Сергей Павлов.
   Корона Солнца

   -----------------------------------------------------------------------
   OCR & spellcheck by HarryFan, 30 November 2000
   -----------------------------------------------------------------------


ВМЕСТО ПРОЛОГА

   "Весна не придет, если дети не будут рисовать солнце..." Не помню,  где
и когда я слышал эти слова, но они почему-то крепко  врезались  в  память.
Круг, нарисованный неопытной детской ручонкой, и бегущие  во  все  стороны
лучики... Конечно, это оно - ласковое, доброе, привычное солнышко, свет  и
тепло нашего чудесного мира.
   Мне довелось увидеть Солнце другим.




ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


ВОЗВРАЩЕНИЕ ПРИЗРАКОВ

   Хорст  отказался!..  Всякая  новость  на   нашей   меркурианской   базе
распространяется с  быстротой  молнии.  Но  эта  расползлась  среди  людей
медленно и тяжело, как туман. Сначала я не поверил, но мне достаточно было
увидеть самого Хорста, чтобы убедиться: да, это так, он отказался...
   Всякая новость на нашей базе вызывала  шумное  эхо  дискуссий,  споров,
противоречивых мнений. Эта новость тоже вызвала  эхо.  Непривычное  эхо  -
молчание.
   "Чертяка" вполне оправдывал свое нелепое прозвище: пол под ногами ходил
ходуном, то и дело ощущались сильные толчки. Молодой  вулкан  сравнительно
недавно  появился  в  окрестностях  Желтого  Плато,  где  были  разбросаны
бронированные корпуса нашей научно-исследовательской станции "Меркурий-5",
и его неугомонная деятельность привела к тому, что  этот  удобный,  прочно
обжитый район оказался под угрозой.  "Землетрясения"  на  Меркурии  вообще
дело нередкое - планета утыкана вулканами, как еж иглами, и мы привыкли  к
толчкам и колебаниям так же, как моряки привыкают к морской качке. Но жить
и работать у самого жерла разбушевавшегося гиганта не очень уютно. Правда,
специальная группа меркуриологов разработала  проект  ликвидации  опасного
очага при помощи ядерного взрыва, но осуществление этого проекта почему-то
затянулось, и "Чертяка" продолжает  свирепствовать  в  полную  силу.  Ноги
привычно ощущают толчки...
   Толчки становятся резче и чаще. Резче и чаще стучит мое сердце. Пытаюсь
подавить  в  себе  состояние  нервной  напряженности  и  не  могу.   Через
каких-нибудь полчаса  мне  предстоит  встреча  с  начальником  нашей  базы
Гориным. Он должен понять мою просьбу, должен понять, что  мне  совершенно
необходимо взяться за то, от чего отказался Хорст. А если не поймет?..
   Сильный толчок. Н-да, поведение "Чертяки" выходит за рамки приличия.  В
боковых галереях гаснет свет, и на платформе сразу становится  сумрачно  и
неуютно. Для большей устойчивости я шире расставил  ноги  и  чуть  подался
вперед. Не прозевать  бы  свободного  кресла:  во  второй  половине  "дня"
скорость движения на пневматической дороге удваивалась, а время  остановки
движущихся кресел сокращалось  до  трех  секунд.  Наконец  из-за  поворота
показался зеленый огонек,  и  кресло,  блеснув  стеклом  ветрового  щитка,
останавливается у края платформы.
   Двухкилометровый путь по туннелю я преодолел за минуту. Многим на нашей
базе чрезвычайно нравилась сумасшедшая езда на пневмокреслах.  Я  тоже  не
был исключением, но так же, как и все, предпочитал скрывать эту  слабость.
Все-таки несолидно...
   Вестибюль главного корпуса  встретил  меня  ревом  громкоговорителей  и
суматохой:
   - Внимание! Группа  Волкова  -  на  вылет,  глаер  семнадцатый.  Группа
Клемона -  глаер  десятый.  Пронин,  Ларсен,  Петренко  -  готовьте  глаер
резервный! Повторяю!..
