нным лицом.
   - Уф-ф! - пожаловалась она, водрузив на стол большую хозяйственную сумку.
- Думала, сегодня  не  доберусь.  Автобус  на  полпути  сломался,  следующий
пришлось полчаса ждать...
   - Это она, Рогозина, - шепнула мне молоденькая Надежда Петровна, - она  у
Богаевской специальность вела.
   Я  внимательнее  присмотрелась  к  блондинке.   Впечатления   легендарной
личности она не производила. А она сняла пальто с воротником из  чернобурки,
повесила в шкаф и стала греть руки у батареи:
   - Ох, замерзла!
   - Вера Степановна, а ведь вас ждут,  -  между  тем  сообщила  молоденькая
преподавательница.
   -  Меня?  -  Вера  Степановна  уставилась  на  меня   с   удивлением.   -
Здравствуйте. Вы меня ждете? Вы родительница? - пыталась она  догадаться,  с
кем имеет дело.
   - Это из газеты, - многозначительно доложила молоденькая  и  вздохнула  с
сожалением:
   - А мне пора на урок. - Наверное, она  была  не  прочь  выслушать  вторую
часть воспоминаний о Елене Богаевской, но, как говорится, не судьба.
   Кстати, вслед за ней ушла и Зоя Леонидовна в пуховом  платке,  так  и  не
произнеся ни слова, а мы остались с  Верой  Степановной  Рогозиной  один  на
один. Может, это и к лучшему.

Глава 10

   - Леночка была чудесная девочка, способная, старательная, ничего  плохого
сказать про нее не могу, - задушевно поведала мне  бывшая  преподавательница
примы. - Такая трудолюбивая, я всегда была ею  очень  довольна.  И  я  очень
горжусь, что у меня занималась сама Елена Богаевская. Хотя  уж  и  не  знаю,
вспомнит ли она меня. Ирина Анатольевна хочет пригласить ее  в  училище,  не
знаю, согласится она прийти или нет.
   - Думаю, что нет, - буркнула я.
   - Почему? - В глазах уже немолодой  преподавательницы  метнулась  детская
обида.
   - Она не будет давать концерты и уже уехала из города.
   - Как же так? - всплеснула руками Вера Степановна. - Ведь по всему городу
афиши расклеены!
   - Да, нехорошо получилось, - кивнула  я,  -  но  что  делать?  Богаевская
заболела, и концерты пришлось отменить.
   - Заболела? - повторила за мной эхом Вера Степановна и покачала  головой.
- Жаль, очень жаль... А я, признаться, так  надеялась,  что  удастся  с  ней
встретиться и поговорить. Все-таки не так уж часто  у  нас  бывают  знакомые
среди знаменитых людей.
   - Это уж точно, - согласилась я, - но  вам,  можно  сказать,  повезло  со
знакомством. Поэтому я к вам и обращаюсь. Хочу, чтобы вы мне побольше о  ней
рассказали.
   - Ой, да что же я вам расскажу, - пожала она плечами,  -  так  давно  все
было. Тогда ведь никто не мог предположить,  что  наша  Леночка  так  высоко
взлетит. Относились к ней как и к другим, ничем не  выделяли.  Ну,  голос  у
нее, конечно, был хороший, она у нас в хоре  солировала,  но  в  этом  плане
здесь у нас, к сожалению, особенного  развития  она  не  получила.  Во  всем
городе нет серьезных преподавателей вокала. Провинция, чего вы хотите... Так
что она правильно сделала, когда взяла да уехала. Хотя  уж  очень  поспешно.
Знаете,  так  внезапно.  У  нас,  когда  учащиеся  собираются  уходить   или
переводятся куда-нибудь, обычно предупреждают. А она буквально  в  одночасье
решила, сорвалась, и все. - Вера Степановна потерла лоб ладонью. - Это  было
в июне, еще переводные экзамены шли... Ну да, экзамены...  Как  обычно,  наш
хор принимал участие в областном смотре искусств, Богаевская там солировала,
и все было в порядке. Ну это я так, к слову...  Так  вот,  она,  Богаевская,
сдавала экзамены вполне успешно, а на последний не явилась. Потом пришла  ее
мать и забрала документы из  училища,  ровным  счетом  ничего  не  объясняя.
Только и сказала, что они уезжают из города, куда, почему - неизвестно.
