чливо сказала она, - ты думал
твоя тетка спит? Как бы не так. Я совсем не сплю  и  все  вижу.  Зачем  ты
пришел сюда?
   - Так просто, тетушка, я зашел вас навестить,  -  с  этими  словами  он
поднялся к тетке и оперся рукой на спинку ее кресла, повернувшись лицом  к
комнате и оглядывая девушек.
   - Нет, правда, Сильвестр, - понизив голос, начала выговаривать ему мисс
Оттилия, - зачем ты опять пришел сюда?  Сколько  раз  я  просила  тебя  не
приходить, ведь всегда кончается одним и тем же.
   - Вы как всегда правы, тетушка, -  отвечал  ей  Сильвестр,  -  я  зашел
поглядеть на ваш цветник, - и он указал рукой на девушек.
   - Как тебе не стыдно, Сильвестр, ты же только две недели назад  взял  у
меня Джейн...
   - А Джейн я завтра отдам Тому-кривому в жены. А  Том-большой  просит  у
меня в жены Мэри Токану... Где она у вас сидит?
   - Вон там, в третьем ряду, видишь, склонилась над пяльцами?
   - Это у которой длинный рулон?
   - Да, нет, не та, правее... Увидел?
   - Теперь увидел. Собственно, какая разница?  Пришлите  мне  ее  завтра,
тетушка.
   Мисс Оттилия кивнула, хотя лицо ее выражало недовольство.
   Когда девушки гурьбой выходили из комнаты, старая Джейн сказала Мэри:
   - Завтра можешь не приходить.  Молодой  Хозяин  приказал  тебе  идти  в
Большой Дом, скоро ты выходишь замуж.
   "Неужели Джо просил меня у Молодого Хозяина?" - подумала Мэри. - "Я  же
просила его подождать! Ну, теперь он долго будет  ждать  меня  под  старой
сливой! Пусть знает, как не слушать меня!"
   - Да ты, я вижу, нисколько не удивлена? - спросила Джейн. - Вот  уж  не
думала, что тебе понравится Том-большой... И когда ты с ним сговорилась?
   - Как Том-большой? - удивилась Мэри.
   - Так ведь Том-большой просил тебя в жены у мистера  Сильвестра.  А  ты
что, не знала?
   Мэри только покачала головой. Наскоро поужинав, она раньше всех  вышла,
огляделась несколько раз и, убедившись, что ее никто  не  видит,  кинулась
бегом через сад.



4

   На много миль протянулись сады вдоль Реки. Перемежаясь с огородами, они
составили своеобразный пояс вдоль всего правого берега.  Левый,  низменный
берег заселен не был. Множество рукавов,  проток  и  стариц  Реки  создали
такую путаницу водных путей, болот и озер, что только  очень  немногие  из
белых рисковали забираться туда.
   Сад  Пендергастов  также  занимал  полосу  вдоль  Реки  шириной   около
полумили. Джо Куам, назначая свидание своей милой, учел, что в  это  время
года в саду людей не должно быть: весенние работы уже окончились, а летние
еще не начинались. Как раз там, где росла  старая  слива,  посаженная  еще
дедом нынешнего Старого Хозяина,  находилась  чудесная  ложбинка  с  очень
сочной травой и к тому же полностью скрытая рядами кустов.
   Солнце только еще спускалось к горизонту. Джо распряг лошадей, привязал
их на длинном поводе к дереву, чтобы они могли пастись, а  сам  улегся  на
сено в повозке, приготовившись к длительному ожиданию.
   Ничего  удивительного  нет  в  том,  что  мысли  его  текли  в  том  же
направлении, что и мысли Мэри: сначала он представил ее поварихой в лагере
пастухов, потом решил, что Старый Хозяин на это не пойдет  и  отправит  их
обоих на плантацию. Конечно, это его страшило, но и на это он был  в  душе
согласен, лишь бы Мэри была с ним. Потом он стал рассчитывать,  как  скоро
все это может быть:
   "Старый Хозяин будет ездить  неделю,  пусть  десять  дней.  Потом  Мэри
заберут в Большой Дом. Надо бы разузнать у матери, как сделать,  чтобы  ее
там не очень долго держали".
   Мысль о матери привела к воспоминаниям о последнем разговоре с ней. Джо
усмехнулся и промолвил вслух:
   - Зверюга!
   Знала бы мать, как близко подходит он к пьевру, ее, наверное,  удар  бы
хватил от страха. Джо не знал, откуда  пошло  это  название  -  пьевр.  Он
слышал, что белые называли его так. Это воспоминание вернуло его  в  самое
раннее детство. Вот его, шестилетнего малыша, везут к пастухам, потому что
Джо Токану, отец нынешнего старого Джо Токану, прадеда Мэри,  стал  совсем
стар.
