вающие
агрегаты-аквалюмы - действительно напоминали разрезанные  поперек  корпуса
субмарин. Каждая "половинка"  оборудована  глубоким  раструбом,  скошенным
книзу, поверх которого  и  дальше  вдоль  аквалюма  тянется  киль.  Нижняя
батарея  агрегатов  на  сваях,  верхняя  -   на   крестообразных   опорах.
Подбоченились,  будто  ковбои  в  широкополых  шляпах,  статуй-резервуаров
накопителей; от них к аквалюмам - система коленчатых труб. Круглые  головы
бездействующих   прожекторов,   непроницаемые   тени   и   стайка   черных
глубоководных рыб. Мертвая техника, запустение, заброшенность...
   Течение, очень  быстрое  здесь,  норовит  унести  меня  прямо  в  пасть
ближайшего раструба -  в  глубине  громадной  воронки  остро  поблескивает
бивень струйного рассекателя. Торопливо включаю плавник - быстрый,  крутой
и, должно быть, красивый вираж. Но, задев ногами край  раструба,  позорно,
кувырком вылетаю на палубу аквалюма. Плавник трепещет,  бьет  по  металлу,
меня швыряет то на спину, то на живот,  рукам  не  за  что  схватиться  на
гладкой поверхности палубы - тащит вдоль киля,  словно  лягушку  по  спине
кашалота. Как-то ухитряюсь выключить плавник и успеваю вцепиться  в  самую
оконечность киля. Что-то блеснуло на закругленном боку аквалюма и кануло в
тень, как в пропасть. Трогаю пустые ножны. Саднит плечо. Хорошо, что этого
не видел  Болл;  единственный  свидетель  моей  неловкости  -  Манта.  Она
грациозно лавирует по ниспадающей дуге и повисает прямо над  головой.  Без
видимого напряжения ундулирует плавниками - миниатюрные волны пробегают по
ним спереди назад, не достигая лишь кончиков черных крыльев...
   Потерянный нож я  нашел  под  брюхом  нижнего  аквалюма  на  каменистом
грунте. Чуть дальше  -  я  не  сразу  поверил  своим  глазам!  -  валялась
металлическая  клешня...   Форма   локтевого   и   кистевого   сочленения,
характерный  серебристый  блеск  титано-иридиевого  сплава  позволяют  мне
уверенно   определить:   эта   клешня   вырвана   из   плечевого   сустава
глубоководного  робота  типа  "Андр-4".   Смотрю   на   цилиндры   мощного
гидропривода, торчащие из-под изуродованной муфты, и теряюсь  в  догадках.
Случайно  я  вспомнил:  при  испытаниях  на   разрыв   клешни   андробатов
выдерживали тяговую нагрузку до восьми тони!.. Что же здесь произошло?
   Внезапно вспыхивают все прожекторы на площадке - светло, как днем. Это,
конечно, Болл. Молодец, не теряет времени даром.  В  выбоинах  дна  белеет
песок. На светлом фоне этих песчаных оазисов видны порхающие силуэты рыб.
   Я осмотрел здесь, кажется, все: каждый камень, каждую  трещину,  каждую
дыру. Абсолютно нет ничего  такого,  что  могло  бы  привлечь  внимание  и
направить поиски в нужную  сторону.  Следы  ряби  на  песке  от  придонных
течений, следы марганцевых конкреций - темные округлые  пятна.  И  никаких
следов того, кого мне нужно найти...
   Толстые  кабели,  свисающие  с  аквалюмов,  уходят  куда-то   в   одном
направлении - легкая дымка мешает мне видеть куда.  Последние  метры  дна,
тронутого  цивилизацией...  Плыву  вперед,  размышляя  над   близкой   уже
проблемой организации глубинных поисков. Я отдавал себе отчет в  том,  что
мы с Боллом можем рассчитывать  на  собственные  силы  только  в  пределах
трехкилометровых глубин - ниже этой отметки путь  гидрокомбистам  заказан.
