Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
на высокой табуретке у самой стойки, стакан имбирного пива
стоял передо мной; я всегда сидел в баре - слишком уж тяжело стоять на
костылях и держать в руке стакан. Большинство посетителей, получив
наполненные стаканы, спокойно отходили от стойки, чтобы очистить место
следующим, но все они, как должное, принимали то, что я продолжаю сидеть.
Мясник грубо толкнул меня, так, что я чуть не слетел с табуретки.
- А ну, подвинься! - гаркнул он.
В испуге я повернул к нему голову и увидел лицо, поразившее меня
холодным злобным выражением. Мои костыли были прислонены к стойке, я
потянулся за ними и вдруг почувствовал на своем плече тяжелую руку. Рядом со
мной стоял Малыш Борк. С высоты своего огромного роста он посмотрел на
Мясника и негромко сказал:
- Этот парень как сидел, так и будет сидеть! Никому своего места он не
уступит!
Мясник вздрогнул, на миг я увидел в его глазах трусливое выражение. Он
остановился, неуверенно поглядел на Малыша, потом дотянулся до стойки и
торопливо поставил стаканы. Малыш подождал, пока стаканы были налиты, и
Мясник вернулся к своим спутникам.
Я почувствовал, что не могу больше оставаться в баре. То, что кому-то
пришлось меня защищать, показалось мне унизительным. Я сам должен был дать
отпор подлецу, а там - будь что будет, - думал я. Ведь принимая чье-то
заступничество, я с каждым разом делаюсь все больше и больше беспомощным.
Когда же я сам смогу постоять за себя? Когда же?
Когда?
Позднее мы с Артуром сидели в гостиной и пили стакан за стаканом
имбирное пиво за счет букмекера, праздновавшего удачный день на скачках.
Кругом смеялись и пели, одна из девушек танцевала между столиками испанский
танец.
Мясник и его спутники сидели неподалеку. Они пили, заговаривали с
проходящими девушками, приглашая их за свой столик. Неудачи обозлили их, и
они стали вести себя вызывающе.
Мясник несколько раз бросал недобрые взгляды в мою сторону, шептал
что-то своим собутыльникам, и те, в свою очередь, поглядывали на меня.
Вдруг Артур встал и перешел к столу, за которым сидел Малыш Борк.
По-видимому, ему нужно было сообщить Малышу что-то очень важное и имеющее
отношение к Мяснику, потому что Малыш время от времени бросал на того
пронзительный взгляд.
Мясник встал из-за стола и собрал стаканы. Чтобы попасть к окошечку
бара, ему не нужно было проходить мимо меня, но он вдруг свернул и двинулся
прямо ко мне. Остановился, впился в меня взглядом, схватил мой пустой
стакан, понюхал и презрительно сунул его мне под нос.
- Водичка, а? Денежки зарабатываешь, сукин сын? Прикарманиваешь
разницу! Двинуть бы тебя как следует!
И он направился к бару. Я остолбенел, только через минуту значение его
слов дошло до меня и обожгло; страшная ярость охватила меня. Я почувствовал
потребность ударить этого человека, швырнуть его на пол. Но тут же
мучительное сознание своей физической немощности, невозможности справиться с
ним овладело мной.
Я поднял голову. Надо мной наклонился Артур.
- Иди спать, Алан.
- Ты слышал?..
- Я слышал. Иди спать.
- Почему это? Я... я...
- Послушай, я прошу тебя. Эта сволочь не отстанет от тебя. Прошу тебя.
Иди.
- Ладно, - смирился я, - ладно. Видно, такая уж моя проклятая судьба -
вечно спать отправляться.
Артур проводил меня взглядом, лицо его было бледнее обычного, сжатые
кулаки тяжело опирались на стол.
Я почитал немного, стараясь отвлечься, потом уснул.
Когда на следующее утро я проснулся, Артур уже был одет. Я взглянул на
него сонными глазами, довольный тем, что могу еще часок полежать. Артур
разглядывал свое лицо в зеркале, стоявшем на комоде. Он хмурился, ощупывал
щеки, потрогал шею и затем открыл рот и стал двигать челюстью из стороны в
сторону. Я решил, что он собирается бриться. Но он, взглянув на часы,
торопливо пошел в кухню; я слышал, как он разговаривал там со Стрелком.
