н был пуст, время сбора винограда еще не наступило, и
мышь провалилась  в  глубокий  глиняный  сосуд  с  отвесными  гладкими
стенками.  Через  мгновение  туда же рухнула и кошка,  не рассчитавшая
своих движений в азарте ночной охоты. Теперь ей было уже не до мыши...
Им не выбраться из каменного плена: через полчаса прозвучит над горами
условный трубный звук, со всех сторон на город бросятся подкравшиеся в
темноте  вражеские  воины,  запылают  хижины,  закричат люди,  и пламя
охватит крепость...
     Алексей замолчал,   и  все  молчали.  Костер,  в  который  забыли
подбрасывать хворост,  догорал,  и угли в нем жарко  рдели,  словно  и
впрямь остатки какого-то пепелища.  А тьма,  обступившая нас, казалась
тревожной,  угрожающей,  полной  каких-то  подкрадывающихся  теней   и
непонятных шорохов.
     Умеет он все-таки завлекать своими россказнями!
     - Особенно   ловко   у  тебя  получилось  с  кошкой,-  как  можно
снисходительнее сказал я,  прогоняя колдовскую тишину.  - Стоит она  у
меня перед глазами ну прямо как живая.  И кошка и мышка...  Завидная у
вас все-таки профессия,  братцы гробокопатели!  Пожалуй,  не  уступает
астроботанике.  Пойди  там проверь,  что растет на Марсе или как кошка
ловила  мышку  две  тысячи  лет  назад?   Любимая   профессия   барона
Мюнхгаузена...
     На меня сразу бросились с негодующими воплями с двух сторон.  Еле
отбился от землеройных фанатиков.
     - По-твоему,  все это сказочки,  игра фантазии,  - снисходительно
сказал  Алексей.  -  А  я  могу голову дать на отсечение,  что все так
именно и было в ту ночь.
     - Конечно.  И главное,  как удобно сочинять: пойди проверь, что в
самом деле случилось в одну чудесную августовскую ночь две тысячи  лет
назад!
     - А если мы вам докажем достоверность каждой  детали?  -  сказала
Тамара.
     - Попробуйте.  Начните хотя бы с того,  что это была именно ночь,
да к тому же непременно августовская.
     - Пустяк. Кто же, по-вашему, врасплох нападет днем на укрепленную
крепость?  Конечно,  это  было сделано ночью,  когда все спали,  кроме
горсточки часовых, - атаковал меня Алик.
     - Ладно, а почему августовская?
     - Потому что в обуглившихся развалинах одного из домов  мы  нашли
скелет  коровы,  -  сказала  Тамара.  -  А  у нее в желудке - арбузные
семечки,  травинки и даже целый непереваренный цветок,  какие и до сих
пор растут на горных склонах именно в конце лета, в августе.
     Это становилось уже интересным, и я спросил:
     - А история с уставшей женщиной?
     - Тоже не выдумана.  Среди осколков ступки мы нашли  обуглившиеся
пшеничные зерна. И совок действительно лежал возле остатков очага, так
что его явно тут бросили,  не прибрав на место.  И совсем  законченный
щит  нашли в развалинах мастерской оружейника,  и ковровую дорожку под
обломками дома.
     - Вот  как,  -  пришлось  сдаться  мне.  -  Выходит,  все  у  вас
совершенно логично,  хотя и смахивает  на  рассказы  о  проницательном
Шерлоке Холмсе.
     - А что же,  он,  по-твоему, свои догадки с потолка брал? Обычный
дедуктивный метод, - засмеялся Алексей.
     И знаете,  что в заключение разговора сказал, сладко потянувшись,
этот сумасшедший?
     - Эх,  если бы перенести отсюда современные дома, все эти хибарки
и санатории! Вот тогда бы мы покопались!..
     - Ложитесь спать, фанатики! - возмутился я.

        "3"
                  (Рассказывает Алексей Скорчинский)

     Легко сказать  -  спи,  когда мысли так и скачут в голове.  Чудак
Мишка!  Продемонстрировали самый обычный пример восстановления картины
прошлого  по элементарным археологическим находкам,  и ему это кажется
чуть ли не чудом.  А нам все время приходится вот так,  по  крупинкам,
восстанавливать истину.  Обуглившиеся зерна,  осколки посуды, случайно
оброненная  тысячи  лет  назад  детская  игрушка...  Разве  тут  можно
обойтись без воображения и без трезвой железной логики?
