
   От машины поднялся человек и пустился бегом к ним навстречу с криком
"ура".
   Гущин первый бросился обнимать незнакомца и, не рассчитав своих
движений, повалился вместе с ним на землю.
   Незнакомец быстро встал и помог подняться Гущину. Он был очень молод -
вряд ли старше двадцати лет. Вздернутая верхняя губа придавала ему
мальчишеский вид. Он был строен и крепок. Приветливым и в то же время
недоумевающим взглядом смотрел он на островитян.
   Гущин обернулся к Таусену; он видел впервые, как оживилось его лицо,
засверкали глаза. Цветков молча взял руку Таусена, сжал ее, ощутил ее
дрожь.
   Саамы тоже с волнением смотрели на пришельца.
   Юноша почувствовал неловкость от загнувшегося молчания.
   - Кто вы такие, товарищи? - спросил он.
   Дорогой нетерпеливый Гущин несколько раз уходил далеко вперед, но
каждый раз Таусен сердито кричал ему вдогонку, чтобы он не отрывался от
группы.
   "Где они? Ждут у самой бухты или идут навстречу? - думал Гущин. - Может
быть, они уже совсем близко - в темноте не видно, и через несколько минут
или даже секунд мы с ними встретимся!"
   Подойдя к Таусену, он поделился с ним своими соображениями.
   - Повторите сигналы! - сказал Таусен.
   Гущин на ходу вскинул винтовку и трижды выстрелил. Ветер, ровный,
настойчивый, дул в сторону бухты. Через несколько секунд оттуда раздались
три отчетливых выстрела - они звучали слабо, издалека.
   - Видно, они и не думают двигаться к нам! Что их там держит? - с
досадой говорил Гущин.
   - Придем - увидим, - лаконически возразил Таусен.
   Гущину хотелось броситься бегом, но он решил не сердить больше Таусена
и с трудом сдерживал себя. Цветков почувствовал его состояние.
   - Потерпи, Сурок, - шепнул он ему, - немного осталось.
   Небо на востоке стало сереть. Начиналось утро. Медленно заалел на
пасмурном небе восход невидимого за облаками солнца.
   Рассвело. Перед ними расстилалась пустынная равнина. Вдали виднелись
холмы.
   - Повторить сигналы еще раз? - спросил Гущин.
   - Не помешает, - согласился Таусен. - Пусть слышат, что мы приближаемся.
   Гущин снова выстрелил три раза. Тотчас же раздались ответные выстрелы.
   - Они приближаются! - радостно воскликнул он.
   - Это мы приближаемся к ним, - возразил Таусен.
   - Мы русские! - закричал Гущин.
   От ракетоплана отделился и приблизился к ним еще один человек. Гущин
сразу узнал его. Правда он впервые видел знаменитого полярного летчика, но
хорошо знал его по портретам. Острые глаза, вертикальная морщинка на лбу
над переносицей, молодое дерзкое лицо. Оно хорошо давалось художникам,
фотографам и кинооператорам.
   - Здравствуйте, товарищ Петров! - крикнул Гущин и схватил летчика за
руку.
   - О, смотрите-ка, это, видно, знакомые! - заметил юный спутник Петрова.
   - А кто хоть заочно не знаком с Петровым? - восхищенно говорил Гущин,
все еще пожимая обеими руками маленькую крепкую руку Петрова.
   Таусен схватил вторую руку Петрова и крепко сжал ее.
   - Спасибо за теплый прием! - сказал Петров. - Мы с Ирининым, - он
кивнул на своего юного спутника, - страшно рады вам. Во-первых, потому,
что нашли русских людей там, где не ждали...
   - Мы не все русские, - перебил Таусен.
   Петров посмотрел на него и саамов, во все глаза глядевших на новых
людей.
   - А как вы здорово говорите по-русски! - поразился Петров. - А вы? -
обратился он к саамам.
   - Нет, они, к сожалению, не говорят по-русски, - сказал Таусен. - Но
какая счастливая случайность...
   - Что случайность? - удивился Петров.
   - То, что вы сюда залетели.
   - Да что же это все-таки за остров? - спросил Иринин. - Его ни на одной
карте нет.
   Но Петров не дал ответить на вопрос Иринина и обратился к Таусену:
   - Это вовсе не случайность... Впрочем, об этом после. А то мы никогда
не договоримся. Давайте сначала познакомимся. Мою фамилию вы уже знаете. А
товарищ Иринин - техник-радист, мой верный товарищ в полетах и
приключениях.