И вдруг я вспомнил вчерашний случай, и ужас охватил меня. Я скорчился в
постели, зарылся лицом в подушку, без конца повторяя: "Сволочь, сволочь!"
Потом сбросил одеяло и стал быстро одеваться.
Когда я вошел в кухню, там был только Стрелок. Он всегда вставал очень
рано, чтобы растопить плиту и подать чай постояльцам. Стрелок был в веселом
настроении, я налил себе чаю и приготовился слушать.
- Ну, что ты теперь скажешь про Артура?
- Про Артура? А что? Что он сделал?
- Да разве он тебе не сказал?
- Нет. Что?
- Черт подери! Так ты ничего не знаешь! - Стрелок явно был доволен тем,
что на его долю выпало первым рассказать мне волнующую историю. По лицу его
было видно, что он намерен извлечь из этого максимум удовольствия.
- Ну давай, - торопил я его.
- Помнишь вчерашнего типа - ну, этого Мясника, который назвал тебя
сукиным сыном? Он - гангстер, из некрупных, так, мелочь. Я его знаю. -
Стрелок от удовольствия потер руки. - Это, брат, получилось здорово! Вот
послушай. Как только ты ушел, Артур подходит к нему... вот так... смотри...
Стрелок в несколько шагов пересек кухню и остановился прямо передо
мной. Глаза его сузились, голос звучал холодно и твердо: "Ты только что
назвал моего друга сукиным сыном. Может, и меня так назовешь?"
Стрелок улыбнулся, довольный произведенным впечатлением, и быстро
заговорил:
- Мясник поворачивается, вскакивает и делает шаг назад; но тут он
видит, что его дружок - рыжий, который с ним сидел, - тоже вскочил, и на
душе у него вроде бы веселее стало. "И назову! - говорит он, а сам так и
рыщет глазами - есть еще кто с Артуром или нет? - Эй ты - сукин сын!" - и
становится в позу, чтобы стукнуть Артура как следует. Да только того
врасплох не захватишь.
"Так и запишем, - говорит Артур. - А теперь выйдем-ка во двор, я хочу
пощупать, крепкий ли хрящ сидит в твоем жирном носу, пока ты снова не сунул
его куда не следует".
- Артур это умеет, - сказал Стрелок с чувством, как бы в назидание
себе. - Ты еще драться начать не успел, а он уже тебя так раздразнит, что ты
себя от злости не помнишь.
- Теперь уж черед Рыжего, - продолжал Стрелок. - Это его работа - свою
шею вместо Мясника подставлять. Он застегивает пиджак и говорить Артуру: "В
морду схлопотать захотелось? Это мы можем!"
Но тут вступает в дело Малыш.
"А ты не суйся, - говорит он и как ткнет Рыжего в грудь своей ручищей.
- Не суйся, если хочешь остаться цел".
Рыжий ничего, стерпел. Видно, что от злости его разрывает. Но молчит.
Понимает: не того он разряда, что Малыш.
Ну, тут мы, конечно, вышли всей компанией во двор. Можешь не
сомневаться, я тоже. На себя я взял третьего из этой шайки, щуплого этого
Пройдоху. Если б он только рот раскрыл, я бы ему показал. Значит, таким
манером идем мы все в конюшню, фонарь я несу. В конюшне, конечно, более
подходящее место, чем во дворе, Артур хотел как раз в конюшне. Я выгоняю
старую корову, и все мы забираемся туда.
Малыш берет на прицел Рыжего, а я становлюсь сзади своего Пройдохи. А
Рыжий все натаскивает Мясника, все натаскивает - учит подойти ближе к Артуру
и дать ему головой под подбородок. Я-то понимаю, о чем речь, вижу, он
головой работает.
- А Мясника заставили снять кольца? - спросил я.
- А ты думал! Я-то забыл, но Малыш не дурак, говорит: "Здесь без
кастетов!" Мясник собрался было спорить. Но я там был не зря, можешь не
сомневаться. Мы с Малышом делаем шаг вперед, и Мясник тут же снимает кольца
и отдает их Пройдохе. Пройдоха кладет их в задний карман, по правде говоря,
я их три раза пытался вытащить. Я все держался рядом с Пройдохой, а когда
Артур стал наступать и погнал Мясника на нас, я залез-таки ему в карман, но
вытащить не удалось.
