помнивших восстание
скифов-рабов  под  водительством  коварного  Савмака.  Используя   это
беспокойство,  я начал распускать слухи, будто чужеземец также мечтает
возмутить рабов,  перебить всех свободных и  создать  на  Киммерийском
полуострове государство варваров.
     Мне помог случай. В горах...... где находился один из источников,
питавших городской водопровод, Сын Неба непостижимым образом обнаружил
большую золотую жилу.  Как рассказывают очевидцы, он просто попросил у
Тимагора,  сына которого, Посия, вылечил в свое время от паралича ног,
как это уже рассказывалось,  четверых рабов на  один  день.  Сын  Неба
привел  их  в  горы,  к роднику,  и приказал:  "Копайте здесь!" Сделав
только несколько ударов молотом,  один  из  рабов.....  нашел  крупный
золотой  самородок.  Чужеземец  хотел  использовать  это богатство для
того,  чтобы купить себе несколько рабов у различных хозяев. Но я стал
распускать слухи,  что это лишь первый шаг,  а затем Уранид попытается
освободить всех рабов.  Сына Неба вызвали  на  суд  ареопага,  который
потребовал от него немедленно сдать все золото в казну,  поскольку оно
найдено на городской  земле,  возле  общественного  источника.  Против
ожидания  ловкий  чужеземец не стал против этого возражать.  "Я уважаю
общественные интересы и не пойду против  них,  хотя  бы  и  следовало,
по-моему,  считаться  и  с  интересами  рабов,  которые также являются
полноправными членами общества. Забирайте ваше золото, если вы его так
любите",  - сказал он.  Но, говорят, покидая ареопаг, добавил, так что
его могли слышать многие:  "Ничего,  я найду новые  залежи  на  ничьей
земле".  Найденное  им золото пришлось очень кстати,  потому что казна
сильно отощала.  Все за это благодарили Уранида,  я же опять остался в
стороне.  Так  я  вместо  ожидавшейся  победы  снова временно потерпел
поражение. Его власть укреплялась и росла, моя - умалялась и падала.
     Если я  хотел  сохранить  свою  власть  и не дожидаться,  подобно
глупой овце,  пока меня выгонят из храма или сделают помощником  этого
проходимца,   мне   следовало  действовать  решительно  и  быстро,  не
колеблясь.
     15. Преданный  раб  Сонон,  испытавший немало насмешек чужеземца,
вызвался с готовностью помочь мне.  Он выследил,  что Уранид облюбовал
себе одно место, где на самом берегу моря была небольшая пещера. Здесь
он любил сидеть порой целыми днями,  ничем не  занимаясь  и  глядя  на
море. Когда начинался дождь, Сын Неба забирался в пещеру. Там мы его и
решили подкараулить и убить.  Место было  глухое,  рабы  с  ближайшего
виноградника  не услыхали бы крика.  И все подумали бы,  что чужеземца
подкараулили и убили тавры.  Чтобы укрепить всех в такой именно мысли,
мой  хитрый  Сонон даже специально раздобыл таврский кинжал и дротик с
костяным наконечником, собираясь подбросить их возле трупа.
     Несколько дней  подряд  Сонон  выслеживал  Сына Неба за городской
стеной,  но неудачно. Потом он где-то подслушал, что на следующее утро
чужеземец намеревается отправиться именно в то укромное место,  где мы
предполагали устроить для него западню.  В тот  вечер  я  от  волнения
долго не мог уснуть, а когда, наконец, забылся...
                     ...в тишине амбросической ночи
                     Дивный явился мне Сон*,
                      * "Илиада", II, 56 - А. С.

до  того  отчетливый  и  ясный,  что ни в чем не уступал истине. Еще и
теперь перед моим взором стоят образы,  которые я в ту ночь увидел,  и
сказанное звучит у меня в ушах.
     Я увидел  как  будто  пещеру,  слабо  озаренную смутным,  неясным
светом,  который лился  откуда-то  сбоку.  В  этом  подземелье  где-то
протекал ручей:  я отчетливо слышал тихое журчание воды.  Потом передо
мной возникла тень. Она приблизилась, и я узнал своего раба Сонона. Он
озирался  по  сторонам,  словно ища себе уголок поукромнее и потемнее.
