лушаться  в  болтовню  Ронды,  но  не
смогла. Вместо этого перед ее мысленным взором возник сперва детектив Кэш  с
его вкрадчивыми  манерами,  а  затем  лейтенант  Маклофлин.  Наверное,  если
извлечь этого лейтенанта из его  до  невозможности  старомодного  костюма  и
натянуть на него джинсы, он будет выглядеть настоящим  атлетом.  А  вот  что
совсем хочется вычеркнуть из памяти, так это посещение морга. Но ей вряд  ли
удастся забыть о безжизненном теле Марианны, распростертом на  столе  морга.
Нервы у Аманды были так расшатаны, что, кажется, мелкой  дрожью  дрожат  все
клеточки ее существа, и своему убеждению  в  том,  "что  маленький  бутон  -
хороший тон".
   Аманда опять горестно усмехнулась: и откуда  только  всплыли  эти  давние
воспоминания, ведь она не повторяла этой поговорки столько лет...

***

   Завернувшись наконец в махровый халат и вытащив заколку из волос, тут  же
буйно рассыпавшихся по плечам, Аманда отнесла пустой  бокал  на  кухню.  Она
сварила себе яйцо всмятку , но не смогла доесть его и до половины.  Мысли  о
гибели Марианны нахлынули на нее с новой  силой.  Что,  если  Марианну  убил
кто-то из их знакомых?
   Аманда ничего не сказала о своих подозрениях лейтенанту Маклофлину,  хотя
отлично знала, что Марианна порой  вела  себя  с  мужчинами,  мягко  говоря,
неразумно. Она всегда  искала  романтический  идеал,  и  всякий  раз,  когда
влюблялась, считала, что это любовь до гроба.  На  самом  же  деле  Марианне
"везло" на  самых  неподходящих  мужчин,  выбитых  из  колеи,  неприкаянных,
которые когда-то были на гребне удачи, а потом вдруг  оказались  не  у  дел.
Даже Ронда, которая не считала, в отличие от Аманды, что  женщина  в  выборе
мужчин  должна  руководствоваться  какими-то  принципами,  признавала,   что
последний выбор Марианны был неудачен. Впрочем, отношения  с  этим  типом  у
Марианны длились недолго и прервались уже давно. Но,  по  правде  говоря,  и
последние любовники Марианны, по мнению Аманды, были не  лучше.  Создавалось
впечатление, что Марианна просто обречена  на  вечное  страдание  со  своими
избранниками.
   Аманда понимала, что об этом нужно было рассказать лейтенанту Маклофлину,
однако она чересчур стремилась поскорее от него избавиться. Уж слишком он ее
достал своим изучающим проницательным взглядом и своими  вопросами.  Он  был
абсолютно непрошибаемым, и вообще  подавлял  ее  своей  физической  мощью  и
непререкаемой  властностью.  Она  привыкла  общаться   с   мужчинами   своей
профессии: изящными и легкомысленными. А  в  облике  Маклофлина  не  было  и
намека на изящество и легкомыслие. Конечно, будь он одет в джинсы  и  мягкую
фланелевую рубашку, Аманда  отнеслась  бы  к  нему  немного  иначе.  Но  его
консервативный костюм, накрахмаленная белая сорочка и туго затянутый  тонкий
галстук лишь подчеркивали непреклонный характер. Флюиды, от него  исходящие,
были ужасны по своей силе. Едва  он  коснулся  ее,  она  почувствовала  себя
хрупкой и беззащитной, а поскольку она всегда  стремилась  к  независимости,
его прикосновение  показалось  ей  ненавистным.  Да,  такой  мужчина  вполне
способен принудить ее к полной  капитуляции.  Она  не  могла  снести  такого
насилия над собственной личностью. Неужели он не понимает, что ее чувство  к
нему чем-то похоже на чувство несчастной Марианны к  своему  насильнику?  До
Аманды вдруг дошло, что какой бы стойкой она себя ни  считала,  а  ведь  она
была действительно стойкой девушкой, мужчины все равно сильнее ее. И уж если
говорить начистоту, каждый раз, когда Маклофлин пронзал ее  своим  взглядом,
она чувствовала себя обессиленной и готовой покориться ему. Спасибо еще, что
он оказался настолько тактичен, что не упомянул о  предложении  Ронды  снять
комнату Марианны в ее доме.
