Светлана АЛЕШИНА
   Ольга Бойкова 1-4
   
   ЛЮБОВЬ ЗЛА
   ПРЕСТУПЛЕНИЕ БЕЗ НАКАЗАНИЯ
   ТЕНЬ НА ПЛЕТЕНЬ   
   НЕ ЛЮБЛЮ ПОДДАВКИ
   
   
   Светлана АЛЕШИНА
   ЛЮБОВЬ ЗЛА



Глава 1

   Наверное, многие замечали такую закономерность: стоит машине выйти из
строя, так и погода сразу становится хуже некуда.  Непролазная  слякоть,
ветер и дождь или пекло и пыль -  вариантов  много,  но  в  моем  случае
погода избрала для меня первый вид наказания.
   Стоя на остановке, я сиротливо  куталась  в  плащик  и  жалела  себя,
несчастную. Конечно, что-то  я  смогла  предусмотреть  -  надела  старый
плащик вместо нового, недавно приобретенного  роскошного  пальто,  взяла
зонтик, натянула на ноги кожаные ботинки  вместо  любимых  замшевых,  но
разве с природой поспоришь? Косой холодный  ливень  коварно  хлестал  со
всех сторон, хотя неприятнее всего были глянцевые  веера  жидкой  грязи,
вылетающие из-под колес проносящихся мимо беззаботных  счастливцев.  "О,
где ты, подруга дней моих суровых?" - тоскливо думала я о своей  "Ладе",
ловко закрываясь зонтиком и подальше отскакивая  от  дороги,  где  хищно
колыхалась бесцеремонно потревоженная  очередным  автомобилем  бездонная
маслянистая лужа.
   Владельцы даже самой захудалой самоходной техники  знают,  что  порча
погоды после поломки автомобиля неизбежна так же, как после мытья  оного
или при сушке полотенец на балконе. Как-то там теперь моя  верная-верная
"Лада"?..
   Проблемы начались еще рано утром  по  пути  в  аэропорт.  Кряжимский,
бессердечно бросив нас на произвол судьбы, улетал на  юг  в  коротенький
отпуск  и  попросил  подбросить  его  до  вокзала.  Отдыхать  он   любил
обстоятельно, со вкусом и комфортом, вещей всегда с  собой  брал  много,
но, когда появился в дверях подъезда с очередным необъятным чемоданом, у
меня появилось подозрение: наверное, он забыл, что я езжу не на грузовой
машине типа "КамАЗ", а на скромной легковушке. Моя  "Лада"  аж  присела,
когда, хлопнув багажником, на сиденье рядом плюхнулся Сергей Иванович.
   Выруливая   со   двора,   я   косилась   одним   глазом   на   своего
неразговорчивого  сотрудника,  менее   всего   почему-то   похожего   на
счастливого курортника. Был он непривычно хмур, взъерошен,  неопрятен  и
помят, как человек, который устал настолько, что махнул на себя рукой. А
ведь Сергей Иванович был единственным человеком в редакции,  который  не
зевал по утрам и всегда был на зависть собранным, точным и аккуратным. Я
почувствовала укол совести - нужно было, наверное, давно отправить его в
отпуск. Частенько на нем и  держалась  наша  газета.  Я  выполняла  свои
обязанности   босса   постольку-поскольку,   с   энтузиазмом   занимаясь
собственно журналистикой, а нудная  организационно-хозяйственная  работа
ложилась на плечи Сергея Ивановича. "А ведь еще сама  везу  незаменимого
сотрудника в аэропорт", - грустно думала я, представляя себе две  недели
без Кряжимского. До чего же мы все привыкли друг к Другу...
   - Сергей Иванович, что-то случилось? - наконец не выдержала я.  -  На
вас прямо лица нет.
   - Да нет, Оля. Все в порядке. - Он помолчал, затем добавил:
   - Просто иногда получается так, как мы совсем  не  ожидаем,  а  порой
меньше всего хотим, чтобы произошло то или иное событие.
