аконец  по
взаимному согласию остановился на "Ностальжи".  Едва  запел  полузабытый
мною Африк Симон, оказалось, что мы уже приехали.
   Дом художника располагался в  старинном  купеческом  доме,  наверное,
бывшем в  свое  время  доходным,  а  потом  ставшем  муравейникоподобной
коммуналкой. Несколько лет  назад,  не  знаю,  что  нашло  на  городские
власти, но они вдруг как-то в одночасье выселили  всех  жильцов,  а  дом
взяли, дал отдали Художественному фонду.
   Не иначе как  нашу  мэрию  сглазили.  Но  она  быстро  оклемалась  от
нездорового забалдения, потому как  со  всеми  религиозными  конфессиями
была в дружбе и те пошуршали по своим связям наверху,  сглаз  пропал,  и
больше никаким художественным  союзам,  насколько  я  знала,  ничего  не
досталось.
   Дом был построен квадратным в плане, со двором внутри и въездом через
ворота в арке, выходившим на Московский проспект.  Точнее,  перекошенные
старинные ворота были при коммуналке. При художниках они просто исчезли,
да это и правильно: реставрировать  их  было  не  на  что,  а  оставлять
неприлично. Найденное решение устроило всех: власти, потому как вид стал
приличный, и художников, потому  что  после  сдачи  ворот  в  металлолом
зеленый змий сутки бил хвостом, стимулируя в них вдохновение.
   Оставив "Ауди" слева от арки, Роман вышел из  машины,  обошел  ее  и,
подав руку, выпустил и меня тоже.
   - Машины во двор не заезжают,  -  как  бы  извиняясь,  сказал  он.  -
Существует такая негласная договоренность.
   Я кивнула,  и  Роман,  заперев  машину,  предложил  мне  прогуляться,
обещая, что это совсем недалеко и буквально рукой подать.  Пришлось  ему
поверить. Оказалось, и на самом деле недалеко и достаточно живописно.
   Двор за аркой был небольшим,  неасфальтированным  и  дурно  пахнущим.
Роман постарался меня побыстрее провести через  него,  занимая  каким-то
разговором, а я ради приличия делала вид, что когда разговариваю, то все
остальные способности у меня не работают - ни зрение, ни обоняние.
   Когда-то по такому принципу работал  первый  пароходик  Фултона.  Вся
сила его парового  котла  уходила  либо  на  вращение  колеса,  либо  на
свисток.
   Получалось, что, когда пароходик плыл, он не мог  свистеть,  а  когда
свистел, то не мог плыть.
   Я сыграла в пароходик Фултона, Роман придержал узкую деревянную дверь
на тугой пружине и пропустил меня вперед к узкой лестнице.
   Мы поднялись на третий этаж. На лестничной  площадке  каждого  этажа,
миниатюрной, буквально в полшага площадью, находилась только одна дверь.
   Как объяснил мне Роман, за каждой  дверью  скрывалась  мастерская  на
одного семейного художника.
   - А несемейным мастерские не положены? - наивно спросила я. -  В  чем
здесь подвох?
   - Это не подвох, а жизнь, Ольга,  -  улыбнулся  Роман.  -  Мастерская
одновременно  является  и  квартирой,  хоть  это  и  не   положено,   но
руководство фонда смотрит сквозь пальцы на такие вещи.
   -  Это  называется  не  сквозь   пальцы,   а   достижение   здорового
компромисса, - хмыкнула я. - Черт с вами, живите, если  ничего  поделать
нельзя, но только семьями.
   - Может, и так, - согласился Роман.
   На третьем этаже все было то  же  самое,  только  дверь  на  площадке
открыта. За нею стоял полумрак и слышалась музыка на фоне голосов.  Или,
наоборот, голоса на фоне музыки. Не суть важно.
   Роман зашел первым, я -  за  ним  и  сразу  же  окунулась  в  истинно
богемную атмосферу.

Глава 8

   Во-первых, здесь царил полумрак, поэтому сразу невозможно  было  даже
понять, каков размер помещения,  в  которое  я  попала.  Оно  освещалось
маленькими фонариками, красными и квадратными вроде китайских.  Фонарики
были укреплены на стенах почти под самым потолком, и некоторые из них  я
приняла за  отражения  в  зеркалах,  потом  постаралась  приглядеться  и
сообразить, что к чему, но снова запуталась.
   Людей собралось тьма-тьмущая Казалось, даже намного больше,  чем  это
помещение могло  вместить  для  приличной  презентации.  Слева  хихикала
какая-то группа,  обволакиваясь  табачным  дымом;  справа  негромко,  но
настойчиво гремели посудой.