   На  стенах   тревожно   вспыхивают   титры   звуковых   команд.   Двери
скафандрового отсека распахнуты настежь, люди бегом спешат туда и обратно,
некоторые на ходу опускают лицевые  стекла  шлемов;  через  открытые  люки
глаерных ангаров доносится гул зарядных установок. Кто-то  на  бегу  резко
задевает меня плечом.
   - Пардон, месье! Пень, стал на дороге...
   - А вы не слишком учтивы!
   Сорель - энергетик из группы  Клемона  -  смеется,  машет  рукой:  мол,
некогда сейчас.
   - Что там у вас стряслось? - кричу я вдогонку.
   - Торы... - издалека откликается Сорель. - Шестой пост вызывают.  Салют
медицине!
   Они вернулись, эти загадочные торы... Я знал, что они вернутся, на этот
счет у меня было свое сокровенное мнение.
   На минуту я задержался у горловины подъемной  шахты  ангара.  Резервный
глаер - зеркально блестящий  летательный  аппарат,  похожий  на  спаренные
гантели, - медленно поднимался  вверх,  волоча  за  собой  толстые  связки
кабелей. Тихо жужжали  электромоторы,  тихо  звякал  металл  о  металл,  у
стартовых катапульт копошились люди  в  голубых  комбинезонах.  Видимо,  к
сегодняшней охоте за торами готовились особенно тщательно.
   Под потолочными  сводами  взвыла  сирена.  В  громкоговорителях  что-то
щелкнуло, забурлило.
   - Семнадцатый к старту готов!
   - Семнадцатый, старт разрешаю.
   - Десятый готов!
   - Десятый, старт разрешаю. Резервный, свяжитесь с  дежурным.  Повторяю:
Пронин, Пронин, свяжитесь с дежурным.
   Я завернул в один из боковых переходов, взглянул на часы и направился в
командный сектор. Сейчас - или никогда...
   Небольшой кабинет Горина ничем  не  отличался  от  остальных  помещений
станции.  Нежно-розовый  пенопласт  на  вогнутых  стенах,  стальные  ребра
шпангоутов, экраны информаторов... И только  большой  глобус  Меркурия  да
мерцающий огоньками пульт телетара напоминают о том, что  здесь  находится
командный пункт меркурианской базы.
   Горин жестом приглашает меня сесть. Я не сажусь: стоя  чувствуешь  себя
как-то уверенней.
   - Извини, Морозов, нам  с  тобой  так  и  не  дали  закончить  утренний
разговор. Потрясающая новость: кольца вернулись.
   - Да, новость действительно сногсшибательная, - соглашаюсь я,  вспомнив
Сореля.
   Горин  смотрит  на  меня  покрасневшими  от  переутомления  глазами.  Я
понимаю, как страшно он устал, мне жаль его, но я не уйду до тех пор, пока
не добьюсь своего. Гнусаво прозвучал гудок телетарного вызова.
   - Вот видишь... опять.
   Ничего, я подожду. На этот раз у меня хватит терпения.
   Горин тронул клавишу на пульте:
   - Слушаю... Не горячись, Афанасьев, к  шестому  посланы  две  поисковые
группы. Кроме того, готовим резервный... Алло, Керимов?..  Да,  я...  Ага,
понятно! Алло, Афанасьев,  резервный  стартует.  Да,  кстати,  сколько  их
там?.. Тороидов, конечно... Четыре? Я так и думал,  эти  проклятые  кольца
появляются всегда парами. Если магнитные  ловушки  не  помогут,  придумаем
что-нибудь другое. Счастливой охоты!  У  меня  все...  Слышал?  -  спросил
Горин.
   - Да.
   - Ну и что ты обо всем этом думаешь?