Откуда-то сверху покатился камень.  Я отчетливо слышал его стук. Сонон
спрятался  за обломком скалы.  И тут вдруг раздался негромкий зловещий
смех.  Я узнал голос чужеземца.  Потом он произнес какие-то непонятные
слова  на  неведомом  мне  языке.  Свет в пещере внезапно померк.  И в
наступившей кромешной тьме я услышал отчаянный крик Сонона: "Хозяин, я
пропадаю, я пропадаю!.."
     Я вскочил на своем ложе, обливаясь холодным потом. Было уже утро.
Я  понял  из  этого  вещего  сна,  что  чужеземец  каким-то колдовским
способом разгадал наши планы.  Надо было предостеречь Сонона, чтобы он
сегодня  не  нападал  на Сына Неба.  Но сколько его ни искали по моему
приказанию по всей усадьбе храма,  нигде не могли  обнаружить.  Сторож
сказал,  что  раб куда-то отправился еще до зари.  Так велика была его
жажда мести,  что он слишком поспешил навстречу своей гибели. А в том,
что ему суждено нынче погибнуть, я уже не сомневался после вещего сна.
Послать других рабов ему на выручку к пещере я не мог.  Сделать так  -
значило  бы  открыть  свой  замысел  перед  всем городом,  большинство
жителей которого  очень  почитало  чужеземца.  Мне  оставалось  только
терпеливо  ждать  воли  всемогущих  богов.  Теперь  я окончательно был
убежден,  что наш план не удался и мой верный раб сам попал в коварную
засаду и наверняка лишился жизни.  В самом деле, его никогда больше не
видели.  На следующий день я для отвода глаз объявил,  будто он убежал
от меня,  и отправил воинов на поиски в различные места. В том числе я
поручил им осмотреть окрестности пещеры, выбранной нами для засады. Но
никаких следов пропавшего раба так и не удалось обнаружить.  А вечером
того же дня мне повстречался  на  улице  Сын  Неба.  Усмехнувшись,  он
сказал:  "Я слышал,  что ты лишился самого преданного помощника. Жаль.
Как же ты теперь станешь  пророчествовать  без  такого  оракула?"  Его
глаза  при  этом  были  красноречивее  слов.  Я прочитал в них угрозу.
Победа опять оказалась  за  ним,  и  я  мог  ожидать  теперь  от  него
всяческих козней. Они не замедлили последовать.
     Какие-то странные вещи начали твориться со мной.  По  ночам  меня
часто мучили кошмары. Я попадал в..... подземелье и задыхался. На меня
обрушивались громадные глыбы и придавливали меня.  В одну из ночей мне
приснилось, будто в комнату вползла большая змея. Как ни старался я от
нее скрыться,  она  ужалила  меня  прямо  в  грудь.  Тут  я  с  криком
проснулся.  А через три дня у меня на груди,  как раз в том месте, где
ужалила  приснившаяся   змея,   образовалась   маленькая,   но   очень
мучительная  и долго не заживающая ранка*.  Тогда я понял,  что и этот
сон был вещим.  Всеблагие боги слали мне с Олимпа новое предупреждение
об  опасностях,  угрожающих  мне  со  стороны  коварного чужеземца.  Я
все-таки не внял  этому  мудрому  предупреждению  и  продолжал  с  ним
борьбу,  хотя и тайную, скрытую, распуская всяческие тревожные слухи и
стараясь восстановить против него побольше жителей города.  Он  только
насмешливо улыбался,  встречаясь со мной.  Я понимал, что он прекрасно
читает мои мысли и готовит ответный удар.
     * Речь идет, видимо, об известных современной медицине случаях
       "мнимого удара" (как и "ложного ожога" - на следующей странице)
       под влиянием внушения. - А. С.
     Я снова не внял предупреждению неба.  Какая-то поистине злая сила
подтолкнула меня опять нелестно отозваться о Сыне Неба. Донесли ли ему
об этом,  или он сам подслушал мои слова,  оставаясь на  другом  конце
города, чему я также вполне верю, - во всяком случае, ответный удар не
заставил себя ждать.  В тот же вечер, намереваясь прочитать молитву, я
вместо  нее  вдруг,  к  общему удивлению и собственному ужасу,  во все
горло запел посреди храма развратную милетскую  песню,  слова  которой
даже не решаюсь привести тут. Я понимал, что совершаю святотатство, но
ничего не мог поделать с собой,  пока так,  с песней,  не  выбежал  из
храма  и  не уединился в углу двора.  Этот случай,  вызвавший в городе
всеобщее возмущение,  наполнил мою душу ужасом.  Я понял, что не смогу
бороться с таким коварным и могущественным противником.