   - Вам показалось это странным? Женщина задумалась:
   - Пожалуй, что так. Хотя, если честно, тогда я была в  такой..,  м-м-м..,
легкой эйфории, если можно так выразиться. Я замуж как  раз  выходила,  сами
понимаете, это очень хлопотный период жизни,  а  потому  все  от  меня  было
немного вдалеке. Я после этого думала, что мне нужно было самой переговорить
с Леночкой, жалела, даже виноватой себя чувствовала...  А  уж  потом,  когда
узнала, какой она знаменитой стала, сказала: все, что Бог  ни  делает,  -  к
лучшему. Ну, разве не так?
   - В данном случае наверное. - С моей стороны было бы глупо возражать.
   - Но вообще... Даже не знаю, как вам и сказать. - Она  покусала  губы.  -
Какое-то у меня осталось чувство... Такое,  саднящее,  что  ли...  Я  сейчас
попытаюсь вам объяснить. В общем, Богаевская  ушла  из  училища  в  июне,  а
где-то недели через две после этого я как раз и выходила  замуж.  Ехали  мы,
помню, на "Волге" в загс, я в белом платье, в фате, такая  счастливая,  хотя
уже и не очень молоденькая, тридцать лет мне  уже  было  как-никак.  -  Вера
Степановна улыбнулась. - Ну вот, сижу я, значит, рядом со своим мужем, тогда
еще женихом, в машине, и проезжаем мы по городу  этакими  именинниками...  И
вдруг я ее увидела, ну, Лену Богаевскую, увидела возле пятиэтажки  на  улице
Рылеева, они с матерью в такси садились. И лицо у Лены такое было,  даже  не
знаю, как назвать. Если назвать его несчастным, то это, наверное, ничего  не
сказать. Это было совершенно мертвое лицо! Вы  просто  не  можете  себе  это
представить!
   Почему же, как раз могу, подумала  я  и  вспомнила  Богаевскую  в  момент
вчерашней торжественной встречи в аэропорту.
   А Вера Степановна продолжила воспоминания о звездной ученице:
   - И так меня тогда ее выражение потрясло, хоть бери  и  свадебный  кортеж
останавливай! Я, понятно, этого не сделала, но лицо ее у  меня  до  сих  пор
перед глазами. Такая жуткая картинка.  Потом  я  видела  ее  по  телевизору,
красивую, полную сил, но все никак не могла забыть  то,  что  видела  тогда.
Может, поэтому я и хотела с  ней  встретиться,  но  ничего  не  вышло.  Вот,
собственно, и все, что я могу вам рассказать. Хотя... Ну, вы понимаете,  то,
что я вам рассказала, очень личное и, как бы  выразиться  поточнее,  ну,  не
относится к разряду фактов, поэтому не годится для  газеты.  Пожалуйста,  не
пишите про это. Не будете?
   - Не буду, - успокоила я ее и спросила:
   - А что вы знаете о ее семье?
   - О семье? Да ничего Мать се я видела пару раз, в том числе когда она  за
документами в  училище  приходила.  По-моему,  самая  обыкновенная  женщина,
инженером на заводе работала. Отец... Про него я вообще ничего не  знаю,  но
семья у них была полная. А вы знаете что, - подсказала она, - если  вас  это
очень интересует, обратитесь к нашей директрисе. Может, у нее  еще  осталось
личное дело Богаевской... - Она опять улыбнулась, чуть виновато. - Немного я
вам рассказала.
   - А что, кто-нибудь может рассказать больше? - закинула я удочку наудачу.
   - Не думаю, - покачала она головой, - в училище вряд ли кто-нибудь  знает
больше меня. А вот в музыкальной школе - возможно.
   - В музыкальной школе?
   - Ну да, все наши студентки, прежде чем поступить в училище,  заканчивают
музыкальные школы.
   Логично, как я сама про это не вспомнила!
   - А какую  школу  она  закончила,  не  помните?  -  ухватилась  я  за  ее
подсказку.
   - Точно не скажу... - Она помолчала. - Но скорее всего восемнадцатую. Это
самая сильная школа в нашем городе. Точнее, была в ту пору, сейчас  там  все
по-другому. И потом...  Леночка  ведь  на  улице  Рылеева  жила,  а  значит,
территориально ближе всего ей была как раз восемнадцатая школа.
   Я поблагодарила преподавательницу за помощь.
   - Не за что, - махнула она рукой, - стыдно даже, что мы так мало знаем  о
своих девочках. Эта жизнь суматошная... У нас потом  был  еще  такой  случай
неприятный, по-моему, через пару месяцев после того, как Богаевская ушла  из
училища... У нас одна студентка пропала, между прочим, тоже очень способная,
но она не у меня училась, по классу скрипки. Так вот, она ушла из дома и  не
вернулась, насколько я знаю, до сих пор, а к нам потом приходил следователь,
расспрашивал... А мы ничего и рассказать не могли. Ну, была  такая  девочка,
тихая, не высовывалась, училась хорошо - и все. Разве не стыдно?