- Ну, а дальше, дальше-то что было? - нетерпеливо перебил я Стрелка,
раздраженный этими отступлениями от темы.
- Ну, дальше Малыш скомандовал: "Ногами не бить, Мясник, - попробуешь,
не обрадуешься".
Ты ведь видел, Алан, как Артур дерется, - голову вскинет, выпрямится и
пошел!.. Он что справа, что слева, одинаково хорошо бьет, захват у него
вроде как у пассажира в качку. Мясник приседает, сжимается в комок и
кидается вперед, но тут же начинает задыхаться. Эта сволочь ведь никогда в
жизни не работала. А Рыжий, верно, подучил его дать Артуру сразу так, чтобы
тот не очухался. Вот он и кинулся. Ну, Артур, конечно, влепил ему
по-настоящему - раз, другой, третий! - но сразу осилить тоже не смог.
Сцепились они и давай кружить. Тут Артуру немного попало. Но потом он
вырвался и уж больше не подпустил Мясника близко к себе, стал лупить его то
правой, то левой, и Мясник только знай увертывается. Сам он никак не мог
стукнуть Артура как следует, но потом все ж изловчился и чуть было не сшиб
его с ног. Черт! Но Артур все-таки удержался.
Минут пятнадцать прошло, и Мясник стал выдыхаться, из носу у него текла
кровь, у Артура губы тоже были разбиты. Мясник все старался обхватить
Артура, навалиться на него всей тяжестью и тогда уж дать, но Малыш
командовал: "Не подпускай его, Артур, не подпускай!" Артур и не давал
Мяснику подойти близко. И правильно, легковес ни в коем случае не должен
противника близко к себе подпускать.
Кровь из носа Мясника лилась уже прямо ручьем, он и Артуру всю рубашку
перепачкал. Но тут старый дурень О'Трэди из Северного Уэрпуна не выдержал и
как завопит: "Ради бога, Малыш, хватит, ради бога, останови их!" Вот же
старый болван!
Но Артура разве остановишь? На какую-то минуту они сошлись совсем
близко и лупили друг друга куда попало, но потом Мясник не выдержал и
отскочил. Смотрю а глаза у него бегают от страха, как у лисицы, попавшей в
капкан.
Малыш тоже это понял и орет: "Он сдрейфил! Трусит, собака! Кончай его,
Артур! Дай ему!"
Тут все кругом заорали, даже такие парни, про которых и не подумаешь,
что способны кричать, толкаются, лезут вперед, орут: "Дай ему, Артур!"
Двинул Артур Мясника правой, а потом пригнулся и дал ему левой, прямо в
поддых, а еще распрямился, чтобы сильнее вышло. От этого Мясника чуть было
на воздух не вскинуло! Ну, тут уж он обмяк и свалился на солому.
А дальше, брат, все уже точно с ума посходили. Стали ни с того ни с
сего колотить друг друга. Были чуть ли не все пьяным-пьяны и не стали
разбираться, кто кого и за что колошматит. Малыш уложил Рыжего, я Пройдоху
поставил на голову в навозную кучу, но вот кольца, черт меня побери, так и
не сумел взять.
И Стрелок не без восхищения закончил свой рассказ словами:
- Да, ночка была! Что надо!..
ГЛАВА 7
Я сидел на перекладине забора у своей конторы. Каждый вечер после
работы я сидел так, мечтая, жадно впитывая в себя окружающий мир. Я смотрел,
как тонкие стебельки трав выцветали и умирали под горячими лучами солнца,
смотрел, как из-за холмов надвигается дождь, вдыхал аромат земли,
разбуженной ливнями, после которых начинали лопаться семена в почве, и
крохотные острые травинки тянулись вверх к свету. Я наблюдал вечный
круговорот - появление ростка, безудержное стремление его исполнить свое
назначение на земле, созревание семян, смерть и снова возрождение к жизни.
А я смотрел на все это со стороны, я не принимал во всем этом никакого
участия, я не был ни солнцем, ни дождем, ни кормилицей-землей. Семена жизни,
заложенные во мне, дремали. Красота природы, которую я видел, сидя на
перекладине, не радовала, а повергала меня в уныние, эта красота только
подчеркивала уродство и бессмысленность окружавшей меня жизни.
