,  крепко  сжимает  их  в  пальцах,  но
поддеть и вытянуть кончиком спицы петлю не так-то просто.
     - Вот если бы кончики были загнуты крючками, тогда  было  бы  легче,  -
говорит Маняша.
     А такими гладкими спицами могут управлять только мамины руки - они  все
умеют. Не прекращая вязания, мама может  заглянуть  в  учебник  и  объяснить
задачу. Слушать, как Оля играет  на  рояле,  и  уловить  неправильно  взятую
ноту. Спросить у Володи про дела в гимназии и продолжать считать петли.
     Легко шевелятся кисти рук у мамы, указательный  палец  все  постукивает
да постукивает о кончик спицы. У нее все легко и просто. А  Маняша  ковыряет
спицами и зевает до слез. Обернулась - чему  это  так  заразительно  смеются
Володя и Оля? - и  вязанье  выпало  из  рук.  Мурка  спрыгнула  с  дивана  и
подцепила вязанье лапкой, и со спицы, как  капельки,  соскользнули  петли  и
пролились на пол извилистой ниткой.
     Маняша тяжело вздыхает.
     - Мамочка, мне не хочется вязать, - говорит  она,  откладывая  спицы  в
сторону. - Я лучше буду учиться шить.
     - И шить ты научишься и вязать, - отвечает  мама.  -  Нужно  все  уметь
делать.
     - А зачем? - простодушно спрашивает Маняша.
     - Мамочка, а если человеку не нравится какое-нибудь занятие,  зачем  же
его заставлять? - заступается за сестру Оля.
     Мама покачала головой:
     - Человек должен уметь все делать, чтобы  обслуживать  себя.  Тогда  он
будет независимым, ему не потребуется просить  других.  А  занятие  в  жизни
надо выбрать то, которое по душе.
     - Поэтому ты и Митю учишь шить на машинке? - спросила Оля.
     - Да, он учится быть самостоятельным.
     После обеда мама опять засадила Маняшу за работу.
     - Это волшебный клубок. Когда весь вывяжешь, на кончике нитки  получишь
сюрприз.
     - А нельзя сейчас размотать клубок и посмотреть, что там?
     - Нет сюрприз надо заработать.
     Маняша старается. Руки уже не  так  напряжены,  и  петли  перебегают  с
одной спицы на другую почти как у мамы, только медленнее.
     К вечеру можно было видеть, что Маняша вяжет шарф, голубой, пушистый.
     Клубок с каждым днем становился меньше, шарф - длиннее.
     И каждый раз, вернувшись из гимназии, Митя торопит  Маняшу  с  уроками,
хочет, чтобы она поскорее кончила вязанье.
     На Свияге устроили каток, а  мама  без  теплого  шарфа  не  пускает.  И
Маняша поэтому не ходит на каток. Дети катаются парами: Володя с Олей,  Митя
с Маняшей.
     Сегодня Маняша закончит шарф. Клубок сильно похудел и из круглого  стал
угловатым. Интересно, что это там, на кончике нитки?
     Спицы в  Маняшиных  руках  ходят  легко  и  быстро.  Теперь  она  может
взглянуть на Мурку, когда кошка крадется  к  корзиночке,  в  которой  бьется
клубок, и отогнать ее ногой. Митя сидит на диване и торопит сестру.
     - Потерпи немножко, совсем чуть-чуть осталось, - говорит ему Маняша.
     Вот и последний ряд. Шарф закончен. Нитка натянулась.
     Маняша тянет нитку - на кончике привязана маленькая дощечка шоколада.
     Сюрприз!
     Когда же мама сумела запрятать в клубок шоколадку, ведь она  наматывала
нитки вместе с ней, Маняшей?
     - Мамочка, ты волшебница! - восхищается Маняша.
     - А по-моему, волшебник тот,  кто  умеет  простую  нитку  превратить  в
очень красивый и теплый шарф.
     Мите шарф тоже очень понравился, он сразу повязал его на шею.