     Сын Неба начал строить какую-то  хитрую  машину.  Она  напоминала
громадные   крылья   птицы  или,  скорее,  исполинской  бабочки.  Рабы
поговаривали, что на этих крыльях он собирается летать*. Тогда я через
оракула  объявил,  будто  боги гневаются на столь нечестивые замыслы и
повелевают мне разрушить машину.  Окруженный стражей и в сопровождении
многих знатных людей,  я отправился к дому,  где жил чужеземец. Едва я
протянул  руку  к  машине,  Сын  Неба  крикнул:   "Не   тронь,   иначе
обожжешься!"  Я  испугался,  но  все-таки  в великом гневе не внял его
крику  и  схватился  за  деревянный  переплет  крыла,  на  который  он
натягивал бычью кожу. В то же мгновение на ладони моей вздулся большой
волдырь, словно действительно от сильного ожога, хотя готов поклясться
всеми богами,  что дерево было совершенно холодным и даже сыроватым на
ощупь.  При виде такого колдовства толпа забросала губительную  машину
камнями.
     * Выходит, старый авиамоделист Алик Рогов был прав! - М. 3.
     Три дня  после  этого  Уранид  не  показывался  в  городе  видно:
залечивал раны.  А я тем временем пророчествовал в храме, что Сын Неба
намеревается открыть городские ворота таврам,  перебить всех свободных
людей и установить в городе власть рабов,  как это сделал в свое время
Савмак  в  Пантикапее.  Боги требуют,  вещал оракул,  чтобы колдун был
заключен в цепи и помещен в темницу при  храме,  ибо  только  я  смогу
держать  его  в  подчинении  и с помощью всемогущих богов обуздать его
чудодейственную власть.  И  я  добился  своего.  Ареопаг  большинством
голосов  решил заковать чужеземца в цепи и держать под моим надзором в
темнице при храме.
     16. Так мы решили,  и я уже торжествовал полную победу. Но боги -
или злые силы,  помогавшие колдуну,  - снова расстроили наши планы.  Я
приказал  заковать его покрепче и бросить в самую надежную темницу.  А
ключ от нее для предосторожности отдал тайком своим  друзьям,  наказав
при  этом,  чтобы они не отдавали мне его,  как бы я ни просил.  Ведь,
пользуясь своей могучей колдовской силой,  он мог внушить  мне  мысль,
чтобы  я открыл темницу и выпустил его на свободу.  Друзей же я выбрал
нарочно таких,  которых он не знал в лицо и не мог поэтому внушить  им
свои мысли.
     Мои опасения оправдались. Вот уже третий день он искушает меня, и
под  натиском  внушенных им мыслей,  постоянно толкающих меня на самые
неожиданные поступки, я все больше прихожу в ужас. Кто у кого в плену?
Да,  он сидит на цепи в темнице.  Но моя воля скована им, я его раб, я
больше не принадлежу себе. Сегодня утром он снова заставил меня прийти
к  окошку в дверце темницы и заявил,  что имеет очень важное сообщение
для экклесии.  Мне  он  его  сообщить  отказался  -  только  народному
собранию.  Я  опять почувствовал,  что испытываю непреодолимое желание
тотчас же выпустить его  и  привести  на  агору,  и  в  панике  убежал
подальше от храма,  чтобы не поддаться этому желанию.  Я знаю,  что он
хочет. Он сумеет подчинить своей ужасной воле все народное собрание, и
его не только освободят, но и сделают главным жрецом. Выпустить его на
волю с такими могущественными способностями?
                   О нет! Моя рука их похоронит...
     ...На этой цитате из  трагедии  Еврипида  "Медея"  (стих  1619-й)
обрывается  найденная  нами  рукопись,  хотя  дальше еще идет довольно
большой кусок чистого, неисписанного папируса.

        "ОГОНЬ - ХРАНИТЕЛЬ"

                                  В трудных обстоятельствах сохраняй
                                  рассудок.
                                                            Гораций
                                  1

     Званцев. Ну,   мой   почтенный  крот,  что  ты  скажешь  об  этом
любопытном документике?
     Скорчинский. Документике! Ты даже отдаленно постигнуть не можешь,
какую ценность он для нас представляет!
     Званцев. Подумаешь,  занимательная  байка  о склоках двух древних
жуликов!