   Я сделала два шага вперед, оглянулась на Романа, и тут кто-то подошел
ко мне вплотную спереди и притянул к себе.
   Я отпрянула, но поздно, и оказалась в  объятиях  высокого  и  пьяного
парня, выдохнувшего на меня что-то из коллекции отравляющих  веществ.  Я
почувствовала, что мне становится дурно.
   - Ого, новая лялька! - высказался парень и прижал меня  к  себе  так,
что у меня в спине что-то хрустнуло.
   - Эта девушка со мной, - Роман, со свинским  опозданием  показавшийся
слева, положил руку на плечо парня  и  немного  отжал  его.  Я  получила
возможность перевести дух и затрепыхаться.
   - Не-а, уже со мной! - куражисто высказал  парень,  но  тут  на  него
сзади с веселым смехом навалились две девушки, и парень,  отпустив  меня
без лишних слов и, кажется, без сожаления,  повернулся  и,  покачиваясь,
ушел с ними.
   - Извините, Ольга, - пробормотал Роман, беря меня под руку  и  отводя
чуть в сторону, ближе к стене, где никого не было,  -  не  уследил,  моя
вина.
   - Однако, - проговорила я, нащупывая сигареты в сумочке.  Если  здесь
курили местные аборигены, следовательно, и мне  было  можно.  -  Однако,
Роман, ваша презентация какого-то нового стиля и направления. Мы  вообще
туда попали? Я ожидала увидеть что-то совсем другое.
   - Мы немного опоздали, - смущенно произнес Роман, - официальная часть
уже закончилась и, короче...
   - Ясно, - сказала я, еще не понимая, хочу ли  я  здесь  остаться  или
нет. - Но  мне  была  обещана  культурная  программа,  а,  кроме  пьяной
гориллы, пока еще ничего  не  показали.  Горилла  -  ничего,  почти  как
настоящая, спасибо.
   - Это Лелик, очень  талантливый  скульптор.  Вы,  Ольга,  разумеется,
знаете про Эрнста Неизвестного? - спросил Роман.
   Я немного обиделась за вопрос и поэтому отреагировала соответственно:
ахнула и с придыханием произнесла, словно была на грани истерики:
   - Так это был он?!! Не узнала, вот досада!
   Роман покосился на меня и, не зная точно, шутила я  или  нет,  быстро
закончил свое сообщение - У Неизвестного, по сути,  талантик  масенький,
об этом даже и говорить смешно... А вот Лелик - звезда мирового уровня.
   Роман повел меня дальше вдоль правой стены, на этот раз идя первым  и
первым на себя принимая удары  судьбы  и  резвившихся  живописцев  и  их
гостей.
   Пока мы пробирались неизвестно куда, глаза мои  привыкли  к  скудному
освещению красных фонариков,  и  я  разглядела,  что  зал  был  большой,
приблизительно метров тридцать площадью. Стены завешаны картинами разных
размеров - от совсем небольших до огромных. Одна была просто  неприлично
большой, от пола до потолка, и изображала что-то облачно-простыночное  с
рельефно выступающим скрипачом, скрученным из гнутой проволоки. В чуждом
мире шестидесятых годов это называлось поп-искусством,  ну  а  у  нас  в
Тарасове, похоже, было последним писком на уровне гениальности.
   Заметив мой интерес к произведению, Роман наклонился и объяснил:
   - Это "Скрипач" Косульского. Он его отказался продать за десять тысяч
марок.
   - Плохо видно, - посетовала я, - но мне кажется, что я бы  отказалась
купить эту картину даже за десять марок. Почтовых.
   -  Ольга,  это  новое  искусство,  и  тут  нужен  опыт  в  оценке,  -
наставительно сказал Роман. - Он талантлив. Вы Шемякина знаете?
   - Он ничто в сравнении с Косульским? - догадалась я.
   - Ну примерно.
   Роман даже не обиделся, хотя уже и мог бы.
   - Сейчас я  сориентируюсь  и  познакомлю  вас  с  моими  друзьями,  -
обрадовал меня Роман, - но для начала хотелось бы  определить,  где  тут
фуршет...
   - ..был, - закончила я его фразу.
   Мне здесь начинало  нравиться.  Давненько  я  не  окуналась  в  такое
искреннее разгильдяйство.
   Роман не расслышал моей реплики Он героически оттолкнул от меня  трех
сцепившихся друг с другом живописцев, выясняющих, кто у кого что  украл,
и я подумала, что пока отпускать его на разведку нельзя: чревато...