Но как велика акватория будущих поисков? Этого я пока не знал. Нужно будет
подробно изучить батиальную карту.
   И вдруг я увидел... Нет, это, конечно, не  человек  -  люди  не  бывают
трехметрового роста. Мощные плечи, маленькая голова,  серебристый  отблеск
металла...
   Робот стоит неподвижно, ссутулясь.  Ноги  полусогнуты,  левая  отведена
назад. Неподалеку - еще один, в такой же позе. Очевидно, момент отключения
тока застал их на марше. Клешни у этих целы. Не дрейфь, ребята,  скоро  вы
нам понадобитесь и мы вас разбудим.
   Впереди какое-то сооружение. Странно похоже на гитарную деку. Здесь,  в
пронумерованных  обоймах,  заканчивают  свой  путь  кабели  от  аквалюмов.
Высвечиваю фарой еще трех андробатов. Живописная группа.  Двое  из  них  в
скорбном молчании застыли над роботом, стоящим на  четвереньках.  Впрочем,
слово "четвереньки" вряд ли подходит: это именно  тот  робот,  у  которого
оторвана клешня. Н-да, все же есть над чем призадуматься...
   Выход из  ущелья  очерчен  полукруглым  обрывом  -  ни  дать  ни  взять
подводная бухта. Устраиваюсь на гранитном валуне,  долго  смотрю  в  глубь
открытого океана.  Манта  дозором  обходит  новые  владения.  Медленно,  с
достоинством. Время от времени она  замирает  на  месте,  точно  охотничья
собака в стойке на дичь, и направляет свет  прожекторов  вниз.  Там  снуют
какие-то белые тени - должно быть, глубоководные акулы,  -  но  близко  не
подходят.
   Вглядываюсь в циферблат перстня-часов.  Ого,  девятый  час  на  исходе!
Сразу дает знать о себе голод, пора возвращаться. Соскальзываю с валуна  -
луч фары окунается в безмолвную темень пучины. И вдруг,  словно  в  ответ,
какое-то существо зажигает там  свой  крохотный  ярко-красный  фонарик.  Я
насторожился, как настораживается рыба, привлеченная мерцанием  блесны.  У
глубоководников это бывает... Красный фонарик поблек, а скоро совсем угас.
Мне стало грустно. Я висел над бездной и думал о Пашиче, о его  загадочном
исчезновении в этом темном суровом и в то же время чем-то  привлекательном
мире, и еще я думал, что эту загадку, вероятно, не просто будет  решить  -
вопреки убеждению Болла, - потому что мир мокрого космоса не имеет для нас
ни дна, ни конца, ни начала, а мы не имеем понятия,  куда  отправиться  на
поиски пропавшего в океанских глубинах товарища. Терпение, подумал  я,  не
все  еще  потеряно.  В  чем  заключалось  это  "не  все",  я  плохо   себе
представлял. Просто надеялся, верил... В  глубине  опять  маняще  вспыхнул
красный фонарик. Мне оставалось воспринять этот  привет  из  непроглядного
мрака, как своеобразное утешение...
   На  обратном  пути  мы  с  Мантой   поймали   прожекторами   несуразную
рыбу-большерота. Голова похожа на полураскрытый саквояж, глазки - бусинки,
а тельце до смешного маленькое, тоненький  хвост.  Рыба  зигзагами  плывет
вперед, пытаясь уйти от погони. Никто не думает ловить тебя, трусишка!.. А
впереди уже маячит знакомое пятно ржавого цвета.
   Манта проносится мимо понтона, едва не задев  его  плавниками.  Стоп!..
Бросаю Манту и возвращаюсь.
   Может быть, это другой понтон - не тот, что  я  осматривал  раньше?  Но
ведь я плыл к площадке строго вдоль кабеля и не  мог  не  заметить  вторую
такую громадину! Нет, понтон, конечно, тот же самый... Но тогда откуда  на
нем появились  эти  большие  корявые  буквы?!  В  свете  фары  внимательно
разглядываю  надпись.  Жирные  белые  буквы  (писанные  обломком   мягкого
известняка)  составляют  загадочное  слово:  АТТОЛ...  Никогда  еще  я  не
испытывал такого полного недоумения.