     А вот когда совсем нет опорных точек, никаких находок, за которые
можно  было  бы уцепиться,  как быть тогда?  Легко восстановить даже в
деталях гибель города.  Но почему он вдруг стал Уранополисом?  Кто мне
объяснит?
     А утром мы натолкнулись еще на одну загадку.  Дня за два до этого
я перебросил большинство своих ребят на раскопку здания,  которое,  по
моим предположениям,  должно было служить  храмом.  Конечно,  от  него
ничего  не сохранилось,  кроме фундамента.  Но оставшиеся в земле базы
пяти колонн перед фасадом - доказательство,  что это здание явно имело
какое-то  общественное значение,  скорее всего связанное с героизацией
или обожествлением.  Об устройстве храмовых зданий в греческих городах
Крыма  известно  пока  маловато,  так  что  я  и решил особое внимание
уделить именно этому объекту.
     Предупредив всех  об  особой  важности работы,  я сам внимательно
следил за ходом раскопок на каждом из трех  участков,  выбранных  так,
чтобы вскрыть сразу возможно большую площадь.  Хотя храм, конечно, был
полностью разграблен нападавшими в ту трагическую  ночь  и,  вероятно,
сгорел   дотла,   может,  думал  я,  удастся  обнаружить  какие-нибудь
уцелевшие предметы утвари  или  даже  обломки  статуй,  какими  обычно
украшали подобные здания.
     Пока мои  надежды  не  оправдались.  Вырастали  груды  просеянной
сквозь  частые  сетки земли,  густо перемешанной с пеплом,  но,  кроме
строительного мусора и совершенно бесформенных и обуглившихся кусочков
дерева,  ничего интересного не попадалось. Правда, часто встречавшиеся
обожженные  осколки  соленов  -  так  греки  называли  большие  плитки
черепицы - подтверждали,  что здание было богатым и нарядным.
     И вдруг меня окликнула Тамара:
     - Алексей  Николаевич,  тут какая-то металлическая пластинка и на
ней, по-моему, буквы...
     Я поспешил  к  ней.  Действительно,  на  ее  перепачканной землею
ладони лежала небольшая медная пластинка.
     Свидетельство о    проксении!    Так    называли    греки   право
гостеприимства и защиты  интересов  иностранцев  на  территории  своих
полисов  - нечто вроде современной "визы на въезд",  что ли.  Я тут же
набросал в блокноте беглый перевод надписи на пластинке:
     "Проксения Уранида.
     Совет и народ дал.  Феотим Антигон,  сын Автея,  и Аглотел, жрец,
сын Никагора,  сказали:  дать Ураниду проксению и гражданство самому и
роду его и право въезда и выезда им самим и имуществу их в  военное  и
мирное время".
     Опять те же имена!  Но кое-что теперь  проясняется:  Аглотел  был
жрецом,  возможно даже,  в этом самом храме.  Значит, пошли по верному
следу.  А загадочный Уранид - иностранец, которому за какие-то заслуги
народное  собрание  города,  по  предложению  Феотима Антигона и жреца
Аглотела, решило дать эту проксению и права гражданства.
     За что?  За  те  же  услуги,  которые  отмечены  чеканкой монет с
именами Аглотела и Уранида?  Но что они совершили,  чтобы  удостоиться
такой чести?  И кто был этот Уранид, из каких краев прибыл он в город,
где его родина? Вероятно, у него было какое-то другое имя, но здесь, в
греческом  городе,  его  почему-то  заменили этим странным прозвищем -
Уранид.  Или его настоящее имя просто казалось грекам слишком  трудным
для произношения, варварским? Есть над чем призадуматься...
     Мишке, конечно, опять повод для шуточек:
     - Как  в переводе звучит твой Уранид?  Сын Неба?  Так чего же тут
голову ломать?  Объяви его попросту пришельцем с какой-нибудь планеты,
желательно подальше от Земли,  перевернувшим,  по своему хотению,  всю
жизнь греческого городка. Такие гипотезы сейчас в моде...
     Да, искать  повсюду,  где  есть  археологические  загадки,  следы
космических пришельцев, стало в последнее время модой. Поражает своими
размерами древняя "Баальбекская веранда" в пустыне - значит, построили
ее гости из космоса,  не иначе. Изображения древних богов "вроде как в
скафандрах" на скалах Сахары объявляются портретами марсиан. Забавный,
однако,  метод  -  подменять   одни   загадки   другими,   еще   более
запутанными...