   - А здесь только художники? - спросила я, начиная  разговор  и  видя,
что Роман сам до этого почему-то не поднимается.
   - Ну что вы, Ольга, - ответил Роман, тоже закуривая. - Общество здесь
самое смешанное, если не сказать смешное. Можно встретить кого угодно.
   От артистов до  бомжей.  Хотя  между  ними  иногда  и  не  существует
разницы. Все зависит от периодов финансовых и творческих.
   - Любопытно, - сказала я, отметив литературность фразы, и подстегнула
Романа дальше. - Ну, например.
   - А вот посмотрите во-он туда. - Роман,  вытянув  руку  с  сигаретой,
оттолкнул очередного нетрезвого покусителя на мое спокойствие и  показал
куда-то в толпу, плотно тусующуюся перед нами.  Второй  рукой  он  очень
легко обнял меня за плечи, поворачивая влево,  надо  думать,  чтобы  мне
было лучше видно, да и оставил ее на плече, словно позабыв  об  этом.  Я
промолчала, будто не заметила. Мне стало еще интереснее, хотя все  равно
сие  действо  на  презентацию  было   похоже,   как   наша   карасевская
самодеятельность на Малый театр. Ну, да  назвавшись  гостем  живописцев,
отбой давать было поздно.
   - А что там такое? - спросила я, не понимая, куда мне смотреть: то ли
на  повизгивающих   девочек   в   коротеньких   юбчонках,   то   ли   на
промелькнувшего в полумраке знакомого гориллообразного скульптора.
   -  А  вон  видите,  Ольга,  почти  напротив  нас,  у  картины  седого
нечесаного старика рядом  с  девушкой?  Это  наш  местный  суперстар  по
фамилии Альтшайзер. Знаете такого?
   - Вообще-то слышала, - пробормотала я,  вглядываясь  в  суперстара  и
думая  уже  совершенно  о  другом.  Я  и  не  ожидала  в  этом   злачном
двусмысленном месте такой встречи. А Роман продолжал:
   - Интересная личность, между прочим,  по-своему,  конечно.  Не  знаю,
почему, но его считают нашим тарасовским Райкиным, однако  общего  между
ними только  национальность  и  не  более  того.  Так  вот  этот,  прошу
прощения,  артист,  считает  себя  несомненно  творческой  личностью   и
известен как коллекционер живописи. Вам это интересно?
   - Да, да, -  проговорила  я,  делая  шаг  в  толпу  и  беря  курс  на
Альтшайзера, беседующего с высокой девушкой и размахивающего  перед  ней
руками.
   Сразу  и  непонятно  было,  то  ли  он  репетировал  Отелло,  то   ли
рассказывал анекдот. Однако я продолжала внимательно слушать, потому что
как женщина имела интерес к точной информации, а  как  журналист  питала
страсть к сплетням.
   Роман, угадав направление моего движения, тоже врезался в толпу, и мы
пошли через нее как два ледокола.
   -  Когда  Альтшайзер  появляется   у   нас   в   фонде,   то   словно
предупреждающий крик проносится как сигнал о  землетрясении.  Понимаете,
Ольга, художники - люди небогатые,  и  им  часто  бывает  важно  продать
картину хоть за какие-то деньги, чтобы  купить  краски  и  батон  хлеба.
Альтшайзер же никогда не платит. Он прилипает как банный лист  к  одному
месту и цыганит до тех пор, пока ему хоть что-то не подарят. Вся его так
называемая коллекция производит сильнейшее впечатление  халявы,  и,  так
как он сам ничего не заплатил ни за одну картину, так она  ничего  и  не
стоит...  Хотите   с   ним   поговорить?   А,   понимаю,   журналистский
профессионализм заговорил...
   Роман все-таки опустил руку с моего плеча, потому  что,  если  бы  он
продолжал ее там удерживать, мы были бы похожи на слепого  с  поводырем.
Роль поводыря в данном случае предназначалась мне.
   Мы практически  без  потерь  пересекли  человеческие  заграждения,  и
Роман, не переставая развлекать меня беседой, продолжал:
   - Однажды завалился  и  ко  мне.  Представляете:  буквально  выпросил
Христа ради, невзирая на свое еврейское происхождение,  один  этюд...  Я
нарисовал как-то вечер в парке и неплохо поймал цветовые пятна в луже...
- Роман замолчал и отпихнул от себя одного из  талантливых  скульпторов,
попавшегося на пути. Я заподозрила профессию по фигуре:  и  этот  парень
был такой же небольшой гориллой, как и предыдущий.