     Оля и Володя в полном снаряжении ждут у дверей.
     В шоколадке четыре дольки. Маняша отламывает и  протягивает  одну  Оле,
другую - Володе, третью - Мите, а  четвертую  разламывает  пополам:  маме  и
себе.
     Сейчас все четверо побегут на каток.
     Как много радости на кончике нитки!


ЛУЧШАЯ ОТМЕТКА

     Весело возвращаться домой из гимназии  в  сентябрьский  погожий  денек:
пышные  сады  расцвечены   багряными   красками,   воздух   напоен   запахом
созревающих яблок и горьковатых астр.
     Дома  ждут  братья  и  сестры,  веселые  игры,  прочитанная  до  самого
интересного места книга, гигантские шаги во дворе.  А  вечером  вернется  из
губернии папа, и ему можно  будет  с  гордостью  показать  свой  дневник,  в
котором красуются круглые пятерки.
     По дороге Володя завернул к женской гимназии,  подождал,  пока  выбежит
Оля.
     - Ну как? - задал он обычный вопрос.
     Оля весело помотала головой, отчего ее коса, похожая  на  тугую  рыбку,
описала в воздухе полукруг.
     - Из  истории  двенадцать,  и  из  физики  двенадцать,  -  пропела  она
тоненьким голоском.
     - А у меня из латыни пять, - сказал Володя.
     Пять - это  высшая  отметка  в  мужской  гимназии,  а  двенадцать  -  в
женской. Схватившись за руки, брат и сестра, цокая башмаками по  деревянному
тротуару, помчались вниз по Покровской улице.
     - Ты знаешь, как я волновалась за физику? - вдруг остановилась  Оля.  -
Сижу за партой и ничегошеньки  не  помню,  а  когда  учительница  вызвала  к
доске, в голове все пришло в порядок. Ух, как я рада, что не срезалась!
     - Ты же вчера свою физику при луне повторяла, - засмеялся Володя.  -  Я
вылез на балкон и видел, как ты пальцем на стекле формулы выводила.
     Володя по-хорошему завидовал сестре, ее  усидчивости  и  терпению.  Вот
кто умел упорно трудиться!
     - Нас кто-то ждет у калитки, - сказала Оля.
     Володя прищурил левый глаз.
     - Да, какой-то парнишка. Я его не знаю.
     Подошли ближе.  У  изгороди  стоял  мальчик  лет  двенадцати,  ровесник
Володи. Видно было, что  он  пришел  издалека:  лапти  на  ногах  совершенно
разбиты, длинный кафтан покрыт пылью, за спиной болтается мешок.
     - Ты к нам? - спросил Володя.
     - Я к главному учителю Ульянову. Люди сказали, что он живет здесь.
     - Здесь, здесь, - живо подтвердил Володя. - Это наш папа. Почему же  ты
не входишь?
     - Боязно. Мой отец  стращал,  что  в  Симбирске  в  каждом  дворе  злая
собака.
     - У  нас  никакой  собаки  нет.  Заходи,  заходи.  -  Володя  распахнул
калитку; Оля прошмыгнула первой  и  побежала  вперед.  -  Только  папу  тебе
придется ждать, он вернется  вечером.  Зачем  он  тебе?  -  полюбопытствовал
Володя.
     - В школу мне надо. Учиться.
     - Как зовут тебя?
     - Иваном.
     - Меня зовут Володя, сестру - Оля. Будем знакомы.
     - Твой отец сердитый? - спросил Ваня и замедлил шаг.
     - Увидишь сам.
     Мама с Олей накрывали на стол в беседке, а Володя с Ваней пошли  мыться
в сарай. Натаскали из кадушки воды, нагретой солнцем.  Ваня  с  любопытством
смотрел, как Володя мылил себе голову и как у него  под  пальцами  вырастала
пушистая снежная шапка.
