Пол АНДЕРСОН

                           ВЫПОЛНЕННОЕ ЗАДАНИЕ

                   (первая судьба из книги "Пять судеб")




                                  ПРОЛОГ

     - Левую руку, - голос тощего человека был равнодушным.  -  Освободите
запястье.
     Уильям Бейли отвернул манжету; тощий человек приложил к  руке  что-то
холодное и кивнул в сторону ближайшей двери:
     - Сюда, первая плита справа, - сказал он и отвернулся.
     - Одну минуту, - начал Бейли, - я хотел...
     - Давай, иди, приятель, - ответил тощий  человек.  -  Все  происходит
быстро.
     Бейли почувствовал острую боль в сердце.
     - Вы имеете в виду - вы уже... с этим уже закончено?
     - Именно для этого ты здесь, верно? Первая плита, дружище. Пойдем.
     - Но не прошло и двух минут, как я здесь...
     - А чего ты ждешь?  Органной  музыки?  Послушай,  приятель,  -  тощий
человек мельком взглянул  на  стенные  часы.  -  У  меня  сейчас  перерыв,
понимаешь?
     - Я думал, у меня, по крайней мере, будет время для... Для...
     - Имей совесть, приятель. Ты делаешь это сам, я же не  обязан  тащить
тебя силой, понимаешь? - Тощий человек распахнул дверь, проталкивая  Бейли
сквозь трупный запах и запах химикатов,  и  указал  на  койку,  стоящую  в
узкой, занавешенной нише.
     - На спину, руки и ноги вытянуть.
     Бейли принял требуемое положение; он приподнялся, когда тощий человек
стал обвязывать ремнями лодыжки.
     - Расслабься. Просто, если  мы  опаздываем,  и  я  не  возвращаюсь  к
клиенту в течение, скажем,  двух  часов,  и  он  деревенеет...  Ну,  ящики
выпускают одного размера, понимаешь, о чем я говорю?
     Мягкая теплая волна захлестнула Бейли, когда он откинулся на спину.
     - Эй, ты ничего не ел в последние двенадцать  часов?  -  Лицо  тощего
человека стало расплываться, превращаясь в розовое пятно.
     - Я оооуууммм... - услышал Бейли свой голос.
     - О'кей, спи крепко, приятель, - прогремел голос  тощего  человека  и
замер.
     В последнее  мгновение,  когда  над  ним  уже  смыкалась  бесконечная
темнота, Бейли подумал о словах, высеченных на  гранитном  портале  Центра
эвтаназии: "...пусть придут ко мне уставшие, бедные,  утратившие  надежду,
жаждущие свободы. Для них я поднимаю светильник у бронзовой двери..."