   "А наш Джо тоже уже стар, - подумал он, -  скоро  и  нам  надо  просить
малыша". - И снова  вернулся  к  воспоминаниям.  Старики  возятся  с  ним,
растрачивая на него всю нежность пожилых мужчин, оторванных от семей.  Его
поят коровьим и овечьим молоком, рассказывают  разные  сказки  и  истории,
сохраненные прошлыми поколениями. Вот его  учат  петь  древнюю  песню.  Он
тогда еще не знал назначения этой песни, и ему хотелось петь  ее  во  весь
голос, а они запрещали.
   И вот, наконец, тот день, когда он  впервые  увидел  пьевра.  С  вечера
самый молодой из стариков  исчез  куда-то  (теперь-то  он  знает  куда)  и
появился под утро с мешком, в котором кто-то шевелился и повизгивал.
   В то утро стада не выгоняли на пастбище, а задали и  коровам,  и  овцам
травы, накошенной с вечера. Все три старика и Джо  отправились  к  болоту,
оно было совсем недалеко от их лагеря. Старики торжественно,  не  торопясь
разделись сами и раздели  его,  все  умылись  чистой  родниковой  водой  и
натерли  тело  пахучей  травой.  Потом  все  четверо  остановились   перед
небольшим, бугорком, поросшим мелкой травкой и вдавившимся в  серую  грязь
болота.
   - Ничего не бойся, - сказал самый старый, - мы с тобой!
   - И не гляди, - сказал самый молодой, - а теперь - пой!
   И он запел. Во весь голос.  Его  звонкий  мальчишеский  дискант  далеко
разносился по всей округе:

   О ты, который большой и сильный,
   Приходи к нам.
   О ты, который ходит по болоту,
   Приходи к нам.
   У нас есть для тебя поросенок,
   Приходи к нам.
   Его мясо нежно и вкусно,
   Приходи к нам.
   Его кожа просвечивается на солнце,
   Приходи к нам.

   Она была длинной, эта песня. Он пел, два старика держали его за руки, а
третий, присев на корточки, держал мешок с поросенком. И, конечно  же,  он
смотрел. Смотрел во все глаза. И слушал. Сначала откуда-то издалека  стали
слышны чавкающие звуки, будто несколько коров идут по грязи и одновременно
вытаскивают свои  копыта,  затем  он  увидел  его.  Громадная  серая  гора
неторопливо передвигалась по грязи болота.
   Там, где самый маленький и  легкий  ягненок  проваливался  в  считанные
минуты с головой, эта громадная туша передвигалась свободно и  легко,  как
будто под ней была твердая земля.
   Этот зверь был похож на громадную лепешку, если можно представить  себе
лепешку шести ярдов в диаметре, которой спереди приделали пасть,  а  сзади
прицепили хвост, длина которого равна длине туловища.
   Его короткие лапы с длинными пальцами и перепонками  между  ними  мерно
передвигались около тела так, что вся громадная туша быстро  скользила  по
грязи болота.
   Первым желанием Джо было - бежать! Бежать как  можно  дальше  от  этого
места, от этой зверюги, от этих стариков. Но его крепко держали за руки, а
один из них говорил свистящим шепотом ему на ухо:
   - Пой! Если тебе дорога жизнь, пой!
   Зверь медленно втянул свое туловище  на  бугорок  и  разлегся  на  нем,
разложив свои лапы по сторонам. Джо хорошо разглядел его  кожу,  состоящую
из правильных прямоугольных вздутий, разделенных поперечными и продольными
полосами. Тупая, слегка закругленная морда лежала всего в нескольких ярдах
перед ним. Не было видно ни глаз, ни носа, только два  бугорка  выдавались
над кожей головы зверя.
   Старик, сидевший на  корточках,  выпустил  из  мешка  поросенка.  Пьевр
поднял  щитки  на  бугорках  и  показались  его  глаза.  Он  уставился  на
поросенка, его пасть стала медленно открываться.
   Джо почувствовал неодолимое желание идти вперед и кинуться в эту пасть.