     И Ваня захотел такую же шапку. Он никогда не видел мыла и не  знал  его
волшебных свойств. Володя фыркал  -  и  Ваня  фыркал.  Володя  обливался  из
ведра - и Ваня обливался.  А  потом,  вымытый,  чистый,  с  довольным  видом
осматривал себя в Володиных холщовых брюках и в серой рубашке.
     За обедом мама подкладывала Ване самые большие куски. Ваня  уплетал  за
обе щеки и рассказывал, что он давно, еще с весны, решил учиться. А отец  не
пускал в школу - незачем,  говорит,  бурлаку  учиться.  Бурлак  бедный,  ему
ничего не надо знать; если будет много знать, невзлюбит свою жизнь.  Отец  у
Вани бурлак, и дед был бурлаком, а Ваня хочет стать учителем. Люди  сказали,
что занятия в школе начинаются осенью, когда пожелтеют листья.  Вот  Ваня  и
ждал, пока береза под окном вызолотит свои листочки. Ночью  он  тайком  ушел
из дому искать  школу.  Много  деревень  прошел  -  нигде  нет  школы.  Люди
сказали,  что  в  Симбирск  надо  идти,  к  главному  учителю  Ульянову,  он
поможет...
     Володя внимательно слушал, подавшись вперед,  ссутулив  плечи,  сдвинув
брови, и только тихонько произносил: "Гм... гм... да... да..."
     После обеда Володя с Олей повели  Ваню  к  себе  наверх,  показали  ему
книжки с картинками.
     - Вот это библия! - воскликнул Ваня, разглядывая книжку.
     - Какая библия? - удивился Володя. -  Это  "Хижина  дяди  Тома".  Самая
лучшая книжка на свете.
     - Нет, библия, - настаивал Ваня. - Я сам видел такую  штуку  в  церкви,
только еще красивее.
     Брат с сестрой  переглянулись.  Они  поняли,  что  мальчик  никогда  не
держал в руках  книги.  Володя  был  потрясен.  Он  ровесник  Ване  и  успел
прочитать много-много  книг,  а  этот  чудесный  мир  был  закрыт  для  сына
бурлака.
     Ваня вертел в  руках  книгу,  перелистывая  ее,  как  слепой,  ощупывал
пальцами строчки, и глаза его оживлялись, когда он встречал картинку.
     - Хочешь, почитаю? - предложила Оля.
     - Почитай. Покажи, как ты это делаешь.
     Ваня  слушал  и  следил  за   Олиным   пальцем.   Палец   двигался   по
строчкам-бороздкам, и  все  бороздки  были  одинаковые,  и  каждая  страница
похожа на аккуратно вспаханное поле. Как же эта девочка высматривает в  этих
бороздках такие интересные истории и почему, как ни  пялит  глаза  Ваня,  он
сам ничего этого не видит?
     Володя сидел рядом и старался  углубиться  в  латынь.  И  не  мог.  Его
подавляло смутное чувство недовольства собою, какое-то сознание  вины  перед
Ваней. Илья  Николаевич  часто  рассказывал  детям  об  ужасающей  нищете  и
бесправии в деревне. А теперь  Володя  сам  услышал  это  от  мальчика.  Чем
порадовать Ваню? Подарить ему свою любимую книгу? Но Ваня не  умеет  читать.
Отдать свои сокровища - коллекцию перышек? Но он не умеет писать.  Выпросить
у Саши для Вани календарь?.. Нет, не то, не то...
     Вечером  приехал  Илья  Николаевич.  Он  был  на  открытии  двух  новых
сельских  школ,  вернулся  в  отличном  настроении,  и  ему   не   терпелось
поделиться своей радостью с Марией Александровной, с детьми.
     - Папочка, тебя ждет мальчик Ваня, - начал было Володя.
     Но отец уже все знал от мамы.
     - Мы поговорим с молодым человеком, а ты иди к себе.
     Володя и Оля уселись на  сундуке  в  передней  и  с  нетерпением  ждали
решения отца.
     Ваня вышел  из  кабинета  счастливый.  Он  ничего  не  говорил,  только
смеялся.