                                   ОДИН

     Потом яд вступил в реакцию с гемоглобином, и он умер.
     Смерть пришла как ураган. Казалось, его выдувало  ветром,  кружило  в
вихре, бросало вверх и вниз, и снова  вверх,  в  реве  и  свисте,  в  шуме
чудовищного галопа. Он не знал, хлестал ли его ветер  холодом  или  опалял
жарой. Он об этом  и  не  думал  -  его  глаза  ослепляли  молнии,  громом
отзывался стук зубов.
     "Глаза?" - промелькнула вспышка удивления. - "Зубы? Но  я  мертв.  На
том бланке, который я заполнил в  трех  экземплярах,  будет  стоять  штамп
"Выполнено", и скучающий служащий  покатит  ящик  -  и  меня  в  нем  -  к
спускному желобу крематория и... взяли! дружно! Наступит  преображение,  я
перестану быть Уильямом Бейли, я стану статистикой."
     Он  пытался  ухватиться  за   реальность,   но   ловил   лишь   хаос.
Головокружение тащило его сквозь бесконечную спираль. Где-то и  везде  Бог
вел счет: "Ноль, один, десять, одиннадцать, сто, сто один, тысяча десять",
тихим сухим голосом. Бейли думал  о  том,  что  его  несуществующий  живот
превратился в осьминога с кишками вместо щупальцев. Этот осьминог  мог  бы
съесть его и, таким  образом,  себя,  но  в  этом  не  было  противоречия,
поскольку вселенная внутри Уильяма Бейли топологически была  идентичной  с
Уильямом Бейли, находящимся внутри вселенной, и поэтому, может быть,  если
бы вселенная проглотила сама себя, он освободился бы от своего безумия.
     Это, наверное, потеря чувствительности, думал он,  кружась  в  вихре.
Поскольку я  мертв,  у  меня  нет  тела,  следовательно  -  нет  ощущений,
следовательно - информация об ощущениях не поступает,  следовательно  -  у
меня галлюцинации, следовательно - я, наверное, уже стал прахом; поскольку
у меня нет никакой возможности измерить время - если  время  вообще  имеет
какое-либо значение после смерти - столетия могли уже пройти  с  тех  пор,
как я стал просто статистикой.  Несчастная  статистика,  вечно  кружащаяся
среди урагана и беспрерывного счета. Мне не  нужно  было  так  спешить  со
смертью.
     Почему я так поступил?
     Не могу вспомнить. Не могу вспомнить. Там были строения, да, и еще со
вкусом разбитые парки. Я вошел  на  территорию  -  так  ведь?  -  да,  мне
кажется, я искал - ах, да - совета. Или, возможно, кого-нибудь, кто сказал
бы мне, что я не в таком уж трудном положении, что мне следует пойти домой
и обдумать все хорошенько. Но мое преображение уже началось.  В  тот  миг,
как я пересек этот порог, я уже был не человеком,  а  категорией,  которую
посылали от одного стола к  другому  -  вежливо,  спокойно,  но  настолько
быстро, что у меня не было возможности подумать; я неумолимо приближался к
той комнате в конце коридора.
     Что было до последнего часа моей жизни? Не знаю.
     "Сто тысяч сто десять, - считал Бог, - сто тысяч сто одиннадцать, сто
одна тысяча."
     Я не знаю! - пронзительно кричала статистика. - Я не могу вспомнить.
     "Сто одна тысяча один, сто одна тысяча десять."
     Зачем они это сделали со  мной?  -  кричали  частицы.  -  Почему  они
позволили мне это сделать? Они же  знали  -  я  был  слишком  слаб,  чтобы
думать."
     "Сто одна тысяча одиннадцать."
     Более того. Нас слишком много. Но все-таки свобода выбирать смерть  -
это не свобода для нас. Они убили нас.
     "Сто одна тысяча сто."
     - Заткнись, будь ты проклят! Где Ты  был,  когда  они  меня  убивали?
Почему ты позволил им это сделать? У них было не больше здравого ума,  чем
у  этих  жалких  толп  психотиков,   невротиков,   психо-невротиков:   они
приглашали приходить умирать. Им следовало поступать по-другому. Они могли
бы нас исцелять - могли, в любом случае, пытаться  это  делать  -  они  не
должны были...
     "_Щ_е_л_к_", - сказал Бог. И воцарилась тишина и темнота над бездной.
     ...и не должны были предоставлять нам  этот  спасающий-их-собственное
самодовольство "выбор". Они должны были взять на себя  ответственность  за
нас, опекать нас, заставить нас выздороветь.


     Да будет Уильям Бейли. И стало так.