Необходимость корпеть в конторе, да еще жить в таком окружении,
вызывали во мне чувство злого отчаяния. Я иногда весь передергивался,
стараясь отогнать тяжелые мысли, Я легко раздражался, но мне приходилось
сдерживаться, чтобы не выходить из себя всякий раз, когда Артур или Малыш
открыто старались оберегать меня. Я не мог обойтись без их покровительства,
но прямой помощи старался избегать всеми силами.
Не помню случая, чтобы отец протягивал мне руку помощи в
затруднительном положении - разве когда другого выхода не оставалось. Со
своей добротой и пониманием он смотрел далеко вперед. Он всегда готов был
встать на мою защиту, но в то же время старался приучить меня к
самостоятельности. Даже когда я еще не был калекой, он воспитывал меня так,
чтобы я смог, жить и побеждать в мире, в котором останусь когда-нибудь без
его поддержки. Что произойдет со мной, когда его не станет, - если он будет
всячески ограждать меня от людей, пусть подчас несправедливых и жестоких.
Когда я еще мог бегать, как другие ребята, я часто падал и обдирал себе
колени гравием. Несмотря на мой рев, отец никогда не бросался меня
поднимать.
- Вставай! - ласково говорил он. - Подумаешь - коленку оцарапал. Велика
беда! Я всегда ходил с ободранными коленями, когда был маленьким.
И он заводил разговор о чем-нибудь другом, а я, прихрамывая, шел рядом.
Ему очень правился один рыжий мальчик, с которым я часто играл. Отец
мальчика умер. Мать, тихая, скромная женщина, бывало, подходила к дверям
дома, где служила у фермеров экономкой, и смотрела на сына с ласковой
улыбкой. "До чего же на отца похож!" - говаривала она.
Рыжий мальчик никогда не плакал, когда падал и больно обдирал себе
коленки.
- Мальчики не плачут, - вызывающе говорил он дрожащими губами. Это
внушила ему мать.
Я тоже любил этого мальчика и, падая, стал повторять его слова. Отец
был явно доволен мной.
Отец считал - хотя никогда не умел как следует выразить свою мысль
словами, - что дети, с которыми чересчур нянчатся, вырастают избалованными,
а ребенок, воспитанный самостоятельным, независимым, станет в свое время
человеком, на которого смогут опереться в трудную минуту слабые. А это отец
считал высшим достоинством.
- Как веточка согнута, таким и дерево вырастет, - сказал он мне
однажды.
Когда я был еще ребенком, наш священник попросил отца разрешить мне раз
в неделю приходить играть с его детьми. Трудно сказать, почему он счел, что
я ровня его детям - хорошо одетым, вежливым и скромным. Возможно, священник
просто жалел меня - калеку - так, по крайней мере, думал отец.
Отец разрешил и высказал при этом неожиданную для священника мысль:
"Может, вашим это только на пользу пойдет". Такое замечание не только
изумило, но и огорчило доброго пастыря, который, однако, следуя библейскому
завету, раздражение сдержал.
Это был первый и единственный раз, когда меня пригласили в гости,
поиграть. Перед отходом отец лишь сказал мне: "Пора этим ребятам сбросить
путы, в которых он их держит. Ты им покажи, что на людях жить веселее".
Я не понимал тогда глубокого смысла этих слов, теперь же, сидя на своей
перекладине, подставляя лицо солнечным лучам, я вдруг осознал их значение.
Теперь я сам был как стреноженная лошадь, не в силах освободиться от
ненавистной веревки, вынужденный довольствоваться выжженным лугом.
Этот день начался для меня плохо, отчего моя неприязнь к людям
усилилась и стала заметней.
Рано утром на дороге, ведущей с гор, появился воз дров, запряженный
парой ломовых лошадей. Бородач, шагавший рядом, вез дрова на продажу в
город. Он, наверное, долго валил в горах сухие деревья, пилил их и колол.
Топор в кожаном чехле был привязан к возу. Так тщательно оберегать свой
топор станет только человек, который дорожит им.