     Смеялись его глаза, губы и даже кончик сморщенного носа.
     Володя побежал к отцу:
     - Папочка, как  хорошо,  что  ты  определил  Ваню  в  школу!  Он  такой
счастливый!
     - Нет, - ответил Илья Николаевич, - он опоздал,  и  ребята  в  занятиях
ушли далеко вперед.
     - Но он опоздал не по своей вине. Ему  сказали,  что  занятия  в  школе
начинаются, когда пожелтеют листья на деревьях.  Вот  он  и  ждал,  а  потом
искал школу. Он шел до Симбирска две ночи и два дня. Разве можно,  чтобы  он
вернулся ни с чем? - Перед глазами Володи стояло улыбающееся  лицо  Вани.  -
Папочка, разве ты не хочешь, чтобы он учился?
     - Ты сам понимаешь, что нельзя задерживать  целый  класс  из-за  одного
ученика. - Илья Николаевич внимательно смотрел на сына.
     Володя вдруг весь вспыхнул, зарделись щеки, заискрились глаза.
     Он подошел ближе к отцу:
     - Он догонит, папочка. Мы поможем ему - я и Оля. Даю тебе слово.
     Складка  на  лбу  у  Ильи  Николаевича   разгладилась,   густые   брови
вскинулись вверх, губы дрогнули в улыбке.
     - Вот именно этого я и  ждал  от  тебя.  Я  буду  просить,  чтобы  Ваню
приняли в школу.
     Володя порывисто обнял отца и помчался наверх...
     Над садом висел серп луны, по небу  плыли  облака,  оставляя  за  собой
рассыпанные звезды.  Огромные  вязы  в  саду  сильными  изогнутыми  сучьями,
казалось, подпирали небо.
     Володя стоял на балконе, вцепившись  руками  в  перила,  вглядывался  в
Млечный Путь.
     На балкон выбралась Оля.
     - Я показала папе свой дневник. Он посмотрел на двенадцать по физике  и
сказал: "Это еще не самая лучшая  твоя  отметка".  А  какая  же  может  быть
лучше, Володя? - Она взглянула в лицо брату.
     Володя молчал.
     - О чем ты думаешь?
     - О Ване... Ты слышишь? - Володя указал рукой вниз.
     Через двор, по дорожке, посыпанной лунным  светом,  шли  папа,  мама  и
старшие - Аня и Саша. Илья Николаевич смеялся  особенно  задушевно,  и,  как
маленький колокольчик, звенел голос мамы.
     - Ты слышишь? -  повторил  Володя.  -  Папа  рассказывает  про  Ваню  и
радуется, словно открыл новую школу. Вот бы научиться  так  радоваться!..  -
Володя схватил Олю за руку.
     - Я знаю, знаю, что такое лучшая отметка! - Оля  посмотрела  на  брата,
на его сияющее лицо. - Лучшая каша с  тобой  отметка  будет  первая  пятерка
Вани. Правда?
     Володя спрыгнул с перил и заглянул в окно. Ваня  спал,  крепко  ухватив
обеими руками "Хижину дяди  Тома",  которую  Володя  получил  в  подарок  за
успехи и учении.


СОЧИНЕНИЕ

     В доме тихо.  Слышится  только,  как  потрескивают  дрова  в  печке  да
пронесется вдруг  по  комнатам  дуновением  легкого  ветра  мелодичный  звон
часов. За окном двор и сад в белом зимнем убранстве.  С  отяжелевших  ветвей
березы опадают пушистые снежные хлопья и рассыпаются в  воздухе  серебристой
пылью.
     Тихо и спокойно на сердце у Марии Александровны. Мелькает иголка  в  ее
руках. На столике растет стопка починенного и аккуратно сложенного  детского
белья.  Сделав  последний  стежок  и  закрепив  нитку,  Мария  Александровна
воткнула иголку в подушечку,  подошла  к  окну.  С  высокой  ледяной  горки,
крутясь волчком, скатывается вниз на  круглой  ледянке  Маняша.  Митя  стоит
наверху, ждет своей очереди.