                                   ДВА

     Они застали его за запрещенным занятием в его  холостяцкой  квартире.
Дверь распахнулась. Вошли двое крупных мужчин.
     - Ни с места, - сказал один из  них  хриплым  басом.  -  Руки  вверх.
Отступите назад. Это рейд.
     Это было ударом. Бейли согнулся, почти  упал,  и  стал  хватать  ртом
воздух. Солнечный свет и  рокот  машин,  доносящийся  из  открытого  окна,
знакомые очертания стульев, столов, портьер, запах очищенного скипидара  -
внезапно его сознание отметило нереальность всего этого. Но он ясно ощущал
биение пульса, пот на коже и все нарастающую слабость в коленях.
     -  Хорошо,  -  сказал  второй  детектив   управляющему   дома;   этот
съежившийся низенький человечек стоял в коридоре. - Вон отсюда!
     - Д-да, сэр. Сейчас.
     - Но будьте в пределах досягаемости. С вами будут говорить позже.
     - Конечно, - простучал зубами управляющий. - Я сделаю все, что в моих
силах, чтобы помочь вам, - и он торопливо удалился.
     Наверное, у него есть отмычка,  подумал  Бейли,  борясь  с  тошнотой,
подступающей к горлу. Все предосторожности были напрасными.
     - Так, так, так, - первый детектив уселся перед мольбертом. - Что  ты
об этом думаешь, Джо?
     - Похоже, это именно тот случай.
     Их было трудно описать по  отдельности,  этих  двух  типов,  особенно
когда сознание было ослеплено  страхом.  Они  были  одинаково  одеты  -  в
штатские костюмы  из  традиционной  плотной  шерстяной  ткани;  оба  имели
стрижку "ежик", плоские лица и супервнушительные размеры; к  своей  работе
они относились с одинаковой неприязнью, с налетом  отвращения,  как  будто
она была сродни работе палача.
     - Но это только хобби! - Бейли слышал свое бормотание  как  будто  со
стороны. - Я никогда... Я никогда... никаких секретов - все знают,  что  я
пишу картины - как же так, ведь Президент рекомендует иметь хобби...
     - Такого рода картины? - фыркнул Джо.
     - Вы ведь не выставляете подобных картин для всеобщего  обозрения?  -
добавил его компаньон.
     "Нет", - подумал Бейли. - "Я был осторожен".
     Факт: обычные работы, которые он выставлял - пейзажи, портреты  -  он
создавал кое-как, как Пенелопа свою ткань. Они наводили на него скуку,  но
зато должны были предупреждать любопытство окружающих,  связанное  с  теми
произведениями искусства, которые создавались им дома.
     Факт:  Дверь  была  заперта  всегда,  когда  он  занимался  серьезным
искусством. Потайной шкаф открывался мгновенно, готовый принять и спрятать
холст; стандартная, наполовину законченная картина была  приготовлена  для
того, чтобы в пятнадцать секунд хорошо отработанных  движений  заменить...
если бы в дверь постучали. Поскольку его квартира находилась на  четвертом
этаже, а напротив был расположен товарный  склад,  жалюзи  лучше  было  не
закрывать; это могло только вызвать подозрения.
     Факт: Квартира расположена не в самом удобном для  работы  месте,  но
все-таки она находится в  районе  Хейт-Эшбери.  До  Закона  о  психическом
здоровье,  это  было  традиционное  место  сборищ  эксцентричных  горожан.
Поэтому впоследствии он был так тщательно обработан и  расчищен  -  здания
были снесены или перестроены в соответствии с требованиями личной  гигиены
и стали использоваться с выгодой - таким образом, этот район стал наиболее
респектабельной частью Сан-Франциско. Служба надзора находится  неподалеку
от Ноб-Хилла. А что касается буржуазии Хейт-Эшбери,  то  она  имеет  самый
высокий средний показатель стабильности в городе.
     Факт: Полная маскировка была стилем его жизни.
     Что же подвело его, в конце концов - он сам? Избыток  юмора  или  его
нехватка; недостаточное честолюбие, небрежность при работе в  общественных
организациях, чрезмерная сдержанность  или  наоборот  -  наверное,  что-то
кого-то заставило подумать, что было бы лучше заявить об Уильяме Бейли как
о возможном психе. Может быть, может  быть,  может  быть.  Но  как  по  их
предположению должен вести себя сумасшедший?
     - Ха-ра-шо, - протянул Джо, - посмотрим ваши документы.
     - Но это, это всего лишь живопись... в манере Ван Гога...
     - Какое ухо вы собираетесь себе отрезать? - спросил Джо удивленно. А,
может, вовсе и не удивленно.  Поговаривали,  что  у  бригады  психического
здоровья,  обслуживающей  этот  город,  была   коллекция   патологических,
порнографических и других запрещенных работ, которая  могла  бы  поспорить
даже с фэбээровской.