   Впрочем, она, конечно, несправедлива к нему. Она слишком  уж  измучена  и
раздавлена. Маклофлин никакой не людоед.  Он  профессионал  самого  высокого
класса, и был момент, когда он проявил искреннее сострадание и доброту.  Его
улыбка была такой милой и обаятельной. Но, с другой стороны, он заставил  ее
испытать такую боль! Черт бы его  побрал:  он  не  дал  ей  свободы  выбора,
заставил смотреть на бездыханное тело  Марианны,  не  дав  возможности  даже
подготовиться к такому потрясению.
   Волна тошноты подкатила к горлу и холодная дрожь пробежала по всему телу.
Она представила себе безжизненное тело Марианны под  простыней,  в  холодном
стальном ящике.
   Несмотря на многочисленные обсуждения деталей каждого убийства в  кабаре,
Аманда не была готова увидеть труп Марианны.
   Аманда увидела только ее лицо, но этого было достаточно. Оно было  словно
из желто-серого воска в тех местах, где не было изуродовано. Ее рот  распух,
нос был расплющен, черты лица искажены почти до неузнаваемости.  Но  тем  не
менее Аманда узнала ее мгновенно. Маленький шрам по-прежнему был заметен  на
ее левой брови, к тому же у Марианны были особой формы мочки ушей:  в  форме
скрипки. Марианна ненавидела их и всегда  маскировала,  начесывая  пряди  на
виски. Она также постоянно носила огромные клипсы.
   Аманда нервно ходила по квартире из кухни в гостиную, оттуда в спальню...
Она подошла к окну, прижалась лбом к стеклу и  стала  всматриваться  в  сад.
Кроме трех небольших участков, освещенных фонарями, кругом была темнота. Раз
в саду темно, значит, свет не  горит  в  квартире  Марианны.  Полиция  давно
закончила свои дела. Как страшно одиноко!  Просто  невыносимо!  А  что  если
порепетировать завтрашний номер, потанцевать?
   Аманда скинула халат на пути в спальню, бросила его на  стул  и  натянула
свое танцевальное трико и балетные мягкие тапочки. Затем заколола волосы  на
затылке и вернулась в гостиную, служившую ей  одновременно  и  репетиционной
студией. Сердце ее колотилось. Она оперлась  о  стойку  бара,  служившую  ей
перекладиной и глубоко вздохнула. Глядя в зеркало, она напрягала все  мышцы.
Затем поочередно стала исполнять танцевальные партии из своего репертуара.
   "Хорошо уже то, - размышляла она, - что я могу танцевать. Я всегда должна
танцевать. Даже после Тедди..."
   Танец для Аманды  был  самым  главным  делом  жизни:  ее  страстью  и  ее
убежищем. Она взяла свой первый урок танца в семь лет и тут же  влюбилась  в
волшебный, дивный мир движений. В  среде,  к  которой  она  принадлежала  по
рождению  игра  на  фортепьяно,  искусство  танца  и   рисования   считались
неотъемлемыми атрибутами  воспитания.  Так  же,  как  и  ее  сестры,  Аманда
занималась и музыкой, и танцами, и рисованием. Уроки были направлены на  то,
чтобы достигшая брачного возраста юная леди была молчаливо понимающей.
   Но в отличие от сестер, фортепьяно для нее было лишь необходимым злом для
выработки терпения, рисование совсем не будило ее воображение,  но  танец..,
танец был для нее всем. Она любила все, что касалось танца: зал  с  большими
зеркалами, своего тонкого грациозного учителя, музыку,  свое  новое  розовое
трико и балетные тапочки. Она вошла в танцевальную студию и открыла для себя
совершенно незнакомый новый мир: возбуждающий и  бесконечно  очаровательный.
Отец с матерью не могли теперь докучать ей своей опекой.
   Ее  родители,  увы,  не  были  сердечными,  искренними  людьми.  Отец   -
инвестиционный брокер - много часов проводил на фирме, а  мать  была  членом
многочисленных  общественных  комитетов.  Их  взаимоотношения   со   стороны
казались вполне цивилизованными. Однако на самом  деле  в  них  не  было  ни
тепла, ни любви, ни привязанности друг к Другу.
   Когда Аманда была еще маленькой, она часто слышала разговоры родителей  о
необходимости развода. Она видела, что  родители  многих  ее  одноклассников
пошли по этому пути, вторично создав семью.
   Но ее мать и отец так и не решились на этот шаг, так и продолжали  мучить
друг друга. Развод сулил  обоим  массу  неудобств:  алименты,  необходимость
содержания  раздельных  апартаментов,  моральное  осуждение  добропорядочных
знакомых. Неблагоразумно!