   Он вопросительно посмотрел на Таусена.
   Тот церемонно поклонился:
   - Академик Орнульф Таусен.
   Имя Таусена было незнакомо Петрову, но звание академика внушило
расположение.
   - Я очень рад, - сказал он. - У меня такое впечатление, что все вы
давно не видели людей с Большой земли.
   - Это не совсем так, - возразил Таусен. - Вот эти два молодых человека
прибыли сюда только неделю назад, а я и все остальные действительно живем
здесь десять лет.
   - Ого! - удивился Петров. - Как же вы сюда попали? И зачем? И что вы
здесь делаете? А на чем прибыли эти два товарища?
   - Ну, - сказал Цветков, - на ваши вопросы отвечать очень долго. Скажите
лучше, что значит ваш ответ, что вы не случайно попали сюда? И почему вы
ночью стреляли?
   - Боюсь, - ответил Петров, - что на ваши вопросы так же долго придется
отвечать, как на мои.
   Таусен как радушный хозяин вмешался в разговор и пригласил всех
отправиться к дому.
   - По дороге обо всем побеседуем. Должны же вы отдохнуть с пути! А затем
я вас познакомлю и с островом и со всеми его обитателями.
   - А много здесь населения? - спросил Петров.
   - Семнадцать человек, включая недавно прибывших, - ответил Таусен.
   - А итти к вам далеко?
   - Часа два с половиной.
   - Конечно, - сказал Петров, - мы охотно и с благодарностью готовы
воспользоваться вашим приглашением. Да ведь нам вдвоем уходить нельзя, а
остаться одному из нас - обидно. Тут невозможно оставить машину без
присмотра. На нас уж какие-то чудовища напали ночью. Мы в темноте
хорошенько не разглядели.
   - Это вы в них и стреляли? - спросил Цветков.
   - Ну да!
   - Кто же это мог быть? - удивился Таусен.
   - Вы же сами, академик, сказали, что лучше побеседовать по дороге. А то
мы до вечера друг друга будем засыпать вопросами. Тебе, Дима, - ничего не
поделаешь, - придется подежурить в машине.
   - Досадно, но ничего не поделаешь! - сказал Иринин.
   - Может, ты боишься остаться один?
   - Чего и когда я боялся? - обиделся Иринин. - Вам по дороге все
расскажут. А когда я узнаю?
   - Узнаешь. Не бросать же машину на произвол судьбы! Кстати, - обратился
он к островитянам, - куда это вы направлялись целым отрядом?
   - К вам на помощь, - ответил Таусен.
   - Я так и думал. Спасибо... Так видишь, Димочка, мне все-таки
необходимо как командиру машины раньше всего ознакомиться с неизвестным
доселе островом, связаться с населением и потом, не медля, подробно обо
всем доложить. При первой возможности вернусь или пришлю тебе смену. А ты
пока радируй в Москву о ночных происшествиях, о том, что обнаружили
остров... Будьте добры, академик, сказать координаты.
   Таусен сказал.
   - Ну вот, сообщи...
   - Позвольте, товарищ Петров... - вдруг сказал Гущин, тяжело дыша от
волнения. - Да... как ваше имя-отчество?
   - Александр Филимонович.
   - Позвольте, Александр Филимонович, - ведь нам надо раньше всего
связаться с Большой землей. Нас, наверно, считают там погибшими.
   - Э! - воскликнул Петров. - Да вы, начерно, те самые, кого я ищу!
   - А кого вы ищете? - спросил Цветков.
   - Гущина и Цветкова.
   Едва Петров произнес эти слова, как Гущин кинулся к нему.
   Петров отступил на шаг, крепко уперся, и только потому дружественный
натиск Гущина не сбил его с ног, как Иринина.
   Иринин засмеялся:
   - Это здесь род приветствия, на острове: вновь прибывших обязательно
сбивают с ног.
   - Но не со всеми это удается, - отшутился Петров.
   - Александр Филимонович! - воскликнул Гущин. - Дайте же нам связаться с
нашими близкими! И с газетой!
   - Ну, конечно, связывайтесь, друзья! - сказал Петров. - Разумеется, это
раньше всего, а потом уж познакомимся с островом. Но как ни велико ваше
нетерпение, сначала мне придется доложить о выполнении данного мне
поручения.