   Конечно, она говорила о Наташе, и ей было обидно, что она ничем не  могла
помочь  следствию.  Так  же  как  и  я,   впрочем.   Но   она   всего   лишь
преподавательница  из  Наташиного  училища,  а  я  -  лучшая  подруга.   Как
говорится, почувствуйте разницу.

***

   Я умудрилась вернуться в "штаб" ровно на пять минут раньше Веньки. Причем
успела снять пальто, взять трубку трезвонившего телефона и тут же вернуть ее
на место, сесть за стол, придвинуть к себе "План взаимодействия с прессой" и
сделать глубокомысленное выражение лица.
   Тем не менее Венька посмотрел на меня с досадой:
   - Слушай, я тебе три раза звонил, ты почему трубку не брала?
   - Ты звонил? - Вру я не очень талантливо, а вот удивление выходит у  меня
довольно  убедительно.  -  Очень  странно.  Может,  с  телефоном  что-нибудь
случилось?
   Как назло, проклятущий телефон зазвонил снова, и Венька,  недоверчиво  на
меня покосившись, сам снял трубку. Не знаю, что там ему наплели, но  он  тут
же умчался, ничего мне не сказав. Наверное, его вызвал "сам",  который  меня
не очень-то жаловал, по крайней мере, не страдал от того, что я не  мозолила
ему глаза. Да и я, если на то пошло, не очень-то изнывала от печали по этому
поводу, но в общем и целом такой  расклад  противоречил  моим  планам.  Ведь
только из-за Пашкова я и ввязалась в эту идиотскую авантюру.
   Телефон опять затрещал. Может, это Пашков меня призывает?  Однако  звонил
Вислоухов, сообщивший, что послезавтрашний прямой эфир  будет  проходить  не
совсем традиционно. В том смысле, что Пашков на  нем  будет  распинаться  не
один, а на пару с Каблуковым.
   - Пусть сразятся, - откомментировал эту новость  Вислоухов.  -  Опять  же
избиратель сразу сообразит, кто лучше. Да и передача  интереснее  получится.
Ну, что скажете?
   Мне,  честно  говоря,  было  все  равно,  но  вот  вопрос,  как  к   этой
замечательной вислоуховской  идее  отнесется  наш  несравненный  кандидат  в
губернаторы? Впрочем, я увидела в этом повод предстать пред  его  ясные  очи
без специального приглашения.
   - Ладно, сейчас доложу по начальству, - сказала я Вадиму и пообещала:
   - Потом перезвоню.
   - Лады, - согласился Вислоухов, и мы с ним распрощались,  довольные  друг
дружкой, кажется, в первый раз за время нашего знакомства.
   Первое, что я предприняла, положив телефонную трубку,  достала  из  сумки
фотографию Наташи и сунула ее под свитер за пояс юбки. Возможно, на этот раз
мне представится возможность осуществить свой план. Потом я вышла в коридор,
сделала несколько шагов и застыла на месте...
   Из приемной Пашкова вывалилась шумная толпа соратников и сподвижников,  в
которой я с удивлением разглядела человека, которого меньше всего хотела  бы
видеть. Причем не только здесь и сейчас, но также в глобальном масштабе.
   И упоминать о нем тоже. Но теперь  мне,  видно,  уже  не  отвертеться,  я
вынуждена приподнять завесу с  этой  роковой  тайны,  как  писали  в  старых
романах. Впрочем, не такая она и роковая, скорее уж банальная. Ну ладно  уж,
начистоту так начистоту.
   Придется мне посвятить вас в подробности собственной  личной  жизни,  ну,
той, что у деловых женщин вроде меня случается обычно от  восьми  вечера  до
девяти утра да еще по выходным. Честно говоря, здесь мне похвастать особенно
нечем. Не то чтобы я напрочь обойдена  мужским  вниманием,  просто,  сколько
себя  помню,  это  самое  внимание  всегда  носило  довольно   специфический
характер. Поклонники то вешались на  меня  гроздьями,  то  обходили  десятой
стороной, но главная проблема в том, что до сих пор среди них не  отмечалось
того самого, единственного и неповторимого.  Ну,  знаете,  чтобы  от  одного
взгляда ноги подкашивались, а кровь закипала, как лава.