   Я осмотрел другие стенки понтона и  даже  нырнул  под  днище.  Надписей
больше не было, и я вернулся к скутеру.  Выкручиваю  демпфер  до  предела.
Манта трогается с места рывком  и  несет  меня  куда-то.  Плохо  соображаю
куда... Мысль о том, что  здесь  я  не  один,  что  рядом  бродит  кто-то,
сделавший эту надпись, заставляет с тревогой всматриваться  в  темноту.  И
вдруг неожиданно для себя поворачиваю Манту обратно.
   Странная надпись влечет меня какою-то устрашающи  магической  силой.  Я
еще не успел приблизиться к понтону настолько, чтобы видеть  белые  буквы,
но уже знал, вернее, инстинктивно чувствовал, что мне  предстоит  пережить
нечто  необыкновенное...  АТТОЛ.  Вслед  за  лучом  невольно  мой   взгляд
скользнул по буквам справа налево - ЛОТТА...
   Опомнился я не раньше, чем увидел зарево от прожекторов станции.  Возле
четвертого  бункера   между   двумя   скутерами   маячит   черная   фигура
гидрокомбиста. Вот оно что!.. Наверное, весь гидрокомбовый  ворс  на  моей
оболочке встал дыбом от ярости.
   Пловец приветствует меня взмахом руки. Я не могу узнать его в оболочке,
да и  безразлично  мне,  кто  он  такой:  Болл  или,  может  быть,  Пашич.
Заворачиваю ему локти назад и,  сильно  выгребая  ластами,  подталкиваю  к
решетке. Сначала он ведет себя спокойно  Оказавшись  внутри  подбункерного
резервуара, предпринимает  попытку  вырваться.  Тихо,  "шутник"...  Дергаю
рычаг электропривода.  Жужжат  моторы,  над  головой  расширяется  светлый
прямоугольник.
   В бассейне плененный гидрокомбист  пытается  столковаться  со  мной  на
языке жестов. Он хватает меня за плечо  и  показывает  в  сторону  выхода.
Поздно, плита уже поднималась. Из  тонких  отверстий  проложенных  на  дне
бассейна труб кверху бегут пузырьки кислорода. Давление падает.  Оттолкнув
гидрокомбиста - у меня уже нет сомнений, что  это  Болл,  -  взбираюсь  по
трапу и прыгаю в резервуар  с  растворяющей  жидкостью.  Едва  зеленоватые
волны смыкаются над головой, как резервуар превращается в кипящий котел  -
настолько  бурно  протекает  химическая  реакция.  На  ощупь  ловлю  петли
телескопических стержней подъемника. Это  нужно  делать  быстро,  пока  не
появилось неприятное ощущение удушья.
   Два пружинистых удилища выбрасывают меня прямо под горячие струи  душа.
Гидрокомбовая  оболочка,  уже  полуразрушенная  реактивами,  под   напором
горячей воды отваливается лоскутами.  Долой  фару,  ласты,  пояс!  Все  на
ощупь, все быстро! Респиратор - в ноздри и в рот. Ноги и руки  -  в  петли
"колеса обозрений". Переворачивает  вниз  головой  и  начинает  трясти  на
пневматических амортизаторах,  исхлестывая  водяными  бичами.  Беспощадная
тряска удаляет большую часть легочного наполнителя. Следующий и  последний
этап - кислородная вентиляция дыхательных путей.
   Я открываю глаза и первым делом оглядываю очерченное  блестящим  ободом
соседнего колеса голое тело гидрокомбиста.  Маленькое  разочарование:  да,
это Болл.
   Смахиваю с себя воду пушистым халатом, одеваюсь.
   - Ты здорово напугал меня, - говорит Болл.  -  В  какой-то  момент  мне
показалось,  что  ты...  -  он  спотыкается  на  слове,  -  чем-то   очень
взволнован.