В то же время волна ужаса и отвращения  прошла  по  всему  его  маленькому
телу, отдавшись где-то около сердца неприятной  дрожью.  Но  желание  идти
вперед было сильнее, он попытался даже шагнуть,  но  руки  обоих  стариков
намертво вцепились в него. И тут он  увидел  поросенка:  визжа  от  ужаса,
упираясь в землю всеми четырьмя ножками, тот полз вперед. Вот он  вплотную
подполз к пасти пьевра. Нижняя челюсть зверя стала отодвигаться  назад,  а
поросенок, как приклеенный, двигался за ней, рока  полностью  не  оказался
под  поднятой  верхней  челюстью.  И  тут  верхняя   челюсть   опустилась,
подталкивая его вглубь пасти, нижняя  резко  выдвинулась  вперед,  и  визг
несчастного поросенка затих  где-то  в  утробе  зверя.  Пьевр  вздохнул  и
опустил щитки на глаза.
   И тогда Джо почувствовал радостное ощущение освобождения. Как будто его
облили теплой свежей водой.  Это  чувство  заполнило  его  всего-всего,  с
головы до пят.
   Оба старика отпустили его, все трое прошли к зверю.  Они  поливали  его
спину родниковой водой, протирали панцирь пахучими травами,  щекотали  его
брюхо, а зверь, закрыв глаза, довольно урчал. Несколько часов  провозились
они с ним, потом пьевр неуклюже слез  с  бугорка  и  пустился  в  путь  по
болоту.
   С тех пор между ним и этим страшным зверем возникла  настоящая  дружба.
Старики относились к зверю, как к богу, маленький Джо отнесся к нему,  как
к товарищу. Когда ему было около десяти лет, он впервые влез к  пьевру  на
спину, и зверь понес его по болоту.
   - Сейчас-то он уже не носит меня, - с некоторой грустью подумал Джо,  -
и я стал слишком тяжелым для него, да и зверь совсем одряхлел.
   А тогда... Как хорошо узнал он болото! Все эти  островки,  разбросанные
там и сям среди грязи, роднички с чистой водой. Тогда же  он  обнаружил  и
перешеек, соединяющий их бугорок с островком, надо было  только  пробрести
по пояс в грязи полсотни ярдов. Это  был  его  островок,  старики  боялись
ходить через грязь.
   - А мать говорит - зверюга! - подумал он и с теплой нежностью  вспомнил
зверя. Последние годы пьевр почти не отходил от  своего  бугорка,  он  или
лежал на нем, нежась  в  лучах  утреннего  солнца,  или  ползал  по  грязи
недалеко от этого места.
   Между  тем,  солнце  почти  совсем  опустилось,  под  листьями   начали
сгущаться сумерки...
   - Скоро уже придет Мэри, - подумал Джо. - Как же я брошу  пьевра,  если
хозяин переведет меня на плантацию! Ведь он так стар! - и с этой мыслью он
неожиданно для себя уснул.



5

   Он действительно был очень стар, этот пьевр. Он был старым  уже  тогда,
когда старый Джо Токану, дед нынешнего старого Джо, был  еще  молодым.  Он
был старым и тогда, когда впервые пастухи появились около болота.  Он  был
старым и тогда, когда на планете только начиналась "эра  Пендергастов",  а
сегодня был уже двести третий год этой эры!
   Он многое  мог  бы  рассказать,  если  бы  умел  говорить.  Он  мог  бы
рассказать, что было время, когда болото окружали совсем другие  растения,
отличавшиеся от нынешних и  цветом,  и  формой  листьев,  а  вокруг  болот
существовал богатейший животный мир. И в самом болоте жило много  пьевров:
пищи хватало для  всех,  потому  что  животные  время  от  времени  должны
приходить на водопой, а пьевр ест раз в десять-пятнадцать дней, и за  этот
промежуток они (животные) успевали забыть, что около этого  водопоя  живет
пьевр.
   Он мог бы рассказать, что однажды  откуда-то  пришло  тяжелое  ядовитое
облако, убивающее все: и растения,  и  животных.  Ему  повезло,  он  успел
съесть крупного ящера как раз перед приходом  облака  и  залег  в  глубине
болота. Конечно, и он был отравлен ядовитыми газами, но  он  мог  не  есть
очень долго, а когда он переболел, облака уже не было.
   Он мог бы рассказать, как летали какие-то странные существа, ибо он  не
знал о существовании машин, придуманных человеком за много парсеков от его
родной планеты. А вертолеты несколько дней  утюжили  небо,  поливая  почву
нейтрализаторами:   надо   же   было   уничтожить   остатки   дефолиантов,
накопившихся в почве.
   Предки Джо не могли помнить этого, тогда они еще  лежали  в  анабиозных
камерах, и белые сами, используя богатейшую технику человечества, готовили
планету для жизни своего "божественного" общества.