   - Может, я могу чем-то помочь?  Вы  же  знаете,  мы  все  готовы  все
сделать для вас. Готовы под самым сенсационным материалом поставить вашу
фамилию, - сделала я попытку пошутить. - Готовы даже на такую жертву!
   Он едва заметно улыбнулся:
   - Боюсь, Оля, что здесь ничем не поможешь!
   "Лада"  вдруг  чихнула  и  дернулась,   бесцеремонно   прерывая   наш
тет-а-тет.
   - Уже ничего не исправишь, - бормотал Сергей Иванович, погруженный  в
свои невеселые мысли. - Я такое натворил, что и... - Он махнул  рукой  и
отвернулся к окну. - Забудьте, Оленька.
   Я встревоженно посмотрела на него, но тут "Лада" чихнула  еще  раз  и
затряслась.
   - Нет, нет, нет! - испуганно запричитала  я,  мгновенно  забывая  обо
всем. - Что с тобой,  солнце  мое?  Ты  не  можешь  так  поступать,  это
нечестно!
   Посмотри на меня, я вон сколько тружусь - и ничего!
   - Так она же не человек, - резонно заметил  Кряжимский,  -  Но  и  ей
отдых и забота нужны, иначе никак.
   Я, увы, не принадлежу к тем чудо-женщинам, которые в подобных случаях
с холодным мужеством открывают капот, хладнокровно созерцают запутанный,
как разъяренные змеи  в  мешке,  клубок  проводов  и  прочие  загадочные
приспособления, находят  неисправность  и  мгновенно  устраняют  ее.  Мы
кое-как с  грозно  взрыкивающим  мотором  и  частыми  непредусмотренными
остановками добрались до аэропорта. Времени оставалось  впритык.  Сергея
Ивановича у меня буквально похитил невесть откуда появившийся Ромка,  и,
нагруженные чемоданами, они оба с удивительной быстротой исчезли с  глаз
долой. Я успела только помахать Сергею Ивановичу рукой,  когда  он,  уже
освобожденный  от  своего  немыслимого  багажа  (что  же  он   все-таки,
интересно, с собой везет?), проходил регистрацию. Рядом возник Ромка.
   - Эх, море! - мечтательно произнес он, провожая глазами скрывающегося
за дверями Кряжимского. - Жара, оживление, веселый шум...
   - Вот-вот, прямо наша редакция, - согласилась я. -  Как  кстати,  что
рабочий день уже начался.
   Ромка поперхнулся, неуверенно вякнул утратившим  одушевление  голосом
что-то про дельфинов и чаек, но тут же воспрянул духом, ибо работу  свою
любил.
   - Довезете? - с надеждой спросил он.
   - С удовольствием бы, - мрачно ответила я. - Но боюсь, сегодня  не  я
езжу на "Ладе", а она на мне.
   Докатившись, по-другому и не скажешь, до  станции  техобслуживания  и
оставив там свой закапризничавший автомобиль, я  решила  забежать  домой
пообедать и переодеться. Небо  угрожающе  темнело,  и  в  результате  на
работу я добралась только  к  трем  часам,  насквозь  промокшая,  клацая
зубами от холода, но преисполненная боевого духа и упрямой бодрости.
   При виде меня Маринка только пискнула и убежала варить кофе.  Я  едва
успела  снять  плащ,  сменить  обувь,  как  она  уже  вошла  в  кабинет,
торжественно держа поднос в руках.
   -  Ax,  -  блаженно  выдохнула  я,  хватаясь  за  чашку  с  дымящейся
жидкостью. - Ты - чудо!
   - Спасибо, я знаю, - скромно ответила Маринка. - Ромка нам уже  успел
рассказать про твои проблемы.
   Она заботливо оглядела меня и со знанием дела сказала:
   - Ничто так не согревает, как кофе. С коньяком.