   До Альтшайзера осталось уже  метров  пять,  и  Роман  немного  сбавил
скорость. Наклонившись  ко  мне,  заговорил  быстрее  и  тише,  стараясь
закончить до того, как мы подойдем к нему:
   -  А  потом  он  пригласил  меня  к  себе  в  гости  пива  попить,  в
благодарность за этюд, значит. Я, как дурак, пошел, будто не  знал,  чем
это могло кончиться - И  чем  же  кончилось?  -  рассеянно  спросила  я,
продолжая  буравить  взглядом  размахивающего   руками   Альтшайзера   и
уговаривая себя, что мне померещилось и такого быть не может.
   - Чем, чем, - буркнул Роман, - он  выставил  на  стол  бутылку  пива,
Чебурашку, налил из нее себе,  жене  и  дочери,  а  остальное  предложил
мне...
   В этот момент мы как раз и приблизились к цели нашего перехода.
   - Привет! - сказала я.
   Девушка, разговаривавшая с Альтшайзером, вздрогнула и повернулась. Ею
оказалась.., моя Маринка. Я не ошиблась!
   - Ого! - весело воскликнула она. - А что ты тут делаешь? Тоже  решила
стать культурной?
   - Что значит "тоже"? - возмутилась я.
   - Ну, как я, - невозмутимо пояснила эта  швабра.  -  Вы  не  знакомы,
Эмиль  Эмильевич?  Это   моя   начальница!   Главный   редактор   газеты
"Свидетель", Ольга Юрьевна Бойкова.
   - - Не доводилось, но очень-очень  рад!  -  Альтшайзер  обшарил  меня
взглядом и, увидев Романа, растянул рот  в  профессиональной  улыбке.  -
Рома, здравствуйте! Как я рад вас видеть, дорогой вы мой человек!  А  вы
знаете, ваш  великолепный  этюд  совсем  зачах  от  одиночества  в  моей
коллекции. Просит найти ему родственников, чтобы его навестили.
   - И повесились рядом, - пробормотала я, но тут же испуганно  прикрыла
рот рукой.
   - Где же я найду ему родственников? - угрюмо  спросил  Рома,  опуская
голову и внимательно рассматривая носки своих ботинок.
   - А напишите, вы же такой  талантливый!  Прямо  Бакст!  -  Альтшайзер
двумя руками вцепился в  плечо  Романа  и  заулыбался  еще  шире.  Рома,
полуотвернувшись,  поморщился,  потом,  словно  махнув  рукой,  попер  в
отчаянное сопротивление.
   -  Бакст  занимался  цветной  графикой!  Он  вообще  был   прикладным
художником. Для театра работал очень декоративно. А я...
   - А вы гораздо интереснее Бакста, - быстро согласился Альтшайзер. - Я
нарочно вспомнил о нем, чтобы оттенить ваше дарование. На фоне Бакста вы
выглядите монолитом, глыбой! Ваши цветовые  находки  смелы,  смелы!..  -
Потеряв всякий интерес к Маринке и совершенно  не  обращая  внимания  на
меня, он прицепился за руку Ромы.
   Я попробовала обойти эту пару, но у меня не  получилось.  Альтшайзер,
не отпуская Романа, умудрялся так вертеться на месте, что занимал  места
больше, чем ему было отпущено природой. Я взглянула на Маринку, она  мне
подмигнула и пожала плечами.
   - Ах, Рома, Рома! - продолжал умилительно бормотать Альтшайзер. - Вам
ведь нужно паблисити, а кто, как не я, сможет вам его устроить?  У  меня
завтра в гостях будут два ведущих искусствоведа из  Израиля,  из  города
Эйлата,  один  профессионально  занимается  строительством,  у  него   в
подчинении целая бригада эфиопов..
   - Что? - ошарашенно пробормотал Роман, но чувствовалось, что  он  уже
попался и  без  выкупа  ему  не  выбраться  из  цепких  лапок  халявного
коллекционера. Я выбрала момент и просочилась между  Романом  и  стеной,
подойдя к Маринке.
   - Что ты тут делаешь, подруга? А вешала мне  лапшу,  что  поедешь  на
Багамы или Панамы с каким-то чудо-спонсором? - укорила я.
   - Куда ж я  денусь  с  исторической  родины?  -  фыркнула  Маринка  и
посмотрела на Альтшайзера, явно побеждающего растерянного Романа.
   - Пойдем, что ли, к бару, там веселее, -  предложила  Маринка.  -  От
этого пожилого клоуна отстать просто невозможно, забалтывает до смерти.
   Так что ты меня спасла, вовремя появилась.  А  бар  тут  недалеко,  в
соседнем закутке, - она показала рукой где.