   Пьевр  мог  бы  рассказать,  как  появились  вокруг  болота  эти  новые
растения, каких планета не знала до этого, и как  последние  представители
аборигенного животного мира вымирали, съев эту траву  или  листья  кустов,
или тех, кто съел до этого траву и листья. Откуда ему было знать, что  эта
земная  растительность  содержит  алкалоиды,  непривычные  для  обитателей
планеты.
   Почти все пьевры  болота  умерли  в  страшных  мучениях,  сожрав  таких
отравленных животных. Ему  опять  повезло:  попадались  все  звери  такие,
которые еще мало успели съесть новой  растительности,  так  что  он  сумел
привыкнуть к алкалоидам. Потом  пришлось  поголодать,  а  потом  к  болоту
пришли люди.
   Именно тогда он и получил свое имя. Мистер Пендергаст (Джошуа Первый  -
автор "Евангелия" и  "Законов")  в  сопровождении  племянников  и  сыновей
объезжал  доставшиеся  ему  владения,  чтобы  определить,  где  разместить
плантации,  огороды  и  пастбища.  Зверь  произвел  на   них   потрясающее
впечатление.  Кто-то  из  молодежи  потянулся   за   ружьем,   чтобы   его
пристрелить, но мистер Пендергаст остановил его:
   - Не надо, нас оно не трогает, а негры будут его бояться и не сунутся в
болото.
   С тех пор он больше не видел белых людей.  А  когда  мистер  Пендергаст
вернулся с объезда и рассказывал домашним о страшном звере,  которого  его
сын назвал длинным словом, начинающимся на букву "п" и кончающимся "завр",
маленький Джошуа (будущий Джошуа Третий) пытался выговорить это слово,  но
у него получилось "пьевр". Так зверь и получил свое имя.
   Сам пьевр не видел, как белые, построив дома и службы,  стали  завозить
на  плантации  спящих  в  анабиозе  папуасских  детей  с  тем,  чтобы  они
пробудились в новой обстановке, и им можно было внушить, что какой-то  Бог
перенес их сюда и отдал в вечное рабство белым  людям  в  отмщение  грехов
некоего их предка, о котором они даже и не слыхали. Но чудо  было  налицо:
они заснули в одном месте,  а  проснулись  совсем  в  другом.  Непривычное
солнце, а главное - звездное небо подтвердили правоту белых.  Кроме  того,
они ведь были - мальчишками и девчонками от десяти до тринадцати лет,  они
не могли протестовать против Божьей воли, а когда и захотели  -  было  уже
поздно.
   Пьевр не мог знать, что черным категорически запрещалось переправляться
через болота, за которыми начинался пояс лесов, без  сопровождения  белых,
потому что в "лесах живут страшные звери", а ружья были у белых,  и  любой
черный, только прикоснувшийся к оружию, подлежал немедленной смерти.
   Многого другого не мог он знать об этом  странном  обществе,  созданном
фантазией  мистера  Джошуа  Первого.  Но  его  потомки   и   потомки   его
единомышленников, свято соблюдая "Законы старого Джошуа", продержались уже
более двухсот лет, и ничто не указывало  на  то,  что  этому  искусственно
созданному обществу грозит близкий  крах.  И  пьевр  будет  способствовать
этому.



6

   Джо разбудила ночная прохлада. Темнота давно обступила со  всех  сторон
повозку. Лошади перестали пастись и дремали. В траве  громко  пели  ночные
насекомые...
   Джо сел и потянулся.
   "Наверное, уже скоро придет Мэри", - подумал  он,  и  почти  в  тот  же
момент между стволами мелькнуло белое платье.
   Мэри с разбега уткнулась головой в его грудь и громко расплакалась. Джо
долго не мог понять, в чем дело, пока она не сказала ему сквозь слезы:
   - Джо, милый, мы никогда не будем с тобой: мистер Сильвестр отдает меня
Тому-большому!
   - Как отдает? А... Без Старого Хозяина?
   - Без, без! Сам отдает! Джейн мне сказала: завтра идти в Большой Дом, а
оттуда меня отдадут Тому-большому, - и  она  снова  залилась  плачем.  Джо
трепещущими руками поглаживал ее плечи, успокаивая:
   - Ну, не плачь, не надо... Пока  ты  будешь  в  Большом  Доме,  приедет
Старый Хозяин, я его попрошу...
   - Ты разве не знаешь, что Старый Хозяин ничего не сделает. Еще прикажет
дать тебе плетей! И тогда уж точно я никогда не смогу  быть  твоей  женой!
Джо, ну почему Бог сделал так, что черные должны подчиняться белым? Почему
они над нами хозяева и делают, что хотят?