   Поначалу были чисто  технические  сложности,  связанные  с  моим  высоким
ростом, из-за которого мужчины бегали вокруг меня, как младшие школьники  на
перемене, и задирали головы, рискуя вывихнуть себе  шеи.  Потом,  уже  после
университета, возник еще один барьер - интеллектуальный, взять  который  мог
тоже далеко не каждый. Кстати, в те времена, когда  моя  репортерская  слава
гремела особенно громко, соискатели моей благосклонности проявляли небывалую
активность, а некоторые даже не смущались тем обстоятельством, что  доходили
мне  до  подмышек.  Впрочем,  не  такая  уж  я  и  неприступная,  как  может
показаться. На заре туманной юности был у меня бурный роман с  неким  Иксом,
между прочим, женатым, закончившийся тем,  чем  заканчиваются  подобные  лав
стори в девяносто девяти процентах случаев, а именно - ничем...  Теперь  Икс
возглавляет крупную финансово-промышленную  группу  и  входит  в  губернский
истеблишмент, словом, "новый русский" до кончиков ногтей. Мы иногда  видимся
на официальных мероприятиях, он неизменно приветливо раскланивается, а  я  -
демонстративно отворачиваюсь.
   Так вот, именно он-то и  шел  мне  навстречу  чуть  ли  не  в  обнимку  с
Пашковым, Икс, имя которого мне теперь волей-неволей придется  расшифровать:
Дмитрий Николаевич Дедовский. Он меня тоже углядел и слегка кивнул  головой,
так, что никто, кроме меня, этого не заметил. Я сделала  оловянные  глаза  и
задумчиво  уставилась  себе  под  ноги,  счастливо  избежав  таким   образом
непосредственного столкновения с процессией, которая  дружно  устремилась  к
парадной лестнице. Ледовскому была оказана высокая  честь  -  его  провожали
всем "штабом", облепив со всех сторон, как пчелиная семья  свою  матку.  Как
только все они скрылись за поворотом, я наудачу сунулась в дверь  пашковской
приемной и  сразу  же  напоролась  на  "дружелюбный"  взгляд  охранника,  со
скучающим видом листавшего иллюстрированный журнал за столом  секретаря.  Не
говоря ни слова, я уселась на ближайший к двери  стул.  Охранник  перевернул
журнальную страницу и громко зевнул.
   Я не успела еще и ногу на ногу положить, как в дверь просунулась Венькина
голова, которая повела глазами направо-налево, чмокнула губами и произнесла:
   - А, вот ты где!
   Венька ввалился в комнату целиком  и  поинтересовался,  чего  это  я  тут
рассиживаюсь, когда он мне такой  команды  не  давал.  Я  удовлетворила  его
любопытство, сообщив о звонке Вислоухова и пришедшей ему на ум  идее  свести
Пашкова с Каблуковым.
   - Это еще зачем? - насторожился Венька.
   - Как зачем? - усмехнулась я. - Для словесной дуэли!
   - Словесная дуэль? С этим придурком? - возмутился Венька. - Еще  чего  не
хватало! Нет, от этого нужно отказаться.
   Я пожала плечами, показывая всем  своим  видом,  что  мое  дело  сторона,
однако обронила словно невзначай:
   -  Ну,  во-первых,  окончательное  решение  остается   за   Пашковым,   а
во-вторых... Как это будет выглядеть, если он откажется? Не сомневаюсь,  что
Каблуков заявит, будто "наш" испугался.
   - Да кто примет всерьез заявления такого идиота? -  легкомысленно  сказал
Венька.
   - Может, конечно, он и идиот, - скромно заметила я, - но дуэли с  ним  не
избежать.  От  прямого  эфира,  конечно,  можно  отказаться,  но   ведь   из
избирательного бюллетеня его так просто не вычеркнешь. А учитывая  некоторые
специфические особенности непредсказуемой русской души... У нас ведь испокон
веков юродивых любят.
   Моя, прямо скажем, не самая глубокая мысль повергла Веньку  в  неожиданно
глубокую задумчивость. Он опять почмокал губами и  нахмурился.  До  чего  он
дошел в процессе мыслительной  деятельности,  я  не  узнала,  потому  что  в
кабинете Пашкова зазвонил телефон, и Венька рысью туда кинулся. Я - за  ним.
И тут мне представился случай, которого я ждала. Пока Венька разговаривал по
телефону, опрометчиво повернувшись ко мне спиной, я таки изловчилась  сунуть
Наташину фотографию в толстую книжку ежедневника, лежащую на столе. Там были
еще какие-то бумаги, но ежедневник оказался ближе, правда, он мог  оказаться
не пашковским, а принадлежащим кому-нибудь из его многочисленной челяди,  но
я рискнула.