   Со временем  Роберт  и  Элен  Чарльз  пришли  к  выводу,  что  совсем  не
обязательно любить партнера, чтобы выдерживать  брак.  Главное  -  сохранять
благопристойность, благоразумие, главное -  чтобы  их  союз  для  окружающих
выглядел идеальным.
   "Во всем соблюдать благоразумие!" - вот жизненный девиз родителей Аманды.
Очень немногие люди на свете знали, что происходит за дверями дома Чарльзов.
   Аманда взглянула на себя в зеркало и тяжело вздохнула. Боже мой!  Мама  и
папа всегда старались казаться солидными и благопристойными. На  самом  деле
абсолютное   лицемерие   и   ханжество   насквозь    пронизывали    семейные
взаимоотношения: формальная заботливость, ледяной бесстрастный тон в общении
друг с другом. Все было очень цивилизованно.., и убийственно для всех членов
семьи. Реальная ситуация была не важна, куда важнее было  создавать  иллюзию
семейного благополучия.
   Какая мука была для Аманды с детских лет жить  в  атмосфере  лицемерия  и
фальши! Всю свою юность  она  провела  в  постоянной  борьбе  с  родителями,
отстаивая независимость собственной личности. Аманда прекрасно понимала, что
две ее старшие сестры  стали  совершенными  неврастеничками,  что  почтенная
традиция дома Чарльзов требовала необходимости это благоразумно скрывать.
   Аманду скорее всего ждала  судьба  ее  старших  сестер,  в  конце  концов
смирившихся с фальшивой атмосферой их дома. Но ее спасла любовь к  танцу.  И
еще ее отношения с третьей сестрой - Тедди.
   Тедди...  Теодора  Мария.  Импульсивная,  яркая  и  красивая,  она  вечно
отравляла существование родителям и  согревала  сердце  Аманды.  Тедди  всем
своим поведением опровергала жизненные принципы родителей, упорно выстраивая
свою жизнь так, как ей подсказывало сердце. Ей было совершенно  безразлично,
что о ней подумают другие. Она была  шумной  и  веселой.  Ее  громкий  смех,
экстравагантные наряды, разношерстная компания ее друзей постоянно  являлись
причиной головной боли матери и еле сдерживаемой ярости отца.
   Аманда боготворила Тедди. Они были между собой полные  противоположности,
и по этой причине у них, казалось бы, не могло быть общих интересов.  Аманда
порой испытывала дискомфорт от непристойных шуток Тедди. Но в  то  же  время
Тедди  была  удивительно  сердечной  и  великодушной.  В  доме,   где   явно
недоставало душевного тепла,  Тедди  была  как  яркий  согревающий  огонь  в
холодную зимнюю ночь. Те редкие минуты, когда  Тедди  уделяла  ей  внимание,
Аманда ценила больше  всего  на  свете.  Тедди  часто  экспериментировала  с
внешностью  Аманды,  возилась  с  ее  волосами,   укладывая   их   в   самые
разнообразные формы. Такие игры у них назывались "Приготовление в Голливуд".
Правда, после таких экспериментов Аманда плакала в своей спальне. Но главное
не в этом. Для обеих важнее всего был духовный контакт,  возникавший  в  эти
часы...
   Удивительно, но Тедди способствовала интеллектуальному  развитию  Аманды.
Несмотря на свою эмоциональную импульсивность, она имела цепкий ум, и любила
обсуждать все затронувшие ее события, случившиеся в  тот  или  иной  момент,
пытаясь во всем логически  разобраться.  Она  могла  быть  легкомысленной  и
фривольной, но в уме ей нельзя было отказать. Так что Аманда вынуждена  была
почти всегда соглашаться с ее мнениями и выводами.
   Итак, она вполне могла задохнуться в этом домашнем мавзолее приличий,  но
этого, к счастью, не произошло.  Дисциплина  многолетних  занятий  танцем  и
влияние  сестры  способствовали  тому,  что   Аманда   научилась   во   всем
вырабатывать  собственное  мнение.  Родители  считали,  что  она  угрюма   и
строптива и настаивали, чтобы она жила их жизнью. Они преследовали ее своими
наставлениями. А поскольку она от природы  была  очень  мягкой  и  ее  метод
самозащиты принципиально отличался от методов  Тедди,  очень  долго  мать  с
отцом думали, что Аманда поступит именно так, как они требуют. Ведь не  было
же у них хлопот с другими дочерьми, кроме Тедди, конечно.