     Мать постучала наперстком в  стекло,  позвала  малышей  домой.  А  сама
пошла в столовую накрывать стол к обеду.
     Заскрипела дверь с черного хода, зашуршал веник: Митя и Маняша  очищают
друг друга от снега. Не раздеваясь, заглянули в столовую.
     - Вот и мы, - заявила Маняша.
     - Вот и мы, - повторил Митя.
     Оба как из снежной купели,  на  пунцовых  щеках,  на  ресницах  блестят
капли от растаявших снежинок.
     - Раздевайтесь-ка скорее, - улыбается мать. -  Сейчас  наши  гимназисты
придут, будем обедать.
     - А потом спать? - вздыхает Маняша.
     - Немножко отдохнете.
     Стук-стук-стук... - стучат каблучки по ступенькам.
     - Оля идет! - взвизгивают малыши и несутся навстречу сестре.
     Оля целует Митю и Маняшу.
     - Ой, как вам снег щеки нагрел!
     - Не нагрел - наморозил, - поправляет Маняша.
     Распахивается дверь  с  улицы  на  веранду,  кто-то  скачет  через  две
ступеньки: раз, два, три, четыре... Это Володя.
     В тесной передней возня, смех. Володя  затеял  с  Митей  борьбу  -  кто
сильнее, Маняша рассказывает, как летела  "вот  с  такой  высоченной  горы",
перевернулась и "чуть не утонула в сугробе".
     Но вот слышно, как кто-то сбивает с башмаков снег на веранде.
     - Саша пришел!
     И в передней сразу водворяется порядок.
     Мария Александровна улыбается. Пришел наставник, старший брат  Саша,  и
все, как по мановению волшебной палочки, становится на свои места.
     - Саша, у  меня  валенки  не  снимаются,  помоги...  -  жалобно  просит
Маняша.
     Саша наклонился, Маняша обхватила брата за шею и повисла на нем.
     Володя расчесывает  волосы  перед  зеркалом  и  искоса  поглядывает  на
брата. Не получается у него такая же прическа. У Володи  волосы  светлые,  с
рыжинкой, и закручиваются в разные стороны, а у  Саши  шапка  темных  волос,
блестящих, чуть волнистых и послушных.
     Маняша уже сидит у старшего брата на закорках, Оля  потерлась  щекой  о
его плечо и произнесла свое привычное  ласковое  "мур-мур".  Никому  другому
Саша не позволил бы  таких  "телячьих  нежностей",  это  можно  только  двум
младшим сестрам.
     - Мыть руки - и за стол! - говорит Саша, осторожно  опуская  Маняшу  на
пол, и бежит наверх положить на место портфель с книгами.
     Последней приходит Аня.
     И вот все за столом. Нет только Ильи  Николаевича,  он  в  разъезде  по
губернии. Когда отца нет дома, его во всем заменяет Саша.
     Зоркий глаз матери подметил, что старший  сын  чем-то  взволнован.  Вот
уже шестнадцатый год пошел ему, а мать не может вспомнить, чтобы  он  чем-то
огорчил ее. Он не любит ласкаться, как все другие  ее  дети,  всегда  ровен,
спокоен и послушен. Но покорным назвать его нельзя. "Я сам" - это  были  его
первые сознательные слова. "Я  сам  буду  есть  ложкой...  сам  справлюсь  с
пуговицей...  сам  зашнурую  ботинки...  сам  застелю  постель...  сам  решу
трудную задачу. Я - сам". Однажды она увидела, как Саша  -  ему  было  тогда
три года  -  складывал  из  кубиков  картинку.  Пыхтел,  мучился  -  не  мог
подобрать кошке ногу. Мать долго следила за мальчиком и решила  помочь  ему:
взяла кубик, перевернула и поставила на место. У кошки  появилась  четвертая
лапа. А Саша вдруг обмяк, вскинул темные глаза на мать, и она прочла  в  них
упрек: она оборвала его пытливую мысль. "Я ведь хотел сам",  -  тихо  сказал
он. И это был урок для молодой матери.