   Едва я успела осуществить свою "диверсию", как  дверь  распахнулась  и  в
кабинет дружно ввалились "штабисты", шумные и  довольные  собой.  Ясно,  что
визит Ледовского привел их в такое приподнятое состояние. Гм-гм,  интересно,
чем? Ответ напрашивался сам собой: скорее всего мой бывший любовник пообещал
Пашкову поддержку, а поддержка Дедовского в нашей губернии - чего-нибудь  да
стоит. Пашков поприветствовал меня в своей обычной тональности  и  посмотрел
вопросительно, мол, чего пришла? Нравится мне все это: пресс-секретарь я или
нет? Я собралась рассказать ему о сюрпризе, приготовленном  Вислоуховым,  но
Венька меня опередил.
   -  Шеф!  -  обратился  он  к  Пашкову  довольно-таки  фамильярно.  -  Вас
приглашают на телевидение, но условия неординарные: дискуссия с  Каблуковым.
Мне, конечно, не очень нравится эта идея, но, с другой стороны, отказ  может
быть истолкован превратно. Этот городской сумасшедший такого  там  наплетет,
мало не покажется.
   Венька еще не успел закрыть рот, а я уже с удовлетворением  отметила  про
себя, что мои не самые виртуозные доводы возымели на него действие.  Другими
словами, сорные зерна таки заколосились.
   Выслушав Венькино заявление, Пашков уселся за  стол  и  обвел  испытующим
взором свою верную дружину. Разумеется, мнения и советы  не  заставили  себя
долго ждать и посыпались со всех сторон, как  из  рога  изобилия.  Дискуссия
продолжалась минут двадцать и  свелась  к  ряду  оргвыводов.  Первый  -  так
называемый телевизионный поединок -  не  что  иное,  как  козни  Крутоярова,
который сам не рискует вступить в открытую полемику  с  Пашковым,  а  потому
хочет поставить последнего в глупое положение, вынудив включиться в  нелепый
и непродуктивный спор с  "клоуном"  Каблуковым.  Второй  -  коварное  оружие
Крутоярова нужно использовать против него же. Третий - Пашков должен принять
участие в передаче, но вести себя спокойно и выдержанно,  не  поддаваясь  на
провокации. Таким образом он только лишний раз продемонстрирует  серьезность
своих намерений. Короче, решили и постановили. Не  знаю  уж,  что  при  этом
думал сам потенциальный народный избранник, но спокойствие не  покинуло  его
ни на секунду. Если он так же будет вести себя на завтрашнем  прямом  эфире,
то бедняге Каблукову остается только  посочувствовать,  поскольку  весь  его
эмоциональный заряд уйдет, что называется, в песок. Зрителям,  кстати,  тоже
не позавидуешь: такой спектакль провалится!  Нужно  было  Вислоухову  свести
Каблукова с Крутояровым, на худой конец, с Рябоконем. Неплохо было бы  также
поставить на стол что-нибудь для метания в лицо  противнику:  бутылку  пепси
или букет роз, например.
   - Когда эфир? - спросил Пашков.
   Вопрос был обращен ко мне, но я так увлеклась своими фантазиями,  что  не
сразу сориентировалась. И только когда все на меня  уставились,  сообразила,
что к чему, и доложила:
   - Послезавтра, в девятнадцать тридцать. Пашков протянул  руку..,  и  взял
ежедневник, который, конечно же, раскрылся там,  где  лежала  фотография.  Я
впилась взглядом в лицо  Пашкова,  но  ничего  примечательного  не  увидела.
Удивление, правда, было, но и только. По крайней мере, эффекта разорвавшейся
бомбы моя военная хитрость не произвела.  Пашков  взял  фотографию  в  руки,
повертел, положил на стол и призадумался.
   Вездесущий Венька тут же скосил взгляд на снимок, и брови его полезли  на
лоб.
   - Какая-то фотография, - пожал плечами Пашков.
   Венька подвинул снимок к себе:
   - Вы ее знаете?
   - Первый раз вижу. Как она сюда попала? Фотография пошла по кругу, я тоже
для отвода глаз подержала ее в руках.
   - Может, кто-нибудь из гостей потерял? - предположил Венька, имея в  виду
Дедовского и иже с ним.
   - А если это какая-нибудь провокация? - высказал предположение  аналитик.
Остальные дружно насупились.
   Венька опять взял в руки фотографию и пос