   Я пожимаю плечами, изобразив равнодушие. Горин недоверчиво хмыкнул:
   - Хм, последнее время на базе только и говорят о  торах:  каждый  хочет
чем-то помочь в поисках разгадки странного явления...
   Куда он клонит?
   - Что нового к вопросу  о  торах  могу  прибавить  я,  инженер-диагност
медицинской службы станции?
   - Брось хитрить, давай начистоту, -  строго  сказал  Горин.  -  Значит,
говоришь, тебя не удовлетворяет твоя работа на базе?
   - Неверно. Просто я хочу почувствовать себя здесь нужным.
   Кажется, я сказал это излишне резко.
   - Нужным? Ах, понимаю! На базе редко болеют, и  вам,  медикам,  в  этом
отношении скучновато... Н-да. Хочешь, я зачислю тебя в группу Волкова?
   Вот оно что!
   - Нет. В  группу  Шарова.  Я  прошу  включить  меня  в  состав  экипажа
"Бизона".
   Горин положил руки на стол и широко раздвинул локти.
   - Выслушай меня внимательно, Алексей. "Бизон" уходит  туда,  откуда  не
вернулись "Тур" и "Мустанг". Безэкипажные  станции  потерпели  неудачу,  и
теперь люди должны попытаться пройти там, где не сумели  пройти  автоматы.
Но для этого дела не подойдут обыкновенные люди с  обыкновенными  нервами.
Здесь нужны... ну... - Горин повертел пальцами в поисках нужного слова,  -
зубры-бизоны, что ли! Понимаешь?
   Его темные зрачки впились в мои глаза. Я  утвердительно  кивнул.  Горин
невесело усмехнулся:
   - Договорились?
   Я молчал. Видя, что не договорились, Горин уже сердито продолжал:
   - Меркурий - не детские ясли, и у меня нет  времени  долго  уговаривать
тебя. Ты, как избалованный ребенок, брыкаешься ногами  и  разводишь  ревы:
хоть тресни, а подавай тебе Солнце сию же минуту. А того  нет,  чтобы  все
как следует продумать, взвесить...
   - И отказаться от мысли войти в состав группы  Шарова?  Нет,  поскольку
Хорст передумал, я займу его место в экипаже "Бизона".
   - Видали?! Да если хочешь знать, поступок Джона  Хорста  гораздо  менее
предосудителен, чем тебе это кажется. По крайней мере,  он  нашел  в  себе
мужество правильно оценить свои силы. А тебе, в свою  очередь,  необходимо
найти в себе мужество быть еще осмотрительнее Хорста и  не  совать  голову
туда, где совсем не трудно ее потерять.
   Я не желал быть осмотрительнее Хорста.
   - У  Джона  за  плечами  громадный  опыт  работы  в  Пространстве...  -
задумчиво  продолжал  Горин.  -  Я  не  имею  никакого   права   позволить
самоуверенному теленку браться за дело, перед которым  пасуют  космические
буйволы! Точка. Оставь меня в покое, ты и сам не знаешь, что тебе нужно.
   Я знал, что мне нужно, и не двинулся с места. Пол вздрагивал от  частых
толчков. Где-то там, под ногами,  шевелился  Меркурий.  Гудок  телетарного
вызова  заставил  меня  вздрогнуть.  Горин  уменьшил  громкость  и  тронул
клавишу:
   - Шаров? Да, я... Без изменений... Н-да, Хорст поставил нас  и  себя  в
глупое положение, но что поделаешь... Конечно, нет. Кого-нибудь  найдем...
Не торопись, дело серьезное... Ладно, давай.
   Горин повернулся в мою сторону, но глаза его смотрели мимо меня.
   - О физической силе  Хорста  ходят  легенды.  По  сравнению  с  ним  ты
выглядишь просто заморышем.