   Незадолго до восемнадцатилетия Аманды Тедди попала в беду. Ей было  почти
двадцать лет, когда это случилось. Несчастья можно было бы избежать, если бы
не влияние посторонних...
   Это должно было случиться.
   Черт возьми! Ну почему они не успели прийти ни к какому решению до  того,
как родители узнали обо всем!
   Погрузившись в старые воспоминания, Аманда  не  заметила,  как  перестала
танцевать.
   Она вдруг вспомнила долгий и тяжелый разговор, который,  казалось,  давно
погребен временем.
   Ее  сестра  Элеонора  подслушивала  аргументы  Аманды,   листая   цветной
глянцевый журнал.
   Аромат вишневого сада исходил от  потрескивавших  в  камине  дров;  дождь
стучал по окну библиотеки, мягкий свет старинной настольной лампы  падал  на
темный стол.
   Эхо страсти звучало в  голосе  Аманды,  когда  она  настаивала  на  своем
решении ехать в Нью-Йорк после окончания учебы:
   - Я должна танцевать профессионально. Мне необходимо учиться  дальше,  но
здесь это просто невозможно.
   Холод и лед явственно звучали  в  голосе  матери,  когда  она  объясняла,
насколько дико для семьи Чарльзов то, что Аманда решила  стать  танцовщицей.
Таким же тоном она  говорила  с  дочерьми,  когда  они  докучали  ей  своими
детскими вопросами.
   Маленький ротик Элеоноры скривился в кривую ехидную улыбочку:
   -  О,  мама.  Пусть  она  идет.  Потом  ей  же  будет  хуже.  Она   хочет
забеременеть, как Теодора.
   Наступила тишина - как будто никого нет  на  несколько  миль  вокруг.  Ее
родители  сидели  как  восковые  фигуры,  затем  раздался   ее   собственный
ломающийся крик:
   - Откуда ты знаешь?
   - Ты сука!
   А потом, о Боже! Что было потом!

***

   Аманда стряхнула с себя воспоминания как наваждение, испытывая физическое
облегчение от возвращения к действительности.  Взяв  полотенце,  она  стерла
холодный пот, выступивший у нее на лбу.
   - Дерьмо, - прошептала она исступленно. - Дерьмо, какое все дерьмо.
   Этих воспоминаний вполне хватило, чтобы окончательно испортить  ее  день.
Она была так подавлена  всем  случившимся,  что  ей  в  самый  раз  было  бы
прихватить несколько часов сна, а  вместо  этого,  растревожив  память,  она
обеспечила себе бессонницу.

Глава 4

   Тристана буквально распирало от ярости, когда он наконец  смог  выйти  из
здания главного управления полиции Рено. Плюхнувшись на сидение рядом с  Джо
Кэшем, он что есть силы захлопнул дверцу.
   - Поехали  в  кабаре,  Джо,  -  скомандовал  он  приглушенно.  Затем  его
раздражение все же прорвалось наружу, и он буквально прокричал:
   - Будь я проклят, если нам удастся кого-нибудь там застать. Собачья жизнь
у полицейского, и везде одно и то же, - восстановив  дыхание,  он  пробурчал
себе под нос:
   - Чтоб они все сдохли.
   Джо, выслушав такую тираду, усмехнулся про себя, но  сделал  вид,  что  в
одно ухо вошло, в другое вышло. Он прибавил скорость, буквально вонзившись в
поток движения.
   Тристан мрачно разглядывал пылающие на стенах  домов  световые  рекламные
щиты. Чертов капитан Твид с его требованиями привязать себя к  стулу  в  тот
момент,  когда  начнет  действовать  особая  оперативная   группа.   Он   не
какой-нибудь кабинетный служака и не для того прибыл в Рено с другого  конца
страны. Маклофлину пришлось потратить несколько часов,  прежде  чем  удалось
убедить капитана Твида в своей правоте.
   Ежедневные заголовки о продолжающихся убийствах  противопоказаны  городу,
чья экономика держится на туризме, поэтому все, начиная от майора  и  кончая
шерифом, стояли над душой  у  Твида,  требуя  ускорить  поимку  преступника.
Справедливый в глубине  души  человек,  Твид  не  мог  не  согласиться,  что
Маклофлин  будет  действовать  с  большей  пользой  и   добьется   наилучших
результатов тогда, когда ему предоставят полную свободу действия.