   Я подозрительно посмотрела в чашку, а  подняв  глаза,  увидела  перед
собой маленькую бутылочку отличного коньяка.
   - НЗ, - пояснила Маринка. - Храню специально для подобных случаев.  -
И умчалась, не дав обвинить себя в пьянстве на рабочем месте. Вернее,  в
подстрекательстве к оному.
   Растроганная подобным вниманием к своей персоне, я умиротворенно села
поглубже в кресле, подтянув коленки к подбородку - босс  я  или  нет,  в
конце концов, - протянула руку к бумагам на столе, собираясь неторопливо
просмотреть, что появилось новенького, как за стеной послышались  шум  и
возмущенные голоса, потом дверь ко мне с  грохотом  распахнулась,  и  на
пороге возник воинственного вида дедушка.
   - Ага! - обличающе провозгласил он. - Я вам устрою неприятности, -  и
резко замолчал, ошарашенно глядя на меня, промокшую, с ногами в  кресле,
а главное - на бутылку коньяка, стоящую рядом.
   - Вот он, вертеп, - протянул он сквозь зубы. - Зато ничтоже сумняшеся
про порядочных людей пишут!
   В кабинете  беззвучно  возник  наш  фотограф  Виктор,  при  случае  и
телохранитель,  приобнял  дедушку  за  плечи   и   легонько   подтолкнул
посетителя к  выходу.  Видимо,  удовлетворенный  увиденным  безобразием,
старичок   послушно   позволил   себя   вывести,   но   весь   вид   его
свидетельствовал о том, что он еще вернется.
   Я вздохнула. Старичок стал редакционным  бичом  божьим,  неведомо  за
какие грехи посланным на нас: как-то в одной из статей мы упомянули  его
внучка,  отбывавшего  наказание  в  местах  не   столь   отдаленных   за
вооруженный грабеж, и с тех пор от взбеленившегося родственника не  было
никакого спасения. Он засыпал нас гневными письмами, а  администрацию  -
жалобами на наши клеветнические измышления, позорящие имя добрых людей и
нарушающие их законные права и интересы. Проблема же состояла и  в  том,
что  были  в  администрации  люди,  тоже   недолюбливавшие   газету   за
откровенность, особенно некий Стопорецкий, как и дедушка,  обиженный  на
одну из  публикаций  Кряжимского.  Так  что,  можно  сказать,  различные
проверки и предупреждения сыпались на нас одни за другими.
   - Жди теперь вестей, - ехидно заметила с порога Маринка.
   Я показала ей язык - мол, переживем, и не такое переживали.
   Свои  люди  в  стане  врага  -  это  так  приятно!  Моя  приятельница
Александра обещала предупреждать меня о новых кознях, которые приготовит
нам Стопорецкий, вот я и решила заглянуть к ней, закончив вечером  отбор
материалов для следующего номера  "Свидетеля".  Впрочем,  ради  этого  я
могла к ней и не заходить, она и так всегда помогала,  просто  давно  не
виделись. К тому же, работая в  администрации,  Александра  была  просто
бесценным  кладезем  информации,  и,  перепрыгивая  через  лужи,  я  уже
мысленно прокручивала в голове планы пары интересных статей.
   Сокращая дорогу, я свернула  в  переулочек.  Несмотря  на  совсем  не
позднее время - часов десять вечера всего, - улицы были пустынны: погода
разогнала по домам даже влюбленные парочки. Здесь же почему-то  было  на
редкость  оживленно.  У  одного  из  домов  стояла  милицейская  машина,
суетились люди.
   "На ловца и зверь бежит",  -  заинтересованно  подумала  я,  походкой
хищника-добытчика  приближаясь  к   месту   происшествия.   У   подъезда
остановилась  еще  одна  машина,  из  нее  вылез  человек  с  сумкой   и
фотоаппаратом  наперевес.  О,  да  тут  произошло  что-то  серьезное!  Я
предвкушала горяченькое событие, а рука  сама  собой  уже  потянулась  к
сумочке за телефоном - пора было набрать номер Виктора.