   - Спятил, - уточняю я. - Это вы хотели сказать?
   Молча одеваемся и выходим из батинтаса.



ГЛУБОКОВОДНАЯ НИМФА

   Есть мне уже расхотелось, но я заставил себя выпить две кружки бульона.
На второе Болл вскрыл банку  с  яркой  этикеткой,  на  которой  значилось:
"Пейт". Подозрительная на вид коричневатая паста была приятна на  вкус.  Я
не заметил, как проглотил все без остатка. Разливая по кружкам  дымящийся,
с запахом ромовой эссенции напиток, Болл осторожно полюбопытствовал:
   - Ну, и что нового, Грэг?
   - Ничего, Свен. Спасибо за свет на площадке. Кстати, один из андробатов
потерял клешню. Вероятно, кальмары... Зачем вам  понадобилось  выходить  в
воду раньше срока?
   Я заглянул ему в глаза.
   - О, я начал уже беспокоиться! - оживляясь, сказал он. - В  этой  глуши
без  квантабера...  Я  уважаю  вашу  смелость,  Грэг,  но  так  рисковать,
по-моему, не стоит.
   - Н-да... И это все?
   - Нет. Мне хотелось проверить работу механизмов четвертого бункера  при
внешнем включении и понаблюдать за поведением скутеров. Но почему  вы  так
настойчиво  расспрашиваете  меня?  Что-нибудь  произошло?   Вы   с   такой
поспешностью уволокли меня  в  батинтас...  Я  даже  не  имел  возможности
захватить обратно два квантабера, которые вынес из бункера.
   В глазах Болла не было ничего подозрительного...
   Полно, видел ли я эти буквы?.. Видел, конечно. Они и сейчас будто перед
глазами...
   - ...Но вы меня абсолютно не  слышите!  -  раздался  над  ухом  возглас
Болла.
   - Что? Простите, Свен, я страшно устал и, кажется,  задремал.  Так  что
там с динамиками внешней связи?
   - Провода этой, линии были перерезаны ножом, - повторил он, - поэтому я
не принял вашу морзянку и  сам  не  мог  ничего  передать.  Теперь  все  в
порядке, повреждение устранено... Не обманывайте меня, Грэг, я вижу,  ваши
мысли заняты чем-то другим.
   - Нет, нет, это любопытно! Кто же мог перерезать провода  изнутри...  в
салоне, то есть!
   - Странный вопрос. Разумеется, кто-нибудь  из  наших  предшественников.
Дюмон, например.
   - А-а-а... - разочарованно протянул я.
   Разумеется, кто же еще?.. Нет, так не пойдет, сейчас  я  приму  хорошую
дозу снотворного - утро вечера мудренее.
   - Хэлло, Свен. Где вы намерены спать?
   - Мне все равно. Занимайте каюту Пашича.
   Мне оставалось разыскать в аптечке коробку  снотворного,  взять  свежее
постельное белье и удалиться. Почему-то хотелось быстрее покинуть салон.
   - Один вопрос, Грэг! - останавливает меня  Болл.  -  Вы,  случайно,  не
подскажете, что такое "аттол"?
   Это как выстрел в спину. Ну что ж, мистер  Болл,  хорошее  попадание...
Наклоняюсь, чтобы собрать рассыпанные таблетки.
   - Конечно, знаю. Плоский  низменный  коралловый  остров  кольцеобразной
формы.
   - Я не о том, - раздраженно перебивает Болл. - Меня интересует "аттол",
который пишется с двумя "тэ" и одним "эль".
   - Та-ак... Вас удивила надпись на понтоне?
   - Понтон?.. Какой понтон?! - Болл поднялся, отодвинул кресло в сторону.
- Я обнаружил эту надпись на днище четвертого  бункера.  Вы  были  слишком
возбуждены, чтобы обратить внимание на мои попытки  показать  вам  ее.  Но
договаривайте. Что вы увидели на каком-то понтоне?