     Скорчинский. Вот,   вот!   Многие,   не  занимающиеся  специально
античной  историей,  наверное,  так  его  и  расценят:  "Занимательный
документик,  довольно  занятный,  знаете ли,  рассказ о кознях хитрого
жреца,  пытавшегося выжить из города своего соперника две  тысячи  лет
назад..."  А  для  нас  это  просто  клад.  Сколько  тут интереснейших
сведений, тонких деталей, которые просто недоступны твоему пониманию!
     Званцев. Ладно, не будем переходить на личности. Вернемся к нашим
древним героям.  Откуда же он все-таки  взялся,  этот  загадочный  Сын
Неба?
     Скорчинский. Это меня тоже больше всего интересует.
     Званцев. А почему?  Что в нем такого особо удивительного?  Ловкий
фокусник и обманщик,  больше ничего!  Ты ведь,  помнится, говорил мне,
что  в те суеверные времена таких проходимцев немало бродило по свету.
Еще приводил мне в  пример  легендарного  Аполлония  Тианского  с  его
липовыми  чудесами:  поразительные  пророчества,  воскрешение мертвых,
способность переноситься по воздуху в любое место,  - да он сто  очков
вперед даст нашему Сыну Неба! Почему ты молчишь?
     Скорчинский. Слушаю  и  восхищаюсь  твоими  быстрыми  успехами  в
античной истории.
     Званцев. Ну а честно - о чем ты думаешь?
     Скорчинский. Не   забывай,   что  жрец  писал  только  для  себя,
зашифровывал свои записи.  Значит,  он был искренен и вовсе не склонен
сочинять  какие-то  пустые  байки  о  вымышленных  чудесах.  Верно?  И
напрасно ты называешь этого  странного  пришельца  ловким  обманщиком.
Есть  в  его  поведении  немало  загадочного,  заставляющего  серьезно
задуматься. Зачем, например, ему понадобилось создавать какой-то новый
язык  для  укрепления  дружеских  связей  между  греками  и  соседними
племенами?..
     Званцев. Ты  даже  не  поверил в возможность этого,  а я оказался
прав насчет этого древнего языка.
     Скорчинский. Я потому и не мог поверить,  что такая идея казалась
мне совершенно невероятной для тех времен.  Но ведь это факт. И другие
его поступки заставляют крепко задуматься.  Большой интерес к технике,
попытки создать какие-то машины, чтобы облегчить труд рабов. И в то же
время  высмеивает  суеверия,  разоблачает  всякие проделки жреца.  Как
хочешь, а круг его интересов показывает, что это был вовсе не какой-то
шарлатан, а пытливый исследователь.
     Званцев. Не забывай еще о том,  как он пытался  создать  какую-то
летательную машину,  обломок которой нашел Алик Рогов!  Жалко,  что от
нее так мало осталось, невозможно представить конструкцию. Вряд ли это
был  планер - скорее нечто вроде орнитоптера.  Но все равно:  человек,
задумавший две тысячи лет назад создать  орнитоптер,  имел  гениальную
голову  на  плечах.  Это  ему,  конечно,  не удалось бы - над подобной
задачей до сих пор  бьются  инженеры.  Но  размах  его  мне  по  душе,
настоящий   изобретатель.  Ты  прав:  это  была  какая-то  незаурядная
личность.  И  какой   поразительный   дар   гипнотического   внушения,
телепатии!  Слушай, я бы не удивился, если бы он в самом деле оказался
Сыном Неба.
     Скорчинский. Космическим гостем?
     Званцев. Да!  Вспомни, как описывает жрец его появление: страшный
грохот  и  вспышка  на  безоблачном небе,  словно промчалась колесница
легендарного  Фаэтона.  Очень  похоже  на   приземление   космического
корабля!
     Скорчинский. Но не мог же он  высадиться  один.  Куда  же  делись
остальные?
     Званцев. Погибли,  попали в плен к таврам,  улетели  в  аварийном
порядке,  позабыв  про него,  когда началось землетрясение,  - почем я
знаю?  Надо искать,  копать дальше,  идти по его следам!  Где, кстати,
проволока, которую ты нашел в пещере?
     Скорчинский. Ты же знаешь: отдал в милицию.
     Званцев. Молодец!   Надо  ее  немедленно  оттуда  вызволить.  Мне
почему-то кажется, что она как-то связана с этим Сыном Неба...
     Скорчинский. Мне тоже. Я же тебе рассказывал, что у этого скелета
была какая-то необычная,  лобастая голова.  Да  вот  тебе  фотография,
посмотри сам.