   Для парня двухметрового роста, отличного сложения  это  прозвучало  как
пощечина. Спокойствие! Важно не дать вывести себя  из  равновесия.  Но  на
подобный выпад  нужно  чем-то  ответить...  Я  подхожу  к  овальному  щиту
герметических дверей и, вцепившись  руками  в  пружину  аварийного  замка,
рывком выдергиваю крюк из гнезда. Брови Горина удивленно взметнулись.  Да,
наверное, со стороны все это выглядело глупо, но отступить -  значит  дать
повод для новых насмешек. Еще одно нечеловеческое усилие - и  мне  удалось
растянуть ее настолько, что крюк поравнялся с ребром шпангоута.  Несколько
мгновений сохранялось тягостное равновесие, мне  не  хватало  какой-нибудь
доли сантиметра... Наконец, щелчок - и крюк  намертво  впился  в  стальной
желоб. Вот так!.. Я не знаю и десяти человек на базе, способных  повторить
такое.
   Овальный щит съехал в сторону, и, согнувшись, чтобы не  задеть  головой
переборку, вошел Шаров.
   - Что здесь происходит?
   - Алексей развлекается, - ответил Горин,  внимательно  разглядывая  мою
смущенную физиономию.
   Шаров подошел к шпангоуту, одной рукой спокойно извлек крюк из желоба и
небрежным жестом  водворил  его  на  место.  Таким  движением  застегивают
пуговицу. Горин подмигнул мне и с деланным сокрушением развел руками.
   Голос мой дрожал от обиды, когда наконец я решился заговорить.
   - Виктор Сергеевич, вспомните старт "Торнадо" к лунам Юпитера. Вы  были
тогда так же молоды, как я сейчас, но вам доверяли.  Выпускнику  института
космонавтики Шарову не было и двадцати четырех, когда  он  впервые  принял
участие в десанте спасателей на Марсе. И молодость не помешала вам,  Борис
Николаевич,  разыскать  в  красных  песках  Зефирии  пропавшую  экспедицию
Снайра. А нас,  современную  молодежь,  вы,  ветераны  космоса,  почему-то
предпочитаете кормить из ложечки и кутать теплым пледом невыносимых забот:
как бы кого-нибудь не продуло свежим ветром стремлений и поиска.
   - Увы, меня в настоящий момент больше всего  донимает  забота:  как  бы
кого-нибудь не перегрело на Солнышке, - возразил Горин. - Но разве  ты  из
тех, которые понимают?..
   Шаров внимательно прощупал глазами мою фигуру.
   - Вместо Хорста? - спросил он Горина.
   - Как видишь. Во что бы то ни  стало  желает  попасть  в  вашу  бизонью
компанию. Кстати, по специальности он инженер-диагност, работает в  отделе
врачебной диагностики медицинского  сектора.  По-моему,  это  немаловажная
деталь... Да, кроме того, он в совершенстве владеет  техникой  роботронных
систем, изучает специальные разделы бионики, увлекается... Прости,  Алеша,
чем ты там увлекаешься?
   -  Проблемой   энцефалярного   диагноза   на   принципе   дистанционных
посредников.
   - Вот именно. Ну а если попроще?
   - Нас, диагностов, давно  занимает  вопрос  принципиальной  возможности
моделирования энтопликативных  систем  кортикальной  области  мозга.  Если
использовать метод биполярной рекомбинации алгоритмов...
   - Н-да... - с иронией заключил Горин. - Твое мнение, Боря?
   Вместо ответа Шаров еще раз внимательно осмотрел меня с ног до головы.
   - В общем, довольно развитый субъект,  -  продолжал  Горин.  -  Немного
поэт, немного художник, в меру самолюбив, не  в  меру  упрям,  но  обещает
исправиться.
   - Упрям, говоришь? - переспросил Шаров.
   Должно быть, я сильно побледнел, потому что командир "Бизона"  даже  не
улыбнулся.
   - Добро, - сказал он после минутного раздумья и  обратился  ко  мне:  -
Только  работать  придется,   как   на   постройке   египетских   пирамид.