   У подъезда, хватая себя за щеки и в ужасе качая головой,  импульсивно
охала плотная женщина лет  пятидесяти,  в  накинутом  на  плечи  кожаном
пальто и тапочках на босу  ногу,  что-то  взахлеб  рассказывая  стоящему
перед ней с каменным выражением лица милиционеру.
   - А ведь так пел, так пел! - донеслись до меня  обрывки  фразы.  -  И
ведь вот что еще, знаете...
   Капитан уцепился за меня  взглядом,  как  утопающий  за  спасательный
круг.
   - Минуточку, Валерия Борисовна, - кивнул он женщине, козырнул  мне  и
представился:
   - Капитан милиции Палех Андрей  Сергеевич.  -  И  торопливо  добавил,
осторожно обходя женщину:
   - Не согласились бы выступить  в  качестве  понятой?  Были  бы  очень
признательны за помощь.
   Я прямо-таки возликовала от такой удачи, но виду не подала.
   - Ой, и не знаю! - Я даже сделала маленький шажок назад,  всем  своим
видом изображая сомнение и нерешительность. -  А  что  случилось?  Да  и
поздно уже как-то...
   - А я вам чем не подхожу? - поджала губы Валерия Борисовна, метнув на
меня ревнивый взор. - Я-то Степу и знала лучше. Соседи все же.
   - Вот поэтому вам и не положено быть понятой.
   Вы являетесь ценным свидетелем и можете сообщить нам немало  полезной
информации. А понятым должен быть, что называется, человек со стороны, -
терпеливо объяснил капитан, продолжая обходные маневры. - Ваши показания
будут занесены в протокол и станут одним из ценных доказательств.
   А пока можете рассказать о том, что произошло, нашему сотруднику.
   - Саша, - обратился он к совсем еще молодому человеку, только-только,
наверное, еще начинающему работать, или даже стажеру, а  потому  полному
энтузиазма и рвения. - За работу!
   К облегчению капитана, Валерия  Борисовна  без  возражений  мгновенно
переключилась на нового слушателя:
   - Так я говорю, такой крик стоял! А к нему опять  приходил  тот...  Я
все еще удивлялась, что порядочному взрослому  человеку  надо  от  этого
молодого обалдуя, бездельника певчего! А оно ведь вон как обернулось!
   Капитан, с облегчением вздыхая, поспешно увлек меня в подъезд.
   - Вот ведь  настырная...  -  пробурчал  он.  -  Идемте,  идемте,  это
ненадолго. Нам на третий этаж.
   - А.., э... - растерянно помекала я для приличия, хотя ноженьки  сами
несли меня наверх, едва не опережая капитана.  Нечасто  приходится  нам,
журналистам, добираться до места происшествия с таким комфортом.
   - Ничего не трогайте, - предупредил меня капитан.  -  Ваша  задача  -
просто смотреть, а  потом  вы  распишетесь  в  протоколе  осмотра  места
происшествия,  тем  самым  подтвердив,  что  присутствовали   при   всех
совершаемых нами действиях.
   - А что случилось-то?
   - Парня этого убили. Вам плохо не будет?
   Я храбро помотала головой,  и  мы  вошли  в  маленькую  однокомнатную
квартирку. В ней было как-то пустынно и неуютно;  деловито  ходившие  по
ней,  занятые  своим  делом  чужие  люди  придавали  жилищу  еще   более
сиротливый вид. Было тесновато; в углу  напротив  двери  жался  к  стене
мужчина средних лет, видно, выловленный, как и  я,  на  улице  случайный
прохожий. В центре же комнаты, на полу неподвижно  распластался  в  луже
крови парень лет двадцати с тремя пулевыми ранениями в груди.
   Я широко раскрыла глаза - где я могла видеть этого парня? Где?..