     Званцев. Вполне подходит под  описание  жреца.  И  помнишь:  жрец
пишет,  что Уранид уединяется для размышлений в пещерах? Может, это ты
его череп нашел в пещере и из-за тебя  он  превратился  в  кучу  пыли,
растяпа?!  Теперь проволоку не погуби.  Как только приедешь, забери ее
из милиции и высылай мне.  Мы тут проведем анализы.  А сам не  трогай,
упаси тебя бог!..
     Скорчинский. Ладно.
     Званцев. А мне тут,  чтобы не скучать,  дай еще черепков из твоих
коллекций.
     Скорчинский. Можешь ты, наконец, сказать, зачем они тебе нужны?
     Званцев. Я же тебе говорил: совершенствуем метод палеомагнетизма.
Ясно?  А  подробнее  объяснять  - все равно не поймешь,  голова у тебя
слишком гуманитарная.
     Скорчинский. Ладно,  ладно... А ты не мог бы экспериментировать с
какими-нибудь другими материалами?  Зачем тебе нужны образцы именно из
наших коллекций? Они же наперечет.
     Званцев. Слушай,  не будь таким Плюшкиным в квадрате. И это после
того,  как  мы помогли тебе расшифровать столь уникальную рукопись.  О
черная неблагодарность!

        "2"
                  (Рассказывает Алексей Скорчинский)

     С Михаилом  я  не  особенно делился одолевавшими меня раздумьями,
опасаясь  его  насмешек:  "Ага,  ты  отказываешься  от  своих  прежних
возражений?  А  так яро спорил!  Где же твоя принципиальность,  ученый
крот?"
     Неужели это  был  небесный  пришелец?  Чем  больше я вчитывался в
рукопись жреца и размышлял над ней,  тем  чаще  возвращался  к  мысли,
казавшейся поначалу совершенно невероятной.
     В самом деле:  чудесное появление чужеземца, как его описал жрец,
весьма  напоминало картину приземления какого-то космического корабля.
Он сел благополучно,  высадил разведчиков.  И надо же  было  случиться
этому  злополучному  землетрясению:  конечно,  корабль  был вынужден в
аварийном порядке стремительно взлететь  снова,  оставив  на  произвол
судьбы  своего отважного и любознательного разведчика,  ставшего из-за
этого вдруг одиноким пленником на чужой планете и без  всякой  надежды
на возвращение домой!
     Можно себе представить, какую бурю чувств пережил в этот поистине
трагический момент Сын Неба, когда под ногами у него внезапно заходила
ходуном земля,  он услышал вдруг рев заработавших двигателей и увидел,
как   родной  корабль,  пронесший  его  невредимым  среди  звезд,  все
увеличивая скорость, взмывает без него в голубое небо...
     Какая поразительная,  нелепейшая,  если  вдуматься,  случайность:
благополучно преодолеть миллионы  километров  межпланетных  просторов,
где,  казалось  бы,  на  каждом  шагу  подстерегает куда больше всяких
опасностей - и метеоры,  и космическое излучение, и поля радиации, - и
выбрать для посадки роковой момент землетрясения!  Едва не погибнуть в
самый  волнующий  и   торжественный   момент   встречи   с   неведомой
цивилизацией!
     Конечно, Сын Неба вполне мог оказаться  в  одиночестве.  И  какая
поразительная,  поистине трагическая судьба, если вдуматься, выпала на
его долю!  Промчаться меж звезд -  и  очутиться  одному  на  неведомой
планете.  Обладать  удивительными  способностями  - и быть принятым за
волшебника,  проходимца,  каких немало было  в  те  времена.  Страстно
хотеть   помочь   людям   -   и  натолкнуться  на  полное,  абсолютное
непонимание.
     Вот какое  соображение особенно укрепляло меня в этих мыслях.  На
первый взгляд оно может показаться парадоксальным, но, если вдуматься,
очень важно:  именно то, что Сын Неба оставил так мало заметных следов
своего пребывания на Земле,  и убеждало меня в возможности его высадки
с  космического  корабля.  Ведь что утверждали авторы всяких гипотез о
космических пришельцах, которые я всегда начисто отвергал и высмеивал?
Что  эти  небесные  гости,  пожаловав  на  нашу  планету,  моментально
переворачивали  тут  всю  историю,   одним   махом   создавали   новые
цивилизации,  становились  даже