     Особенно смешно   слушать   все   эти   рассуждения   о   древних
цивилизациях,  якобы основанных небесными гостями, а потом по каким-то
причинам захиревших, погибших, нам, археологам.
     Одно поколение  за другим,  слой за слоем оставляли в земле следы
своей жизни.  Если в глубокой древности в каком-нибудь  удобном  месте
возникало человеческое поселение, то и последующие поколения старались
селиться тут же.  Эта приверженность к обжитому месту даже получила  в
науке  специальное  название:  закон постоянства поселений.  Так что с
течением времени в некоторых местах эти культурные  слои,  как  мы  их
называем, образуют наросты до сорока метров!
     Такие земляные  "слоеные   пироги"   неопровержимо   и   наглядно
показывают,  как постепенно развивалась цивилизация на нашей планете -
от древнейших стоянок первобытных охотников до  громадных  современных
городов.  Чтобы  нас,  археологов,  убедить  в  каких-нибудь необычных
скачках  в  истории  развития   человечества   под   влиянием   мудрых
космических  пришельцев,  нужны доводы посерьезнее,  чем "Баальбекская
веранда",  служившая  якобы  космодромом,  или   воображаемая   гибель
библейских городов Содома и Гоморры в огне атомной войны...
     Наши загадки земные, но гораздо непонятнее и таинственнее.
     Михаилу легко. Он здесь в отпуске, все заботы оставил дома. Целые
дни напролет ныряет в море,  как дельфин.  На некоторых моих ребят он,
кажется,  начинает  действовать  разлагающе.  Вчера двоих я поймал при
попытке среди белого дня улизнуть из раскопа к морю - якобы умыться.
     А через  два  дня  мой  друг  внес  новый  раскол  в наши крепкие
исследовательские  ряды.  Со  своими  новыми  дружками  он   обнаружил
какую-то  пещеру  неподалеку от берега и так вдохновенно расписывал ее
вечером у костра,  что многие из ребят захотели тоже  туда  заглянуть.
Пришлось  выделить  им  выходной  день,  которых,  кстати,  у  нас уже
давненько  не  было.  Я,  признаться,  отменял  выходные  под  разными
предлогами,  стараясь побольше раскопать за короткий летний сезон.  Но
теперь пришлось официально объявить  ближайшее  воскресенье  нерабочим
днем.
     Раздосадованный, сам я не хотел ни в коем случае лезть с  ними  в
эту  пещеру.  Но  потом  подумал:  глупо  одному торчать в этот день в
раскопе.  Да и в пещере могли сохраниться какие-нибудь  следы  стоянки
или  просто  временного пребывания первобытных людей,  как и во многих
других  подземельях  Крыма.  Хотя  первобытное  общество  и   не   моя
специальность,  стоило  проследить,  чтобы  следы пещерной культуры не
повредили по неосторожности, если их удастся обнаружить.
     А потом,  в  конце концов,  - хотя я в этом и не хотел признаться
самому себе - нужно было и мне немного проветрить голову от назойливых
мыслей,  рассеяться,  переключиться  на  что-нибудь далекое от загадок
моего Уранополиса.
     Отправились мы  в пещеру рано утром,  запасшись,  как полагается,
фонарями,  свечками,  веревками.  Тут совершенно неожиданно оказалось,
что мой ближайший помощник из студентов,  Алик Рогов, давно увлекается
спелеологией и облазил немало пещер в Подмосковье и  на  Кавказе.  Так
что я ему поручил все руководство этим "подземным пикником".
     До пещеры оказалось с полкилометра.  Вход в нее прятался в густых
зарослях   кустарника.   Приметой  служил  белый  известковый  камень,
оставленный здесь Михаилом.
     Из тесного  входа  тянуло  сырым  холодком.  Свет наших фонариков
проникал туда всего метра на три,  не больше.  Дальше все пряталось  в
темноте.
     Гуськом, подталкивая  друг   друга,   мы   начали,   пригнувшись,
спускаться   по   пологому  тоннелю.  Чуть  забудешься  и  неосторожно
поднимешь голову, как больно стукаешься о мокрые выступы скалы.
     Но вот  ход  немного  расширился,  можно было выпрямиться во весь
рост. Подняв над головой фонарики и свечи, мы осмотрелись. В небольшом
гроте  смутно  белели глыбы известняка в желтоватых,  грязных потеках.