 
 

                                   Глава 15 

 
   Наконец-то разговор с Большой землей!
 
 
   Петров старался по возможности сократить свой доклад: он понимал, с
каким нетерпением около кабины ждали своей очереди его новые знакомые.
Гущин не мог стоять на месте - прохаживался взад и вперед, словно из угла
в угол воображаемой комнаты, и ни с кем не разговаривал.
   А Цветков стоял спокойно у борта ракетоплана и беседовал с Ирининым.
Гущин бросал на него быстрые взгляды и завидовал его выдержке, которую
всегда хотел и никогда не умел в себе выработать. Таусен что-то объяснял
саамам, и они с сочувствием поглядывали на Гущина и Цветкова.
   - Ну, - крикнул наконец Петров, распахнув дверь кабины, - прошу,
друзья! Кто первый?
   Гущин стремглав бросился к нему, но тут же остановился, словно его
схватила чья-то невидимая рука, и сказал:
   - Цветков первый!
   - Да иди ты! Я вижу, тебе неймется, - возразил Цветков.
   Но Гущин заупрямился. Цветков хорошо знал нрав своего друга - его уж
теперь никакими силами не сдвинешь. Юрий улыбнулся, махнул рукой и вошел в
кабину.
   - Вы, случайно, не знаете, где может быть академик Рашков? - спросил он
на ходу Петрова.
   - Еще бы! Знаю, конечно. Он в рыболовецком колхозе "Победа". Как только
узнал, что вы попали в шторм, прибыл туда тотчас же. Он следит за поисками.
   Я вас сейчас свяжу с ним.
   - Нет, раньше всего с матерью, пожалуйста, - слегка смущенно сказал
Юрий.
   И вот через минуту он услышал ее знакомый родной голос. Но что-то новое
появилось в нем. Нотка усталости? Он видит на экране телевизора еще
молодое лицо матери: прямой, худощавой и высокой, как он, с такими же
огненно-рыжими, но уже чуть выцветающими волосами, с таким же прямым
крупным носом, - и он замечает незнакомые морщинки в углах рта. "Это я
отнял часть ее молодости - ведь она, наверно, прощалась со мной навсегда!"
   После нескольких коротких нежных слов Юрий спохватился:
   - А теперь, мама, я позвоню Рашкову.
   - Ну конечно, - ответила она. - Теперь только часы остались до нашей
встречи!
   На экране видеофона появилось полное лицо Рашкова, его белокурые
седеющие, зачесанные назад волосы, голубые смеющиеся глаза.
   - Ну-ну, - скороговоркой произносит Рашков, - я не хочу говорить о моей
радости - ведь вас считали уже погибшими...
   - А искали все-таки? - улыбнулся Цветков.
   - Как же не искать! Люди-то наши! - смеется Рашков.
   - Вы знаете, Николай Фомич...
   - Все знаю, - перебивает Рашков, - и про Таусена, и про остров, и про
чудовищ...
   Цветков изумился, но потом сообразил, что донесение Петрова, очевидно,
сейчас же транслировалось. Ну что ж, тем лучше - не надо повторять...
   - Скоро увидимся, и все расскажете подробно, - говорит Рашков.
   - А где увидимся? - спрашивает Цветков.
   - Я вас буду ждать здесь, если, конечно, хозяин вашей машины не
возражает и поднимет вас за облака.
   - Хозяин машины не возражает, - вмешался в разговор Петров. - Только
это будет еще не сегодня - мне надо познакомиться с островом: здесь,
оказывается, целая колония.
   Но тут терпение Гущина подошло к концу, и он встал в дверях кабины.
Цветков и Петров посторонились и спустили его. Гущин прежде всего
соединился с редакцией. Но, к его большой радости, там тоже новости уже
знали.
   - А подробно обо всем по приезде, - сказал заведующий отделом. - У вас,
наверно; материала на целый ряд очерков.
   - Даже на роман! - уверил Гущин.
   Теперь можно поговорить с близкими. Но родных у Гущина нет, его близкие
- это его товарищи и друзья.
   Отец его погиб на фронте во время Отечественной войны, а мать и сестра
умерли от голода в Ленинграде во время блокады. Самый близкий и дорогой
его друг - Лена. Она работает в Мичуринске. Скоро он увидел ее на экране -
она стояла в оранжерее, у ветки, усыпанной гигантскими плодами. Лена
подняла голову, и вдруг такая волна света залила ее круглое, курносое
лицо, что Гущин сощурился, как от солнца.