Улавливаешь?
   - Ясно! Разрешите получить инструкции?
   -  Отдыхать,  -  спокойно  бросил  Шаров.  -  Четверо  суток  отдыхать,
отсыпаться. Необходимый инструктаж получишь во время полета.
   Уходя, я слышал, что они заговорили о торах.  Командира  "Бизона"  тоже
интересует этот меркурианский феномен. Лю-бо-пыт-но!..



ИНСТИНКТ НАПРАВЛЕНИЯ

   Теперь, когда так неожиданно просто решился вопрос  о  моем  участии  в
экспедиции Шарова, меня переполняли мысли о  предстоящем  полете.  Сказать
правду, я даже  немного  растерян.  Только  сейчас  передо  мной  открылся
истинный смысл колебаний Горина: Шаров,  Веншин,  Акопян...  и  я.  Горин,
конечно, прав. Откуда он мог  знать,  достоин  ли  Алексей  Морозов  стать
плечом к плечу в один ряд с бизоновцами? Наконец, знаю ли я это сам?..
   Завтра стартуем. Стартуем в сторону Солнца. Все подготовительные работы
окончены.
   Сегодня - последний день  на  Меркурии.  Последний  раз  проверяю  свою
внутреннюю готовность и с ужасом убеждаюсь, что в моих мыслях царит  хаос.
Нет, я не жалею,  что  я  стал  участником  опасного  и  трудного  полета.
Наоборот, я даже испытываю нечто вроде удовлетворения и гордости. Просто я
не готов, точнее говоря, не совсем уверен в  себе.  А  это  отвратительное
чувство, когда не уверен...
   Влезаю  в  скафандр,  проверяю  замки,  герметичность.  Я  всегда   иду
куда-нибудь пешком, если мне нужно о чем-то серьезно  подумать.  Меркурий,
конечно, не Земля, но все же... Завтра я буду лишен даже этого.
   Пылающий шар косматого Солнца висит прямо над головой. Я никогда не мог
избавиться от ощущения, что до него можно достать камнем. Поднимаю  камень
и в самом деле что есть силы швыряю его вверх. Оглядываюсь: не заметил  ли
кто моей мальчишеской выходки? Показываю Солнцу  кулак  и  хохочу,  хохочу
весело и дерзко, словно уже сижу на  нем  верхом,  вцепившись  в  огненную
гриву. Я бы определенно ослеп, если бы не полутораметровый диск на  шлеме,
называемый здесь "сомбреро". Сквозь его темно-зеленый слой Солнце выглядит
мертвенно-бледным, веснушчатым  от  собственных  пятен.  Да,  мне  суждено
познакомиться с ним поближе.  Где-то  там,  на  орбите  спутника,  плавает
"Бизон"...
   Я стою у самого края Желтого  Плато.  Вокруг  разбросаны  вулканические
бомбы - лавовые глыбы чудовищных размеров.  Одна  из  них  так  похожа  на
исполинскую черепаху, мирно дремлющую на солнцепеке, что я не удержался  и
погладил ее растрескавшийся панцирь. "Черепаха" словно ожила, качнулась  и
вдруг покатилась с обрыва вниз, увлекая за собой лавину  камней  и  пепла.
Ноги привычно ощутили серию сильных толчков. Неприятно,  конечно,  но  что
поделаешь - Меркурий...
   Передо мной  удивительный  мир.  Многие  любят  называть  его  "диким".