На дровосеке поверх серой рубашки был поношенный жилет, новенькие
заплаты украшали штаны из грубой холщовой ткани. "Работа прилежной жены", -
подумал я. Дровосек остановил лошадей у гостиницы, положил подпорки под
колеса и зашел в бар выпить.
Едва заслышав, как он крикнул лошадям: "Тпру, стой!" - Фло Бронсон в
розовом халате поспешно открыла дверь бара. Она встретила его улыбкой и
веселым замечанием о погоде.
Я только что проводил в путь Артура и зашел в кухню позавтракать.
Интересно, подумал я, что предпримет Фло, чтобы задержать дровосека в баре,
пока появятся другие посетители и начнется общий разговор.
В кухне Шеп уже ждал своего выхода. Он то и дело облизывал бледные
сухие губы, беспокойно слонялся по комнате, часто подходил к двери и
заглядывал в коридор, который вел в бар. В нетерпении он сжимал и разжимал
пальцы.
- С перепоя ломает, - сказал он Стрелку.
- Да, провернули вчера неплохо! - заметил Стрелок; глаза у него были
красные от недосыпу. - У меня у самого с утра язык как суконный был.
Я кончил завтрак и уже поднялся из-за стола, чтобы отправиться на
работу, когда Фло Бронсон заскочила в кухню и сунула Шепу несколько монет.
- Живо! - коротко бросила она и торопливо побежала в бар; Шеп зашаркал
вслед за ней.
Дровосек уже направлялся к крыльцу, но Шеп ловко перехватил его. Они
все еще о чем-то говорили, когда я уходил в контору. Шеп играл свою роль
умело, не грубо: после дружеской беседы, естественно, труднее отказаться от
приглашения выпить. Кроме того, за это время у клиента должно было появиться
чувство, что он недопил.
Когда я пришел из конторы пообедать, дровосек стоял в баре в компании
мужчин и громко о чем-то разглагольствовал. Время от времени он замолкал и
кивал с довольным видом, соглашаясь с собеседниками, которые, конечно,
сочувствовали его невзгодам и во всем поддакивали. Шеп, выполнивший свою
предательскую работу, чистил конюшню с обиженным видом человека,
незаслуженно попавшего в опалу. Он кидал отчаянные взгляды на дверь бара, в
надежде, что кто-нибудь позовет его выпить.
Меня тревожили лошади, которых дровосек оставил у входа. Они томились
под горячим солнцем целое утро, и передняя в упряжке была неспокойна. Я
вышел взглянуть на них. В оглоблях стояла могучая клайдесдельская кобыла с
широким крупом. Воз был без тормозов, и удерживать его, когда дорога шла под
гору, было делом нелегким. Нагружен был воз тяжело, и изрядную долю этой
тяжести лошадь принимала все утро на свою спину. Я задумал опустить лежавшие
вдоль оглобель и продетые в кольца подпорки, чтобы переложить на них груз,
приходившийся на спину лошади, но у меня не хватало сил сделать это.
Я попросил помочь человека, который стоял на веранде, тот подставил
плечо под оглоблю и поднял ее, затем освободил подпорки, опустил их и упер в
землю. Кобыла переступила с ноги на ногу и заняла более удобное положение.
Придя в кухню, я сказал Стрелку про этих лошадей:
- Напоил бы ты их после обеда.
- Ну знаешь, - ответил он раздраженно. - Я и себе-то выпивку не всегда
достаю, стану я еще каких-то лошадей поить.
Стрелок в это время помогал Роуз с заказами, которые передавала
Вайолет, возвращаясь из столовой в кухню. Монотонно звучали слова, возвещая
появление Вайолет с пустым подносом.
- Ростбиф два раза... яблочный пирог и сливки - один раз.
Стрелок быстро ставил на поднос заказанные блюда. Я сидел за кухонным
столом, раздумывая, что бы такое съесть.
Я неизменно обедал на кухне, чтобы Вайолет не приходилось подавать мне
в столовой, да и вообще я почему-то считал, что место мое здесь.
Отказ Стрелка напоить лошадей рассердил меня, но я заставил себя
сдержаться. Я встал и положил себе сосиски с картофелем прямо из кастрюли на
плите. "Когда-нибудь, - подумал я, - мы со Стрелком обязательно