   Еще несколько часов ушло на то,  чтобы  отобрать  самых  лучших  людей  в
оперативную группу. Тристан ворчливо признал, что в этом ему помог не только
Джо, но и сам капитан Твид.  Когда  же  они  перетряхнули  весь  персонал  и
наконец собрали людей для инструктажа, Тристан захотел лично познакомиться с
каждым членом оперативной группы. Здесь он проявил большой такт и  выдержку,
ибо,  хотя  сам  он  и  бывал  порой  несдержан  со  своим  начальством,   с
подчиненными он вел себя безупречно. У него был дар - выявлять самые сильные
стороны того или иного человека и использовать их для успеха  операции.  Так
что каждый из его новых подчиненных почувствовал себя окрыленным. Точно  так
же он действовал у  себя  в  Сиэтле.  Так  что  когда  они  с  Джо  покидали
управление  полиции,  колеса  только  что  созданного  ими   механизма   уже
заработали на полную мощность.
   Джо  резко  свернул  в  переулок,  и  перед  Тристаном  предстал  сияющий
неоновыми огнями фасад отеля,  на  эстраде  которого  работала  убитая  ныне
девушка. Отель располагался в самом сердце злачного района  Рено.  Оба  копа
вылезли из машины и решительно вошли внутрь.
   Кабаре  находилось  рядом  с  казино,  на  первом  этаже  отеля.  На  его
аляповато-роскошных дверях висела табличка: "Закрыто. Откроется в восемь".
   Ну а в казино жизнь била ключом. Тысячи зеркальных поверхностей  отражали
свет  ярко  горящих  люстр.  В  воздухе  висел  гул  голосов,   позвякивание
колокольчика, звон монет, заглатываемых игральными  автоматами,  большинство
из которых почему-то в основном были оккупированы белокурыми изящными леди в
вечерних туалетах. Вся эта атмосфера азарта оглушила Тристана, на  минуту  у
него даже потемнело в глазах, сердце стало  биться  чаще.  Должно  быть,  он
выпил сегодня слишком много чашек кофе. Но, не позволяя себе прислушаться  к
странностям собственного состояния, он решительно открыл дверь  с  табличкой
"Закрыто" и шагнул в затемненное помещение кабаре. Джо последовал за ним.
   Здесь  все  было  по-другому.  Плотные  бархатные  занавески  на   дверях
отгораживали их от шума казино, превращая его в еле  слышный  звуковой  фон.
Тристан не мог не отметить высокое качество звукоизоляции. Несколько  секунд
они с Джо стояли в неподвижности, пока их глаза, ослепленные сияньем казино,
привыкали к полумраку пустого холла,  после  чего  решительно  двинулись  по
коридору в направлении доносившегося до них звука  рояля.  Они  открыли  еще
одну дверь,  и  перед  их  взглядом  предстал  фантастический  мир  странных
чувственных впечатлений. В зале  царила  темнота,  только  лучи  прожекторов
освещали сцену, создавая немыслимый контраст света и тени. Пахло  табаком  и
человеческим  потом.  Пианист  небрежно   исполнял   замысловатую   джазовую
композицию. Неизвестно откуда доносившийся мужской  голос  отдавал  команды,
доски сцены ритмически скрипели; дюжина танцовщиц репетировала привычный для
них танец.
   Тристан в темноте чуть не споткнулся о стул и  тихо  выругался.  Не  надо
было заглядываться на сцену, по которой блуждал  ослепивший  его  яркий  луч
прожектора, но на секунду он потерял над собой контроль, так хороши были эти
танцовщицы. Чертовски хороши: кровь с молоком,  это  факт.  Он  остановился,
дожидаясь, когда его глаза опять привыкнут  к  темноте,  и  почти  сразу  же
танцевальный номер,  репетиция  которого  шла  на  сцене,  был  закончен,  и
воцарилась тишина, нарушаемая лишь частым дыханием девушек. Они разбились на
несколько маленьких групп и пытались перевести дух, потные и  разгоряченные.
Усеянные блестками танцевальные костюмы сверкали как рождественские елки.
   - Честно говоря, в школе  для  приготовишек  танцуют  получше  нашего,  -
раздался резкий, довольно неприятный голос.
   Только  сейчас  Тристан  приметил   низенького   тщедушного   мужчину   с
неестественно бледным лицом человека,  который  никогда  не  видел  дневного
света. Мужчина этот сидел за  столиком  впритык  к  краю  сцены.  Он  нервно
задрыгал ногой, перекинутой через колено, и яростно затянулся сигаретой.
   - Давайте сначала. Прокрут