   Капитан не правильно истолковал мое поведение - я застыла  как  столб
на пороге - и обеспокоенно спросил:
   - Вы как?
   - Нормально, - вздрогнула я. - Непривычно как-то...
   Он невесело хмыкнул.
   Пока Палех записывал имя второго понятого, я во все глаза глядела  по
сторонам. Что же так пусто?
   А, вон и две сумки у стены. Собирался куда-то, наверное, человек,  но
не вышло. На столе опрокинутый стакан и разлитый чай; у окна,  на  полу,
разбитая пепельница, маленький обшарпанный коврик сбился в гармошку,  да
и стол как-то наискосок стоит. Дрался с кем, что ли?
   - Имя?
   - Что? - отвлеклась я.
   - Скажите, пожалуйста, ваше имя и адрес.
   -  А...  Ольга  Юрьевна  Бойкова.  Улица.,  дом..  квартира...  -   я
настороженно покосилась на капитана.
   Он,  чуть  нахмурив  брови,  пристально  смотрел   на   меня   слегка
затуманенным взором. Вспомнит, не вспомнит? Уж наверняка фамилия моя ему
знакома, и далеко не все в милиции нежно любят мою газету.
   Я даже затаила дыхание. Уф, не вспомнил!
   Мимо прошел человек с  пушистой  кисточкой  в  руках,  мазнул  ею  по
выключателю почти у меня под носом. Я чихнула.
   Еще один, - удовлетворенно произнес чело век.
   Я посмотрела на выключатель. Среди множества смазанных  следов  четко
выделялись черным контуром на белом фоне несколько "свежих" отпечатков.
   Вместе с Петром, вторым понятым, мы послушно стояли в углу,  стараясь
не мешать и выполнять время от времени команды  типа  "посмотрите  сюда,
видите, это осколки от разбитой пепельницы. И на них хорошо видны чьи-то
отпечатки. Мы тщательно упаковываем осколки и изымаем их. Распишитесь-ка
здесь. А теперь посмотрите сюда..."
   Убитого звали Степан Александрович Поликин.
   Учился он в политехе и, судя по всему, был наркоманом. Парень  лежал,
завалившись набок, откинув левую  руку  в  сторону,  так  что  даже  мне
нетрудно было заметить пятна на венах.
   - Эх, допелся парень,  Степа-баюн,  -  вздохнул  следователь,  что-то
записывая в протокол.
   - Почему баюн? - поинтересовался специалист,  с  которым  они  вместе
осматривали труп убитого.
   -  Да  все  соседи  его   так   звали.   Рассказчик,   говорят,   был
замечательный, стихи писал и песни пел.
   Мне уж все уши прожужжали.
   -  Вот  кто-то  и  позаботился,  чтобы  он  лишнего  не   пропел,   -
неодобрительно  заметил  врач.  -   Ладно,   пиши:   "Смерть   наступила
предположительно двадцать  четыре  часа  назад,  от  трех  огнестрельных
ранений в грудь, два из которых..."
   Я совсем притихла в  своем  углу,  чувствуя,  как  нехороший  холодок
ползет  по  спине.  Степка-баечник!  Ведь  про  него   рассказывал   мне
Кряжимский.
   Говорил, у парня талантище на четверых, журналистская работа по  нему
просто плачет, но дурак, сидит на игле  и  связался  с  какой-то  темной
компанией. Кряжимский пытался ему помочь, даже хотел как-то  привести  в
редакцию, но парень раз за разом не выдерживал и срывался. Не слыша, что
мне говорит следователь, я машинально кивнула, не отводя от Степы глаз.
   Сергей Иванович, помню, сильно расстраивался и злился, но в последний
раз был зол, как сто  чертей.  Я  и  не  подозревала,  что  он  способен
проявлять столь сильное негодование. Степа пытался бросить, но  от  него
ушла девушка, и он в очередной раз сорвался. Кряжимский  тогда  рявкнул,
что убьет дурака, чтобы не мучился.