   - Ты сюда за алкоголизмом пришла? - притворно ужаснулась я,  все  еще
привыкая к мысли об обретении Маринки и не зная, как себя вести.  Насчет
особой радости врать не буду, но, в общем, и огорчений я не  испытывала;
скорее испытывала сильнейший приступ любопытства. Что она здесь  делала?
Тоже собралась коллекционировать живопись?..
   - Ага, за алкоголизмом, за чем  же  еще?  Ты  меня  всегда  правильно
понимала, - неожиданно с обидой выдала Маринка. -  А  я,  между  прочим,
решила весь свой отпуск провести в изысканном обществе, подальше от вас,
журналюг. Ты знаешь, только в той тусовке я поняла, как много потеряла в
жизни, разнося кофе по кабинетам!
   Я покачала головой и промолчала. В одной книжке, помнится, была фраза
про Остапа Бендера, которого все время заносило.
   - А мне здесь нравится, я вообще решила заняться  живописью  и  стать
творческой личностью в смысле глобальном. Даже  начала  брать  уроки,  -
гордо заявила Маринка и взглянула на меня с пренебрежением. Ей наверняка
в этот момент померещилось во мне что-то косное.
   - У Альтшайзера будешь учиться? - догадалась я.
   - А это кто? Это кличка такая? - не поняла Маринка.
   - Это фамилия пожилого парнишки, который на  этом  месте  только  что
руками размахивал, - объяснила я.
   - С ума сошла?! - оскорбилась Маринка. - Чему  он  может  научить?  У
меня есть один знакомый художник, я тебя с  ним  познакомлю.  Увидишь  -
обалдеешь!
   - Вот с этого и нужно было начинать! -  сказала  я.  -  Со  знакомого
художника.. А то начала плести бог знает что - изысканное общество!..  И
давно у вас с ним это?
   -  Что  "это"?  -  Маринка  так  искренне   вытаращилась   на   меня,
демонстрируя непонимание вопроса, что я едва не зевнула.
   - Уроки! - принужденно  рассмеялась  я.  -  Давно  у  вас  эти  уроки
начались?
   Маринка взглянула на меня, стараясь изобразить на  лице  негодование,
но сама не выдержала первой и тоже рассмеялась.
   - Как раз за неделю до отпуска мы  с  ним  познакомились.  Любопытный
парень, неординарный, вот посмотришь, но имей в виду!.. - Маринка  вроде
бы шутя погрозила мне пальцем, и я послушно закивала.
   - Уже, уже имею, не волнуйся! Где он у тебя прячется, надеюсь,  не  в
сумке?
   - Хотя ты же мне не соперница, - раздумчиво закончила свою мысль  эта
швабра. - Нет, не в сумке, он за коктейлем пошел, а тут  я  и  попала  в
плен к этому старому шулеру. Ты не знаешь случайно, кто он такой?
   - Ну ты  даешь,  мать!  Это  почти  великий  артист  от  центрального
проспекта до самых до окраин. Известен всем театральным билетершам.
   - Ну слава богу, что я не билетерша и мне-то он точно не известен,  -
ухмыльнулась Маринка, - Альтшайзер, точно? Не псевдоним?
   Я собралась уже сказать ей что-то резкое, но тут Маринка сильно сжала
мне руку.
   - Вот идет мой художник, не вздумай вертеть башкой. Так и быть, я вас
познакомлю. Уговорила.
   Не успев никак отреагировать, я  решила  отложить  свое  великолепное
непридуманное мщение на потом: меня поразили изменения в моей подруге.
   Маринка вдруг в одну секунду, потеряв  свое  человеческое  и  дамское
обличье, внезапно поглупела лицом, в глазах ее четко обозначилось нечто,
простите за выражение,  телячье,  и  я,  полуоткрыв  рот  от  изумления,
повернулась к предмету ее обожания.
   То, что здесь наблюдалось именно обожание, а не что  другое,  у  меня
уже сомнений не вызывало.
   Молодой человек из обычных, вовсе не двухметрового  роста,  брюнет  с
голубыми глазами, одет подчеркнуто консервативно и аккуратно, ну то есть
не скажешь, что из богемы, а скорее всего, похожий на менеджера среднего
мебельного магазина. Он подошел, держа в руках два фужера с шампанским.
   Менеджер улыбнулся  Маринке  и  вперил  взгляд  в  меня.  Взгляд  мне
показался стеклянным. Я отреагировала минимально: только пожала плечами.
   Если хочется мальчику изображать из себя этакого вампира, ради  бога,
чесноком мазаться не со