   - То же самое... Спокойной ночи, Свен.
   - Нет, стойте! В конце концов это нечестно!..
   Я вошел в каюту. Щелкнул замок. О том, что это нечестно, я знал  и  без
его напоминаний. А что было бы честным? Рассказ о моей способности  читать
слова наоборот? Или признание в том, что сделал злополучную надпись сам? Я
рассмеялся. Впервые за много дней. Потом упал на диван и вдруг разрыдался.
   Взяв себя в руки, я  вытряхнул  на  ладонь  из  коробки  две  крошечные
пилюли. Положил на язык, огляделся. Над панелью с  датчиками  температуры,
давления, влажности воздуха -  картина.  "Царевна-Лебедь"  Врубеля.  Рамка
укреплена прямо на жалюзи динамиков переговорного устройства. Рядом торчит
микрофон.
   Стол, два стула, диван, на котором я сижу, дверцы встроенного  в  стену
шкафа, настольная лампа - вот и вся  небогатая  обстановка.  Чисто,  запах
хорошего одеколона. Свет от лампы падает на серую обложку  толстой  книги.
Том монографии Геккеля  "Радиолярии".  Из-под  обложки  выглядывает  ручка
перочинного ножа.
   Мне известно, что в шкафу нет ничего, кроме  добытых  Пашичем  образцов
горных пород и минералов. Я открыл полированные дверцы. Среди  образцов  я
увидел  то,  что  хотел:  белый  кусок  известняка-ракушечника.  Известняк
мягкий, пачкает руки. Куском такой породы можно писать  на  чем  угодно  и
все, что угодно.
   Раздается щелчок. Динамики... Я  положил  образцы  на  место,  отряхнул
руки.
   - Вы еще не спите, Грэг? - спрашивает голос Болла.
   - Нет. Но уже проглотил две пилюли снотворного.
   Уменьшив яркость настольной лампы, я лег на спину и  заложил  руки  под
голову.
   - Я хотел бы поговорить... - В голосе Болла раскаяние.
   - Валяйте, - откликнулся я. Меня одолевала тяжкая дрема,  я  знал,  что
скоро усну.
   - Дело в том, что я... - он запнулся, - виноват перед вами...
   - Довольно, Свен, -  перебил  я.  -  Мне  все  понятно.  Вы  догадались
прочесть надпись наоборот - получается  "Лотта"...  Вы  тут  же  вспомнили
бредни Дюмона, но не решились сообщить мне о своем  открытии.  Откуда  вам
было знать, что Дуговский рассказал мне об этом. Ну что ж,  лучше  поздно,
чем... Ладно. Теперь слушайте меня  внимательно.  Вы  уже  знаете,  где  я
прочел таинственное слово, но вы не знаете другого: три-четыре часа  назад
на понтоне этой надписи не было.
   - Как вы сказали?!
   - Не было! - повторил я с ударением. - Если предположить,  что  надпись
сделал не я, то... Сами понимаете, чем это  пахнет.  И  оставьте  меня  на
сегодня. Мне нужно выспаться. А вот ружья...  ружья  мы  с  вами  бросили,
пожалуй, зря.
   Я действительно сразу уснул. Не слышал ни слова из  того,  что  ответил
Болл.
   ...Сначала был мрак. Просто мрак и ничего больше. Потом возникли  струи
голубого  огня.  Струи  расплывались,  бледнели,  осветляя   пространство.
Головокружительная  беспредельность,   насыщенная   переменчивым   блеском
далеких миров и еще наполненная чем-то более сложным и емким.  Наполненная
пристальным взглядом двух человеческих глаз. Девичьих глаз...  "Лотта!"  -
хотел прошептать ошеломленный странник, который уже потерял  себя  в  этом
преогромном пространстве. Но нечем было шептать, не было губ. Была  только
Мысль.
   - Лотта!.. - прошептала Мысль.
   - Лотта-а-а... - повторило эхо космический шепот.
   - Ты узнал меня, странник? - спросили глаза.