   Так кого же видела соседка?  Наверняка  Кряжимский  заходил  к  Степе
перед отъездом. Стараясь успокоиться, я прислонилась к стене и  нечаянно
задела  старую  вешалку  на  массивных  деревянных  ножках.   Она   чуть
сдвинулась в сторону, я же просто приросла взглядом к полу.  Закатившись
за вешалку, на полу  лежала  зажигалка  Сергея  Ивановича.  Сомнений  не
оставалось - мы с Маринкой сами выбирали ее пару  лет  назад  в  подарок
Кряжимскому  на  его  юбилей.  Вещь  была  "с  изюминкой",   серебряная,
невероятно изящная и  неизбежно  привлекающая  восхищенное  внимание.  Я
тогда выдержала жестокий бой сама с собой, чтобы не  оставить  зажигалку
себе, а Кряжимскому подарить что-нибудь другое.
   Купив  ее,  мы  с  Маринкой  отдали  подарок   ювелиру,   чтобы   тот
выгравировал инициалы. Сергею Ивановичу подарок очень  понравился,  и  с
тех пор он принципиально пользовался исключительно ею, сама видела вчера
вечером...
   Закатив  глаза,  я  пошатнулась  и  рухнула,  коршуном  бросаясь   на
зажигалку и окончательно роняя вешалку. Капитан  и  врач,  осматривающие
труп, вздрогнули и обернулись.
   - Простите, - прошептала я, шаря  по  полу  дрожащими  руками  и  суя
зажигалку в карман плаща, пытаясь встать. Капитан  и  Петр  одновременно
подали мне руки, чтобы помочь, но я  отшатнулась  от  капитановой  руки,
которой он касался трупа, как от крокодиловой пасти.
   - Это нервы, - запинаясь и чувствуя, как краснею  пятнами,  объяснила
я, стараясь не смотреть в сторону врача. Но тот, к моему облегчению, уже
вернулся  к  своему  прежнему  занятию.  Действительно,  ну   подумаешь,
неврастеничке плохо стало, он и не такое видывал на своем веку.
   - Все уже в порядке, - поспешила я предупредить  вопрос  капитана.  -
Только можно закурить?
   Между прочим, не  так  уж  я  и  симулировала,  сердце  действительно
выскакивало из груди,  хотя  к  чему  уж  слишком  рьяно  отрицать  свои
актерские таланты? Медленно затягиваясь и  томно  полуприкрыв  глаза,  я
смотрела туда и сюда,  продолжая  мысленно  ставить  свои  автографы  на
бирках изъятых вещественных доказательств.
   Из редакции мы разошлись вчера в девять вечера, и  зажигалка  была  у
Кряжимского, а сегодня в восемь утра он улетел отдыхать. Значит,  попала
она сюда в этот промежуток времени. Уж не  нашего  ли  Сергея  Ивановича
видела вчера любопытная Валерия Борисовна? Мы  бы  пообщались  с  ней  в
любом  случае:  болтун  -  находка  для  шпиона,  и  мог  бы  получиться
интересный репортаж, но теперь у меня в этом деле был особый интерес.
   Капитанское "это недолго" оказалось обманчивым, как мираж в  пустыне,
осмотр затянулся  на  несколько  часов;  устав  и  остервенев,  я  стала
несколько лучше понимать  неблагодушное  настроение  многих  сотрудников
милиции. Степу увезли,  квартира  окончательно  приобрела  разгромленный
вид, мои сигареты закончились. Предупредив, что в  случае  необходимости
нас могут вызвать  к  следователю  или  в  суд,  меня  и  Петра  наконец
отпустили восвояси.
   Петр рысцой потрусил вниз, что-то бормоча на ходу про  жену  и  баню,
вернее, головомойку. Я же, хоть зажигалка  буквально  прожигала  в  моем
кармане дыру, задержа