     Саша отличался отменным здоровьем, был сильным мальчиком, но  эта  сила
таилась в нем, он словно стеснялся ее. С младшими был осторожен, никогда  не
повышал голоса, но все дети его беспрекословно слушались. Даже Аня  уступила
ему старшинство в семье, часто советовалась с ним, спрашивала его мнение.
     Саша аккуратно ходил с отцом в  церковь,  знал  наизусть  все  молитвы,
хотя постоянно старался понять их суть и как-то долго допрашивал  отца,  что
такое "иже еси на небеси". С третьего класса  гимназии  увлекся  книгами  по
физике, астрономии, в летней кухне стал заниматься  химическими  опытами.  И
вот недавно, когда Илья Николаевич собирался в церковь, Саша подошел к  отцу
и мягко, как только он умел, но решительно  сказал:  "Папа,  я  не  пойду  в
церковь". - "Ты чем-то  занят,  мой  мальчик?"  -  спросил  отец.  "Нет",  -
коротко ответил сын. И еще несколько раз отец звал его в церковь, и  наконец
Саша сказал: "Я больше не буду ходить в церковь". Отец  понял,  что  это  не
каприз ребенка, а решение юноши, решение зрелое.  "Ну  что  ж,  неволить  не
буду", - вздохнул он. Саша видел, что  отец  огорчен,  но  даже  ради  него,
любимого отца, он не мог поступиться собственными убеждениями.
     Сегодня Саша чем-то обеспокоен, что-то упорно решает для себя, даже  не
расслышал вопроса Володи - пойдет ли он завтра на  каток.  Обычно  все  дети
рассказывали, что произошло в гимназии. Так было и на этот раз. Только  Саша
молчал.
     После обеда Володя с Олей повели  малышей  наверх  укладываться  спать.
Мария Александровна с Аней  убирали  со  стола.  Саша  взял  из  рук  сестры
тяжелую стопку тарелок и понес на кухню.
     - Мне кажется, у Саши какие-то неприятности, - сказала мать.  -  Но  не
будем у него выпытывать. Если найдет нужным, расскажет сам.
     Саша вернулся в столовую. Преодолел минутное колебание и спросил:
     - Мамочка, Аня, у вас есть несколько минут? Я хотел  бы  прочитать  вам
свое сочинение.
     Мать и сестра охотно согласились послушать.
     Саша побежал на антресоли за тетрадкой и привел с собой Володю.
     Мария Александровна подкрутила фитиль в лампе, чтобы было светлее.  Все
уселись за  стол.  Саша  раскрыл  тетрадь,  Володя  заглянул  в  нее.  Густо
исписанные  лиловыми  чернилами  глянцевитые  страницы  привлекали   внешним
видом.
     - Нам задали сочинение на тему: "Что требуется  для  того,  чтобы  быть
полезным обществу и государству". Я  написал  так,  как  понимаю  свой  долг
перед обществом и государством, - сказал Саша.
     - За этим сочинением  ты  и  засиживался  последние  ночи?  -  спросила
сестра.
     - Да. Очень много думал: ради чего человек живет?  Ради  чего  живу  я?
Сегодня нам раздали тетради. Господин Керенский поставил  мне  за  сочинение
четверку.
     - Тебе - четверку? - изумился Володя. - Это несправедливо!
     - Не спеши судить, - ответил  Саша.  -  Меня  огорчила  не  отметка,  а
озадачило замечание Федора Михайловича, что у меня в  сочинении  отсутствует
главная мысль, а какая, он не сказал.
     - Почитай, дружок, может, вместе и разберемся.  -  Мария  Александровна
взяла корзиночку с вязаньем - руки у нее всегда должны быть заняты.
     Саша разгладил ладо