   - Я узнал  бы  тебя  среди  миллиардов!  -  ответила  Мысль,  и  где-то
обрушилась лавина грохота.
   Тогда проступил бледный, овал девичьего лица. Мысль, напрягаясь,  жадно
вглядывалась в это лицо, полупрозрачное, словно мираж, и, может  быть,  не
существующее вовсе, но такое нужное, необходимое той капельке  еще  живого
теплого, что оставалось среди руин давно утраченных надежд.
   -  Я  -  сон,  я  лишь   мечта   о   несбыточном,   -   сказали   губы,
жемчужно-бледные, чуть тронутые сожалеющей улыбкой.
   - Я знаю... - ответила Мысль и закружилась  в  водовороте  отчаяния.  -
Поэтому я не хочу просыпаться! Пусть этот сон длится вечность...
   - Вечности нет! - загрохотало пространство, внезапно загораясь огнем. -
Вечность кончается там, где умирает Мысль!
   Вздрогнула девушка-тень. И, повернувшись, молча пошла туда, где на фоне
кровавого зарева вырисовывались контуры гигантского спрута. Дрогнула Мысль
и потекла, заструилась вдогонку.
   Бронзовый спрут улыбнулся холодной,  понимающей  улыбкой.  Его  тяжелые
щупальца подползли и обвили девушку-тень.
   - Шарик есть, - раскатами прогремел бронзовый голос. - Шарика нет!
   Щупальца сомкнулись, потом разошлись и с  металлическим  лязгом  опали.
Девушка-призрак исчезла.
   Мысль разразилась отчаянным криком:
   - Отдай!
   - ...ай!.. ай!.. ай!.. - испуганно вскрикнуло эхо.
   Десятирукий гигант снисходительно рассмеялся:
   - Зачем тебе это? Она принадлежит мне, тебе принадлежат воспоминания.
   - Кто ты? - спросила Мысль, присмирев от горя и страха.
   - Время, - ответил бронзовый голос. - И я не умею возвращать.
   Мысль не сказала больше ни слова. Проклятый идол был прав.
   Над горизонтом  поднималось  белое  солнце.  Бронзовый  спрут  спокойно
взглянул на пылающий шар, из  его  огромных  неподвижных  глаз  выкатилась
большая прозрачная капля. Потом еще одна, и  еще.  Капли  падали,  выбивая
мелодичную дробь. Тинь-тань, ти-и-та-тинь...
   Я проснулся весь в холодной испарине. Опустил ноги  с  дивана,  сел.  В
динамиках  переговорного  устройства  жалобно  пищит  морзянка.  Минуту  я
озадаченно смотрел на Царевну-Лебедь, пытаясь разобраться в хаосе коротких
и длинных сигналов. Передача велась  неумело,  в  замедленном  темпе,  как
будто   на   ключе   работает   новичок,   выстукивая   нечто   совершенно
бессмысленное.
   Я вышел в тамбур и толкнул дверь в соседнюю каюту.  Оглядел  помещение,
направился в салон.
   В салоне звуки морзянки раздавались громче и явственней. Болла здесь не
было. На  столе  -  записка.  Я  взглянул  на  сигнальные  огоньки  пульта
бункерной коммутации, перевел взгляд на динамики внешней  связи  и  только
теперь до  меня  дошло:  передача  велась  извне...  За  стеклом  акварина
разрасталось  облако  потревоженного  ила.  В  клубах  слабо  подсвеченной
прожекторами желтоватой мути промелькнула водянисто-серая тень,  округлая,
с расплывчатым вырезом посредине...
   "2:35. Вышел в воду. Вернусь через час. Болл". Что это  взбрело  ему  в
голову?.. Я схватил карандаш и на обратной стороне листка стал набрасывать
идиотские знаки морзянки. Чушь какая-то, он меня просто разыгрывает!
   Внезапно бункер содрогнулся от  гула.  Морзянка  умолкла.  Я  отшвырнул
карандаш и бросил