     Напарник Джо продолжал пристально вглядываться в  неистовые  синие  и
желтые цвета лютикового луга, который как раз писал Бейли.
     - Таких больших цветов не бывает, - сказал он. - Кроме того, здесь не
наблюдается перспективы.  -  Он  покачал  головой,  прищелкнул  языком.  -
Приятель, вы больны.
     - Это будут решать в клинике, - сказал Джо. -  Но  давайте  посмотрим
ваши документы, Мак.
     Бейли  механически  извлек  бумажник.  Джо  скользнул   взглядом   по
водительским   правам,    разрешению    на    трудоустройство,    карточке
военнообязанного, справке о прививках, разрешению  потреблять  алкогольные
напитки, карточке страхования, библиотечной карточке:
     - Эй, откуда здесь "класс Б"?
     - Я социолог,  -  пробормотал  Бейли.  -  Исследователь.  Иногда  мне
необходимо просматривать специальную литературу - книги... журналы...
     - Н-да? А потом вы предъявите отметку о "классе А" и  вынесете  копию
Краффта-Эбинга? - Джо засмеялся; но смех  оборвался,  когда  он  дошел  до
записи о проверке психики.
     - Смотрите, - Бейли старался не замечать  сухости  в  глотке.  -  Все
правильно проштамповано. За каждый год на  протяжении...  последних  шести
лет?.. В точности так, как  этого  требует  закон.  В  последний  раз  это
было... четыре месяца назад?
     - Послушай, друг, - в голосе Джо явно звучала усталость. -  Не  будем
играться в прятки. Ты же  знаешь,  сколько  информации  дает  одна  вшивая
энцефалограмма, если ее приходится делать тремстам миллионам людей по всей
стране. Если бы с ее помощью можно было выявлять сумасшедших, я  бы  ходил
без работы, верно? - Он засунул бумажник во внутренний карман  пиджака.  -
Ты тоже можешь присесть, Бейли. Вон, в тот  угол,  чтобы  не  мешать  нам.
Начнем, Сэм, давай-ка все здесь быстренько осмотрим.
     Тот кивнул и направился к полке  с  книгами.  Он  достал  из  кармана
список названий и стал сличать их с названиями  книг,  стоящих  на  полке.
Дело у него продвигалось медленно: то и дело приходилось снимать обложки с
обернутых книг, а кроме того, выборочно проверялись и  необернутые  -  для
того, чтобы убедиться,  что  внутренний  блок  соответствует  названию  на
корешке. Губы проверяющего шевелились. Джо работал более организованно; он
рылся в выдвижных ящиках как терьер, почуявший запах крыс.
     Бейли присел на указанное ему кресло. Им завладело оцепенение.  Зачем
беспокоиться? Что это даст? Если бы  ему  удалось  заснуть!  "Быть  может,
задремать, уснуть, умереть... Нет, стоп,  вот  что.  Удаление,  уединение.
Желание обособиться. Основная шизоидная характеристика, с которой боролся,
к которой  привыкал,  которую  прятал  в  себе  с  тех  пор,  как  лечение
психических расстройств стало обязательным - ведь я не  сумасшедший.  Нет.
Нет. Нет.
     Но я так устал. Если бы только весь мир убрался куда-нибудь и оставил
меня в покое".
     Через час Джо и Сэм сверили  свои  записи.  Они  не  нашли  потайного
шкафа, но оказалось, что есть и другие многозначительные факты.  Бейли  не
знал,  какие  именно.  Он  был  уверен,  что  на  виду  не   было   ничего
запрещенного. Но не было сомнения  и  в  том,  что  закон  разрешал  иметь
множество вещей, наличие которых для опытного глаза было каким-нибудь явно
определенным признаком. Бейли понятия не имел, что это могли быть за вещи:
психиатрическая информация  самого  примитивного  уровня  была  недоступна
лицам, не имеющим карточки  с  обозначением  "А";  корме  того,  детективы
говорили слишком тихо, и он не мог подслушать их разговор.
     Но это  не  имело  никакого  значения.  Густая  черная  волна  апатии
захлестнула его.
     - Ладно,  мы  заберем  его  и  подробно  во  всем  разберемся,  чтобы
прояснить ситуацию.
     - А разве мы еще этого не сделали? - Сэм, наверное,  был  новичком  в
этом деле; скорее всего, его перевели из другого подразделения.
     - Нет, черт возьми! Как ты думаешь, почему нам приказывают  оставлять
все найденные вещи  там,  где  они  были  найдены?  Настоящий  эксперт  на
основании того, как сложено, ну, например, нижнее белье, может определить,
хочет ли сумасшедший в глубине души убить своего отца или придушить мать.
     - Или обоих? - оскалил зубы Сэм.
     - В этом случае, я думаю, возможно. Ты же помнишь, у нас  есть  ордер
на срочный арест. Еще одна причина, чтобы  побыстрее  доставить  его  куда
надо. - Джо широкими шагами направился к креслу - пол слегка задрожал  под
его весом - и схватил Бейли за руку. - Вставай, придурок. Доктор уже  ждет
тебя.