Одна из них  преграждала  дальнейший  путь.  Лишь  с  трудом,  бочком,
удалось  протиснуться  в  узкую щель между этой глыбой и мокрой стеной
пещеры.
     Я впервые забирался под землю и,  признаться,  чувствовал себя не
очень уютно.  Да и  все  притихли,  перекликались  почему-то  шепотом,
девчата жались друг к другу.
     Наши громадные уродливые  тени  плясали  и  дергались  по  стенам
пещеры,  а порой, при резком повороте, словно бросались нам навстречу,
заставляя девчат испуганно взвизгивать.  Под ногами  хлюпала  холодная
грязь.  Она  налипала на ботинки,  идти с каждым шагом становилось все
труднее.  Я проклинал себя:  завтра наверняка многие схватят  насморк,
раскиснут и будут работать, словно сонные мухи.
     Идущие впереди   Алик   Рогов   и   Михаил   вдруг   так    резко
останавливаются, что мы тычемся в их спины. Дальше тоннель разделяется
на три рукава. По какому из них идти?
     Алик присаживается на корточки и колдует со свечой, то опуская ее
к самому полу пещеры,  то приподнимая повыше. Тоненький язычок пламени
беспорядочно дергается и трепещет.
     - По-моему,  следует повернуть направо,  -  не  очень  решительно
говорит,  наконец,  Алик. - Оттуда сильнее тяга воздуха, возможно, там
выход.
     Вслед за  ним  мы один за другим лезем дальше.  В душе я надеюсь,
что и этот ход окажется ложным или непроходимым,  тогда можно будет  с
чистой  совестью  предложить  всем возвращаться обратно.  Но узкий лаз
опять расширяется,  уже можно выпрямиться,  не рискуя  набить  на  лбу
шишку о сталактиты.
     Снова под ногами хлюпает грязь. Становится труднее дышать. Низкий
свод пещеры давит, заставляет все время непроизвольно втягивать голову
в плечи.
     Впереди неожиданно раздается плеск воды и вскрик Алика. Все опять
останавливаются, натыкаясь на спины друг друга.
     - Осторожно, впереди вода! - предупреждает Алик.
     Вода и вправду совсем не заметна.  Только  когда  наклонишься  со
свечой,  становится  видно,  как  отражается в зеркальной черной глади
трепещущий язычок пламени.
     Коридор тут расширяется,  образуя небольшой зал. Но дальше дороги
нет. Весь зал занимает подземное озеро.
     Михаил разочарованно крякает,  а я рад,  что наш подземный поход,
кажется, кончен.
     - А вот автограф пещерного человека! - торжественно провозглашает
Михаил,  попытавшийся все-таки пробраться еще немножко дальше по узкой
кромке берега.
     При свете нескольких поднесенных свечей  на  мокрой  стене  сияет
надпись корявыми белыми буквами:
     "Вася Хариков и Паша Буравко были здесь.  10.07.82  года.  И  вам
того желаем!"
     - Интересно  было  бы  нырнуть  в  это  озеро,  -  с  вожделением
проговорил неугомонный Алик. - Может, пещера тянется дальше?
     Разумеется, Мишка сейчас же загорелся.
     - Слушайте!  У нас же есть акваланги,  давайте принесем их сюда и
нырнем! - предложил он с торжественным видом новоявленного Архимеда.
     Я поспешил вмешаться:
     - Нет     уж,     пусть     этим     занимаются      специалисты,
спортсмены-пещерники. А мы сюда приехали работать на раскопках, а не в
подземные озера нырять.
     По оставленным отметкам выбрались мы из пещеры без осложнений.  В
одном только месте забрели в боковой тоннель,  но быстро заметили свою
ошибку.

        "4"
                    (Продолжает Алеша Скорчинский)

     Не знаю,  как другим,  но мне  все-таки  было  чертовски  приятно
выбраться  на  белый  свет  из  этого  мрачного склепа и вдохнуть всей
грудью свежий морской ветерок.  Да по-моему, и все сразу почувствовали
себя уютнее и спокойней.
     А на следующий день новая непонятная находка всколыхнула весь наш
лагерь.
     Я всех строго предупредил,  чтобы,  наткнувшись хоть на  малейшие
признаки   остатков   каких-нибудь  металлических  вещей,  тканей  или
папируса,  немедленно прекращали раскопку и вызывали меня.  Но на  эту
странную  находку  наткнулся  я  сам,  расчищая  землю  вокруг остатка
фундамента одной из колонн храма.