   - Лева, - сказала она тихо, с глубоким вздохом облегчения, - жив, ты
жив!
   - А ты думала, что мы погибли? - спросил Гущин.
   - Ни минуты не думала, - упрямо ответила Лена, сдвигая брови.
   - Почему? - удивился Гущин.
   - А я знаю: вы не такие, чтобы погибнуть! - почти сердито ответила она.
 
    
 
   - Неужели, если бы не звери, мы могли бы еще долго не знать, что вы
находитесь на острове? - спросил Гущин Петрова, когда все они направились
к жилью.
   - Что значит долго? На рассвете мы бы дали сигнал.
   - Да, но до рассвета мы бы еще часа четыре не знали о вашем присутствии.
   Будь я на вашем месте, я бы, как приземлился, тут же дал залпов десять
сигнальных!
   - Я не уверен был, что вы так чутко спите, и мы могли бы даром патроны
истратить, - отшучивался Петров. - И к тому же, что такое четыре часа? Мы
вас неделю ищем.
   - Но в кого же вы все-таки стреляли у бухты?
   - Сам еще не знаю, но во что-то крупное, - ответил летчик. -
Радиолокационный аппарат показал нам неизвестный остров, и мы решили
обследовать его. Нам понравилась бухта... Мы сели у самого берега и
включили прожектор. Вдруг на нас напали какие-то водяные чудовища. Мне
показалось, что они величиной со слонов. Их было несколько. Их, кажется,
привлек и разъярил свет прожектора. Мы погасили его. Но звери не унимались.
   - Как же вы стреляли в темноте? - спросил Таусен.
   - Мы ведь перед этим только что их видели, а они так велики, что по ним
трудно было промахнуться. Во всяком случае, после наших выстрелов они
исчезли - или пошли ко дну, или удрали. А я боялся, как бы они не
повредили машину: у них громадные острые бивни.
   Объяснения Петрова внезапно были прерваны раздавшимся сверху мощным
шумом, оглушительным хлопаньем. Все подняли головы. Очень низко над ними,
не быстро и тяжело, летела какая-то необыкновенная птица огромных размеров
- пожалуй, не меньше страуса.
   Петров выхватил из кобуры револьвер и выстрелил. Но шум чудовищных
крыльев заглушил выстрел. Птица пролетела еще немного и тяжело грохнулась
на землю.
   Когда люди подошли к ней, она лежала на боку, с подвернувшимся крылом.
Пуля Петрова попала прямо в сердце.
   - Да это гусь! - воскликнул Петров. - Только увеличенный в десятки раз.
   Скажите, пожалуйста, - обратился он к Таусену, - эти чудовища водятся
на вашем острове?
   - Нет, они здесь не водятся, - ответил Таусен, - но происходят они
отсюда.
   - Ну, тогда я ровно ничего не понимаю! - растерянно сказал Петров.
   - Они здесь не водятся, - повторил Таусен, - это я обыкновенных гусей
превращаю в таких.
   - Хоть убей, не понимаю! - еще раз повторил Петров.
   - А нам вы ничего не сказали об этих птицах, - упрекнул Таусена Цветков.
   - Я вам сказал, - ответил академик, - не то еще увидите. Разве мало вы
увидели за неделю? Я не задумывался о смысле своих экспериментов, -
продолжал он, - а теперь начинаю разбираться: громадные тигры нам принесли
только ненужные хлопоты, а вот гуси - это, пожалуй, полезно...
   - Какие здесь могут быть тигры? - удивился Петров.
   - Ну, мы вам еще о них расскажем, - ответил Цветков.
   - Э, значит, тут и впрямь нужна осторожность! Но тогда жаль бросать
такую отличную гусятину - ее тигры съедят.
   - Тигров уже больше нет, - успокоил Таусен, - но мясо, конечно, съедят
песцы или лемминги. Правда, мы в мясной пище не испытываем недостатка...
   - Но это уж очень лакомое блюдо, - заметил Петров, который, как
страстный охотник, не любил бросать добычу. - Впрочем, оно, видно, не
пропадет...
   В самом деле, юноши-саамы уже сложили из винтовок нечто вроде носилок и
взвалили на них убитую птицу. Отряд двинулся дальше. Дорогой Петрову
успели о многом сообщить: о судьбе Таусена, о том, кто такие саамы, что
это за остров и как попали сюда Гущин и Цветков.