Правильно ли это? Пожалуй, да. Ведь никому не приходило в голову  называть
"диким", скажем, полярное сияние. Вероятно потому, что это  величественное
явление  природы  полностью  соответствует  нашим  понятиям  о  красоте  и
гармонии. Мир, который передо мной, тоже достаточно  величав  и  по-своему
великолепен.  Но  здесь  все  необычно.  Даже  горы.  Черные,  крутые,   с
иззубренными вершинами, разрезанные вдоль и  поперек  узкими,  извилистыми
коридорами    ущелий,    они    вздымаются    к    небу,     неприступные,
отчужденно-гордые...    Самые    отчаянные     смельчаки     из     группы
альпинистов-исследователей признавались, что мрачные горы  вселяли  в  них
смутную тревогу и недоверие. И лишь один из них,  Курт  Хейдель,  оснастив
электромеханического  Паука-скалолаза,  решился  проникнуть  дальше  всех,
туда, где Меркурий ревниво скрывал свои тайны. Через месяц Паук  вернулся.
Нет, он пришел не один, но все равно что  один...  Хейдель  перестал  быть
Хейделем, которого мы знали. Он никого не узнавал, не отвечал на  вопросы,
пугая людей  неподвижным,  как  у  змеи,  взглядом.  Видавшие  виды  врачи
разводили  руками,  а  мои  диагностические  машины,  исследовав   психику
Хейделя,  либо  отказывались  выдавать  заключение,   либо   несли   такую
несусветную чушь, что у меня горели уши от стыда за  своих  "подчиненных".
Днем позже Хейдель, вернее тот, кто когда-то был Хейделем, исчез. Он  ушел
снова в горы, унеся с собой разгадку своего перевоплощения. Дежурный врач,
в обязанности которого входило присматривать за  больными,  был  найден  в
бессознательном состоянии, с отпечатками пальцев  на  горле.  В  тот  день
впервые были замечены торы, а поиски беглеца ни к чему не  привели.  Тогда
вспомнили о Пауке, точнее - о кассетах его съемочной аппаратуры. Я  был  в
числе приглашенных на первый просмотр  отснятых  эпизодов.  На  экране  по
порядку возникали подробности этого нелегкого странствия. Сначала все  шло
хорошо, сопровождающий съемку  голос  Хейделя  звучал  уверенно  и  бодро.
Кругорамные объективы  заставили  нас  долго  блуждать  в  угрюмых  дебрях
окаменевшей бесконечности. Мы с захватывающим интересом прослеживали  путь
смельчака, проложенный в лабиринтах ущелий среди отвесных стен, уходящих в
туманные пропасти, внимательно слушали  подробные  описания  и  пояснения,
улыбались остроумным замечаниям и репликам. Хейдель весело  ругался,  если
обвал преграждал путь, смеялся от  радости,  если  встречалось  что-нибудь
интересное, шутил,  находя  забавным  пришпоривать  Паука  пятками  в  тот
момент, когда лапы машины скользили над пропастью,  срывались,  прогибаясь
от тяжести. И мы понимали, что  ему  было  страшно.  Мне  запомнилась  его
последняя реплика: "Провалиться мне на месте,  если  я  не  нашел  вход  в
преисподнюю!.." Это относилось к огромному провалу в скалах, откуда тяжело
поднимались клубы  желтоватого  пара.  Развернутый  зев  провала  окружали
базальтовые столбы, похожие на грубо высеченные фигуры великанов. Даже  на
нас, сидящих в просмотровом зале, мрачная неподвижность  каменных  стражей
произвела гнетущее впечатление.
   - Иду вниз, - сообщил Хейдель, и начал головокружительный спуск.
   Паук включил все свои прожекторы,  и  голубые  лучи  осветили  неровные
стены расселины, покрытые  пятнами  странных  натеков.  Спуск  продолжался
очень,  очень  долго,  километры...  Наконец  расселина   превратилась   в
исполинский каньон, дно которого уходило  все  дальше  и  дальше  в  недра
планеты. Теперь Хейдель говорил лишь по  необходимости,  коротко  и  сухо.
Видно, окружающая  обстановка  мало  располагала  к  остротам:  за  каждым
поворотом таились мрак и неизвестность. Но что это? Перед  нами  открылась
поразительно  ровная,  отсвечивающая  маслянистыми  бликами   поверхность.
Неужели