     Грубо обтесанный  камень заинтересовал меня едва заметным узором,
почти  стершимся  от  времени.   Узор   мог   иметь   и   естественное
происхождение, скажем, оставлен водой или проточен улиткой. Ну а вдруг
это   орнамент,    нанесенный    рукой    какого-нибудь    безвестного
художника-тавра   на  камне,  который  потом  греки  использовали  при
строительстве храма? Такое предположение тоже не исключалось.
     Но, осторожно отгребая ножом землю,  чтобы обнажить весь камень и
получше рассмотреть узор на нем,  я вдруг наткнулся на что-то твердое.
Стал расчищать землю в этом месте еще осторожнее, постепенно обнажился
обуглившийся и свернувшийся в трубочку кусочек кожи.
     Пергамент? Документы  могли писать и на пергаменте,  он тогда уже
получил широкое распространение.
     Меня кто-то окликнул. Я не отозвался, стараясь даже не дышать.
     Только странное ощущение,  словно в раскопе вдруг  стало  темнее,
заставило меня поднять голову: откуда взялись тучи?
     Оказывается, вокруг ямы,  сразу почуяв по моей увлеченности,  что
обнаружено   нечто  интересное,  собрались  уже  все  участники  нашей
экспедиции.
     - Что  случилось?  Чего  вы тут столпились?  - расталкивая ребят,
пробился вперед встревоженный  Михаил.  Волосы  у  него  были  мокрые,
видно, только вернулся с моря. - Фу, ты жив и здоров! - сказал он. - А
я уж напугался - не завалило ли тебя ненароком.  Давно  этого  следует
ждать при твоей одержимости...
     - Что вы нашли, Алексей Николаевич? - перебила его Тамара.
     Что я  нашел?  Я  этого еще не знал сам.  Бережно держа на ладони
находку,  я с помощью  десятка  протянувшихся  ко  мне  рук  вылез  из
раскопа. Кто-то торопливо расстелил на земле носовой платок, я положил
находку на него и только теперь начал ее внимательно рассматривать.
     Да, несомненно,  кусок  кожи,  скрутившийся  в трубку от огня и с
поверхности сильно обуглившийся. Видимо, сразу был засыпан землей и не
успел сгореть.
     Но внутри есть еще что-то...
     Осторожно, двумя пинцетами,  я начал раскручивать сверток. Внутри
оказались две узкие деревянные планки,  скрепленные  между  собой  под
тупым углом так,  что получилось нечто вроде развернутого веера.  Кожа
была пришита к этим планкам крепкими воловьими жилами.
     Что это  могло  быть?  Расходящиеся концы планок обломаны.  Может
быть, часть какого-то храмового украшения или утвари для богослужений?
     Догадки посыпались   со   всех   сторон  и,  как  водится,  самые
фантастические:
     - Деталь фриза?
     - А может, кусок драпировки?
     - Какая-нибудь маска, которую надевал жрец?
     - Ну да! Что же он, шаманом был, что ли?
     - А может, это обломок игрушки? - нерешительно сказал Алик.
     - Какой игрушки?
     Алик замялся и покраснел, даже загар не мог этого скрыть.
     - Ну,  чего же ты смущаешься? - подбодрил я. - Догадка, во всяком
случае,  более правдоподобная,  чем домыслы о масках или архитектурных
деталях. Игрушки вполне могли оказаться в храме как дары от излеченных
детей.  Известен случай,  когда мальчик,  по имени Евфан, принес в дар
Асклепию за успешное излечение самое  дорогое,  что  у  него  было,  -
десять косточек для игры в бабки...
     - Нет, Алексей Николаевич, я сморозил глупость, - покачал головой
Алик. - Это я по первому порыву. Сходство уж больно большое...
     - С чем?
     - Мне  показалось,  это  похоже  на  модель самолета...  На кусок
крыла...
     Ох какой  тут  поднялся  хохот!  Но  всех  перекрыл  своим зычным
голосом, конечно, Михаил.
     - Тихо, дети! - заорал он. - Это же сенсация, величайшее открытие
нашего века!  Надо бежать на телеграф: "Найдены остатки крыльев Икара.
Подробности  почтой..." Или лучше так:  "Обнаружены следы деятельности
юных авиамоделистов первого века до нашей эры..."
     Надо было  вступиться за несчастного Алика и поскорее утихомирить
Мишку.
     - Слушай,  а  ты  напрасно  глумишься над техническими п