   - Так, может, водяные чудовища - тоже дело ваших рук? - спросил Гущин
Таусена.
   - Думаю, что вы не ошибаетесь, - сказал ученый. - Это, очевидно, моржи.
   - Вот уж верно, - шепнул Юрию Гущин, - изобрел громоотвод и открыл
таблицу умножения!
   Но Цветков сделал своему другу страшные глаза и, чтобы Таусен не
обиделся на шепот, обратился к нему с вопросом:
   - Каким же образом вы увеличили моржей?
   Таусен ответил:
   - Здесь я действовал так же, как и с другими животными, из которых
вырастил гигантов, - путем трансплантации.
   Через Таусена как переводчика саамы расспрашивали Петрова о том, как
летают на ракетоплане.
   Жители острова до сих пор никогда не видели такой машины.
   Петров обещал им завтра же показать ее и объяснить устройство.
   Таусен выразил твердое желание вернуться на Большую землю и прежде
всего отправиться в Советский Союз, познакомиться с Рашковым и другими
советскими учеными.
   Утром, как ни хотелось Петрову осмотреть остров, прежде всего ему нужно
было направиться к бухте - сменить Иринина и лично по радио обо всем
доложить.
   Когда он стал собираться в путь, оказалось, что с ним хочет идти почти
все население острова. Гущину и Цветкову тоже не сиделось на месте.
   Присоединился к ним и Таусен. Арне вызвался сменить Иринина на вахте у
ракетоплана. И всем остальным саамам тоже не терпелось ознакомиться с
устройством этой удивительной машины.
   Дома остались только Эрик, чтобы следить за силовым хозяйством, и двое
самых маленьких ребят, которых Марта и Амалия поручили его заботам.
   Отправились, когда еще было совсем темно.
   Рассвет застал их на полдороге. На острове начинался редкий для поздней
осени безоблачный день.
   Петров предложил островитянам осмотреть машину внутри. Она была очень
велика, и все могли поместиться в ней. Летчик прочел своих гостей по всем
помещениям. Он показал им места для пассажиров, для груза, радарную
установку, кислородные приборы, ознакомил с основными принципами
управления.
   Для Гущина и Цветкова все это было уже не в новинку. Но Таусен был
очень заинтересован. Он сказал:
   - Да, человечество шло вперед, а я засел на острове. Были дикари,
которые жили на отдаленных островах. Культура развивалась, а они
оставались почти на уровне каменного века. И я сам себя поставил с
положение такого дикаря.
   Цветков невольно рассмеялся:
   - Ну, это уж вы переборщили, господин Таусен! Какой же вы дикарь? Но вы
правы в том, что от жизни нельзя отрываться: она уходит вперед и оставляет
вас позади.
   - И как хорошо, что вы это поняли! Значит, решено: вы летите с нами! -
подтвердил Гущин.
   Таусен молча кивнул.
   Он был задумчив, хотя это не мешало ему внимательно слушать и
переводить саамам объяснения Петрова. Арне, Марта, Амалия, двое юношей,
три девушки, Кнуд и девочка-подросток с интересом следили за объяснениями.
Да, с этого дня в их жизни наступал резкий перелом: они переставали быть
горсточкой людей, оторванных от всего человечества. По их радостному
возбуждению можно было понять, что этот перелом их глубоко волнует.
   Петров кончил объяснения и предложил совершить небольшой полет.
Предложение было с радостью принято.
   Москвичи, Таусен и саамы вошли и разместились в кабине. Яростное пламя
вылетело из дюз, как из жерл стреляющих орудий. Машина вздрогнула и взмыла
вверх, издавая протяжный вой.
   Раздались испуганные выкрики: сила ускорения непреодолимой тяжестью
прижала пассажиров к сиденьям и спинкам кресел.
   Но неприятное ощущение прекратилось так же внезапно, как и началось.
   Таусен посмотрел в окно. Небо было необычайное - очень темной синевы.
На нем, невысоко над линией горизонта, пылало ослепительное солнце.
Посмотрел вниз: глубоко-глубоко смутная синева - и ничего больше.
   - Наверно, мы очень высоко поднялись, - догадался он.
   - Двадцать километров, - сказал Петров, поглядев на альтиметр. - Здесь
очень разреженная атмосфера, очень малое сопротивление в