     Бейли пошел с ними, еле  передвигая  ноги.  Они  остановились,  чтобы
запереть и опечатать дверь. Наверное, известие  об  аресте  разнеслось  по
всему дому; коридоры и лестницы были пусты. Шаги отзывались эхом.
     Снаружи беспощадно сверкало солнце, в  летнем  небе  описывали  круги
быстрокрылые чайки. Такому ясному  дню  даже  удалось  осветить  неуклюжие
утилитарные фасады домов, выстроившихся по обеим сторонам улицы, неуклюжие
утилитарные одежды прохожих,  спокойно  идущих  по  своим  делам.  Мимо  с
каким-то электрическим спокойствием проезжали автомобили; "Все-таки,  _и_м
присуща  определенная  безвкусица"  -  подумал   Бейли.   На   полицейском
автомобиле не было маркировки. Это  был  "шевроле"  выпуска  1989  года  с
нескладывающимся верхом.
     В приступе возмущения Бейли воскликнул:
     - Почему?
     - Почему что?
     - Гражданские автомобили. И требование, чтобы  хорошо  просматривался
салон  автомобиля.  Не  доводит  ли  это  требование  анти-интимности   до
смехотворных крайностей?
     Сэм вытащил блокнот и стал записывать.
     - Как пишется слово "смехотворный?" - спросил он.
     - О, это неважно, - ответил Джо.
     Бейли снова замолчал. Джо открыл дверцу автомобиля и сел за руль. Сэм
и Бейли разместились на заднем сиденьи. У Бейли не было  никакого  желания
смотреть на своих тюремщиков, поэтому он уставился в окно.
     Они проезжали мимо местного служебного телевизора. Впервые  -  с  тех
пор, как он переехал в этот район и научился не замечать этот экран  -  он
обратил на него внимание. Экран  был  размещен  на  стене,  неподалеку  от
автобусной  остановки.  Как  всегда,  когда  не  было  никаких  экстренных
объявлений, экран убеждал публику следовать правилам гигиены.
     "Это  недопустимо!"  -  кричал  экран,  и   на   секунду   вспыхивало
изображение запущенной личности, которая ползла по земле, что-то бормоча и
время от времени снимая с себя воображаемых блох.  Изображение  оставалось
на экране недолго,  чтобы  у  каких-нибудь  зрителей  не  активизировалась
скрытая до сих  пор  ипохондрия.  "Только  так!"  После  этого  на  экране
возникала стопроцентная американская семья  -  дюжий  отец,  красивая,  но
скромного вида, мать с не слишком большой грудью и четверо красивых  детей
- все они маршировали в будущее с улыбками, напоминающими  рекламу  зубной
пасты.  Дети  шли  по  порядку:  первый  -  нордической  расы,  второй   -
негритенок, третий - с восточными чертами лица, а у  последнего  еврейский
нос  выделялся  настолько,  что   спутать   национальность   было   просто
невозможно.  Устранение  всяких  поводов  для  недовольства   национальных
меньшинств, в конце концов,  важнее  неукоснительного  соблюдения  законов
генетики. "Да, только так!" (звук фанфар) "Быть чистым,  быть  в  порядке,
быть счастливым!" (Барабанная дробь) "ДУМАЙ О ЧИСТОТЕ! ДУМАЙ О ТОМ,  ЧТОБЫ
БЫТЬ В ПОРЯДКЕ! ДУМАЙ О СЧАСТЬЕ!"
     Немного  дальше,  как  помнилось  Бейли,  висел   плакат,   обещающий
вознаграждение в десять тысяч долларов  ($10.000)  тому,  кто  предоставит
информацию для ареста  и  лечения  любого  лица,  страдающего  психическим
расстройством и скрывающего это от властей.
     Чуть в стороне, на  тротуаре,  полицейский  вручал  повестку  женщине
средних лет. Возможно, она дерзко ответила ему, а  может,  это  была  лишь
выборочная проверка; на какой бы скорости не проезжал мимо Бейли,  он  все
равно узнал бы  эту  розовую  полоску  бумаги:  "Настоящим  документом  вы
направляетесь в Центр, в котором вы зарегистрированы... вы обязаны явиться
в Центр не  позднее...  для  осмотра  и  освидетельствования  устойчивости
нервной системы... в  случае  неподчинения,  при  отсутствии  уважительных
причин..."  Женщина  выглядела  скорее   раздраженной,   чем   испуганной.
Радикальные меры вроде этого Закона и не могли быть  осуществлены  -  ведь
большая  часть  общественности   не   считала,   что   необходимо   что-то
предпринимать в связи с участившимися случаями душевных расстройств. Закон
не мог сработать без участия в его выполнении большинства.
     Полицейский автомобиль проехал вдоль парка Голден Гейт, мимо стадиона
"Кезар". На лужайке сидели школьники в аккуратных белых формах;  шел  урок
гигиены. Перед ними стояла учительница. Она была молодой и хорошенькой,  и
не часто можно было увидеть  такое  количество  открытого  женского  тела.
(Какая  тонкая  веревка  для  эквилибриста  -  стыд  перед   естественными
функциями с одной стороны и похотливые интересы