   Джо не посещал воскресных проповедей, но знал  все,  что  в  этот  день
рассказывалось. Правда, в передаче через вторые, а то и третьи руки,  что,
конечно, иногда искажало первоначальный смысл.
   - А вот Джо, - сказал он, - Джо Токану, не тот,  который  твой  дед,  а
тот, который уже умер, говорил мне, что не всегда было так. Что когда люди
жили на той Земле, черные не знали белых. То  есть,  знать-то  они  знали,
только не были рабами. А потом пришли белые, сказали,  что  научат  черных
многим нужным вещам. А потом однажды все заснули...
   - Я все это знаю, Джо. Сам Старый Хозяин в проповеди  рассказывал,  что
белые учили черных, а потом пришел Бог и повелел белым быть  хозяевами,  а
черным - рабами. И еще говорила мне про все это твоя мать. И говорила  про
Каури. Будто был такой черный охотник, который не  согласился  с  Богом  и
ушел воевать с ним.
   - Про Каури мне тоже говорил Джо. Он всегда ждал,  что  вот-вот  придет
Каури, и с ним предки, и освободят всех черных, а белых сделают  рабами...
Они прилетят на таких птицах...
   - Каких птицах?
   - Он и сам не знал, какие они, эти птицы... Он  думал,  что  они  вроде
стрекоз, только большие, и на каждой сидит человек...
   - Вот бы  нам  сейчас  пару  таких  стрекоз!  Мы  бы  с  тобой  улетели
далеко-далеко... Туда, где нет белых хозяев... И жили  бы  сами...  Ты  бы
скот пас, а я бы в огороде копалась... Как хорошо!
   - Да, это было бы хорошо... А ты знаешь,  есть  такое  место,  где  нас
никто не найдет! В болоте на острове...
   - Там же зверюга живет! Мне о ней  дед  говорил...  Страшная!  Она  нас
обоих съест!
   - Не съест. Мы с ним друзья!
   - Как друзья?
   - Ну, друзья, и все... Мы давно уже подружились.
   - Как подружились? Расскажи!
   - Это долго рассказывать...
   - Все равно, расскажи!
   Разве когда-нибудь, в  любой  части  вселенной,  мог  юноша  что-нибудь
скрыть от любимой девушки? Нет,  конечно!  Так  и  Джо  рассказал  Мэри  о
пьевре, о поросенке, и многое, многое другое.
   - А что там дальше, за болотом? - спросила Мэри.
   - Там леса. Там рубят деревья, чтобы строить  белым  дома.  Туда  ездят
черные только вместе с белыми. Белые всегда рассказывают, что в них  живут
страшные звери, которые только белых боятся, потому что у них есть  ружья.
Только что-то я не очень верю в этих зверей. По-моему, их выдумали  белые,
чтобы черные не убегали.
   - А дальше что? За лесами?
   - Дальше? Не знаю, там никто никогда не был, ни черные, ни хозяева.
   - Вот бы нам туда...
   - Давай убежим?
   - Ты что? Догонят. Собаки быстро найдут след и догонят. А  потом?  Тебя
забьют плетями насмерть. Нам Старый Хозяин читал Закон: "Раба  нерадивого,
убегающего от хозяина, бить плетьми, пока не прервется  дыхание".  А  меня
отдадут Тому-большому. Я боюсь его. Он злой. Всем конюхам приходится  бить
негров. Только они  это  делают,  когда  хозяин  заставляет,  а  этот  сам
вызывается. И бьет со всей силой! Нет, мне страшно...
   - Не бойся... Мы пройдем  через  болото,  и  ни  одна  собака  след  не
возьмет. Я знаю такой проход. А они пусть думают, что мы утонули в болоте.
   - Ну, да! Они тоже не дураки! Они начнут палками мерить  дно  и  найдут
твой проход.
   - Оно, конечно, все так... Только у самого прохода лежит пьевр. И хотел
бы я видеть, как они будут палками мерить дно, когда он  только  посмотрит
на них!
   - А как же мы?
   - А мы пройдем себе рядышком с пьевром, и все.
   - А он меня не съест?
   - Если не будешь  бояться  -  не  съест!  А  там  пробудем  на  острове
некоторое время,  пока  все  успокоится,  запасемся  едой  и  пойдем  себе
дальше...
   - И будем жить без хозяев? Без Старого Хозяина, без  старой  мисс,  без
мистера Сильвестра?
   - Ну, конечно же, только ты и я!
   - И мне не надо идти в Большой Дом! И  Тома-большого  я  тоже  не  буду
бояться! - поч